Великий затворник. Баранов, которого мы не узнали

Беленький проводил словами: “Время и место Вася сообщит завтра, у нас утром созвон”. Но этого я уже не слышал — перспектива гнала вперед.
Нет, кажется, в этой стране спортивного журналиста, который не мечтал пообщаться под диктофон с Василием Барановым — самым нелюдимым футболистом всех времен и одного народа. “Пресс- бол” носил эту идею в писаной торбе несколько долгих лет. И все это время наш телефонных дел мастер Ильич регулярно набирал одному ему известный номер и названивал в Гомель, где четырехкратный чемпион России и заслуженный спартаковец осел после бурной карьеры.
Василий был непредсказуем в реакции на звонки. То откликался быстро и бывал словоохотлив. То молчал месяцами, усиливая слухи о какой-то строительной работе в России вахтовым методом. А подчас трезвон заставал его на излюбленной рыбалке, и тогда он сворачивал разговор быстро, при первом же толчке поплавка.
Все просьбы об интервью разбивались как об стену горох: “Ай, ну зачем? Да ну…” Но в тот раз Беленький его уговорил. Проникнувшись моментом, на вокзале я взял купе, нижнюю полку.

Баранов и Речица

“В пору июльского межсезонья в тренировочном стане брестского “Динамо” гостил некто Василий Баранов. Приглянувшегося брестским тренерам хавбека из гомельского ЗЛиНа тогда активно склоняли к окончательному переходу границы соседствующих областей. Тот вроде бы и решился. А потом внезапно и безвозвратно исчез, даже не поблагодарив динамовцев за гостеприимство.
Свою неучтивость молодой человек усугубил при следующей встрече, оказавшись, к изумлению брестчан, дозаявленным за “Ведрич” как раз накануне отчетного матча. Решивший исход поединка гол новобранец исполнил с изощренным цинизмом: перебросив вратаря, не поленился догнать мяч во вратарской и протолкнуть в сетку головой…” — это первое упоминание о Баранове в “ПБ”, датированное 20 сентября 1994-го. Никому неизвестный, он дебютировал в высшей лиге 22-летним и сразу влюбил в себя неизбалованных речицких болельщиков. И еще до дебюта проявил одно из свойств своей натуры — исчезать в самый неподходящий момент.
Осень 1994-го… Время восхождения самого звездного поколения белорусских футболистов. Барановские ровесники уже звенели. Гуренко и Хацкевич выходили в основе сборной. Белькевич не просто выходил, а тянул одеяло — и даже успел заработать дисквалификацию после глупой истории с допингом. Качуро забивал “Лацио” на “Стадио Олимпико”. Ромащенко-старший легионерил в “Уралмаше”. У всех за плечами были хорошая школа, детско-юношеские университеты и тактическая подготовка, их всех научили правильно открываться, ставить корпус и работать с мячом.
У Баранова за плечами была армия — два года в артиллерийской воинской части. Еще был техникум, давший диплом электрика. И 19 матчей за гомельский ЗЛиН во втором дивизионе. Все его футбольное образование — ДЮСШ родного Гомеля, которую он закончил из любви к искусству, не строя планов о профессиональной карьере. И тем более не мечтая о “Спартаке”.
Футбол для него еще долго оставался просто игрой в удовольствие. Впервые о том, что он может приносить не только моральное удовлетворение, Василий узнал тоже в Речице, когда решил жениться. Свадьбу с гомельской девушкой Еленой оплатило местное деревообрабатывающее предприятие. Рассказывают, гуляла вся команда и некоторое количество работников фирмы-спонсора. В качестве свадебного подарка молодоженам дали полный карт-бланш на меблировку “от производителя” для их гомельской квартиры.

Баранов и “Спартак”

Это так и осталось главным парадоксом карьеры Баранова — как он смог заиграть в “Спартаке”? И не просто заиграть, а стать одним из символов самой романтической — и чертовски успешной — команды Восточной Европы?
Футбол Романцева — это торжество изысканной техники. Это доведенная до высшей точки игра со “стеночками” и забеганиями. В этой игре раскрывались высокоинтеллектуальные “комбинаторы” вроде Цымбаларя и Титова — и вдруг умудрился раскрыться белорус Баранов. Самоучка, артиллерист и электрик, за четыре года взлетевший из белорусского любительства в основу лучшей команды России.
В Москву он уехал из калинин- градской “Балтики”, где к 25 годам вырос в главного заводилу со сформированным набором качеств. Качества шли от земли. Богатырское здоровье, позволявшее испепелять любимую правую бровку. И бронебойный удар с двух ног, которому его вряд ли где-нибудь осознанно обучали. С такой визиткой охотнее принимали в Киеве с его возведенной в культ “физикой”. Или в ЦСКА, но ЦСКА Баранова забраковал ранее. А прозорливый Романцев непостижимо увидел что-то родное в атлетичной манере калининградца, когда дал отмашку привезти самородка в Тарасовку.
Его привезли — и он в первом же матче забил “Локомотиву”, убрав по дороге двоих. Потом были еще голы… Включая драгоценные — как “золотой” “Зениту” в 2001-м. И просто важные — как “Баварии” в Лиге чемпионов. В основном дальними ударами, от которых шарахались вратари. Была и прорва голевых передач, по числу которых Василий входил в топ-10 в истории футбола российского. Были и четыре чемпионских титула — и наконец, признание “красно-белой” публики, которая поначалу видела в Баранове инородное тело.
“Игру на пять ходов вперед я не видел. Ничем особо не отличался. Если команда играет, любого в нее поставь — картины не испортит. Не знаю, чего Иваныч во мне разглядел. Он сказал: “Играй в свою игру, не смотри на “стеночки”, ничего не придумывай — другие разберутся”. Может, Романцев просто посчитал, что лишним не буду?” — скромничал главный спартаковский дальнобойщик годы спустя, доигрывая во второй лиге в Рязани.
К тому времени из Москвы его выжили менее разборчивые романцевские преемники, позади был и Владикавказ, где он обматерил главного тренера. Баранов закончил в 35 — под беспочвенные слухи про переход в минское “Динамо” и “Гомель”. И сразу же исчез, обрубив концы так резко, что его спартаковские друзья потом взывали в интервью: “Вася, отзовись!”
Вася не отзывался. И не отзывается до сих пор.

Баранов и сборная

Поколение Василия — самое видное и успешное в истории белорусского футбола. Самое харизматичное и яркое, массово игравшее в Москве и Киеве в те годы, когда Москва и Киев добирались до еврокубковых полуфиналов. Однажды попав под огонь Эдуарда Малофеева, оно едва не втащило Беларусь на чемпионат мира-2002. Не хватило самой малости, какого-то последнего импульса. Возможно, не хватило достойной игры Баранова.
Его роман со сборной был курортным от начала до конца. В разной степени это было свойственно большинству из той блестящей генерации, отчего оно так ничего и не выиграло. Любой бывалый и “вхожий” журналист расскажет, что нынешний променад сборников в “Гамбринус” — это проделки ясельной группы по сравнению с тем, что покорялось предшественникам 15-20 лет назад. Покорялось многое — “отдыхали” футболисты с большим и отчаянным размахом. Но они и играли — и почти каждый может вспомнить свою минуту славы в форме с гербом.
Баранов не вспомнит. Его 25 матчей за сборную — скромные цифры даже для нынешнего поколения. Это вдвое меньше, чем, например, у Антона Путило и Дмитрия Верховцова. Это пассажирское место в дальнем углу салона. Тем более среди всех этих игр нет ни одной, которую спартаковец закончил бы героем.
Его показатели результативной — три гола и одна передача. Три — это два в “товарняках”, Литве и Израилю, и один “отборочный”, в ворота Уэльса. Нужно обладать феноменальной памятью, чтобы вспомнить эти барановские мячи. Как и его результативный пас в богом забытом спарринге с Азербайджаном. Унизительно единственный и неповторимый для лучшего распасовщика чемпионата России-2001.
Баранов простился со сборной так же бесславно, как и играл. В самом расцвете, когда сил еще оставалось вагон. Последним для него стал выездной матч с Уэльсом — тот самый, в котором еще можно было все исправить и после которого болельщики почувствовали себя обманутыми.
Белькевич и Хацкевич к тому времени были преданы богобоязненным ЭВМ анафеме — чудес в тот вечер в Кардиффе ждали от спартаковца Баранова как самого искусного атакующего игрока. Как обычно, чудес Вася не показал. Растворился на поле и был заменен в середине второго тайма. За тот матч получил от “Прессбола” 4.00 — более низкой оценки не удостоился никто.

Баранов и режим

Говорят, в Стайках у него всегда с собой было. И то, что было, не пропадало, причем прямо в рутине тренировочных будней главной команды страны.
В сборную его позвали еще из “Ведрича”, наслышанные (время видео еще не пришло) о чудесах, что творил на поле молодой феномен. Со знакомством вышел конфуз. Гонец из Минска на тренировке кандидата не застал — и по подсказке обнаружил его на берегу Днепра, отдыхающим и закусывающим в компании.
Тренеры будут воспитывать Баранова всю дорогу — отчислять, как Боровский, ссылать в дубль, как Романцев. С ним будет мучиться Малофеев, когда вместо тренировки Вася отправится в стайковский лесок — проветриться после впитанного накануне. В “Спартаке” его возьмет под отеческое покровительство добрый доктор Васильков — и сгладит углы в непростых ситуациях, ценя в подопечном веселый нрав и человеческую простоту.
Не ищите здесь пугающих патологий. Барановские излишества — не пагубное пристрастие. Это продолжение его народной натуры, которая всегда и везде делала только то, что ей хотелось.
Удивительно: даже принося большие деньги, футбол не стал для него тем, ради чего стоит рвать жилы, отказываясь от человеческих радостей. Сегодня такое отношение игра не простит, но Баранов был героем своего времени. Он стал легендой легко, без самоистязаний и самоограничения. Наверное, таких и называют баловнями судьбы.
Он и после футбола не стал себя ломать. Так и продолжил отзываться на внутренние желания, делать то, к чему лежала душа.
Он мог бы пойти тренером — не главным, а каким-нибудь, и ехать на славе, на харизме, на умении исполнить на тренировке так, как никогда не сумеют его молодые воспитанники. Он мог бы остаться в Москве — одной из золоченых пуговиц на кителе “Спартака”, на какой-нибудь комфортной синекуре. Он мог бы пробавляться ветеранскими матчами, которыми за умеренную плату тешат себя неприкаянные бывшие звезды, пока ноги носят, а душа не стареет.
Но душа Баранова лежала к другому — к возвращению в родной Гомель, к жене и детям. К затворничеству в частном секторе микрорайона с символическим названием “Новая жизнь”. И к рыбалке — своему еще детскому увлечению, очень популярному среди футболистов.

Баранов и журналисты

Сравнение, конечно, напыщенное, но примерно так же восходил к славе другой Василий — Шукшин. Бывший алтайский колхозник и матрос Балтийского флота, он поехал поступать во ВГИК 25-летним. На вступительных экзаменах оказалось, что деревенский хлопец не читал даже Толстого. Но его все-таки приняли, впечатлившись громовым темпераментом, за которым проглядывал уникальный талант.
Считается, что с первой спартаковской зарплаты Баранов купил в Гомеле дом. Неправда, все было колоритнее — Василий купил отцу коня. Он был из скромной рабочей семьи. Наверное, отсюда и его знаменитая нелюдимость. Клиническая нелюбовь к повышенному вниманию. Его местом был фланг — и не только в футбольном смысле. В центре он терялся, раздражался — естественная реакция интроверта, в конце концов мутировавшая в сегодняшнее отшельничество.
В нашем редакционном фольклоре есть история, как интервью со спартаковцем Барановым пытался сделать юный куратор темы российского футбола Константин Лобандиевский. После очередного феерического матча “красно-белых” он с энтузиазмом принялся звонить в Москву. На дворе стояли 90-е и связь была плохой. “Василий! Василий, это “Прессбол”! — кричал в телефон настойчивый журналист. — Я хочу взять у вас интервью!” Кричал-кричал — и вдруг подавленно умолк, положив трубку.
“Ну что, Костик? Что тебе ответил Вася?” — участливо поинтересовались у несостоявшегося интервьюера добрые соседи по кабинету. И заржали, услышав ответ: “Он сказал, пошел ты нах…”
Впоследствии Баранов изредка общался с “Прессболом”, но и эта нитевидная активность со временем сошла на нет. Говорят, он окончательно опустил ставни после того, как уже по завершении карьеры на горизонте начали возникать бесконечные знакомые с одной и той же просьбой — одолжить денег. Сколько-то раз обжегшись, сжег мосты — и сегодня из внешнего мира в свой внутренний пускает лишь несколько самых близких друзей.

Баранов и пустота

В Гомель в тот раз я не уехал. Вася так и не вышел на связь с Беленьким, чтобы назвать время и место для нашего интервью. Не вышел ни тогда, ни назавтра, ни через неделю. Он снова пропал — на полгода. Когда отозвался, то разом обнулил все былые договоренности: “Интервью? Ай, ну зачем? Да ну…”
С тех пор Баранова мы не беспокоим. Уважаем его право на частную жизнь, запоздало поздравляем с 45-летием и желаем хорошего клева.