Дэйв Льюис. Устал от сборной? Чушь

До завершения первенства Льюис отказывался от любых комментариев, предлагая отложить беседу на потом. Но вот неудачный для белорусской дружины турнир закончился, и Дэйв согласился дать “Прессболу” обещанное интервью.

— Наверное, последние две недели эмоционально были даже сложнее тех, что следовали за неудачными турнирами в прошлые годы?
— Для того чтобы разобраться в ощущениях и прийти в себя, не потребовалось двух недель. Пара дней — и все, вернулся в привычную колею. Семья, общение с внуком… Конечно, тренеру хочется продолжать работать с командой. Но это не всегда получается.

— Когда вы поняли, что досрочное расставание неизбежно?
— После поражения от сборной России.

— Чье это все-таки было решение — ваше или федерации?
— Меня вызвали представители федерации, и мы обсудили ситуацию. Как долго длился разговор? Точно уже и не вспомню. Может, полчаса.

— Кто именно с вами беседовал?
— Думаю, это не имеет значения. Все уже в прошлом — жизнь продолжается, просто в ней началась новая глава. Не буду вдаваться в детали нашего разговора. Если хотите — спросите у людей из федерации.

— И какой была ваша непосредственная реакция?
— Хм… Тот диалог, конечно, стал сюрпризом. Шоком? Нет, я все-таки предпочел бы слово “неожиданность”.

— И вы сразу же отправились в аэропорт…
— Да. Я только хотел пообщаться с капитаном и его ассистентами. Со всей командой — нет, потому что было поздно, на дворе уже стояла ночь. Встретился с тремя игроками, мы хорошо поговорили. Сказал им, что уезжаю, что принято внезапное решение о моем возвращении в Северную Америку. Пожелал ребятам удачи, сказал, что ценю их время, усилия, самоотдачу, лидерские качества. Думаю, они тоже были немного удивлены происходящим. Равно как и мои ассистенты…

— Правда, что в аэропорт вы поехали на такси, а не стали дожидаться организованного сборной трансфера?
— Рейс ведь был намечен на определенное время, и мне надо было успеть. Так что самым удобным вариантом оказалось такси, им я и воспользовался.

— Вспомните случаи в хоккейной жизни, когда тренера увольняли бы прямо в ходе подобного скоротечного турнира?
— На ум ничего не приходит. Но я ведь не историк, каких-то случаев могу просто не знать.

— Полет на родину был морально тяжелым? О чем думали?
— О команде и о том, что возвращаюсь домой. Все просто. Я ведь не впервые в жизни ушел в отставку. Меня увольняли из того же “Бостона”, из других клубов. Хотя, конечно, сейчас сложилась немного специфическая ситуация.

— И когда было тяжелее — в НХЛ или нынче?
— Знаете, как во всем: с практикой приходит опыт. Со временем учишься справляться с разными ситуациями. За годы и у меня возникло это умение.

— Случись вам вернуться в начало апрельского кэмпа, что-либо изменили бы в составе или подготовке?
— Может, дал бы игрокам немного больше времени отдохнуть. Сезон был долгим и напряженным, наш сбор — тоже…

— Это ваша ошибка?
— Федерация хотела, чтобы кэмп стартовал в определенный день. Это ее решение, с которым ничего не мог поделать.

— А вы когда начали бы сбор?
— Точную дату уже не назову, но на неделю или две позже. Думаю, это кое-что изменило бы.

— У вас есть ответ на давно беспокоящий многих глобальный вопрос: почему после отличного чемпионата мира-2015 дела у сборной пошли все хуже?
— Скажу так: у нас не нашлось игроков, чтобы заменить Калюжного, обоих Костицыных, Стася, Коваля, Лаланда… Возможно, я не назвал еще пару фамилий. На таких турнирах нужны мастера определенного уровня.

— В прошлом году в белорусской федерации сменился глава — место Игоря Рачковского занял Семен Шапиро. С новым председателем вам было тяжелее?
— У меня сложились очень хорошие отношения с Рачковским. Мы долго работали вместе и отлично взаимодействовали. С людьми, в том числе тренерами, при прежнем руководстве хорошо обращались. Не скрою, с Шапиро такого взаимодействия уже не было. У него все-таки несколько иной стиль управления.

— Представим, что Семена Борисовича по следам провала в Копенгагене тоже отправят в отставку. Как отреагируете?
— Мне не хочется видеть, как кого-то увольняют. Это неприятно. Но в хоккейном мире такое происходит постоянно. Тренеры, менеджеры, специалисты по физподготовке — работы лишаются все. Это часть профессионального спорта высокого уровня.

— Вы любили повторять, что в вашем тренерском штабе собраны профессионалы. Но давайте прямо: большинство из них вам навязала федерация. Это осложняло работу?
— В любом случае все было прописано в моем контракте. Я мог взять одного помощника, а остальные назначались федерацией. Ничего необычного. Работалось нам нормально. С тем же Захаровым я сотрудничал и раньше — на Олимпиаде в Ванкувере, в украинской сборной. С Пушковым сейчас взаимодействовали целый сезон. Это самые успешные тренеры Беларуси, они знают игроков, их характеры… Да, у нас случались разногласия, но ничего плохого здесь не вижу. Мне не нужны помощники, которые только поддакивают. У каждого специалиста свое мнение, и у нас были полезные дискуссии.

— Точно знаем, что федерация была против нахождения в тренерском штабе Мезина, однако вы его отстояли. Для вас это дело принципа?
— Нет. Просто хотелось видеть рядом прекрасного коуча. Андрей — очень грамотный хоккейный специалист. Он выступал на самом высоком уровне, понимает игру и менталитет спортсменов. Я почувствовал, что для него пришло время попробовать себя в более важной тренерской роли. Никаких претензий к Мезину нет, он отработал отлично.

— Перед чемпионатом мира вас посещали плохие предчувствия?
— Понимал, что придется тяжело. Не хватало опыта — в частности, у вратарей. В составе были молодые ребята. Что ж, это переходный период. Знал уже два года назад, что он настанет. Ветераны уступают дорогу новому поколению. Поэтому продолжал искать таланты на будущее.

— Хотя бы раз пожалели, что задержались в сборной Беларуси на все эти годы?
— Нет. Это был очень качественный жизненный опыт. Встретил отличных людей, ко мне прекрасно относились. Оценил поддержку болельщиков. Да, результаты не радовали, но иногда, чтобы вырасти, надо пройти и непростой период.

— После отъезда из сборной наблюдали за ней?
— Матчи не смотрел, следил только за результатами. Когда стало ясно, что команда вылетает, огорчился за всех. Но, повторюсь, процесс роста бывает болезненным. Мой опыт даже подсказывает, что так происходит всегда. Хотя каждая ситуация уникальна. В НХЛ, чтобы выиграть Кубок Стэнли, иногда нужно сначала добраться до финала и уступить. Тогда ты вносишь необходимые коррективы и через год-другой побеждаешь. Помню, в одном сезоне мы с “Детройтом” установили рекорд по числу очков в регулярном первенстве, но потерпели поражение в финале плей-офф. Было больно, но через два года, в 1997-м, команда завоевала Кубок Стэнли. Похожая история случилась и с “Колорадо”.

— Могло ли всерьез улучшить ситуацию наличие в сборной Костицыных, Степанова, Стасенко, Бэйлена, кого-то еще?
— Не рассуждаю таким образом. Степанова отцепили, потому что он не прошел в состав. Костицыны не имели возможности выступать из-за травм. На Стасенко и Бэйлена мы тоже не могли рассчитывать. Поэтому исхожу из того, что этих ребят в сборной не было. Так уж вышло.

— Не секрет, что Степанова в прошлом году подвела чрезмерная эмоциональность в разговоре с тренерами. На сей раз — тоже?
— Нет. В начале сбора мы сказали ему, что прошлое забыто. Я дал Андрею шанс завоевать место в команде…

— Слышали о его интервью?
— Не в курсе подробностей, но знаю, что Андрей выступал в прессе. О чем говорил?

— В частности, критиковал лично вас…
— Это нормально и можно понять. Ни одному игроку не нравится, когда его отцепляют.

— Какова была роль в команде Алексея Калюжного? Пытались ли вы привлечь его как в недавнем прошлом игрока, обладающего большим авторитетом?
— Во время сбора он наблюдал за тренировками, общался с хоккеистами. А когда начался чемпионат — следил за игрой соперников, занимался скаутингом. Что касается авторитета — мы не закрывали Калюжному вход в раздевалку. Он мог говорить с ребятами как угодно и, насколько мне известно, делал это.

— Грабовский высказывал вам признательность за предложение попробовать себя в роли коуча. Почему в Копенгагене дело обошлось одной тренировкой?
— Ну, в Минске-то их было больше. А в Дании после того единственного занятия я получил письмо из федерации, в котором говорилось, что у Михаила нет полномочий тренировать. Вообще он старался и делал все, чтобы поехать в Данию в качестве игрока. Я верил, что такое возможно, и мы с ним говорили на эту тему много раз.

— При всей понятной горечи может показаться, что досрочное увольнение вы восприняли и с долей облегчения: “Наконец-то это закончилось”. Было что-то похожее?
— Ха-ха! Мой контракт в любом случае заканчивался в конце мая. Что же касается отставки… Такое бывает. Мне нравилось работать с тренерами и игроками сборной.

— Но на момент увольнения срок вашего договора еще не истек. Есть ли у вас претензии к ФХРБ?
— Нет. Мне просто должны выплатить всю зарплату, как и планировалось, — вплоть до конца мая. Больше никаких проблем.

— А в случае успешного чемпионата мира могли бы продлить соглашение и продолжить работу со сборной?
— Такой вариант не обсуждался даже предварительно. Вообще же перед принятием подобных решений мне нужно обсудить все с женой. Поступаем так, как удобнее для семьи.

— Кстати, как супруга отреагировала на ваше досрочное возвращение?
— Она рада, что я дома.

— Для нее это важнее хоккейных результатов?
— Меня долго не было, и накопилось немало бытовых дел. Мне здесь есть чем заняться — общаюсь с дочкой, внуком… Конечно, супруга довольна, что муж вернулся.

— Крэйг Вудкрофт в интервью “Прессболу” высказал вам поддержку. Общались ли с ним после отставки? Возможно, с кем-то еще из прошлого штаба? А заодно — с Гленом Хэнлоном…
— С Гленом — нет. А Крэйг мне действительно позвонил. Он как раз приехал в Копенгаген, а я уже улетел домой. Мы говорили об упущенной возможности увидеться и провести время вместе.

— В одной из статей по следам вашего отъезда прозвучала фраза: “Льюис и сборная просто устали друг от друга”. Подписались бы под этими словами?
— Не знаю, кто это придумал. Я не согласен, причем категорически.

— Многие болельщики скептически относятся к скорому возвращению команды в элиту. Они уверены, что кризис может затянуться. Согласитесь или развеете пессимизм?
— Опять же надо пройти смену поколений. Есть молодые вратари, у которых, на мой взгляд, неплохое будущее. Им нужна возможность проявить себя. Имеются и другие таланты, которым предстоит заменить ветеранов — тех, которые уже не выступают на самом высоком уровне либо же не хотят играть за сборную. В Беларуси есть хорошие мастера — их нужно просто найти и работать с ними.

— Как будете вспоминать три с половиной года у руля нашей дружины?
— Я встретил много по-настоящему классных людей. Горжусь, что мне выпала отличная возможность поработать со сборной на благо Беларуси, помочь болельщикам. Знаю, в вашей стране любят хоккей. Об этом не забуду никогда. У меня осталось много фотографий людей, природы, я интересовался белорусской историей. Останутся хорошие воспоминания. Думаю, по кое-чему буду скучать — но, конечно, не по длительным перелетам в Восточную Европу из Северной Америки.

— За что можете себя упрекнуть?
— Ох, даже не знаю… Если ты тренер и в твоем распоряжении игроки, то вы и побеждаете, и проигрываете как одна команда. Так думаю уже много лет — сначала будучи хоккеистом, а затем став коучем. Да, в этом году, повторюсь, можно было бы дать ребятам больше времени на восстановление после длительного сезона. А так даже не знаю, что изменил бы.

— Имя вашего преемника пока не названо. Что могли бы ему порекомендовать?
— Сложно сказать… И не представляю, кто будет новым тренером. У меня в голове нет никаких фамилий. Уверен, федерация найдет хорошего и ответственного специалиста, который будет готов стать у руля сборной. Белорус или иностранец? Мое мнение здесь не играет роли. В Беларуси есть коучи, успешно работавшие в КХЛ. Есть очень квалифицированные тренеры из чемпионата страны. Вариантов хватает, и это хорошо.

— Что вы сказали бы на прощание белорусским болельщикам?
— Я ценил их поддержку. Люблю хоккей и знаю, что ваши фаны тоже его любят. Желаю им удачи и благодарю за страсть, с которой они относятся к игре.