Золотая гвардия. Горбачев из Рогачева. “Я ему сто раз говорила: перестань считать себя чемпионом...”

Что она решит сделать их самыми душевными и открытыми за всю историю, а в ответ получит черную метку от террористической организации с таким же черным названием? И что евреи — главные жертвы той войны — в экстремальной ситуации поведут себя не в пример решительнее своих недавних врагов и будут хладнокровно убивать тех, кто спланировал и устроил бойню в Мюнхене-72?
Ту Олимпиаду никогда не забудут ее участники. И каждый новый рассказ о ней будет сопровождаться журналистским вопросом: “Как вы пережили теракт, и повлиял ли он на ваше выступление?”
Беда моего собеседника, олимпийского чемпиона-1972 в гребле на байдарке-двойке Николая ГОРБАЧЕВА в том, что он не сможет ответить на этот вопрос. Как и ни на один другой. Вернее, он будет искренне пытаться, но, скажу честно, я не многое разберу. И даже помощи его супруги Светланы окажется мало.
После шестидесяти здоровье Николая Степановича начало стремительно слабеть. Диагнозов поставили несколько — один серьезнее другого, последний — отголоски перенесенного рассеянного энцефаломиелита. И потому будем создавать картину его жизни с помощью жены и друзей.

***

Мы приехали к Горбачеву с бывшим председателем Клуба олимпийских чемпионов Сергеем Макаренко и тренером местной ДЮСШ Владимиром Короленко. “Надо поддержать Колю. Заодно посмотрим, чем можно помочь”, — Сергей Лаврентьевич, первый белорусский чемпион Игр, посвятил свою жизнь на пенсии друзьям и коллегам по спорту. Он до последнего времени оставался председателем Клуба олимпийских чемпионов.
Короленко встретил нас на подъезде к городу — и провел небольшую экскурсию по спортивной школе, директором которой долго был Горбачев. Из рассказа я сделал вывод, что Рогачев — город уникальный.
Только здесь центральный стадион находится на главной площади, совсем недалеко от горисполкома. А между ними — спортивный зал и бассейн. Чуть поодаль, в пойме Днепра и Друти, гребная база, построенная аккурат в 1972-м. Конечно, уже старая, и каждый новый председатель райисполкома, говорят, дает торжественное обещание обязательно обустроить новую. Но центр денег не выделяет, и потому все остается как есть.
Однако сейчас отчего-то появилась уверенность: дело сдвинется. Если что, главный тренер сборной Владимир Шантарович — тоже рогачевский. А вообще этот райцентр Гомельской области, славящийся знаменитой сгущенкой, дал стране немало начальников — от Слюнькова до Долголева. Но олимпийский чемпион здесь по-прежнему только один.

***

Горбачев улыбается нам и тонет в объятиях Макаренко. Хотя нет, тонет Макаренко — чемпион Мюнхена даже за три месяца до 70-летия обладает внушительной фактурой. А ладонь его, хоть и дрожащая, большая и по-прежнему крепкая.
Вру, конечно. Но сила Горбачеву нужна — когда надо сменить лежачее положение. Вначале помогает жена, а потом батарея с полотенцем. Так и держится, сидя вполоборота к телевизору и столу. Сзади, над двуспальной кроватью, висит сомбреро — память о победе на чемпионате мира-1974 в Мексике.
“Он тогда, кроме этой шляпы, привез мне золотое кольцо. Потом она стало черным. Прохиндеи есть везде…” — улыбается Светлана и зовет нас посмотреть награды супруга.
“Эта самая главная”, — взвешивает на ладони золото Мюнхена, которое точно никогда не почернеет. Медаль действительно впечатляет. В первую очередь из-за массивной золотой цепи — впоследствии от них отказались, заменив лентами разных цветов и фасонов. Но немцы сделали все, чтобы призеры запомнили Игры-72 на всю жизнь.
Остальные награды — в том числе десяток золотых с чемпионатов Союза и мира, не считая всяких других, — густо наколоты на красную ленту с гербом СССР. Раньше спортсмены надевали такие на торжественных парадах. “У меня такая же дома, — замечает Макаренко и обращается к другу: — Коля, мы к тебе с журналистом приехали, он пишет об олимпийских чемпионах и призерах — ведет такой проект в “Прессболе”.
Горбачев кивает и что-то взволнованно говорит. Когда произносит фамилию Машеров, в глазах появляются слезы. Света переводит: “Коля любил Машерова и очень расстроился, когда тот погиб. Еще любит Медведя, тот в Мюнхене свое третье золото выиграл. Они потом часто на охоту ездили. Говорит, на той Олимпиаде золото выиграла еще и Лена Белова, а с Германом Бокуном они вместе из Москвы ехали на поезде. Он его тоже уважал — как руководителя и человека. Больше таких у нас не было”.
“Эх, — продолжает Светлана, — раньше он много рассказывал о той Олимпиаде. Как террористы израильских спортсменов захватили, как им в номерах запретили даже головы поднимать, потому что пуля могла прилететь… Столько лет прошло, разве ж все вспомнишь”. И, поймав мой взгляд, заключает: “Жизнь пролетела как один миг”.

***

История их любви уникальна. Учились в одном классе, и однажды преподаватель химии заставила Горбачева прилюдно признаться в любви к Свете — самой красивой девочке класса.
— Кажется, это был восьмой класс, — улыбается супруга чемпиона. — Или девятый… Или десятый, когда у молодых людей уже появляются какие-то чувства. Химию у нас вела Цейтлина. У нее была фишка — если в городе увидит кого-то из нас вместе, назавтра обязательно вызовет к доске. “Ааа, подружки, давайте отвечать…” А затем с удовольствием констатирует — с неповторимым акцентом: “Еджиница вам всем!” Ничего, единица в дневнике хорошо переправлялась на четверку… Но представьте, какой стресс — мы же все хорошистки.
— Коля тоже таким был?
— Коля спортсмен, все по сборам. Вообще детство у него непростое было. Мама рано умерла, у отца их трое осталось. Вскоре тот мачеху домой привел, а у нее своих двое. Жили небогато. Коля всегда в спортивном костюме ходил. Брюки тоже были, для танцев, но тогда приходилось туфли одалживать у друга, чтобы выглядеть респектабельно. Это я спустя некоторое время узнала, а в школе никакого внимания на мальчишек не обращала. Можно считать, дикой была. Какие мальчики, какое кино?! Только с подругой!
Однажды Цейтлина выловила с подружкой на выходе из Дома культуры, смотрели мы какой-то индийский фильм. И так глаза на мокром месте, а тут, понимаем, еще и завтра она нам устроит. И точно. Все как обычно. “Еджиница!”. Я в слезы, конец четверти все-таки. Коля за первой партой сидит, как раз передо мной, постоянно у меня списывал. Когда был на сборах, я ему все контрольные делала. Так что заступиться за меня он решил небезосновательно. “Анна Моисеевна, не ставьте Свете кол. Она же все знает!” Та аж подпрыгнула на стуле: “А что это ты, Горбачев, так за нее переживаешь? Нравится она тебе?”
Коля глаза в потолок. Мол, вообще не знаю, о чем речь. Цейтлина думала недолго: “Вот если ты сейчас признаешься ей в любви, исправлю оценку на четверку”. Коля сразу оживился: “Правда?” — “Ну, если я пообещала…” Тогда он поворачивается к классу лицом и говорит, чтобы слышали все: “Да, я ее люблю!” И тут же протягивает стирку учительнице, дескать, давайте держите слово.
Та становится красной как рак. Не ожидала такой прыти от нашего спортсмена. Но оценку изменила.
— Как вы отреагировали?
— Ай, какая реакция у девочки в моем возрасте может быть? Даже внимания не обратила, проехали… Предложение он мне сделал лет через пять после школы. Приехал после соревнований из Житомира, кольца привез. Мама с папой на огороде, а тут Коля с интересной идеей: “Мы вот пожениться решили…” Маленькая ремарка: это он решил, я вообще не в курсе.
Папа не ожидал: “Зачем спешите? Погуляйте еще”. Но куда там, если уж “решили”… Через год расписались, потом дочка Жанна родилась. Как раз в год Олимпиады.

***

О мюнхенском успехе Горбачева писали не так много, как о победах его соотечественников. Наверное, потому, что все произошло буднично. Он и его партнер по лодке Виктор Кратасюк из Поти применили излюбленную тактику советской школы — не размениваясь на тактические изыски, сразу задали максимальным темп, оставив соперников позади. Самыми упертыми оказались венгры. Йожеш Деме и Янош Раткаи сражались до конца, но советский экипаж, несмотря на решительный финишный бросок мадьяр, не дал им ни одного шанса — обогнал на 0,77 секунды.
Журналистам Горбачев объяснил стратегию так: “Мы внимательно наблюдали за всеми в предварительных заездах и поняли, что главными соперниками станут венгры. Заметили, что особенно хорошо им удается финиш, они резко увеличивают темп и за счет этого обгоняют всех. Такая финишная скорость была закономерной, поскольку весом они полегче остальных. Раз так, то решили установить предельный темп со старта. После первой половины у нас было больше двух секунд запаса. Верные выбранной тактике венгры ускорились и даже отыграли секунду с лишним, но мы, по сути, контролировали ход заезда”.
Не сказал он только, что после финиша они обменивались с венграми лишь взглядами — говорить что-то друг другу не было сил. Экипажи отдали все главной гонке своей жизни — эмоции вернулись лишь на пьедестале, который расставил всех справедливо, как и должно быть в настоящем спорте.
“Встречали Колю в Рогачеве красиво, — вспоминает Света. — Мне тогда казалось, что весь город на вокзале собрался. Поезд на 20 минут остановился, народ из вагонов вываливал, чтобы посмотреть на олимпийского чемпиона. Столпотворение жуткое. Речи, цветы… Такое на всю жизнь запоминается”.
Горбачев, внимательно слушавший жену, вдруг заплакал. “Коля, ну не надо. Ничего уже не вернешь. Или еще раз попробуем?” Тот кивает, и Макаренко подхватывает: “Я со Светой согласен. Ради таких минут стоит пахать годами, потому что ничто с этим не сравнится. Олимпийский чемпион — титул на всю жизнь! И ответственность тоже. Легко нос поднять и жить потом только той победой. Но Коля был не таким. Он из тех мужиков, на которых мир стоит. Характер. Упертость, не без этого. Воля. Он и директором школы потом был настоящим. Много спортсменов хороших вырастил. Ну и то, что родному городу не изменил, конечно, дорогого стоит”.

***

“Это вообще уникальный случай. Вот сколько у нас олимпийских чемпионов из провинции? — снова вступает в разговор Светлана. — Даже считать не будем — большинство. Но сколько из них потом домой вернулось? Уверена, никто. Кроме Коли. Нам ведь куда только не предлагали переехать… Минск даже не считаю, это понятно. Москва, Ленинград, Киев, Одесса, Сочи… Когда ты молодой и сильный, показываешь высокий результат, то всем нужен. Нарасхват идешь. Тем более олимпийский чемпион! Мне больше всего Питер нравился — мой город по ментальности. В Москве тоже сразу квартиру давали, но не по душе, шумная уж очень. Вот почему мы не переехали, Коль?”
“Едь!” — коротко и, как показалось, обиженно бросает супруг. “Ну вот вам и доказательство! — улыбается жена. — Откуда в нем этот патриотизм и любовь такая к Рогачеву?”
Она проработала всю жизнь в этом городе — заведующей заг- сом. Рождения, свадьбы, разводы, смерть. И при желании, наверное, может рассказать о любом жителе 35-тысячного районного центра. Здесь все друг друга знают. И потому Светлане обидно, когда о ее муже забывают те, кто должен помнить.
“Вот было 45 лет его победе в Мюнхене — хоть бы открыточку какую прислали или позвонили. Какие-то мероприятия в городе проводятся, тоже не зовут. Может, не хотят, чтобы дети видели, каким стал Коля. Мол, не очень хорошая реклама спорту… Но вы хоть пригласите, чтобы человек знал, что нужен. Он ведь не только олимпийскую медаль выиграл. Сколько потом детей через его спортшколу прошло — никто же не считал. Пусть не все стали чемпионами, но людьми точно.
Позовите просто, а Коля может и в машине посидеть. Посмотреть из окошка. Живой ведь человек. Дома, если разобраться, лишь четыре стены и телевизор. Но чему удивляться, — устало машет рукой жена чемпиона, — у нас всегда так. Мой отец был раньше директором лесхоза. Уважаемый человек, за километр люди здоровались! Как только на пенсию вышел — вчерашние “друзья” глаза начали прятать. “Эй, чего не здороваешься, не узнал?” — “Ой, не заметил…” — “А раньше-то как замечал…”
“Хотя, думаю, все от людей зависит. Вон у него друзья в Бобруйске турнир проводят — каждый раз его зовут, Коля им в любом состоянии нужен. Ребята из нашей спортшколы тоже не забывают, если надо помочь — только позови”.

***

Горбачевы и квартиру сменили из-за того, что эта на втором этаже. Так Николая легче на улицу выносить. Правда, сейчас они не выходят — зима. И сама Светлана больше чем на два часа из дома старается не отлучаться. Мало ли… Однажды не дозвонилась мужу и побежала домой. С плохим предчувствием. И верно: он упал и лежал на полу, хорошо хоть голову не разбил.
Побежала по подъезду, но днем дома одни старики, куда им… Вызвонила внука, он примчался, крепкий парень, в деда пошел. Вместе с ним и подняли.
Слава — любимец деда, в лодке вместе с ним гонял. Николай Степанович даже после выхода на пенсию был не прочь пройти на байдарке десяток километров и поучаствовать в ветеранских турнирах. Практически в каждом становился победителем.
Нетрудно представить, что теперь именно эту страсть к большому спорту в солидном возрасте ему и ставят в вину: мол, бережнее надо быть. Пил бы, как все старики, кефир на ночь и ходил на реку исключительно рыбачить — ничего бы и не случилось. Светлана не спорит: “Я ему сто раз говорила: перестань считать себя чемпионом, который должен выигрывать все соревнования. Он что в футбол, что на лыжах, что в байдарке — обязательно должен быть первым. Без разницы, сколько лет соперникам. Так уж вы, мужики, устроены — сколько бы лет ни было, считаете, что вам 25.
Коля никогда не верил, что с ним может что-то случиться. Он и сейчас, скажу по секрету, не верит. Девять лет назад какие-то симптомы появились, скорую вызывали, в больнице были. Потом микроинсульты — один, другой… Еще недавно ходил, пусть и на мое плечо опираясь. А полгода назад упал прямо в подъезде, и с той поры только коляска. На ней тоже можно гулять — только желательно там, где глаз поменьше, а то ведь все знакомые. Может, и с лучшими намерениями, но все эти “охи” мужу слышать неприятно. Он не чувствует себя инвалидом. Ну так, случилось просто что-то. Поэтому мы подальше забираемся”.

***

Светлана права. Олимпийский чемпион — звание особенное, дающее преимущества перед другими. Другие уверены, что эти мускулистые, сильные ребята и девчата сделаны из стали. Невероятная, чисто человеческая вера в чудо, которая и с годами проходит не очень быстро. А они такие же, как мы. Просто когда-то очень здорово заставившие свой организм работать по максимуму.
Далеко за примерами и ходить не надо. Макаренко прошлом году стукнуло 80. Из нашего недавнего интервью я хорошо знаю, что в кровеносных сосудах Сергея Лаврентьевича стоят восемь стентов, а таблетки он принимает три раза в день — и отнюдь не по одной.
Макаренко вздыхает, когда предлагаю продолжить тему пусть и сказочных, но все же живых, из плоти и крови, богатырей. “Большой спорт здоровья точно не прибавляет, — говорит он, — и напряженные тренировки на пределе в течение многих лет, конечно, дают о себе знать. А насчет допустимости нагрузок в пенсионном возрасте… Здесь, безусловно, фанатизм вреден. Но опять же — у каждого своя судьба. Напарник Коли по олимпийскому финалу всего 54 года прожил. Можно лишь догадываться, почему так мало. Он все-таки родом из Поти, а сам понимаешь, как в Грузии олимпийских чемпионов привечают. Они там навсегда герои, со всеми вытекающими”.
О спортивных героях СССР, многие из которых ушли раньше времени, можно говорить долго. Но нам пора. Сергей Лаврентьевич, о чем-то шептавшийся с Николаем Степановичем, пока мы общались с его женой, объявляет: “Коля согласился поехать лечиться в Минск. Я узнаю, что там в лечкомиссии по срокам, а потом вам скажу. Коля, ты не передумаешь? Горбачев качает головой: нет. Это хорошо. Если мужик дает слово, то обратно его не забирает.
А знаете, какое у него сейчас любимое слово? Даша. Жена говорит: едва просыпается утром, просит включить телевизор. Болеет за наших на Олимпиаде. Больше всего — за Дарью Домрачеву. “Даже плакал, когда она проигрывала первые гонки. Чувствовал, как ей трудно”.
Мы как раз поспеваем в тот день, когда Даша берет серебро в масстарте, и потому на лице олимпийского чемпиона-1972 появляется улыбка. Я тороплюсь взять камеру и фотографирую их вместе. Спортсмена Николая и отличницу Свету, которая подставила ему плечо почти через пятьдесят лет после того школьного признания в любви на весь класс.

***

Прочитает ли нашу статью учительница Цейтлина? Да и жива ли она вообще? Говорят, экспрессивная химичка вскоре после перестройки уехала в Израиль. Расстроенная, что бывшие выпускники при встрече не отдавали ей честь, а лишь здоровались, странно и загадочно улыбаясь.
Удивительный город, удивительные люди.
Я потом узнаю, что после нашего визита Горбачеву ночью снова вызовут скорую, но все будет хорошо. Он просто переволновался — то ли от нашего визита, то ли от серебра Домрачевой.
А тогда мы поехали в Минск, где Макаренко также ждала жена, у которой здоровье тоже не железное. Ее Сергей Лаврентьевич любит столь же сильно, как Горбачев свою Светлану. По дороге Макаренко делился соображениями, как устроить Николая в лечкомиссию: “Знаешь, они ведь от призеров Олимпиад и заслуженных мастеров спорта отказались. Поэтому людей стало меньше, а внимания соответственно больше. А с другой стороны, лежачих никто не хочет брать. Но мы, …, поборемся”.
Нецензурное слово здесь как нельзя кстати. И относится оно, конечно, вовсе не к врачам, а к той загадочной силе, которая распоряжается нашими судьбами и зачем-то делает сильных слабыми. Но оставляет жизнь. Может, для того, чтобы мы могли оценить ее лучшие мгновения. Пусть даже на экране телевизора, напротив которого висит красивое мексиканское сомбреро.