Спасибо что живой. Судьба в Малиновке. Михаил Мустыгин: на дне рождения танцевал, а потом раз — и скорая...

Дурацкая же у меня работа, сравнимая разве что с профессиями тренера и следователя. Одному надо всеми силами вытащить из подопечного максимум, измотав того непосильными нагрузками, другому — получить ответы на все вопросы, по сути, теми же методами.
В один момент стало стыдно за свое нетерпение из-за длинных пауз, которые то и дело брал мой герой. Каюсь, списывал на возраст и, может, на вчерашнюю встречу с приехавшими из Минска друзьями. “Вы простите, Михал Михалыч, знал бы…” — “Да ничего, ты спрашивай. Гостей-то у меня сейчас немного бывает. В основном с ним общаюсь”, — кивает на телевизор.
Телевизор, по сути, — главный сегодня способ коммуникации Мустыгина с окружающим миром. Кроме, конечно, Марьи Ивановны, с которой он живет последние годы в деревне Малиновка под Минском. “Что-то хохлы никак не могут с Россией замириться…” — “А с чего бы им, пусть русские Крым вначале вернут”. — “Так там же американцы завтра уже будут!” Все, как и должно быть.
Мы не спорим. Ни о чем, включая то, что хороших фильмов сегодня нет. Если только старые советские. Скажем, с Георгием Юматовым — необычайно популярным в те времена актером, с которым Михал Михалычу однажды пришлось нарушить режим, прилетев в Минск лишь на следующий день после игры в Киеве.
“Жаль, что ты на машине, — замечает Мустыгин. — А так бы налил. Мне-то нельзя уже. Врачи говорят, что даже сто граммов могут стать если и не последними, то с кровати уже точно не встану”. Я вообще-то не большой любитель, но с Михал Михалычем посидел бы. С людьми из того еще поколения есть о чем поговорить. Жаль, что здоровье у них не то. Юматов умер лет двадцать назад — как и большинство советских актеров, вовсе не в постели личного особняка где-нибудь на побережье теплого моря.
Мустыгин не является исключением. Сельский дом, в котором он живет, — самый обычный, таких тысячи в белорусских деревнях. С холодным коридором и одеялом против мороза, наглухо закрывающим кухонный проем. Все просто: печь, кот и пара комнат. В проходной, где телевизор с Юматовым, на стене яркими пятнами два вымпела — от БФФ и минского “Динамо”. И три обнаженные красавицы — как привет минскому “Динамо” времен его юности, игроки которого всегда считались ценителями женской красоты.
В зале красотка побольше — аж на всю дверь. Михал Михалыч улыбается одними глазами. У Пудышева — славного продолжателя динамовского дела из 80-х — тоже должны быть такие. Как и фото любимой команды. У Мустыгина, конечно, это бронзовый состав из 1963 года. И, понятно, мексиканский вариант сборной Союза, за которую он сыграл в 1964-м и забил пару голов.
От героев былых времен не осталось порой имен — это не про него, конечно. Хотя нелишним будет напомнить, что Михаил Мустыгин дважды становился лучшим бомбардиром чемпионатов СССР. В сущности, он лучший форвард белорусского футбола за его историю. Сравниться, пожалуй, может только его постоянный партнер по атакующей связке Эдуард Малофеев.
Эдуард Васильевич, пожалуй, поживее будет — сам видел, какие впечатляющие рывки на сцене совершал тот на вечере памяти Александра Прокопенко. Но он ведь и моложе своего коломенского земляка на пять лет.
Почему-то хочется, чтобы ныне здравствующие ветераны 63-го хоть изредка встречались все вместе — даже на этой скромной кухоньке. Чем мы отличаемся от сентиментальных зрителей любого художественного фильма о героях вчерашних дней, чьи лучшие годы уже остались позади?
И коттеджи им тоже хочется — но пока они только на горизонте задника его двора. Место здесь хорошее, от Минска всего несколько километров, и Михал Михалыч, кажется, искренне радуется за тех, кто неутомимо возводит каркасы и штукатурит стены: “Видал, какие дворцы строят?” И вместе с тем никак не общается с соседями по деревне из таких же незаметных домиков. “А зачем?”
Резонно. В его жизни теперь только кино и футбол. Испанский чемпионат да общение с учениками, которые регулярно звонят на день рождения и даже иногда приезжают в гости. Ну еще и черт приносит журналистов. Этим вечно хочется вытянуть из знаменитого футболиста что-то новое, хотя и спрашивали легендарного бомбардира, наверное, уже обо всем.

— Войну я помню плохо. Когда она началась, мне всего-то четыре года было. Отец паровозы до войны делал, а потом его демобилизовали: вначале в Харьков, а затем в Киров — он уже танки строил.
Мы в Коломне, конечно, не жировали. Плохо жили. Голодно. Только на одной картошке, что в огороде садили, и вытянули. Развлечений, понятно, никаких в городе не было. Разве что футбол. Сами играли и трансляции Вадима Синявского по радио слушали. Я за московское “Динамо” болел, потому что там Лев Яшин в воротах играл.

— В ЦСКА вам повезло поработать с еще одним человеком-легендой — Всеволодом Бобровым.
— Главным у армейцев тогда был Борис Аркадьев. Но я же был молодым парнем, так что со мной в основном занимался второй тренер — Бобров. Всеволода Михайловича все любили. Во- первых, у него был простой характер, несмотря на то что в те годы популярность его была сумасшедшей. В 50-е он был одновременно капитаном двух сборных СССР — по футболу и хоккею. Во-вторых, он из тех тренеров, которые все приемы показывали сами. Бобров прицельно бил со всех позиций, одинаково успешно обеими ногами.
Мне говорил о том же: мол, тренируй также левую ногу. Еще любил повторять: “Ты, Миша, больше кушай!” Вес у меня был маленький, 58 килограммов всего. Ножки тонкие. Я по две порции наворачивал. Но мне все равно было далеко до ребят, которых подбирали в армейский клуб будто специально — все с завидными антропометрическими данными. Может, поэтому мы не тренировались слишком уж напряженно, во всяком случае, на тренировках я не умирал.
Бобров любил со мной работать. Думаю, испытывал ко мне симпатию еще и потому, что я действовал в его стиле. Финт влево, вправо — и в прорыв.

— Говорят, мастера тех времен не смогли бы играть в нынешний футбол…
— Теперь игра, конечно, стала динамичней. Физически ребята сейчас куда сильнее, мы раньше столько не бегали, играли за счет техники в основном. Зато в этом компоненте мы теперешних игроков превосходили.
Бобров же, думаю, и сейчас был бы среди лучших. Он самородок, талант от бога. Техника, скорость, сила удара, умение взорваться, точно пробить из любого положения. Ну и характер. Всеволод Михайлович был лидером по натуре. Таким сильным, что потом никого похожего на него не встречал.
Если уже о тренерах заговорили, то очень хорошим был Бесков. Знал о футболе все. Такие занятия по тактике проводил, так разжевывал — тебе становилось все понятно. Другое дело, что всегда держал дистанцию с игроками. Я с ним только в сборной Союза работал, но ребята из “Динамо” говорили, что у них не было такого — посоветоваться о чем-то, по душам поговорить.
Минское “Динамо” в этом плане отличалось в лучшую сторону. Сан Саныч Севидов нас понимал и шел навстречу, если нужно. Он простой мужик был, как и Бобров. Доверял нам, знал, что мы футбол любим и никогда его не предадим.

— Например…
— Ну, разрешал нам в карты играть, не считал это чем-то предосудительным.

— Почему не в шахматы?
— В шахматы тоже играли. Я, кстати, два раза побеждал во внутрикомандном чемпионате. В этой игре мозги нужны, а в картах — везение. Сегодня одному фарт выпадет, завтра другому.

— На деньги играли?
— Конечно. А иначе какой интерес? Но суммы небольшие были, зарплату точно никто не проигрывал.

— Зарплата, разумеется, была не очень. Минские динамовцы традиционно сетуют, что в других командах выходило больше.
— Думаю, у нас все нормально было. 300 рублей, а за победу еще 80. Если хорошо играешь, то это весьма приличные деньги.

— После игры, понятно, в ресторан всей командой…
— Очень редко. Отыграли — и по норам. Ресторанов в Минске немного было, попасть трудно, но футболистам везде зеленая улица. Я, например, “Юбилейку” предпочитал. Борщ, отбивная…

— Знаю, больше всего вы любили борщ с пампушками.
— В Киеве его хорошо делали. Помню, после игры с тамошним “Динамо” пошли вместе с Володей Сахаровым борща с пампушками поесть в ресторане аэропорта. И встретили там Георгия Юматова.

— Представляю. Юматов никогда не был трезвенником, у Сахарова в клубе такая же репутация…
— Ну, уж не будем вспоминать, кто из них тогда больше выпил. Дело-то не в этом. Встретили хорошего человека, познакомились и решили потом еще на день в Киеве остаться.

— Что Севидов сказал?
— Вошел в положение. Он понимал, что все мы живые люди. Но тренировались — будь здоров, севидовские нагрузки до сих пор помню.
Мне приходилось трудно, сразу скажу: не было у меня такого здоровья, как у Юры Погальникова или Жени Толейко. Они здорово кроссы бегали. Про Эдика Малофеева и не говорю, тот два тайма носился как заведенный. Вообще команда у нас всегда была хорошо физически подготовлена.

— С кем было труднее всего играть?
— С киевским “Динамо”. Очень классная команда во все времена — что ни игрок, то мастер. Валерий Лобановский хорошо угловые подавал. Бегал быстро. Убирает мяч под левую ногу и давай по бровке… А Каневский, Хмельницкий, Биба, Рудаков? Один Йожеф Сабо чего стоил — неприятный в игре, очень жесткий. Но боец, этого не отнять.

— Эдуард Стрельцов — человек со сломанной карьерой — действительно являлся игроком уровня Пеле?
— Стрельцов был физически очень здоровым парнем. За счет этого и брал. Ну как его можно сравнивать с великим бразильцем? У него и близко такой техники владения мячом не было.

— Кстати, кого из советских или постсоветских форвардов считаете самым выдающимся?
— Пожалуй, Андрея Шевченко. Очень хороший игрок. Все при нем было — и техника, и скорость, и удар. Он свой класс доказал и когда в Киеве играл, и когда за рубеж переехал. Олег Блохин в 70-х был отличным нападающим, Валентин Иванов в 60-х, но Шевченко все же посильнее.
Хочется оптимизма придать и назвать белоруса какого-то из современных, мол, способный парень, надеемся. Даже не форварда, а представителя любого другого амплуа. Но ни одна фамилия в голову не приходит.
Неужели никого нельзя за 10-20 лет вырастить? Ну ведь столько же сейчас у нас детских школ при командах мастеров. Тренеров столько… Как можно создать сборную, если стоящих игроков нет? Я Игорю Криушенко не завидую.

— Когда Игорь сам играл, мастеров у нас хватало, было время…
— Тогда выросло отличное поколение. Получается, оно пришло через двадцать лет после нас. А когда следующее-то будет, не знаете?

— Нет. Но надежда умирает последней.
— Когда Советский Союз рассыпался, я о его кончине не переживал. Больно было только от того, что мы потеряли такой сильный чемпионат. Вообще не понимал, как будут в Беларуси подобный турнир проводить. Гомель, Могилев.. Ну это же смешно просто…

— Могли вы тогда подумать, что Борисов станет 14-кратным чемпионом страны?
— Любому скажи в начале девяностых об этом, он пальцем у виска покрутил бы. Никто не сомневался даже, что выигрывать все будет минское “Динамо”. Оно должно было быть на месте БАТЭ.
Но Борисов! Толя Капский создал в райцентре Минской области команду, о которую, как о каменную стену, разбиваются все, начиная с того же “Динамо”. И ведь вроде игроков у него нет особенных, такие же, как и у других, но только к золотым медалям никого не подпускают.
Вот жалко мне “Динамо”… Бьются-бьются, но ничего не выходит. Ведь такой бренд для страны. Ну, может, в следующем году у них получится?

— Через год узнаем. Футболисты к вам часто приезжают?
— Игорь Криушенко перед Новым годом был, поздравлял. Юра Пунтус звонил. А с ребятами из нашей команды 1963 года уже давно не собираемся. Раньше была такая традиция, а сейчас как-то на нет все сошло…
Не хотел говорить, но я чуть больше года назад инсульт перенес. На своем дне рождения танцевал, все нормально было. А потом — раз… Ни с того ни с сего, я даже не понял ничего. Хорошо, жена тут же вызвала скорую. В больнице неделю всего пролежал. Наверное, инсульт не самый серьезный был — в этом не очень разбираюсь.

— В таких случаях врачи советуют свежий воздух и меньше волнений. Все, как у вас сейчас. Чем вообще можно в деревне зимой заниматься?
— Ничем. Летом хорошо, в лес сходить можно. Там грибы, ягоды, природа. Но это я раньше ходил, теперь жена.

— Остается телевизор.
— Чемпионат Испании регулярно смотрю. “Реал” нравится больше всех.

— Вы за Роналду, стало быть.
— Они с Месси игроки разного плана. Аргентинец внизу техничнее, португалец же из ничего может забить. Из пустого места. Стоит, а потом как сделает рывок… Ну откуда он знает, что туда мяч отскочит?

— Самородок. По идее в каждой стране такой может родиться.
— У нас таким был Саша Прокопенко. Считаю его лучшим белорусским футболистом.

— А как же Саша Глеб?
— Прокоп на голову выше. Глеб мастер передачи делать. Да, тоже техничен, даже очень. Но от него нет угрозы чужим воротам. А Саша Прокопенко в иные сезоны больше нападающих забивал. В чемпионатах Союза за “Динамо” под 100 голов. Цифра?

— А то! Вы Прокопенко хорошо знали?
— Я уже заканчивал, а он только начинал. Помню, как-то в 80-х пересеклись с ним на Ленинском проспекте. “Миша, пошли, я угощаю”. Набрал шампанского…

— Трагическая судьба у него.
— Наши судьбы на небесах пишутся… Никто не знает, как и что сложится. А о человеке судят по тому, что он успел сделать на земле.
Хочу вот, чтобы у Игоря Криушенко со сборной получилось. Тренер-то он грамотный, работать умеет. Юру Пунтуса только жалко. Ушел из Мозыря, где теперь работу найдет? Тренеров много уже, да и молодые подпирают.

— Будет по вашей системе в доме жить на природе и жизнью наслаждаться. Рыбалка, охота, что там еще… Это ведь не самое страшное, что может быть в жизни.
— Да. Страшно, когда ты уже не в жизни. Когда встать с кровати сам не можешь… Но об этом лучше не думать. Надо жить, Сережа.