Золотая гвардия. Елена Швайбович. Советскую сборную тренировал маленький лысый еврей, которого била жена

И она это сделала в 1992-м в составе сборной СНГ, победив в выдающемся матче звездных американок. И стала олимпийской чемпионкой.
Жизнь разбросала героев той великой команды Гомельского-младшего по миру. Нашу героиню судьба привела в Ростов, где она работает директором клуба “Ростов-Дон-ЮФУ”.

— На каком месте по популярности в городе ваш клуб?
— Думаю, на третьем. После футбольного “Ростова” и гандбольного “Ростов-Дона”. Третье место делим с хоккеистами, лет пять как у нас клуб появился.

— Хоккей шагает по России.
— Все началось с любительской ночной лиги, а потом нашлись спонсоры. Хотя у них сейчас проблемы — Дворец спорта встал на реконструкцию. Хоккей теперь на окраине, но народ ходит. Команда неплохо выступает в третьем дивизионе…

— А на вас ходят?
— Раньше играли в зале “Экс- пресс” — уютном, но есть нюанс. По центру стоят четыре колонны — они всегда становились главными “героями” трансляций мужского баскетбола. Зрителям тоже неудобно было — сядешь, а полплощадки не видно. Но сейчас нам переоборудовали теннисный центр, сделали хороший зал, пусть и небольшой, на 540 человек. Он всегда заполнен. Что, кстати, нетипично для России, ни для первой, ни для второй лиги.

— Бюджета вам хватит для выхода в премьер-лигу?
— В суперлиге идем на первом месте, но вы же знаете, что спортивный принцип тут не работает. Да, ты можешь попасть в компанию сильнейших, однако все зависит от того, насколько ты готов финансово. По-хорошему, бюджет нам нужно увеличить раза в два. Это как минимум.

— Вернемся к нашим пенатам. За многострадальным “Горизонтом” следите?
— К сожалению, нет.

— Там все плохо. Вас это удивляет?
— Наверное, нет. Но опять же все познается в сравнении. Например, территория Ростовской области примерно такая же, как вся Беларусь, но у нас чемпионата области нет.

— Вы сказали “у нас”…
— Привыкла уже. Хотя поначалу было трудно. Ростов — город довольно специфический. Ладно я олимпийская чемпионка, но это же не картина, которую можно повесить на стену. Здесь и без меня хватало своих, а тут раз — и приехала какая-то Швайбович.

— Положим, помимо звания чемпионки, она обладала еще одним веским плюсом — уроженцы СССР, как правило, изначально испытывают к белорусам симпатию.
— Это да, люди уже по разговору, по манерам понимают, что я не местная. Спрашивают, откуда — и улыбаются. Белорусов любят, этого не отнять. Они считаются более открытыми людьми. Более честными, что ли… А в моем возрасте уже тяжело меняться. Так что за годы жизни в Ростове сложилась определенная репутация. Думаю, неплохая.

— Воспитание. Советская школа. Вернемся в 70-е, когда формировался характер Ксени — Елены Ксенжик, делавшей первые шаги в баскетболе.
— Мы спорт любили беззаветно. Помню, мне 12 лет, после нас в зал приходит тренироваться “Горизонт”. Кем для нас были его игроки? Богинями из сказки. Вот они заходят, мы заканчиваем тренировку. Деваться им некуда, садятся на скамейку и смотрят, как мы носимся. А у нас крылья вырастают. Тренеру и подгонять не надо. Он сам улыбается, глядя, как мы из кожи вон лезем.
А после тренировки говорит тебе: “Ксеня, помяни мое слово, будешь играть сначала в “Горизонте”, а потом во всех сборных СССР — от юниорской до взрослой”. А я девочка скромная: “Ай, ну что вы”. Но на подсознательном уровне эти слова действуют. И ведь все так и вышло, как говорил мой первый тренер Александр Николаевич Малашко. Мы с Леной Заяц попали в основную команду в 15 лет…

— Круто.
— Космос! “Горизонт” — это что-то. Все девочки красивые, с хвостиками. Савицкая, Губа, Белошапко — с них пример брали. Потом начали ездить по Союзу на туры. Сыграешь за дубль, потом за основу выпустят в конце, когда уже результат известен. Но адреналин все равно зашкаливает. Ты девчонка зеленая, а здесь такие люди. Когда тебе финты показывают на площадке, они запоминаются лучше всего.

— Каким тренером был Семен Львович Халипский?
— Отличный психолог и очень грамотный профессионал. Это сейчас люди ходят из одной команды в другую, а раньше где родился, там и пригодился. Почти все игроки были местные. Хотя ЦСКА или “Динамо” могли призвать девчонок “в армию”. Новосибирские динамовки нашего поколения, например, и теперь в полиции служат.
А у нас еще одна беда — высоких не было. Наташа Ткачева, Галя Савицкая, Таня Белошапко — все по 185-187 сантиметров. И мы четырежды становились четвертыми, а однажды — вторыми. Это надо было такую тактику разработать, чтобы на равных биться с лучшими клубами.

— Один ТТТ чего стоил!
— Рижанки при Союзе навыигрывали столько, что клуб до сих пор является самым титулованным в Европе. В 70-80-е это была суперкоманда во главе с Ульяной Семеновой. У нее рост 218 сантиметров. И партнерши такие, что и сами могут любой матч выиграть. А с Семеновой сила возрастает в два раза. Но мы и с Ригой успешно боролись.
Персональный прессинг — вот фишка “Горизонта”. Хорошая защита и быстрое нападение. Все девчонки агрессивные, могли пройти, бросить издали. Представьте: в сборную СССР попадали два задних игрока — Ира Сумникова и я. А до этого и Галя Савицкая играла, мы с ней даже съездили на чемпионат мира.

— Скажите еще: коллектив в “Горизонте” был отличный…
— Ну уж нет. Вы верите, что в женской команде все живут душа в душу? Обычно девочки дружат или парами, или группками. С Ирой Сумниковой мы были конкурентками в клубе и начали плотно общаться в Москве, когда я уже заканчивала играть в “Динамо”, а она только пришла.
Вообще для меня баскетбол не был на первом месте. Никогда на нем не зацикливалась. Не так, как сейчас. Почитаешь чье- то интервью: “Это смысл жизни, надо работать каждый день”… Для меня это была лишь игра — хорошее времяпрепровождение. Родители всегда считали, и я соглашалась, что у человека должна быть серьезная профессия. И потому в моем будущем баскетбола не было.
Почувствовала себя профессионалом только в Польше, куда поехала после Олимпиады. Я, Семен Львович Халипский и Лилия Малая. Мы были иностранцами, и с нас требовали ого-го, ведь платили хорошие по тем временам деньги. Только там поняла, что баскетболом можно зарабатывать на жизнь и — удивительная штука — быть популярным. У тебя берут автографы, интервью, журналисты приезжают. Такого у нас не было никогда.

— Неужели в Минске у вас не брали интервью?
— Я играла в “Горизонте” семь лет. Если за это время два раза дала интервью телевидению, то это хорошо. Газетчики, правда, писали больше. Но такого признания, как в Польше, я не видела нигде. Только приехала — меня встретили репортеры в аэропорту. И я почувствовала себя звездой, настоящей олимпийской чемпионкой.
Хотя потом вернулась домой и решила, что пора заканчивать. За два года меня в этой Польше выжали, как лимон. Но, передохнув полгода, поехала в московское “Динамо”. И когда увидела на наших матчах пустой зал, была в шоке — непонятно, для кого мы играем, зачем это вообще нужно. Человек десять болельщиков и родственники московских девочек. И до сих пор “Динамо” играет при пустых трибунах, нет у команды зрителей. Это общая беда для Москвы, наверное, хватает у них там развлечений.

— На кого вы учились в институте? Видимо, это был не физкультурный?
— Понятно, что нет. Политехнический. Вначале хотела поступать на архитектурный факультет, но Халипский сказал, что тогда тренироваться будет невозможно. Посоветовал выбрать что-то попроще. Остановилась на энергетическом, специальность — инженер-энергетик.
Но “попроще” — это все относительно. Лабораторные надо было сдавать в любом случае, никто не смотрел, спортсменка ты или нет. Жизнь была такая. Утром бежала на полпары. С 8 до 8.45 — больной человек, да? Потом мчалась на тренировку — к девяти. Затем снова в институт — на полторы пары. После этого библиотека, вторая тренировка… И в конце отрабатывала с “вечерниками” лабораторные.

— Со странностями девочка.
— Точно. Поэтому я всегда узнавала все клубные новости последней — о том, что вообще происходит, кто с кем встречается. В этом смысле у меня был совершенно четкий план: закончить вуз, выйти замуж, родить и работать на заводе “Горизонт” инженером.

— Белорусская мечта.
— Да уж. Но кто ж знал, что вся жизнь будет связана с баскетболом?

— Все изменила сборная СССР.
— Я стала чемпионкой мира среди молодежи, тренером был Леонид Александрович Ячменев. Так что национальную сборную СССР с годами уже не представляла чем-то необыкновенным.

— Ох уж эти заграничные поездки в советское время…
— А то! Помню, в загранку можно было поменять 300 или 500 рублей. Бедные мои родители, которые зарабатывали по 120, как им было такую сумму собрать? Но собирали же…

— На Игры-1992 вы попали, впрыгнув в последний вагон. Это был последний олимпийский состав сборной СССР — и то под вывеской объединенной команды.
— Хорошо, что так получилось. Вспоминая ваш вопрос о “Горизонте”, скажу, что та наша сборная СНГ была действительно дружной командой. То ли мы понимали, что это в последний раз, то ли в силу молодого возраста вообще ни о чем не думали — никакого негатива друг к другу.

— Каким человеком был Евгений Яковлевич Гомельский? Говорят, очень обидчивым…
— Хм, не знаю… У него было шикарное чувство юмора. Он работал в тандеме с Капрановым — а это кладезь знаний, отменный психолог и руководитель от бога. Евгений Яковлевич умел пошутить прежде всего над собой, что, понятно, нам нравилось больше всего. “Да, я маленький лысый еврей, которого никто ни в грош не ставит. Даже жена, бывшая баскетболистка, меня бьет. И нет мне покоя ни с вами, ни дома…” Причитает с самым серьезным видом, а мы ржем, заливаемся… Вот умел же человек снимать напряжение!

— Мужскую сборную СССР тренировал знаменитый брат Евгения Яковлевича — Александр Гомельский. В той команде выступали немало ярких игроков. Кто вам был симпатичен более всего?
— Хомичюс нравился, потому что всегда внимание обращаешь на тех, кто играет на твоей позиции.

— По идее вы должны были там все пережениться.
— А вот и нет. Баскетболисты любили гимнасток. А мы хорошо общались с гандболистами.

— Кто тогда был секс-символом минского СКА?
— Костя Шароваров, мне кажется, был самым симпатичным. Не буду ничего рассказывать, но, уверена, ему будет приятно узнать, что мы так о нем думали.

— Зачетное воспоминание.
— В моей практике был молодой 32-летний тренер, однажды попавший, что называется, в ситуацию. А я, как всегда — видимо, привычка молодости, — была не в курсе. Прихожу на тренировку, а там такие бурные дебаты… И по всему видно, что особенно никто не хотел, чтобы я все узнала. Ладно, говорю, выкладывай, что случилось. Выясняется, кто-то что-то говорит про него. А тренер болезненно воспринял: мол, жена переживает и все такое. Слушай, говорю, если ты работаешь в женской команде, то будь готовым к тому, что про тебя появятся сплетни. Хочешь ты или нет. Да и вообще, пройдет много лет — и порадуешься слухам, когда говорили, что ты там с кем-то спишь.

— Раньше считалось: если спишь с кем-то в команде, то презрение коллектива и комсомольское собрание обеспечено.
— Ну это раньше…

— А что, сейчас можно?
— Да я шучу. Просто кого из мужских тренеров ни вспомню, вокруг каждого, начиная с Халипского и заканчивая Гомельским, всегда ходили эти разговоры, хотели они того или нет. На кого-то ты не так посмотрел или что-то в этом роде — и начинается.

— Будучи игроком, как вы отнеслись бы к девушке, которая спит с тренером?
— Негативно. Ах ты зараза, чем зарабатываешь место в составе?!

— Зато, с мужской точки зрения, наставник-ловелас — отчаюга и молодец!
— Я думаю по-другому, поэтому своих тренеров всегда предупреждаю: “Если, не дай бог, узнаю, что с кем-то у вас начнутся отношения, сразу пишите заявление”.

— А если женится?
— Тогда другое дело. Тогда ладно.

— Ваше моральное кредо понятно. Давайте вернемся в Барселону-1992. Наверняка же вам ставили медальный план.
— Уже не помню. Но если в те времена ты приезжал не с первым местом, то все — сразу промывка мозгов, тебя начинали везде таскать и грузить. На молодежном чемпионате Европы, помню, заняли второе место — какой же невеселой была дорога домой… Плакали, горевали — как так, ведь ехали на родину не победителями…
А когда на “мире” в 1990-м заняли пятое место? Боже… Сколько всего пережили. Нас водили везде, где только можно, опустили так, что чувствовали себя предателями родины. Потом, недели через две, были Игры доброй воли, где мы заняли второе место после американок. Вроде бы немного реабилитировались.

— Наверное, и на Играх-1992 золото вам не планировали.
— Все же понимали, что США впервые в истории привезли две “дрим-тим” — мужскую и женскую. Надо было в первую очередь сыграть достойно. Если уж и уступить американкам, то только в финале и не разгромно. Хотя мы ехали и думали о победе.
Но на самом старте проиграли Кубе. Это был холодный душ. Мы же у них всегда выигрывали не меньше “двадцатника”. В этом году, кстати, встречались в Москве в честь 25-летия той барселонской Олимпиады и вспоминали, как повел себя после матча наш тренер…

— Вместо разноса угостил команду вином?
— Да. Но насколько разная все- таки память у людей. Кто-то сказал, что Гомельский сделал это перед финалом, кто-то — что вообще не было никакого вина. Но я-то знаю, что все случилось после той игры с Кубой.
Мы жили в Олимпийской деревне в четырехкомнатной квартире. Собрались после поражения в гостиной. Ждем шефа, и все мысли о том, что Гомельский сейчас устроит головомойку. А он заходит с двумя пакетами вина. Давайте, говорит, бокалы. Разлили, выпили. “Обо всем забудьте, завтра начнем с чистого листа”. Это был мощный психологический ход. Да мы после такого готовы были порвать кого угодно!

— Людзьмi звацца, как у нас говорят.
— В точку! Такой душевный подъем случился. Дальше всех обыграли и в полуфинал вышли со второго места. Прямо на американок. Те, кстати, побывали на нашем матче с кубинками и, похоже, решили, что сборная СНГ не представляет для них опасности. Поэтому и на площадку вышли уверенные, что нас обыграют.

— Сколько вы набрали очков в полуфинале?
— Не помню.

— По результативности за весь турнир вы четвертая в сборной.
— Какая я молодец… Для меня эта статистика — новость. Понимаете, тогда было странное чувство, что мы единый организм. В такой ситуации ты не ведешь личной статистики, все мячи забрасываем и пропускаем вместе.
Помню, когда начинала работать в Ростове, при разборе нюансов игры в зонной защите говорила девочкам: “Представьте, что вы все связаны одной ниточкой”. У меня тогда была четкая ассоциация с Олимпиадой. Никогда и нигде больше не чувствовала похожего единства в действиях. Мы испытывали от этого такой кайф…
Американки сейчас попадают из любых положений, а тогда на них что-то нашло. Мазали. Мы подбирали и убегали. А если убежать не удавалось, играли в вязкий и тягучий баскетбол, который выводил из себя. Они ошибались, нервничали, не понимали, что с нами случилось, почему так изменилась команда, которую они видели в совершенно другом состоянии в начале турнира.
В атаке мы ждали их ошибки — как говорили нам Гомельский с Капрановым. И американки не выдерживали и фолили. Мы вели в счете всю игру — и всю игру меня не покидала уверенность, что победим. Помню, пробегала мимо их тренера и посмотрела ей в глаза. А они такие растерянные. Она не могла собрать свою команду. Никто из них не понимал, что происходит. Мы такие классные были…

— На китаянок в финале трудно было собраться?
— Нет. Китаянки тоже непростые были. Но это уже дело техники. Сложности особой игра нам не составила.

— Наталья Засульская сказала в одном из интервью, что ваша барселонская команда обыграла бы любой состав сборной России.
— Согласна. Каждая из нас была личностью. А сейчас посмотришь на сборниц — ну серость же.

— Вы, разумеется, имеете в виду девушек не из сборной Беларуси.
— Само собой! (Смеется.) Мне всегда нравились наши центровые — Настя Веремеенко и Лена Левченко — по пониманию игры и видению площадки.

— Подошли бы в ту вашу легендарную команду?
— Хм, думаю, они бы нам пригодились.

— Те Игры запомнились явлением миру мужской американской “дрим-тим”.
— Было ощущение, что они играли со всеми, как с детьми, на одной ноге. Стоит только захотеть — тотчас же уйдут в отрыв на двадцать, тридцать или сорок очков.

— Наших было жалко?
— Литовцы, кстати, нормальное сопротивление оказали. Не так страшно было смотреть. Не совсем уж американцы наших соседей растоптали. Но было стойкое ощущение, что во всех матчах они действовали вполсилы. У них же шоу, это мы играли по рабоче-крестьянски, только Марчюленис мог по-американски — пас какой-то необычный выдать, техникой и прыгучестью поразить. А те умели играть на зрителя. Для них это было естественно.

— Побывав на самой великой баскетбольной Олимпиаде, вы смогли увидеть и сделать все, что было возможно. Это счастье?
— Да. Еще и семья у меня отличная.

— А как же юношеская любовь к архитектуре?
— Она никуда не делась. И воплотилась в баскетболе — в украшении зала. В форме команды. Это все я, скромно скажу.
Когда играли в премьер-лиге, приехали как-то в Новосибирск. Ко мне подходят за интервью. Мы, конечно, уступили — в том сезоне только одна победа была. Журналист долго думал, как утешить проигравших и, наконец, изрек: “У вас такая красивая форма, видно, что руководит командой женщина…” Ну да. Мы хоть и плохо играем, но ни у кого такой формы нет. Мы первыми стали делать приталенные маечки и коротенькие шортики.

— А я вот припоминаю знаменитые советские трусы — все нормально относились. Одень сейчас так игроков — будет грандиозный скандал. Или, может, надо вернуть?
— Только не это! Однако и дизайн традиционной формы мне не нравится. Ну почему женские шорты должны быть по колено? Идиотизм. Коротенькие более присущи девушкам. У нас вообще симпатичная команда.

— Надо взять это на заметку, Лена. Когда будем из “Горизонта” обратно суперклуб лепить, понадобятся специалисты в разных областях. Тем более с вашими регалиями и опытом.
— Я только за. Буду счастлива, если родной “Горизонт” возродится и возьмет те титулы, которые не завоевали мы. Я тоже люблю красивые истории. Особенно если они происходят в самом родном и любимом городе на земле.