Пхенчхан-2018. С места событий. Любовь по-корейски. Как в овечьих кишках и Каменной Горке

Туристы самых разных мастей действительно разбегались и прыгали. До старта зимней Олимпиады в Эмиратах никому не было дела. Ну а что? ОАЭ вообще не представлены на Играх-2018. В стране, где даже в феврале температура не падает ниже 25 градусов тепла, не родилось еще ни одного человека, мечтающего стать хотя бы бобслеистом.
Местный вид портили только мы, пятеро белорусов, с выдвинутым на острие главой союза конькобежцев Николаем Ананьевым. Мы были как белые медведи, попавшие в тропическую жару. В нелепых пуховиках на фоне развесистых пальм. В тяжелых зимних ботинках на фоне срывавшихся с места “Феррари”. В ОАЭ, как известно, “Феррари” не роскошь, а средство передвижения. Любого из нас обещали впустить в одну из таких даже в сомнительных ботинках. Цена аренды — всего 50 долларов в сутки.
Но мы хотели не за руль спорткара, а в самолет. В Сеул! В Пхенчхан! На открытие Игр! Мы выполнили для этого все условия: а) имели на руках билеты; б) несмотря на задержку минского рейса из-за плохой погоды, ценой невероятного рывка успели на “стык” в Абу-Даби за 15 минут до отправления самолета. Девушка у регистрационной тумбы была готова сдаться… Но в этот момент откуда-то вынырнул представитель компании “Etihad Airways” в стильном корпоративном пиджаке. “В самолете мест нет, господа, — зашевелил он густыми усами. — Все билеты проданы. В том числе и ваши”. “Но как же так? Вот они наши, у нас на руках!” — попытались возразить мы. Усы представителя грустно обвисли. Он видел, что грядет бессмысленный спор. Ему было немного неловко за нас от знания, что мы в него ввязались. Хотя с победителем все было понятно задолго до того, как мы открыли рты…
Говорят, церемония открытия прошла серовато. Не знаю. Не присутствовал. Если Алла Цупер, шагая с флагом, искала взглядом пятерых недостающих белорусов, то зря. “Etihad” отправил нас с полуострова на полуостров с задержкой в сутки. Вместо открытия я посмотрел фильм “Пьета” Ким Ки Дука. Культовый режиссер получил за него главный приз Венецианского фестиваля, а ко мне первый раз за поездку пришло понимание, что Южная Корея — страна большого внутреннего содержания, а не внешней пустоты.
Она хочет рассказать о себе, а не поразить размахом. Она вообще не поражает. Ни на открытии, ни из окна поезда, ни с высоты телебашни. Вам придется очень постараться, чтобы найти вид, достойный селфи. Иначе могут решить, что фото сделано где-то в минском микрорайоне Каменная Горка. Лучше перестрахуйтесь — сразу подпишите, что передаете привет из Южной Кореи. Подобный подход здесь ко всему.
Местные электрички внешне также больше смахивают на наши (те, которые скоростные и произведены в Швейцарии), чем на ракеты Илона Маска. Но в них есть розетки, вай-фай и чувство скорости — они везут пассажиров от Сеула до Пхенчхана, развивая 150 км в час, не выходя при этом на максимальные обороты.
Местные медиа-центры — шатры, перетянутые тентом и по краям присыпанные снегом. Выглядит просто и дешево. Внутри практично и тепло, хотя на улице до минус двадцати и уже знаменитый корейский ветер, сбивающий с ног. Просто удивительно, как биатлонисты умудряются при такой погоде попадать в мишени и даже выбивать максимум!
Местные трибуны с выглядывающими из-под них сваями даже не пытаются придать себе многозначительно-монументальный вид. С первого взгляда понятно, что при необходимости они будут разобраны за четверть дня. И тем не менее это не мешает зрителям болеть, прыгать и топать во всю силу. Пока никто не провалился, а конструкции не рассыпались. Корейцы не стесняются собственной рачительности, а гордятся ею.
Говорят, от олимпийского стадиона, принимавшего церемонию открытия, веяло дешевизной. Кто его знает. Наверное. Вот только непонятно, откуда у нас эта немотивированная тяга, чтобы выглядело “по-богатому”. Чтобы каждый новый салют был обязательно масштабнее предыдущего — даже если ради этого нужно снять последние штаны. Организаторы, не чувствуя подвоха, наоборот, радостно заявляли: смотрите, какой мы забабахали стадион всего за 108 миллионов евро! После Игр за ненадобностью арену демонтируют, а на ее месте появятся парк и музей. Зато никто не приедет в Пхенчхан через десять лет снимать ржавчину с опустевших, никому не нужных объектов. А вот из Сараево, Афин, Сочи подобных фото полно. Нести непомерные траты ради двух красивых телеэфиров — это не по-корейски.
Единственное место со спецэффектами в Пхенчхане — территория у главного пресс-центра Игр. И то речь идет лишь о мелких шалостях. Рыбы-роботы в аквариуме. Несколько странных статуй с посылом “люди-пули”: на месте голов у них что-то вроде ведер, а в причинных местах — все честно и открыто. Талисманы Олимпиады, само собой, — белый тигр и черный медведь. Ничего сверхвыдающегося, кроме талисмановых имен — Сухоран и Пандаби.
Еще раз: здесь демонстрируют не величие, а возведенную в культ практичность. Настолько, что белорус среднего достатка наверняка пожалел бы некоторых жителей Каннына, увидев их квартиры изнутри. Каннын — это второй город Игр, отстоящий от Пхенчхана километров на сорок. Люди здесь живут со вкусом, но просто. На типовой жилплощади, куда меня привела скромная бронь “Airbnb”, все по-спартански: кухни нет, холодильник в комнате, вторая — сдается, плита в коридоре, стены так себе… Зато хороший район.
В апартаментах живет молодой практикующий дантист, который просил называть его Сон. Сон неплохо зарабатывает, через год изменит статус “ассистент” на “врач” и будет иметь в месяц примерно в десять раз больше, чем жалеющий его белорус. В квартирах, где расселились олимпийцы и которые распродадут после Игр, также нет ничего, чему можно было бы позавидовать. С другой стороны, и особенных бытовых запросов у корейцев я не обнаружил. У нас, мне кажется, требования выше.
А с третьей — я все мог не так интерпретировать. Канвондо — одна из наименее развитых провинций Южной Кореи, зато имеющая самую длинную границу с Северной. Треть 600-тысячных вооруженных сил южан предусмотрительно сконцентрированы именно здесь. При этом до Сеула всего 130 километров, но дороги неудачно проходят по горной местности — трясет “как в овечьих кишках”, если я правильно понял местных. Понять неправильно было тяжело: слово “intestine” дантист Сон не поленился специально для меня набрать в смартфоне. Так что мои впечатления скорее про конкретную провинцию, чем про страну в целом. В Сеуле или Пусане все может быть по-другому.
В этом кроется еще один закладываемый корейцами смысл Олимпиады — поднять отстающий регион. Непонятно, сработает план или нет, но одно ясно уже сейчас: как минимум нормальные пути сообщения с Пхенчханом и Канныном, проложенные к Играм, никуда не денутся. Не зря хозяева Игр рыли 97 тоннелей, строили 78 мостов и прокладывали километры железных дорог, по которым скоростной поезд KTX стремительно везет олимпийцев на объекты прямо из аэропорта “Инчхон”. Стремление корейцев принять Олимпиаду не столько для статуса, сколько с максимальной пользой для себя, завораживает. Не знаю, ставят ли хозяева планы по наградам своей команде, но успех ее, похоже, будет далеко не в первую очередь измеряться местом в медальном зачете.
А что касается безопасности… Южнокорейцы направили на ее обеспечение десятки тысяч специально обученных людей, включая 50 тысяч военных. Возможно, это олимпийский рекорд. Однако их присутствие особо не ощущается. Вот у главного медиа-центра промелькнет внушительный полицейский броневик. Вот где-то над головой покружит вертолет. Вот по твоему рюкзаку проведут металлоискателем на входе… Ну так а где не проведут? Причем здесь еще не с той рьяностью, с которой можно было бы ожидать. Честно говоря, я вообще перестал понимать, что имеют в виду в развитых странах, когда говорят о беспрецедентном уровне безопасности. Проход на олимпийский биатлон от прохода на рядовой матч футбольного чемпионата Беларуси наш человек, воспитанный в условиях Каменной Горки, точно не отличит.