ЧМ-2018. С места событий. “Верим в сказку”

Атмосферное давление

Изнутри ты провожаешь не команды, а болельщиков. Тех, с кем только что познакомился. С кем весело провел время, пусть недолго — пару часов до начала матча. А с футболистами ты встретишься завтра. На любом канале — хоть в “ящике”, хоть в сети.
Изнутри дополнительным показателем при равенстве очков не является количество забитых мячей и уж точно не количество карточек. Да и при неравенстве — тоже. Здесь ценятся децибелы, эндорфины и сюжет. Куда более качественные показатели.
Матчи с участием хозяев турнира в этом плане не характерны. У тех, кому посчастливилось на них попасть, конечно, праздник. Но праздник очень личный, им готовы поделиться не все. Это легко объяснимо: на матч попадают не те, кто этого больше всего хотел, а те, кто выиграл билет в лотерею. Причем билет недорогой — для россиян цена была гораздо ниже, чем для остальных.
За атмосферой в матчах с участием сборной России необходимо идти не на стадион, а за его пределы. Даже если это “Лужники” — самая большая арена чемпионата. Тем более — если матч победный. По официальным подсчетам, в московской фан-зоне на Воробьевых горах собралось около 100 тысяч зрителей. Вот там был праздник рекой — к гадалке не ходи. На стадионе же — интершум. Правда, весьма качественный.
Во время исполнения гимнов за воротами Акинфеева неспешно развернули громадный баннер с текстом “Верим в сказку”. У этой неспешности забавное объяснение. За спиной российского вратаря в основном расположились болельщики испанской сборной, которым сказка была не нужна — достаточно рассказов. Вдобавок полотнище перекрывало обзор. Свернули баннер гораздо быстрее — скоро сказка сказывалась.

Великое переселение

Если бы на поле были не россияне, матч наверняка признали бы самым негромким из состоявшихся. Порой “Лужники” зависали на десяток минут: одни боялись спугнуть удачу, другие не могли сообразить, что происходит.
По левую руку от меня сидела журналистка из Финляндии, которая пришла на матч с единственным, но очень большим желанием — сфотографироваться на фоне чего-либо важного. Она сделала с десяток попыток, столько же раз получила замечания от волонтеров (с мест для прессы фотографировать нельзя) и осталась недовольна — и собой, и замечающими.
Через проход сидел американец. Он болел за сборную России и приветствовал каждое удачное действие ее футболистов. Его, за неимением лучшего кадра, активно фотографировал фрилансер из Туркменистана — принадлежность к этой стране значилась на его зеленом трико. Незнамо почему, но волонтеров эта фотоссесия не интересовала.
А потом случилось великое переселение народов — туда, где происходит послематчевое общение с футболистами. В этот вечер уместно было остановить любого — и победителя, и проигравшего. И любой мог сказать все что угодно — все равно его слова вошли бы в историю. Но говорить почти никто не пожелал.
От финального свистка до выхода первого игрока минуло почти полтора часа. Первым был Дзюба. Чувствуя подвох, к нему устремилась даже испанская пресса. Чтобы при помощи находившихся в микст-зоне переводчиков получить хоть какой-то эксклюзив. Толмачи испытывали затруднения. Как, например, перевести дзюбовское “Давайте кайфанем!”, чтобы было близко к смыслу? Не говоря уже про интонацию.
Проигравшие испанцы отрешенно шли сквозь строй. Им хотелось остаться незамеченными, но предательски скрипели кроссовки. Кажется, это был домашний вариант обуви. Диего Коста слушал тишину в огромных, на две его головы, наушниках. Пике вертел в руках телефон, всем видом показывая, что абонент недоступен навсегда.
Доступен был только Иньеста, он наверняка готовил себя к любому исходу. Другого топ-турнира в карьере Андреса уже не будет. Он мог сказать только сейчас или никогда. Дальше у него будет лишь продажа вина собственной марки на азиатском рынке, как будто футбольном.
Луис Рубиалес, пусть он и не футболист, тоже обязан был выйти к прессе. Чтобы ответить хотя бы на один вопрос: правильным ли являлось решение уволить главного тренера сборной за день до старта турнира? Рубиалес возглавил Испанскую федерацию футбола лишь в мае, и, по сути, расставание с Лопетеги — его первый заметный шаг на руководящем посту. Он спокойно ответил на полсотни вопросов — как на испанском, так и на английском. Если кратко, то Рубиалес считает, что поступил верно. Только вот к четвертьфиналу готовятся россияне.

“Спартак” — чемпион

Вторничным же вечером с чемпионатом прощалась спартаковская арена — лучший из стадионов турнира, считая те, на которых удалось побывать. В этом списке в том числе две самые вместительные арены первенства, но у них одна беда — попытка совместить несовместимое. Выкатные поля, раздвижные крыши, сохранение исторического облика — все хорошо, если бы не “Спартак”.
Стадион в Тушино строился в чистом поле и с чистого листа, без пафоса и бездонного кошелька. Крыша у него не едет: ее ровно столько, чтобы хватило закрыть трибуны от дождя. Причем конструкция позволяет установить плазменные панели не в глубине трибун, а ближе к центру сооружения — совершенно иной обзор!
Впрочем, допускаю, эти восторги во многом связаны с королевским расположением мест для прессы. Стандартно они находятся ближе к верхним рядам, пусть и посередине. На “Спартаке” же прессу расцеловали — разместили непосредственно у поля.
И ты сидишь прямо за спиной Хосе Пекермана — главного тренера колумбийцев. Чувствуешь его дыхание и сам дышишь ему в спину. Он стоит в модняцких кедах в своем одномерном пространстве, а сделать ничего не может. Его команда мучится — и мучит тебя. И так хочется ему подсказать — ты все-таки сидишь чуть выше, тебе видно больше. Но что подсказать-то? Седовласому Хосе Нестору, между прочим, 68 лет. Он без чужих подсказок все знает и просто ждет.
И ты ждешь вместе с ним. Потому что не болеть за этих колумбийцев невозможно. Если ты, конечно, не англичанин, как сидящий справа радийщик. В кепке и с бородкой он удивительно похож на испанского вратаря Де Хеа. Но это не он — этот, англичанин, наверняка отбил бы парочку послематчевых пенальти от россиян.
А вот Хамес Родригес — самый настоящий. Он спешно перемещается со скамейки запасных на трибуну, где садится рядом со случайными зрителями. На ходу успевает помахать рукой знакомым журналистам. Он даже готов пообщаться, но пока нельзя.
Колумбийцы — вообще большие молодцы. Не те, что на поле, а те, что на переполненных трибунах. Перед игрой они устроили шествие к стадиону от метро. Не от ближайшей станции, а от той, что подальше. Чтобы их кричалки прочно завладели твоим мозгом. Впрочем, и двух-трех минут достаточно, пробирает мгновенно. Ты начинаешь приплясывать, скакать в такт и выбивать нехитрое “Вамос, Колоооомбия!” Ты еще не понимаешь — эта музыка будет вечной.
Колумбийцев действительно жаль. И мексиканцев с перуанцами — тоже. В эти июльские дни они стали символом Москвы. Как Ленин на Красной площади, как Минин и Пожарский у Покровского собора, как матрешка в Государственном центральном универмаге.
Они, представители Латинской Америки, запрудили улицу Никольскую, которая до старта первенства как будто и не ждала гостей. И вот она, не ждавшая, превратилась в смысл жизни после футбола. Да такой, что отвечающим за безопасность города пришлось срочно устанавливать турникеты, дабы регулировать и ограничивать поток желающих.
Мексиканцы вдобавок оборудовали самый вместительный фан-дом чемпионата, арендовав московский Гостиный двор. Они крутили здесь трансляции на испанском. Они продавали здесь такос и танцевали сальсу. Они радовались жизни и учили этому других. Разве что текилу не разливали.
Так у радости вообще не было бы берегов…