Абсолютный арбитраж

— Как вы восприняли приглашение в Турин — как поощрение или наказание?

— Ни то и ни другое. В Италии мне предстоит тяжелая, но интересная работа. Я судья международной категории с 73-го года. За плечами чемпионаты Европы, мира, Олимпийские игры в Лиллехаммере. Так что обслуживать соревнования высокого ранга мне не привыкать. Знаком с этой атмосферой, осознаю ответственность: ведь Олимпиаду не сравнить ни с каким другим турниром.

— Бытует мнение, что судейство — не более чем приятное времяпрепровождение. Мол, люди едут за границу отдохнуть, пожить в свое удовольствие, набраться впечатлений.

— На самом деле это каторжный труд. В конце 90-х американцы проводили эксперимент. Арбитрам ставили телеметрические датчики и измеряли у них пульс и давление. Так вот непосредственно перед началом соревнований пульс поднимался до 140 ударов в минуту. А во время исполнения программы спортсменом той страны, которую представлял судья, — до 170. Это то же самое, что бежать стометровку на хороший результат.

Расскажу случай про себя. Лет тридцать тому назад, когда я только начинал судить, сижу за столиком и чувствую: с головой что-то не то. Катаются спортивные пары. А у меня на льду — четыре человека, все делают прекрасно, синхронно, просто необыкновенно. Закрываю левый глаз — одна пара, открываю — две. Зашкалило в мозгу — хоть плачь. И лишь через три-четыре выступления все стало на свои места.

— Но оценки-то поставили по заслугам?

— Конечно, причем одной паре. А к чему я все это рассказал? Чтобы доказать: отправляюсь далеко не на курорт. В Лиллехаммере довелось работать и на парном, и на одиночном катании — несмотря на калорийное питание, похудел на четыре килограмма. От нервного напряжения все внутри сгорело.

— Вам приходилось сталкиваться с протестами, апелляциями?

— На топ-турниры приглашают очень квалифицированных арбитров. Ошибки, конечно, случаются у каждого. Однако грубые, предвзятые, умышленные бывают редко.

— Что за последние годы изменилось в судействе? Пошли ли реформы на пользу делу?

— Если раньше арбитраж был относительным, то сейчас он стал абсолютным. Прежде каждая оценка, которую выводил судья, ставила спортсмена на определенное место. Расхождения в баллах могли быть от 5,0 до 6,0: от одного арбитра фигурист получал 5,8, от другого — 5,2. В то же время c цифрами “5,2” какой-либо судья закреплял за фигуристом верхнюю строку. Иными словами, арбитр должен был помнить от первого до последнего участника (записи у него имелись) и расставлял их в табели о рангах по своему усмотрению. Теперь же судейство абсолютное. Что это такое? Судья оценивает то, что он видит, без сопоставлений и параллелей. Исполнил спортсмен прыжок — получил от нуля до плюс трех, если сделал хорошо, или до минус трех, если плохо. Самым сложным было перестроиться психологически. Потому что хотим мы того или нет, все равно думаем: вот этот катается здорово, а тот неважно. Привыкли подчиняться житейской мудрости — все познается в сравнении. Теперь же от старого мышления пришлось полностью отказаться.

— Этим перемены не ограничились?

— Еще недавно вторая оценка ставилась — за представление (в короткой программе) или за артистичность (в произвольной). Нынче ее разбили на пять слагаемых. Сюда входят владение коньком, соединительные шаги и движения, представление программы, хореография и интерпретация. И судья в баллах (в диапазоне от 0 до 10) отражает свое восприятие действий фигуриста на льду. Можно великолепно прыгать, как это делают китайцы. Однако они страдают отсутствием компонентов второй оценки — у них довольно серое катание. И наоборот. Можно выиграть, не имея набора сложных элементов, но прекрасно владея коньком, подготовив красивую композицию, раскрывая ее в соответствии с музыкой. К примеру, если это ярко выраженная испанская мелодия или какой-то модерн, все движения должны отражать характер музыки. А построение программы относится как раз- таки к хореографии. Если вы помните выступление Алексея Ягудина в Солт-Лейк-Сити, это была картинка на льду, мини-спектакль. Сейчас к такой миниатюре стремятся все. У кого-то получается лучше, у кого-то хуже. Однако отныне музыка является не только сопровождением: новые стандарты обязывают к тому, чтобы получилось цельное, законченное произведение. В этом отношении реформы очень подстегнули фигуристов.

— Любопытно, отстояли бы олимпийские чемпионы-2002 свои позиции сейчас?

— Думаю, что нет. С введением новой системы судейства фигурное катание изменилось кардинально. Американка Сара Хьюз, ставшая четыре года назад победительницей Игр, нынче не заняла бы и десятого места.

— В чем именно произошла переоценка ценностей?

— Все прыжки Хьюз по меркам теперешних требований были некачественными. Она исполняла их в “минусовой зоне”. Спортсмены стали по-другому относиться к “добротности” элементов. Сложность увеличилась в шагах, во вращениях. К примеру, дорожка, с которой Ягудин завоевал золото Солт- Лейк-Сити, сегодня отвечала бы только первому уровню. А их четыре.

— Говорят, у модерн-судейства появились как сторонники, так и противники. Причем к числу оппонентов относятся прежде всего болельщики.

— В прошлом году в Дортмунде состоялось обсуждение новой системы арбитража с представителями прессы. Телевизионные компании выражали недовольство: причастность зрителей и комментаторов к происходящему на льду значительно уменьшилась. На фигурное катание приходят люди, как правило, знакомые с этим видом спорта. Очень многие сидели на трибунах, ставили свои оценки, а потом сравнивали их с увиденными на табло. Простые любители, помимо того что следили за событиями на льду, еще и проверяли себя, собственную квалификацию. Скажем, когда высвечивались порядковые номера судей, они видели: вон тот чудак выдал что-то невпопад. Сейчас вообще не поймешь, кто что поставил. Голые цифры, которые ни о чем не говорят — 36, 42 и так далее. На крупных соревнованиях судейство обезличено. Из четырнадцати арбитров выбирают девять, и не знаешь, кто как оценил. Не видно, кому претензии предъявлять. Свою колонку, положим, еще сумеешь найти. И только через месяц-другой после окончания турнира “все тайное становится явным”.

— Вы сказали, что телевизионщики были в претензии. Что им ответили на это чиновники?

— Здесь двух мнений быть не может: все уже сделано, ничего не поменяется. После скандалов в Солт-Лейк-Сити Оттавио Чинкванта пообещал Жаку Рогге: дескать, мы исправимся, изобретем нечто более совершенное. И отступать ему было некуда. Хотя очень многие федерации — французская, российская — до конца выступали против нововведений. Но раз уж они приняты, обратной дороги нет. Да и два с половиной миллиона долларов — сумма немалая. Именно столько денег ИСУ потратил на разработку системы судейства. Команда во главе с канадцем Бартоном провела колоссальную работу — не имея прецедентов, на голом месте создала принципиально новый арбитраж.

— А как эта система приживается в Беларуси?

— Мы ее приняли буквально с первых дней, были в авангарде. Еще нигде в мире не судили по-новому, а в нашей стране уже проводили такие соревнования. Но для этого нужно специальное оборудование. Обычно на “Европе” и “мире” у каждого судьи стоят дисплеи, большой компьютер имеется у рефери, у специалистов и контролеров. Короче говоря, задействована целая база ЭВМ. Причем специалисты обеспечены аппаратурой, позволяющей получить замедленное изображение, а контролеры — еще и детальную раскадровку: сколько оборотов фигурист не докрутил, коснулся ли льда рукой, на одну ли ногу приземлился и так далее. Без этого оборудования работать невозможно. То, что у нас делается, — на уровне самодеятельности. Пишем протокол, затем заносим его в компьютер, обрабатываем. Откатаются два-три участника — только тогда показываем результат.

Стоит такое компьютерное обеспечение 22 тысячи евро. ИСУ готов помочь финансово, оплатить федерациям значительную сумму. И надо бы нашему руководству Минспорта приобрести его для белорусских фигуристов, потому что эта система будет служить долгие годы. Потратив такие средства на разработку и внедрение, вряд ли ее подвергнут пересмотру. Сейчас удобный момент — воспользоваться помощью ИСУ. Спустя время скидок никто делать не станет, вот и выйдет, что скупой платит дважды.

— Какие санкции грозят судьям за непрофессионализм?

— Дисквалификация, вплоть до пожизненной. По моим сведениям, по состоянию на первое сентября нынешнего года обструкции подверглись семеро судей. Претензии бывают самые разные. А практикуется чаще всего наказание рублем. Обычно в конце года арбитр получает небольшое вознаграждение. Но если он где-то ошибся, его лишают этой премии. Чтобы опротестовать сей вердикт, виновный должен за свой счет ехать в Лозанну, доказывать правоту. И поскольку гарантии, что все закончится благополучно, нет, к финансовым потерям рискуют добавиться расходы на проезд, проживание.

— Вы ставите подпись под документами, где оговорены ваши обязанности?

— Перед каждыми соревнованиями заполняем своеобразную декларацию. Там написано, что арбитр должен честно судить, опрятно выглядеть, не общаться в ходе турниров с прессой. Указана масса других ограничений. Так что в перерыве, когда заливают лед, не выйдешь выпить глоток вина. Хотя в свободное время никакого криминала в этом нет. Дают два-три талона в бар, где сидят судьи и руководители. Пошел, взял бокал — никто тебя за руку не схватит.

— За всю вашу долгую карьеру вас не пытались подкупить?

— А как это можно?

— Ну, не знаю. Может, предлагали десять лишних талончиков, если станете судить в чью-то пользу?

— Что вы! По старой системе это сразу было бы видно, да и по новой тоже. Думаю, иначе не продержался бы на этом уровне три десятилетия, вплоть до сегодняшних дней. Если выступают два равных спортсмена — можно оценивать, как душа ляжет. А если разница в классе ощутима, то подставлять свою голову никому не хочется. Потом, знаете, что самое страшное?! У нас это не чувствуется, а в той же России судья находится между молотом и наковальней. С одной стороны, за ним следит федерация, государство. С другой — Международный союз конькобежцев. Не оценил высоким баллом своего соотечественника, тебя страна больше не будет никуда посылать. Отсудил его хорошо, но плохо на общем фоне — накажет ИСУ. Российскому арбитру дома говорят: давай, и все. Он дает — его на год отстраняют, год проходит — опять возвращается. Наиболее тяжкий грех в фигурном катании — это национальные пристрастия. В иных случаях еще можно оправдаться, мол, промашка вышла. Но если ты ошибся на своем спортсмене — сто процентов, что тебя дисквалифицируют на год либо на два. А если уж совсем начудил — могут и пожизненно отстранить.

— Поведав о своих пристрастиях до начала Игр, вы не сделаете ничего предосудительного? В мужском одиночном катании, где вам предстоит работать, кто больше импонирует?

— Очень сложно сказать. На одном турнире блещет один фигурист, на другом — другой. Мне вообще нравятся хорошие спортсмены. К их числу, несомненно, принадлежит Евгений Плющенко. Если он победит свои травмы, будет претендентом номер один на олимпийское золото. Очень силен канадец Баттл. Нельзя не считаться с французом Жубером. Японец Такахаши — за ним я недавно наблюдал на “Skate America” — хорошо смотрится. Не стану сбрасывать со счетов швейцарца Стефана Ламбьеля. Иными словами, Олимпийские игры — турнир непредсказуемый, на котором можно ждать любых сюрпризов.