Профессия — репортер. С Муринью нельзя по щелчку пальцев

На конкурс “AIPS Sports Media Awards” были присланы 1273 работы из 119 стран. Обозреватель российского “Спорт-экспресса” Игорь РАБИНЕР выиграл главный приз в категории “Пишущая журналистика” (номинация “Лучшая колонка”, материал “Спортсмены или рабы?”). Само собой, мы не могли не поздравить автора, чьи публикации и комментарии украшали страницы и нашей газеты. И лауреатское интервью плавно превратилось в практическое пособие для начинающих и уже опытных журналистов.
— Твою страничку в фейсбуке украшает фраза “Вдохновение — это умение приводить себя в рабочее состояние”. Актуально для репортера, который умудряется успешно совмещать журналистику с написанием книг.
— Меня эта цитата Александра Сергеевича Пушкина поразила. Казалось бы, легкий и воздушный гений. Но после этой фразы понимаешь, что великий поэт был обычным человеком. Он правильно подходил к профессии. Когда сидишь и ждешь с моря погоды, ни черта не получается. Пахать надо. Каждый день и много. Как спортсмен, от которого мы требуем того же. Какими бы ни были способности человека складывать слова — пусть даже на гениальном уровне или на нашем земном, разницы нет. Без труда не будет ничего.

— Зная, какой ты трудоголик, ничуть не удивлюсь, если скажешь, что не отметил победу…
— Банкет был. И там присутствовал просто обалденный конгломерат из бывшего СССР. И все, включая украинских коллег, меня очень тепло поздравили. На самом деле, если ты нормальный человек и занимаешься журналистикой, а не “пропагандонством”, к тебе относятся нормально.

— Не быть “пропагандоном” в России теперь нелегко.
— Пожалуй. Но все же возможно. Не хочу бросаться красивыми словами, просто родители воспитали меня совсем по-другому, и измениться я уже не смогу. Ну а что касается выпить, то, конечно, я это сделал. Повод все-таки весомый. Другое дело, что у меня утром был трансатлантический вылет в Сан-Хосе через Лондон. Я с тобой разговариваю уже из Штатов, где хочу поработать на матчах НХЛ.

— Будь твоя воля, кого из коллег выдвинул бы на эту премию?
— Надо понимать, что эта премия не за карьеру, а за конкретный материал. А по совокупности, пожалуй, вручил бы Сереге Микулику — очень талантливому человеку, который, если бы захотел, выиграл бы этот приз с большим запасом.
Льву Ивановичу Филатову — моему первому учителю, или Владимиру Михайловичу Кучмию — главному учителю, которому я и посвятил победу. Сказал об этом сразу же, как только президент МОКа Томас Бах вручил мне награду. Ты как человек, работавший с Кучмием в “Спорт-экспрессе”, прекрасно знаешь, кто это, и по-другому я поступить просто не мог.

— Где ищешь свое ежедневное вдохновение?
— Я и своим студентам школы журналистики говорю: каждый день надо находить для себя что-то новое, с кем-то знакомиться. И ни в коем случае не считать, что уже все знаешь. Например, мне страшно хотелось познакомиться с родителями Саши Овечкина. Полгода пробивал встречу с ними, и в декабре 2018-го она состоялась — при помощи журналиста “Советского спорта” Павла Лысенкова. Согласись, это выглядит довольно странно, учитывая, что мы работаем в конкурирующих изданиях. Но это фантастическая история профессиональной солидарности.
Паша — единственный журналист в России, имевший постоянный доступ в эту семью. Он много лет с ними общается, и родители ему доверяют. Зная это и исчерпав другие пути, я обратился к нему, сказав, что если он откажется замолвить словечко, то, конечно, никаких претензий у меня не будет. Но Паша моментально откликнулся, и через несколько дней я полтора часа разговаривал с Татьяной Николаевной — двукратной олимпийской чемпионкой по баскетболу. И, видимо, я ей понравился. В конце беседы она сказала: “Игорь, звоните еще и завтра, на ваши вопросы ответит папа”.
А вот еще к вопросу о новом и том, что наполняет цветными красками будничный день. В том же декабре меня, что называется, поперло, и я записал интервью с тренером “Спартака” Олегом Кононовым. Было поразительно слышать, что активно действующий тренер в восьмимесячном перерыве пошел учиться в Высшую школу экономики на очную переподготовку. А это с восьми утра до девяти вечера каждый день. Как такое может не удивить?

— Были ли люди, к которым приходилось долго стучаться и все-таки остаться ни с чем?
— Давно уже пытался, но пока безрезультатно, поговорить с Арсеном Венгером и Алексом Фергюсоном. Вроде и контакты есть, но эта история пока не работает.

— Лучшие контакты — когда столкнешься нос к носу в подтрибунном помещении.
— Знаешь, это тоже не дает стопроцентной гарантии. В середине нулевых у “Спорт-экспресса” были хорошие связи с “Челси”. И все равно интервью с Муринью приходилось пробивать через пресс-службу. Удалось договориться лишь на пяти-семиминутную встречу. Но в итоге мои вопросы португальцу понравились, и мы беседовали 35 минут. Из-за этого он даже опоздал на официальную пресс-конференцию.
Потом он приходил к нам в редакцию. Дима Аленичев привел его, когда Жозе приехал на его прощальный матч. Потом со Слуцким ездили на базу “Интера”. Помнишь ту безумную историю, когда этот итальянский клуб установил партнерские отношения с “Крыльями Советов”?

— Два суперклуба наконец смогли поработать вместе.
— Казалось бы, что может быть общего у “Интера” и Самары? Но волжским клубом владели “Ростехнологии”, и контакты были установлены на уровне президента клуба Моратти. Как бы то ни было, в Милан приехала группа российских специалистов. В их числе были и мы со Слуцким и коллегой Денисом Казанским. Интервью у португальца брали втроем. После чего я решил, что мы с Муринью кореша, и теперь я могу беседовать с ним по щелчку пальцев.
И вот прилетает “Интер” вместе с Муринью в Казань. Я уже там, чтобы перехватить тренера в гостинице и с ним пообщаться. Мы встречаемся, он приветливо здоровается, я прошу об интервью, а Жозе отправляет меня в пресс-службу… Все логично. Раньше все было по договоренности, а теперь, дружище, прости — и не пошел бы ты на три буквы. Конечно, отношения бывают разными. Но далеко не всегда то, что считаешь человеческими контактами, таковыми и оказываются.

— Бывает наоборот, когда о человеке заведомо складывается дурное мнение, а он оказывается совсем другим. Такое было со мной по прочтении книги Вячеслава Фетисова “Овертайм”, в которой его партнер по звездной пятерке Алексей Касатонов предстал не в самом радужном свете.
— Я тоже начитался фетисовских откровений и составил похожее мнение. Поэтому для меня совершеннейшим открытием стала встреча с Алексеем в 1997 году, когда поехал в лагерь российских игроков НХЛ под Филадельфию. Касатонов оказался человеком-душой. Просто он не любит болтать на каждом углу, у него другой склад характера.
Я уговаривал Алексея на книгу лет десять. Кстати, его биография скоро должна появиться, буквально через пару месяцев. Леша — человек трудноуламываемый, но интервью дает запросто. Может даже сам позвонить, как это случилось, когда зашла речь о возможном бойкоте Россией Олимпиады в Пхенчхане. Он тогда дал острейшее интервью, часть которого вошла в колонку, принесшую мне первое место в Лозанне.
Они сейчас со Славой снова дружат. И говорят в один голос, что столько не играли в хоккей даже тогда, когда выступали за ЦСКА и сборную. Тут и “Легенды хоккея”, и другие ветеранские команды. Катаются и с олигархами — отбоя от желающих нет.

— Тебе иногда приходится и самому воевать, попадая в переделки. Все помнят о конфликте, который случился у тебя с экс-форвардом сборной СССР, СНГ и России Сергеем Кирьяковым.
— Довольно дикая история. Был даже не материал, а его кусочек, о котором я и думать забыл. И весь тот короткий диалог, который совершенно неожиданно закончился ударом, стал для меня неприятным откровением. Получается, человек носил это в себе больше года, все то время, когда он не работал. Хотя статья была написана уже после его отставки, а не до. Так что я даже гипотетически не мог стать виновником его увольнения.
На самом деле черт с ним, это человек, который совершенно не заслуживает серьезного разговора. Если Кирьяков считает, что тренеры могут так общаться с журналистами, то, наверное, закономерно, что он нигде не работает до сих пор.
Я подал заявление в полицию. Опросили меня и Кирьякова. Тот заявил, что никаких ударов не наносил, от всего отказался, то есть синяк прилетел мне с неба. Проблема была в том, что свидетелей не нашли. Журналистов там не было, только пять-шесть технических сотрудников временной студии “Матч ТВ” на Воробьевых горах. Отсутствовали камеры, а тех временно нанятых сотрудников не смогли найти. Поэтому и дело даже не было открыто и кануло в Лету.

— Совет для молодых журналистов: может, им стоит на всякий случай еще и ходить на курсы самообороны?
— Вполне, отговаривать не стану. По идее наша профессия в девяностые была гораздо опаснее, чем сейчас, но такие навыки никогда не помешают.
Вспоминаю те времена и ловлю себя на том, что при всех сложностях в стране на тебя никто не кидался ни с кулаками, ни с чем-то тяжелым в руках. Хотя тогда, возможно, удельный вес у меня еще не был таким, чтобы моя позиция была настолько кому-то интересна и важна.

— Многие хотели бы набрать твой нынешний удельный вес, но они наверняка знать не знают о всех опасностях, которые имеются в этой, казалось бы, безвредной и красивой профессии. Сиди себе, обозревай…
— Сейчас процветает “диванная” журналистика, которую можно приравнять к термину “блогерство”. Чем блогер отличается от живого журналиста? Тем, что последний находится в постоянной коммуникации с объектами, о которых пишет. Он с ними говорит, они ему отвечают. Он может сказать им что-то прямо в глаза, они ссорятся-мирятся, многим тренерам интересна позиция журналиста.
Вспоминаю интервью Саши Вишневского с Унаи Эмери, которое тот наконец-то дал спустя полтора года после ухода из “Спартака”. Эмери признался, что в России ему не хватало неформального контакта с журналистами. Говорил, что у него была информация о происходящем только от клуба, а для полноты картины нужен взгляд с разных сторон.
“Я не понимаю, почему в России у меня никто не брал интервью”, — огорченно сказал Эмери. У Вишневского делаются круглые глаза: “Как никто?! За вами стояла очередь. Но в клубе говорили, что вы не хотите давать эксклюзивные интервью и предпочитаете общаться только на пресс- конференциях”. Тут уже глаза округлились у Эмери… И стало понятно, как господа Карпин и Асхабадзе планомерно выживали его из клуба.

— Человек, назвавший Эмери тренеришкой, уверенно стоит на твоей аватарке в фейсбуке.
— Там была такая ситуация. Эмери пообещал Артему Дзюбе поставить того на дерби — а в итоге не поставил. Дзюба обиделся и, будучи человеком холерического склада, сразу же выдал свое видение ситуации. Он проходил микст-зону, и когда знакомый журналист собирался взять у него интервью, Артем бросил на ходу: “С тренеришкой нашим лучше поговори”. Он не думал, что это запишут.
На самом деле Артем все доказал на чемпионате мира. То, как он мотивировал и вел за собой команду, — это, конечно, совершенно потрясающая история. Не назову его стопроцентно однозначным персонажем, но то, что он стопроцентный русский, это точно. Он и есть Россия, где существуют две крайности — или черное, или белое. Середины нет. Он очень яркий и харизматичный, такие люди делают интересной и увлекательной и нашу профессию в том числе. Не самый покладистый и идеальный… Но нужны ли нам покладистые и идеальные? Не уверен.

— После этого яркого монолога многие подумают, что своего друга Дзюбу ты теперь ругать никогда не будешь.
— Ну да, особенно если вспомнить мое открытое письмо после Кубка конфедераций. Тогда Дзюба меня не понял, и наши отношения охладились. Я никогда не буду защищать человека, если он сильно накосячил. Да, есть люди, которым симпатизирую и у кого всегда буду искать больше позитива, чем негатива. Но это присутствует у всех, кто находится в профессии, а не лежит на диване. У тебя, уверен, тоже.
Со многими отношения складываются сразу — как с Юрием Палычем Семиным, Гуусом Хиддинком, Леонидом Викторовичем Слуцким… А с кем-то через скандалы. Как с Валерием Газзаевым. Однажды я назвал его тренером для внутреннего пользования. В 2004-м у нас дело чуть до драки не дошло. Потом сделал с ним материал, и он назвал его лучшим интервью в своей жизни. А через год позвал на свой юбилей. Это нормально, это жизнь, в ней бывают волнообразные смены отношений.
А вообще с победой в конкурсе Международной ассоциации спортивной прессы меня поздравили очень много великих и просто больших спортсменов и тренеров. И это приятно. Значит, я свою работу делаю не зря.

— И буквально каждый из них может стать героем твоей очередной книги, количество которых уже перевалило на третий десяток.
— Не представляешь, сколько я получаю предложений по их написанию. Сейчас почти все отвергаю. Мне куда больше по душе идеи, которые приходят в голову самому, а не кому-то еще.

— Главное, чтобы предложение было коммерчески выгодным.
— Это надо иметь в виду, но бывают случаи, когда я настроен альтруистически. И готов работать практически без гонорара. У меня вскоре выйдет еще одна книга, о которой пока не могу говорить. Это биография человека, написанная вместе с соавтором. Вот там я работал за идею, потому что речь шла о моем кумире.
Ведь как бывает? Звонит какой- нибудь судья, который хочет написать откровенную биографию…

— …о том, как все было на самом деле?
— Ага, по его версии. Но это не мое, я не готов. Связываю его с издательством, с другими людьми. А вот когда поступило предложение от друга Вадима Евсеева, меня это заинтриговало. С Вадиком были прекрасные отношения, он сам по себе личность колоритнейшая. И я заранее знал, что книга получится интересной. Потому и писал ее с удовольствием.

— Моих знакомых коллег удивляет твоя невероятная работоспособность.
— Просто я быстро пишу. И поэтому в сутках у меня не 24 часа, а 36. Причем большую их часть трачу на работу. Но на другое тоже хватает, и мы часто путешествуем с женой. Объездили много стран, даже в Лозанну прилетели вместе.
Ежедневной нормы по количеству печатных знаков у меня нет. Иногда хочу написать абзац в фейсбук, и в какое-то время происходит отключение от реальности. А когда в нее возвращаюсь, то понимаю, что написал восемь-девять.
Оченье люблю фейсбук — это интеллектуальная история, и там всегда найдется немало людей, которые смогут все оценить. В отличие от твиттера, где ценится краткость и злободневность.

— Тебе не кажется, что пришло время сочинять сценарии для художественных фильмов?
— То же мне сказал Дмитрий Быков, когда мы однажды присели в его любимой рюмочной на Большой Никитской. Это было бы логично — новая и закономерная ступень. Но пока не могу преодолеть какой-то психологический барьер, хотя это сделали уже и Илья Казаков, и Саша Беленький, недавно, кстати, выпустивший замечательную книгу “Мари”.

— Стимулом должны стать откровенные ляпы в сценариях спортивных кинофильмов, в последнее время валом поваливших на большой экран.
— Думаю, это делается сознательно. В угоду цельности полухудожественного сюжета какие-то факты переносятся во времени, а что-то откровенно придумывается. Просто режиссер и сценарист так видят драматургию. Это их творческое право, и если продукт вызывает эмоции у людей и учитывая, что кино не претендует на историческую истину, то почему нет?

— О ком бы ты написал сценарий?
— О Федоре Черенкове. Для меня масштаб этого человека совершенно космический. И беды у него были большие, и ушел из жизни он очень рано.

— С кем из ушедших ты бы поговорил, будь такая возможность?
— С Николаем Петровичем Старостиным. Года три-четыре я был близок к “Спартаку”, вхож в раздевалку. И до сих пор помню, как Николай Петрович отнесся к нам с Лешей Лебедевым — теперешним журналистом “Московского комсомольца”, когда мы пришли в Сокольники, откуда отходил автобус команды. Старостин просто так, запросто и душевно, взял нас с собой в Тарасовку. Пацанов, которые делали первые шаги в журналистике.
Но большого интервью со Старостиным почему-то не случилось. Может, я по малолетству не соображал, с какими людьми надо говорить в первую очередь. Сейчас твержу своим студентам: ребята, составьте список людей, с которыми хотите поговорить, и чем они старше, тем выше они должны там стоять. Просто потому, что люди не вечные.
И книга “Спартаковские исповеди” — это моя попытка отмазаться перед самим собой за то, что так и не поговорил со Старостиным. Он абсолютно уникальный и неповторимый человек. Владимир Никитич Маслаченко сказал в той книге, что для Николая Старостина “Спартак” был маленьким свечным заводиком. Он умудрился создать свою частную собственность в советском государстве и пронести ее через годы, что совершенно невероятно.

— Спартаковский дух еще витает над Тарасовкой?
— Пока живы люди, которые застали Старостина, то да, хотя в любом духе есть какая-то доля мифа. На самом деле клуб должен быть достоин какой-либо мифологии. И если она существует, значит, он чего-то добился в этой жизни.
Сейчас “Спартак”, конечно, совсем другой. Но в Кононове я вижу человека, который хочет вернуть этот дух. Он сам вырос на бесковском “Спартаке” и говорил об этом, еще когда возглавлял “Краснодар”. А это многое значит.

— У какого еще клуба в российской премьер-лиге есть собственный дух?
— Я назвал бы ЦСКА и “Краснодар”. То, что сейчас происходит в армейском клубе, абсолютно нереально. Как вообще возможно, когда состав на 90 процентов разбежался, а команда по-прежнему в порядке. Приходят молодые ребята, вписываются в коллектив как влитые и громят “Реал”.
Федор Чалов, который сейчас возглавляет список бомбардиров, понятно, способный парень. Но чтобы молодой человек так ярко раскрылся — это не совсем обычная история для России. Наша страна футбольные таланты не развивает, а эксплуатирует.
Раньше о будущем никто не думал, все жили сегодняшним днем. Однако сейчас, когда денег стало меньше, ситуация, к счастью, меняется. И мы видим, что в клубах появляется все больше интересных молодых игроков. Ну и, конечно, не могу не сказать о Викторе Гончаренко как о очень сильном и цельном тренере. Сначала у него не все получалось идеально, но то, что он делает в этом сезоне, просто космос и за гранью понимания. Не зря многие люди считают его ЦСКА главным фаворитом чемпионата.

— Игорь Рабинер сегодня фактически сам себе бренд.
— Даже не знаю, что сказать. Пусть говорят другие, а мое дело писать. Здорово, конечно, было бы войти в историю, но, сам понимаешь, без многих людей мне это сделать не удалось бы. Без Кучмия Рабинер точно был бы другим.

— Но даже Владимиру Михайловичу не удалось вытравить из тебя вечную привычку и, наверное, самую большую слабость.
— Надо признать, я хронический опоздун. Только на мегаважные интервью и встречи прихожу вовремя. А так опоздания на пять-десять минут, к сожалению, обычное дело. Никак не могу справиться с привычкой поздно выходить из дома и даже не знаю, кто может меня переучить.