ЧМ-2018. На пороге. Nasha Russia

Что бы мы ни думали о Москве, до нее не как до Берлина, а в Калининград по сравнению с Бразилией или Катаром можно вообще в тапках сходить — лето тем более.
Все, что для аргентинца, англичанина или француза экзотика а-ля рюс, невероятная, дикая, далекая Россия, для нас — будто ничего сверхъестественного. Мы слишком долго живем рядом, чтобы примерно все себе представлять.
Мы часто смеемся над иностранцами, думающими о России стереотипно. Водка ведрами, медведи на улицах, матрешки, играющие на балалайках. “Ну тупые!..” — бьем мы их стереотипы своими стереотипами.
Но что мы, белорусы, знаем о России? Что вообще можно твердо знать об этой бесконечной стране? Мы часто там бываем? А если бываем, то сколько процентов от нее успеем увидеть за жизнь? Много ли прямо сейчас в Беларуси живет людей, которые бывали во всех одиннадцати городах, принимающих чемпионат мира?
Не скатываемся ли мы в стереотипы? Пусть не пьяные медведи с балалайками. Пусть все то, что мы видим в телевизоре и интернете. Пусть дураки и дороги, казнокрадство, олигархи, самодержавный Путин (простите), мрак тамошней глубинки. Что там еще? Совковость, рвачество, заносчивость в отношении младших братьев-республик, религиозные сталинисты, ленинские попы, чудовищность передач про политику и сериалов про ментов? Не говоря о резкой невозможности выучить слово “Беларусь” без всякого “ссия”.
Возможно ли в принципе впихнуть что-то величиной с Россию хоть в какое-то определение? “Семья народов”, “тюрьма народов”, “щедрая душа”, “родина слонов” — и? Что из этого правда?
Кажется, почти все, что можно сказать о России с ходу, — стереотип. Для американца — один, для француза — другой, для Беларуси — третий. Те, кто рисует ее, рисует красным на сером. Цвета как цвета, но я говорю о другом — как узнать, что там на самом деле? Сколько из полутора миллионов километров дорог нужно проехать, чтобы со знанием дела ответить за про- или антироссийский базар?
Россия для огромного количества белорусов — еще один сериал в телевизоре. Малахов, Галкин, Малышева, Киселев с Соловьевым, самый умный из милиционеров Мухтар, самый тупой из прапорщиков Шматко — это Россия?
Россия ли Киркоров, Лепс, Стас Михайлов и Лолита Милявская? Россия ли “Золотой граммофон” и “Поле чудес”? Россия ли Катя Андреева? Россия ли Путин (простите)?
Россия ли Навальный (простите)? Россия ли Юра Дудь? Россия ли “Дневник хача”? Россия ли Баста? Россия ли Бабкина? Россия ли Прилепин? Россия ли Пелевин?
Как отличить миф от реальности? Да вот только так — поехать и посмотреть.
Эта удивительная страна продолжает строчить бинарный культурный код, который не уложится уже ни в одной голове. Она заставляет выбирать. Толстой или Достоевский? Козловский или Лемешев? Гнойный или Оксимирон? Москва или Ленинград? Ленинград или Санкт-Петербург? Петербург или Питер? Не панибратство ли вообще говорить “Питер”, если тебе до него 800 километров?
Несмотря на 27-летнюю уже независимость, мы продолжаем жить в гравитационном поле всего, что начинается со слова “русский”. Русский рок (простите), русский рэп (простите) и русский шансон (трижды простите). Русская водка и русское поле. Русский размер и русский дух. “Новорусская” колбаса и древнерусская тоска. Русский бунт и русский футбол — явления с примерно одинаковым смыслом и одинаковой степенью милосердия.
Как бы мы ко всему этому ни относились, мы не можем не ощущать этой гравитации. В конце концов, вы читаете все это на русском языке, пусть степень его величия и могущества нынче многими ставится под сомнение.
В любом опросе “За какую сборную вы болеете на чемпионате мира?” победит загадочная команда Черчесова. Она в одну кассу опередит, например, поляков — хотя они тоже соседи, и команда у них серьезнее, с Левандовским хотя бы.
Но какой бы хилой ни была сборная России, она создает зрительский смысл огромному количеству белорусов на всех топ-турнирах, в которых участвует. Саленко, Филимонов (простите), Онопко, Бесчастных (простите), Сычев, Аршавин, Широков (простите), Игнашевич — все это фамилии, куда более знакомые широкому кругу футбольных любителей, чем какой-нибудь Эрик Дайер.
Да и Черчесов — человек нам не чужой. Не какой-нибудь Хиддинк или там Капелло. Сколько бы ни тренировал, вспоминается все равно в первую очередь как игрок. Как вратарь несуществующей ныне сборной несуществующей страны.
Давно известно, что болеть за Россию на чемпионате мира — всегда акт религиозный, а болеть против — акт политический. На этот раз все умножится на близость события. Не нужно вслушиваться через океан, не нужно жить по латиноамериканскому времени. Теперь это все в одном с нами часовом поясе.
Все, кто дистанционно любил Россию или дистанционно ее ненавидел, получили реальный шанс съездить и убедиться в чем бы то ни было. Футбол как повод разобраться со своими комплексами. Как лучший в мире психоаналитик. Что и когда еще заведет вас в Саранск? А в Екатеринбург? А в Волгоград? А в Самаре-городке вы бывали?
Теперь есть железный повод — с летом, полным приключений. Которые в России неизбежны, как осторожно ни пробирайся вглубь нее. Чемодан, вокзал, аэропорт, что угодно — и вот вы уже почти настоящий, почти беспечный русский бродяга. Русский — но заграничный.
Вот ведь невероятно: понятный язык, понятная жизнь, понятное все — и в то же время такое загадочное, такое необычное, такое не наше. Будут встречи, будут знакомства, будут открытия… И еще открытия, и еще открытия. Будет, как у поэта: “Я упал в Енисей, я выплыл из Невы, хотя, может быть, это была Припять”.
Но он вышел элегантно сухой из воды и немедленно нашел, с кем здесь выпить.