Золотая гвардия. Андрей Богданович. Зачем в политику? Лучше буду молодежь по озеру гонять

Хотя лучшего партнера, чем ставший депутатом брат Александр, он так и не нашел. О чем — и о многом другом — и рассказал в интервью…

— Ваш с братом пример на детей из родного Елизово как-то подействовал? Многие пошли в большой спорт?
— Знаю, что в появившуюся гребную секцию записались и мальчики, и девочки. Человек пятнадцать где-то. Некоторые уже поступили в училище олимпийского резерва. Часто ли ходим к ним на “творческие встречи”? Увы, получается, что дома мы бываем в основном на выходных. А они в эти дни не тренируются.

— А с ровесниками, с которыми вместе учился, удается увидеться?
— Аналогичная история, потому что, когда весь в спорте, свободного времени очень мало. Я и в недавнем “Альфа-банк Минск-триатлоне” поучаствовал лишь потому, что оказался в тот день в столице. Такого рода спортивные активности, которые объединяют людей самых разных увлечений и профессий, мне по душе. Поэтому и товарища по сборной тоже с собой привел.
Что же касается одноклассников по Елизово, то вижусь с ними редко. Даже не знаю, чем большинство из них занимаются. Двое в банке работают. Товарищ стал тренером по волейболу. Кто-то собственное хозяйство ведет, молоко продает, и все такое. Один парень строил трассу Минск — Гомель в качестве прораба.

— Ты, выходит, самый крутой выпускник.
— Да, но это пока. Люди, по сути, свою карьеру еще строят, может, кто-то и до министра дорастет. Я же, когда закончу, начну новую жизнь с нуля. Так что все уравновешено в этом мире.

— Елизово — поселок в Осиповичском районе. Главным предприятием которого, знаю, является стеклозавод.
— Верно. Мои родители там трудятся. Но все равно люди стараются уехать в город, там можно больше заработать. Это общая тенденция — так во всех поселках и деревнях происходит. С зарплатами на стеклозаводе все нормально. Не сравнить с Бобруйском или Минском, но для Елизово вполне. Жить можно.

— Ты тоже мог бы там работать.
— Мог бы, если бы не спорт. Я сейчас немного поглядываю по сторонам, все-таки тридцать лет уже. Хотя до Токио-2020 точно еще планирую тренироваться.

— С удивлением узнал, что у тебя два высших образования.
— Одно, понятно, спортивное — окончил БГУФК. Второе получил в нархозе, специальность — “Экономика управления на предприятиях”. Вообще-то это ужас — учиться и тренироваться одновременно. Когда приезжаешь со сборов, то вместо отдыха ходишь на занятия, лекции, семинары. Иногда мысль проскочит: “Ну и зачем, Андрей, тебе все это было нужно?”
Но потом гонишь ее прочь: придает сил понимание, что это пригодится после спортивной жизни. Тем более в том же вузе второе образование получали такие люди, как Саша Герасименя и Даша Домрачева. Хороший пример, согласись. Я, кстати, не разочаровался в выборе, учиться было интересно.

— Твой брат пошел в депутаты, отлично использовав свои заслуги в спорте.
— Да, набрал на выборах в округе 93 процента голосов.

— Еще один хороший пример.
— Неплохой. Но в этой профессии себя не вижу. Саше нравится общаться, он любитель многочисленных тусовок. Мне не нравится быть в центре внимания. Хотя… Он по Осиповичскому округу пошел, а я могу по Бобруйскому. Это если чисто теоретически рассуждать, конечно. (Улыбается.)

— Если перед этим хорошо выступить на Олимпиаде, то, учитывая, что в 2008-м ты стал почетным жителем этого легендарного города…
— Да, тогда удалось куш сорвать.

— Крышу не снесло?
— Не-а.

— А то встречаются такие же юные олимпийские чемпионы, которые выходят на награждение лучших спортсменов страны и говорят, что теперь это звание будет принадлежать им еще долго…
— Я с этим чемпионом вместе учился и знаю Андрея Арямнова очень хорошо. Его еще в училище от земли оторвало. Когда с малых лет выигрываешь на всех соревнованиях с большим отрывом, то уже ходишь так, что голова шатается. А если потом еще и на Олимпиаде побеждаешь с мировыми рекордами… Тогда границ вообще нет.

— Тебя, значит, все это миновало.
— Мне иногда казалось: если мы, спортсмены, такие молодцы, как все рассказывают, то в каких-то ситуациях нам всегда пойдут навстречу и помогут. С полгодика я так думал, а потом успокоился. Понял, что государству до тебя есть дело главным образом тогда, когда ты стоишь на пьедестале.

— А что, взаимовыгодное сотрудничество — родине нужны медали, а тебе от нее почет. Ну и деньги, естественно…
— Патриотический спорт был у меня лет до 18, не спорю.

— Это когда ты смотрел на поднимающий в небо флаг и плакал?
— Плакать не плакал, но было приятно испытывать эти эмоции. Флаг, родина… А потом уже понимаешь, что все твои успехи имеют вполне очевидный материальный эквивалент. И начинаешь бороться за обеспеченное будущее.

— Помнишь первые заработанные в спорте деньги?
— Конечно. В 17 лет занял на юниорском чемпионате Европы второе и третье места, а на чемпионате мира — третье. В общей сложности дали 1000 долларов призовых. Купил себе хорошие кроссовки за 180 долларов, плеер, о котором давно мечтал, и дорогой фен маме, у нее всегда простые были. Остальные деньги привез домой. Ну и сразу после этого попал в национальную команду.

— Видимо, тебе было проще адаптироваться — ведь Саша находился в сборной уже не первый год.
— Да, братских указаний хватало — делай так, смотри туда. Но я по натуре человек неконфликтный и всегда с людьми легко находил общий язык.

— Таких тренеры любят.
— А почему нет? Смотри, если спортсмен вспыльчивый, то постоянно имеет свое мнение: это я делать буду, это не буду. А по сути, что он знает? Тренеры десятилетиями работают, и у них таких спортсменов уже был вагон и маленькая тележка. Они лучше соображают, как подвести ученика к оптимальной форме. А тот включает умника: мол, я знаю, как лучше. И в результате ничего не получается.
Правильно сказал один молодой специалист: если вам не нравится, что говорит тренер, отойдите в сторонку и выскажите друг другу все, что о нем думаете А потом вернитесь обратно и делайте то, что скажут.

— Думаю, с братом тебе тоже было работать несладко. Все- таки разница в пять лет существенна.
— Когда выходишь на двухчасовую тренировку и семьдесят процентов времени только и слышишь “бу-бу-бу”, это мало кому понравится. Иногда, конечно, я не выдерживал и мы ругались. Но ничего, как поругались, так и помирились, работаем дальше. Цель-то одна.
Это была мечта моего детства — выиграть Олимпиаду. Помню, прилетели в Пекин, а состояние ужасное. Вообще никакие, и как грести — непонятно. Но потом акклиматизация прошла, и с каждым днем самочувствие улучшалось.
Настроены были только на золотые медали. Хотя соперников хватало — немцы, румыны, венгры. Правда, самый титулованный каноист современности Дьердь Колонич уже месяц как умер к тому времени — царство ему небесное.

— Что с ним случилось?
— Сердце не выдержало на одной из последних тренировок перед Играми. Ему было 36 лет, за спиной выдающаяся карьера, и он был основным кандидатом в знаменосцы своей национальной сборной.
Помню, как-то мы ехали гонку на этапе Кубка мира рядом с его экипажем. Где-то на 700 метрах прибавили, а они вдруг резко отстали. Развернулись, смотрим, а венгры еле доезжают. И Колонич какой-то совсем бледный… Это мы уже потом вспоминали.
А в Будапеште, ребята говорят, парни гребли по жаре, и вдруг Дьердь оперся на напарника… И все. Врачи не смогли ничего сделать, констатировали лишь жесточайший сердечный приступ.

— Такие трагичные примеры должны сидеть в подсознании каждого гребца — не загнать бы сердце…
— Не скрою, об этом задумываешься. Но мы каждый год проходим углубленный медицинский осмотр, УЗИ сердца делаем обязательно. Тьфу-тьфу, с этим у меня все в порядке.

— На заезде в Пекине, уверен, вы с братом даже не думали, перегрузите сердце или нет.
— Естественно. В голове сидело только одно: пройти дистанцию согласно намеченному плану. Со старта гребем со всеми, 600 метров проезжаем — и потом 400 делаем финиш. Перед финалом ворочались на кроватях и проезжали в голове эту тысячу 250 раз.
Когда стояли на старте, я вообще ничего не слышал. Хорошо, кто-то сделал фальстарт. Со второй попытки мы стартовали нормально. К 500 метрам подъехали — идем вторыми, и я чувствую, что силы еще есть. Немцы впереди, надо догонять, другого выхода нет. И тут мы в один гребок попали с братом и начали к ним приближаться. А когда видишь, что догоняешь, это мотивирует еще больше. Так на злости их и догнали, а потом и обошли.

— Саша говорил, что минут двадцать после финиша вообще смутно представлял, что происходит вокруг.
— Так и было. 93 процента влажности, воздух спертый, как в сауне. Мы сами до мостика не доехали, упали к спасателям в лодку, и уже они нас оттуда доставали. Мне на голову плеснули холодной воды, поэтому я отошел чуть быстрее. Саша не захотел, чтобы его поливали, ему было тяжелее.
Голова у меня потом болела еще два дня, просто раскалывалась. В байдарке Литвинчуку тоже плохо было. Вроде бы ехали вчетвером, а он единственный еле ходил.

— Зато у него в лодке сидели такие люди, как Петрушенко и Махнев. Шантарович всегда выделял их из общей массы — из-за невероятного здоровья.
— Да, крепкие ребята, с этим не поспоришь. Вадим только в нынешнем году завязал. А Рома еще гоняется. У него и сейчас желания больше, чем у молодых.

— Представляю, какая у тебя была мотивация на следующих Играх в Лондоне.
— Тогда было еще страшнее — из-за ответственности. Медаль надо было завоевывать в любом случае, потому как олимпийские чемпионы не могут оплошать. Это давило просто ужасно. Словами не описать.

— Накачки в Министерстве спорта?
— Нет, такого не припомню. Ответственность была перед самим собой. Совесть говорила, что права на ошибку у нас нет. На первой Олимпиаде, когда тебя никто не знает, все иначе — как выступил, так и выступил. Но сейчас нет.

— Какие-то традиции, суеверия перед гонками у тебя имеются?
— Каждый старт индивидуален. Организм всякий раз ведет себя по-разному. Одну ночь ты так поспал, другую эдак, а третью вообще не сомкнул глаз. Или та же фармакология. Таблетку какую-нибудь пропустил, а может, еще хуже, заболел.
В Пекине у нас сошлись все звезды. Мы были отлично готовы и показали свой максимум. Тогда перед финалом легли в 23.00, а заснули где-то в два часа ночи. Хорошо, что финалы были во второй половине дня, поэтому проснулись в девять утра. Обычно на чемпионатах мира старт в 10.00, а это значит, что в семь уже надо выезжать.
В Лондоне тоже старт не был особенно ранним. Хотя тогда нам этого хотелось. Просыпаешься — и у тебя нет времени на очередной прогон мыслей. Просто делаешь отработанные годами механические движения, собираясь на канал.
Лондонская гонка оказалась странной. Мы с братом в предварительных заездах сделали все, чтобы попасть на крайнюю воду. Дело в том, что всю последнюю неделю ветер дул справа, и с учетом этого на старте наша лодка заняла бы наиболее выгодное положение. Но увы — именно в день финала ветер успокоился. А когда идешь не в центре гонки, то тяжело следить за конкурентами. На 400 метрах мы обнаружили оторвавшихся россиян и немцев. Первых потом догнали, а вот до немцев дотянуться не удалось.

— Снова отдали все силы?
— Да, но все же золото далось труднее. Самые сильные впечатления остались именно от пекинской Олимпиады. После победы я еще две недели ходил в таком состоянии… Очень болела печень, организм был настолько зашлакован, что не мог даже пива с парнями попить. Ничего не употреблял месяца полтора. Как потом узнал, если печень перегружена, человек желтеет. Я когда руки мыл, у меня желтая вода текла, билирубин был 86 при норме 20.

— Лошадиный у вас вид спорта, как ни крути.
— Согласен. Очень тяжелый, без вопросов. Правда, есть плюс — тренируешься на свежем воздухе, на природе, не сидишь в душном зале. Хотя есть и минусы. Когда зимой работаешь при минусовой температуре, думаешь, что лучше, пожалуй, было бы позаниматься в зале.

— Как снимаете напряжение после изнурительного тренировочного сбора? Вряд ли организованно идете в концертный зал или в филармонию.
— Такого нет. Я люблю походы, на день-два или три. На природе побыть. А гулянки по клубам это точно не мое.

— С советских времен лучшим средством для расслабления организма после непосильных нагрузок всегда считалась она, беленькая.
— У меня такой профилактики со спиртным не было. А если бы проскочило, думаю, вряд ли помогло. У нас в команде такого никогда не встречалось — люди понимают, что деньги зарабатывают. И если в экипаже кто-то выпивает, кто такого алкаша терпеть будет? А если в одиночке, то уже сам понимаешь: будешь бухать — вариантов выиграть вообще нет.

— Наверное, ты не очень любишь футболистов. Как правило, именно они становятся героями скандальной хроники.
— Здесь, конечно, справедливости нет. Если играешь в футбол и что-то выиграешь, человек становится прямо-таки звездой. Другие виды спорта приносят олимпийские медали, а зарплата там даже на треть с футбольной не сравнится. А то и одну пятую составляет.

— С другой стороны, футбол во всем мире спорт очень массовый. Больше конкуренция и сложнее пробиться наверх.
— С этим согласен, но куда они выбиваются? Играют в Беларуси и зарабатывают хорошие деньги. Смотри: мне в спорте никогда не платили за то, что я могу сделать в будущем. Всегда оценивали только результат. Выиграл чемпионат мира — получи, выиграл Олимпиаду — пожалуйста.
А в футболе все наоборот — людям сразу выписывают баснословные, по нашим понятиям, деньги. Стал ты третьим в чемпионате страны — вау, круто. А у нас такой человек даже в национальную команду не попадет. Займешь второе место — будешь запасным, на чемпионат Европы или мира поедет победитель. А третьим у нас даже фармакологию не дают.

— Кстати, о фармакологии. У вас тоже, как в легкой атлетике, каждый ходит со своей бутылочкой воды?
— Да. Представь: если будешь беспечным, то конкурент подойдет и насыплет тот же мельдоний тебе в стакан — и все.

— Прозвучало культовое слово. Как сейчас вспоминаешь историю с отстранением мужской команды от участия в Играх в Рио? С горечью или зажило уже?
— Всегда буду вспоминать те события со злостью. Просто так взять и не пустить спортсменов на главный старт жизни — это даже в голове не укладывается. Наша репутация никогда не была запятнана.
Как все было. Приезжают таможня французская и жандармы, делают обыск, через пару дней являются снова. Уже с какими-то документами. Показывают: мол, смотри, уровень мельдония у тебя превышает тысячу — а это на самом деле удельный вес мочи. Подписывай документ, и все у тебя будет хорошо. Я, разумеется, сказал, что ничего подписывать не буду.
Они нас постоянно провоцировали. А потом выяснилось, что все заранее продумали, чтобы отобрать у нас лицензии и на Игры поехали определенные страны.
В итоге место Юрени в одиночке отдали французам, Козыря — немцам, как и наши с Сашей. В байдарке-четверке — итальянцам. Ну и все, те страны довольны, спонсоры тоже. В итоге в нашей дисциплине не было белорусов, сильнейшего экипажа россиян, румын и молдаван. И не думаю, что немцы одержали бы победу, если бы все они участвовали. Но вышло так, как вышло.

— Жаль, потеряли и медаль, и деньги. Ты, поди, мысленно уже дом строил. Или нельзя — плохая примета?
— Не рекомендуется, конечно, но планы были… Больше скажу: в Пекине я весил 93,7 кило, Саша около 96. Так вот в Рио у нас был точно такой же вес. Значит, находились в оптимальной форме. Да мы и сами это чувствовали.

— Чтобы не сильно мучиться, ты сумел найти какой-то плюс в этом жирном минусе?
— Сумел. У меня нет детей, и кто знает, поехал бы я в Рио, а там меня укусил бы комар и занес вирус Зика. Разумеется, вероятность этого не очень велика, но все же она имелась. А мне не хотелось бы иметь умственно отсталых наследников. Дети в любом случае больший плюс, чем медаль на Олимпиаде.

— Когда, кстати, ты начал задумываться о семье и детях?
— Да уже годик-другой думаю конкретно. Просто никак не мог найти пару. Ту, в ком был бы уверен, что мне всегда будет с ней хорошо в жизни.

— В гребле этот вопрос зачастую решается просто — у вас хватает пар, которые познакомились на сборах и соревнованиях.
— Никто не приглянулся — скажем так. Может, мне такой типаж не нравится. Каков мой? Конечно, обращаешь внимание на лицо, на ноги и все остальное. Но это не главное. Главное, чтобы человек был адекватным. Не делал тебе всяких дурацких замечаний типа “зачем туда посмотрел”, “а с кем это ты переписываешься”? Чтобы без этого бреда обошлись. Понятно, что страшную тоже не хотелось бы…
Искал такую, с которой у нас похожие интересы, а это не так легко. Потому что я человек природы, а не каменных джунглей, с их дискотеками и клубами до утра.

— По идее поиск ты должен был начать с художественной гимнастики. Этот вид спорта называют “фабрикой жен”.
— Да, там хорошие девушки. Я их всех знаю, начиная еще с пекинской Олимпиады. Тогда вообще атомная команда была. Но не свела судьба, наверное, все-таки разные интересы у нас были в жизни.

— Ну бывает же и безответная любовь.
— Даже не знаю, что это такое. Сам так не влюблялся, а вот в меня — случалось. Но, как говорится, хорошо то, что хорошо заканчивается. 7 сентября у меня свадьба. Девушку зовут Ксения. Самостоятельная, самодостаточная, много общих интересов. Например, охоту любит.
А я охотник с 2008-го. Добывал оленя, кабана, лося, уток, гуся в этом году, зайца, вальдшнепа. Вот только что белок не стрелял.

— Многие говорят: я не смог бы убить.
— А я могу. Наверное, гены. Мой отец всю жизнь охотился. Ну и мы с братом тоже как-то втянулись. Ружье, документы, все как полагается. Берешь егеря, покупаешь лицензию — и вперед. Африканская чума, правда, многих животных подкосила. Зато лосей сейчас немало ходит по лесу.

— Как познакомился с Ксенией?
— Через социальные сети. У нас был общий друг гребец, и когда мы списывались, то уже многое знали друг о друге. То есть симпатия имелась изначально. А когда начали общаться, она только укрепилась. Потом, после сбора, мы встретились, ну а дальше ты знаешь.

— Свадьба будет шумная?
— Учитывая, что до Рио я не доехал, все будет скромно. С зарплатками у нас похуже стало. Поэтому чисто семейный круг.

— Заработок сильно упал?
— По сравнению с тем, который был до Рио, в три раза. Однако на жизнь хватает. Но пояс пришлось затянуть, не скрою.

— Чтобы вернуться на прежние рубежи, нужны победы. Например, заехать “в призы” на чемпионате мира в августе.
— К сожалению, я туда не отобрался. Надеялся только на двойку, тренировал исключительно ее, но… На чемпионате страны в одиночке стал вторым, а в двойке с Гришей Майсюком у нас ничего не получилось. Чуть подвел меня молодой напарник.

— Так спокойно говоришь об этом. Уверен, он услышал немало интересного о себе. Примерно как ты, когда впервые сел к брату в лодку.
— Когда я присоединился к Саше, то через четыре тренировки мы заняли третье место на чемпионате Европы. Так что это совсем разные истории.

— Гриша, однако, не первый твой напарник. Трудно найти такого, как брат? Хотя можно попробовать силы и в одиночке.
— У нас в сборной уже есть хороший парень — Максим Петров. Хотелось бы закрыть двойку.

— Петров не может стать напарником?
— Мы гребем с ним с одной стороны лодки. Поменять теоретически можно, но это надо делать в 14-15 лет. Потом уже невозможно. Считай, придется заново тренироваться, потому что будут задействоваться совсем другие мышцы.

— Кстати, о них. Когда все время гребешь с одной стороны, непропорционально задействуя мышечный корсет, наверное, это не совсем полезно для здоровья.
— Да, есть такое, но мы с братом после тренировок всегда висели на турнике. Делали разные упражнения, потому что быть “однобокими” нам отнюдь не хотелось. Вроде бы мы такими и не выглядим.

— Вроде нет. Проблема, понимаю, сейчас одна — как найти второго.
— Есть парни, с которыми можно попробовать, но я ничего не могу о них сказать. Ничем ярким на чемпионате страны они не выделились. Вспоминаю: когда мы с Сашей становились в одиночку, я всегда заезжал вторым- третьим, а брат — четвертым- пятым. А сейчас мой напарник даже в финал не пробился. Хотя в прошлом году был вторым и неплохо себя чувствовал.

— Чем можно объяснить этот парадокс?
— Мне кажется, когда он попал в команду, то что-то перепутал после перехода из юниоров во взрослые. Наверное, подумал, что можно поменьше тренироваться.

— Двенадцать лет разницы не шутка. Он напоминает тебе себя столько же лет назад?
— Нет, я был более ответственным и исполнительным. Тренер сказал идти кусок дистанции на максимальном усилии — и я иду, не делаю из пяти отрезков один в полную силу, а остальные так себе.

— Теперь в вашей лодке “бу-бу-бу” — это ты?
— Я так не делаю. Сижу ведь в лодке впереди. Но даже когда мог понять, кто как гребет сзади, говорил лишь пару слов. И все. Но это не работает.

— В иных видах спорта проблему хороших спортсменов решают радикально. Завозом — благо рядом есть страна, в которой традиционно избыток перспективных атлетов.
— Во-первых, если спортсмен что-то умеет, то его так просто не отпустят. А если отдадут, то ему необходимо будет отбыть положенный в таком случае карантин. Это два года. То есть даже если такой атлет найдется, на Олимпиаду в Токио мы все равно не успеваем. Ничего, будем пробовать своих.

— Как здоровье у тебя сейчас?
— Нормально себя чувствую. Не так, конечно, как в двадцать лет, но все в порядке. Тренируюсь, как и раньше. Поблажек себе не даю.

— Новое поколение гребцов, как понимаю, по ментальности другое, нежели ваше…
— Если честно, они думают так: пришел в спорт, съел пару таблеток — и поехал дальше. Что в жизни все просто и поддается какому-то объяснению. Что и тренироваться можно не очень много, во всем поможет хорошая фармакология. Не все, но большинство так рассуждают.
Есть единицы, которые понимают, что нужно много тренироваться. Но и они быстро сдаются. Сегодня работают нормально, а проходит два дня — и “ой, все, тяжело, пройду-ка я дистанцию вполсилы”. Вот в чем главная проблема того поколения, которое пришло.
У них не было детства, когда тебе шесть лет, но это никого не интересует. Надо идти к дедушке на сенокос. А потом картошку пополоть, бурячки, воды натаскать и тому подобное. Таким образом с детства приобщаешься к тяжелому физическому труду.

— Значит, надо учить молодых. У тебя получается?
— А зачем мне их наставлять, у них же тренер есть. Пусть рассказывает то, что и так понятно.

— Но это же твои деньги, твои медали.
— Тот парень, с которым тренируюсь, конечно, в курсе всех моих пожеланий. Но порадовавшись новой зарплате, он через пару тренировок забывает, что нам ее надо будет подтверждать на следующем турнире. Приходит после тренировки и в компьютер утыкается.

— Как будто ты раньше в разные “танчики” не играл.
— Прошло уже то время. Сейчас интереснее фильм хороший посмотреть или просто на воздухе прогуляться. Побыть наедине со своими мыслями. В тридцать лет ко многому относишься иначе. Уже и тренер тебе особенно не нужен, и психолог — сам в спорте все понимаешь.

— Кстати, один из вариантов продолжения спортивной карьеры — пойти в тренеры.
— Такое возможно. Во всяком случае, я задумывался. Но опять же не хочется, чтобы это было банальным продолжением, когда спортсмены дружно шагают в тренеры, потому что подобное им вроде как ближе всего.
Мне кажется, что тренер должен иметь такую же мотивацию тренировать, как спортсмен — выиграть Олимпийские игры. Нужна страсть, которая обязательно передастся ученикам. Скорее всего, будущий тренер должен уйти из большого спорта неудовлетворенным. Мол, я не смог это выиграть, но теперь приложу все силы, чтобы мои ученики достигли большего.
А я вроде бы все и выиграл уже. Хотя не все — Токио-2020 остается таким же желанным рубежом, как и Пекин в 2008-м.

— Но есть все же и другой путь. Твой брат, кажется, неплохо чувствует себя в роли парламентария.
— Не знаю… Если выбирать между двумя этими профессиями, то я предпочел бы гонять молодых по озеру. Политика — такая штука… Очень часто люди обещают то, что выполнить не в силах. Далеко ходить не буду. Простой пример. Просили что-то сделать с гребной базой в Бобруйске. По сути, это просто сарай с печным отоплением. Хотя оттуда вышел Виктор Ренейский, который побеждал на Олимпиаде, и мы с братом тоже. Два олимпийских золота и одно серебро, первые места на чемпионатах мира и Европы — неужели этого мало, чтобы вдохнуть жизнь в какой-то несчастный сарай?
Многого ведь не нужно. Постройте самое элементарное — помещение, в котором будут раздевалка с душем, эллинг для лодок… Никто ведь не просит возводить что-то грандиозное, как в Заславле или Бресте.
Хочу, чтобы родители могли привести своих детей на тренировки и быть за них спокойными. Уверенными, что те тренируются в нормальных условиях. Чтобы тепло там было. Это нормально для XXI века, потому что никому не хочу такой судьбы, как у нас. Когда приходишь в холодную раздевалку, там же переодеваешься и в сырых вещах идешь на воду — в конце осени!
Мы просили сделать вместо печного хотя бы паровое отопление. “Зачем, ребята, мы вам все новое соорудим”. Сколько лет прошло с тех обещаний? Десять точно…