Профессия — репортер. Елена Вайцеховская. Я интересуюсь не шайбой, а теми, кто гоняет ее по льду

За это время Сальников, Копляков, Качюшите и компания ликвидировали катастрофическое отставание от ведущих плавательных стран мира, одержав затем немало побед на Олимпиадах и чемпионатах мира.
Железному Вайцу удалось не только сделать чудо-команду, но и наполнить ее неповторимым духом, благодаря которому спортсмены пронесли свою дружбу через годы и с удовольствием общаются до сих пор. Явление, чрезвычайно редко встречающееся даже у самых великих команд. Общеизвестно, что в спорте лучше всего реализовываются эгоисты.
Дочь Сергея Михайловича скажет об этом неоспоримом спортивном феномене гениально, найдя блестящую аналогию прямо по ходу нашего интервью. Это свойство замечательных людей, коей, без сомнения, является Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ — любимая дочка отца и олимпийская чемпионка Монреаля-76 по прыжкам в воду. А еще она блестящая журналистка, записавшая сотни интервью со звездами мирового спорта, которые читаются взахлеб вне зависимости от степени давности.
Мне повезло. Отработавшая много лет в “Спорт-экспрессе”, а ныне специальный корреспондент РИА “Новости”, Елена приехала в Минск для проведения мастер-класса для PR-специалистов и работников пресс-служб федераций и клубов. Каюсь, на последнем я не побывал, но зато провел с Еленой вечер накануне и удостоверился, что отцовские заветы живут в ней до сих пор.
— Влияние отца на мою жизнь неоспоримо, но и сам спорт учит ценить свое время. Утром у меня было интервью с Бьерндаленом, и он сказал, что многие вещи закладываются в возрасте 13-14 лет. А именно — умение правильно распределять время и находить мотивацию в жизни. Разговаривая с ним, понимала, что у нас много общего. Моя жизнь прошла под девизом: “Если нет возможности заниматься тем, что нравится, пусть нравится то, чем ты занимаешься”. Не могу припомнить ни одного случая, когда испытывала бы отвращение к тому, что делаю.

— Даже общаясь с неприятным типом?
— Это же находка для журналиста! Много лет назад делала интервью с Алексеем Улановым — первым партнером Ирины Родниной. Тон разговора был примерно такой: да кто такой этот Жук, кто такая Роднина? Вот я — да. И в музыке понимаю, и в искусстве… А они без меня пустое место. Не то чтобы это возмутило — шокировало. Ведь даже если ты так думаешь, вовсе не обязательно озвучивать. Сказала ему: “Неужели вы не понимаете, что вся история вашей жизни — это Ирина Роднина?” Уланов начал орать, топать ногами… Мы закончили на напряженных тонах, но то интервью мне очень нравится до сих пор. Как-то сразу все поняла и про него, и про Роднину, которая, как рассказывали очевидцы, кричала ему на тренировке, когда он не мог уже работать: “Поставь, сука, руки, я сама запрыгну!”

— Их упомянутый тренер Станислав Жук, кажется, не был чужд известной слабости русского человека.
— Да, ходят легенды, что он мог запить и выпасть из тренировочного процесса на продолжительный срок. Но дело не в этом. На протяжении многих лет ученики Жука успешно выступали практически от первого до последнего дня — у него были пары, девочки, мальчики, не было только танцоров.
Жук мне как-то сказал, что для него главным было не показать, что волнуется. Тренер обязан всегда сохранять спокойствие, тогда и ученики будут спокойны. И потому глотал много успокоительных таблеток. А они в сочетании с алкоголем приводят к тому, что человек слетает с катушек после одной рюмки. И, я думаю, дело именно в этом. Не помню, чтобы на соревнованиях видела его пьяным. А что было после соревнований, это уже никого не должно волновать. Потому что Жук практически всегда добивался результата, которого ждала от него страна.

— Говорят, он как-то показал класс тогдашнему министру спорта Сергею Павлову…
— Эту историю мне рассказывал отец. У обоих день рождения примерно в одно время — разница в несколько дней. И вот Жук пришел на прием к Сергею Павловичу — аккурат после своего дня рождения. Павлов отметил, что Станислав Алексеевич выглядит как-то неважно. Знаменитый тренер немедленно исполнил двойной тулуп со словами: “А вы после своего так сможете?”

— Тренеры тех времен предстают перед нами прямо сказочными персонажами. А спортсмены — богатырями, которые могли бочку водки выпить, а потом выиграть все золото мира.
— Кружкова и Голышка читаю с большим интересом, рассказы их героев о количестве выпитого потрясают воображение. Но это все здорово, и очень хорошо читается. Это качественная журналистская работа. Ведь что сегодня происходит с профессией? Многие искренне считают, что работа журналиста — посмотреть соревнование, потом пойти в микст-зону, подставить диктофон среди десятков таких же и написать десять абсолютно одинаковых, малоинформативных интервью. То же происходит на пресс-конференциях.
В 2006-м я была на сборе футбольного ЦСКА и брала интервью у его главного тренера Валерия Газзаева. Он очень тяжело тогда общался с прессой. И я написала ему целую шпаргалку, как правильно строить отношения с репортерами и использовать их в своих целях. К сожалению, он из нее ничего не вынес.

— Немногие мои коллеги стали бы заниматься составлением таких шпаргалок.
— Проблема в том, что я слишком люблю людей. А они довольно часто оказываются совсем не теми, какими ты их видишь. Разочаровываться в человеке тяжело, особенно если вкладываешь в него знания, помогаешь встать на ноги в профессии. Я переживала по этому поводу, думала, что себя неправильно веду. А потом поняла, что мне так комфортнее — любить тех, кто вокруг. Мне нравится помогать. Я делаю это для себя. А раз так, то не надо ни о чем жалеть. И как только себе это сказала, у меня внутри наступила абсолютная гармония.

— Спортсмены тебя часто подводили?
— Я никогда не связывала с ними надежд. Однажды пропустила юбилей у знаменитого тренера, забыла поздравить. Мне было так неудобно, что выела себе весь мозг. Но младшая дочь спросила: “Мама, а она тебя хоть раз в жизни с днем рождения поздравляла? Нет? Ну, тогда чего париться?” Это был ключевой момент, когда поняла, что я им ничего не должна. Как и они — мне. Что не мешает нам поддерживать прекрасные отношения.
Когда человек начинает работать в журналистике, его первое и вполне объяснимое стремление — оказаться со звездами на близком расстоянии. С возрастом поняла, что это совершенно бесполезно, потому что в любой ситуации ты останешься для них чужим. Это как в медицине. Что бы ни сделал врач и каких бы косяков ни напорол, медицинское сообщество всегда будет на его стороне.
То же самое спорт. Как бы ни старалась, я никогда не буду своей в том же фигурном катании. Даже если с кем-то замечательные отношения, все равно твердо знаю: в любой конфликтной ситуации фигурист поддержит не меня, а своего коллегу. Это нормально и абсолютно правильно.
Просто мне сложно вдвойне: став журналистом, я не стала своей и в журналистской тусовке. Всегда находилась вне ее.

— Свой среди чужих, чужой среди своих?
— Именно. И это удел любого более или менее известного спортсмена, который пробует себя в журналистике.

— Когда ты туда пошла, отец напомнил тебе, что журналисты — всего лишь обслуга спортсменов.
— Так и есть. Но мне нравится моя работа. Если мне интересен человек, абсолютно наплевать, сколько раз он отказывает в интервью и в какой форме. Я не воспринимаю отказы как оскорбление. Значит, он сегодня не готов. И потому не становлюсь в позу: ах, ты не хочешь общаться? Ну и пошел вон, обойдусь как-нибудь без тебя. Я не обойдусь.

— В “Спорт-экспрессе” ты была на особом положении.
— Да, я всегда могла сказать “нет”, если тема мне неинтересна. Но все равно была уйма обязанностей, которых сама себе никогда не придумала бы. О хоккее начала писать лишь потому, что у нас уволились два обозревателя. Горел контракт, и я была единственным человеком, у кого в паспорте стояла американская виза. И я поехала туда, не зная ни людей, ни правил игры. Кроме того, я не вижу шайбу во время матча. Знаю только, что она есть. И с таким ужасом я поехала и отработала очень прилично.

— Не испытывая к хоккею даже симпатии?
— Я всегда шла от людей. Меня не интересует шайба, мне интересны те, кто гоняет ее по льду. И личностей в том энхаэловском хоккее было достаточно. Кроме того, не боюсь признаться, что чего-то не знаю.
Тяжелее всего было в прошлом году перед чемпионатом мира по футболу. Для кого-то, возможно, это цель жизни, но мне бы в голову не пришла идея туда аккредитоваться. Однако редакция “Р-спорт” это сделала за меня. Деваться было некуда. Первым делом попросила, чтобы меня отправили на двухнедельный сбор перед чемпионатом. А закончилось все тем, что почему-то именно мне шеф предложил написать отчет о финальном матче.

— Ты получала удовольствие от общения с игроками?
— Получала удовольствие от того, что могла наблюдать за жизнью команды. А это зачастую лучше, чем десять интервью. Вот тогда я хорошо поняла, что такое российский футбол.

— Какой сделаем вывод?
— Как-то Леша Андронов, начинавший в “Спорт-экспрессе”, а затем ушедший на “НТВ-плюс”, брал у меня интервью, в котором спросил, как я отношусь к футболу. Ответила, что уважаю коллег, работающих в отделе футбола. И очень сочувствую им. Потому что они вынуждены безмерно много писать о людях, которые совершенно этого не заслуживают. И моя позиция с тех пор осталась неизменной.
А так как больше всего в спорте меня интересовала психология, было весьма интересно наблюдать, как ситуация меняет людей. Например, первое интервью со Станиславом Черчесовым я сделала в начале 2000-х, когда он еще играл. Тогда Стас наговорил много лишнего, и его отцепили от “Спартака”. И мне было любопытно посмотреть на Черчесова в должности главного тренера.

— И?
— Это было занимательно. Как в кино — я сидела и наблюдала. Много чего в нем не понравилось. В отличие от Игнашевича и Акинфеева, с которыми уже после чемпионата сделала два очень хороших интервью. Они мне симпатичны еще с тех времен, когда была у Газзаева на сборе.

— Почему спортсмены — самые великие и милые, так разительно меняются, когда становятся руководителями?
— Не все.

— Назови исключения.
— Хм… А ведь на самом деле, сразу никто в голову не приходит. Хотя нет: Елена Вяльбе! У нас непростая история взаимоотношений, но я ее обожаю. Получилось так, что на протяжении ее карьеры мы практически не общались. Она напряженно соперничала с Любой Егоровой. Там была война на грани ненависти, но Егорова чаще выигрывала. И вышло, что я больше рассказывала именно о Любе, а отношение Лены к ней автоматически перешло и на меня. Ну, бывает так — не складываются отношения и все тут.
Чемпионат мира 1999 года стал апогеем нашей ненависти друг к другу. По-моему, мы даже не здоровались. В тот день выпал обильный снег и гонку отменили. А что это значит?

— В газете дыра, которую надо чем-то забить.
— Именно. С Леной мы жили в одной гостинице. Когда постучалась к ней в номер, она изменилась в лице. Я ей обрисовала ситуацию и сказала, что только она может меня выручить, дав интервью. Лена лежала под одеялом. И подозреваю, что больше всего ей хотелось спать. Но тем не менее она согласилась на разговор, попросив дать ей сорок минут, чтобы встать и одеться. После того случая она выросла в моих глазах самым необыкновенным образом. С моей точки зрения, это был поступок.

— Не могу не спросить про ее коллегу по сборной, олимпийскую чемпионку Ольгу Данилову. Недавно интернет взбудоражила история, как она пришла к директору клуба, который носит ее имя, и, исчерпав аргументы в споре, начала гонять ее по кабинету собственноручно вывороченной из кадки елкой… С которой, что было отмечено отдельно, даже не сняла игрушки.
— Это я никак не могу объяснить, ибо в моем представлении Оля всегда была девочкой-отличницей. Поэтому если она вырвала из кадки елку, может, тот другой человек заслужил? Пытаюсь поставить себя на место Даниловой и понимаю: если бы нашлось за что, я тоже не стала бы снимать игрушки. (Смеется.)

— В зимних видах очень много людей неординарных, и об одном из них ты даже написала книгу. Кстати, Александр Тихонов сейчас живет в Минске.
— Мне даже говорить о нем не хочется. Это как раз тот случай, когда человек с возрастом сильно меняется. Помнишь его одним — и очень больно смотреть, каким он стал потом.

— Но книга замечательная.
— Я ее написала в тот непродолжительный период, когда Александр Иванович был изолирован от всех и, разговаривая, не играл на публику. А как только он вернулся в свое привычное окружение, все стало прежним. Вся его жизнь — один сплошной перфоманс. Тихонов, безусловно, яркая фигура. Но он зашел в такое русло, что мне, повторюсь, больно это видеть.

— За кем из бывших спортсменов наблюдаешь с гордостью? Подскажу: великий пловец Александр Попов всегда был твоим любимцем.
— Не то что любимцем… Я вложила много в выстраивание имиджа, который сильно ему помог и за границей, и в России. Саша прекрасно общается с людьми, он идеальная представительская фигура. Безупречен для любого спонсора. Четырехкратный олимпийский чемпион, умный, хорошо воспитанный и очень обаятельный мужчина.
Хотя все произошло довольно спонтанно. Просто одно время Геннадий Турецкий не мог с ним ездить и попросил меня присмотреть за Сашей, чтобы парень не чувствовал себя брошенным. Прекрасно помню, как прочитала Сашино интервью после победного для него чемпионата мира 1994 года. Оно было откровенно хамским по отношению к собеседнику. Может, он устал, или ему не нравились вопросы, но он нескрываемо грубил.
Попов тогда летел в Австралию. А я ходила по квартире, как тигр в клетке, смотрела на часы и ждала, когда самолет приземлится. Затем позвонила ему: “Ты что делаешь? Я знаю тебя как облупленного, все твои сильные и слабые стороны. Но если пишу только о хороших, то, наверное, выстраиваю какой-то положительный имидж. А ты его убиваешь за пятнадцать минут. Лишь потому, что у тебя было плохое настроение?” Я была так расстроена, что в конце просто бросила трубку.
Через полгода мы встретились на соревнованиях, и Саша был настолько блистателен на пресс-конференции, что подошла выразить почтение: “Ты великолепен”. Он посмотрел на меня и процедил сквозь зубы: “Учителя хорошие были”.
Это парень, который все в себя впитывал. Может, сыграло роль еще и то, что я в спортсменах вижу только хорошее. И когда они читают о себе приятное, им это нравится. И чему-то они начинают соответствовать в реальной жизни. Ведь никто их этому не учит. Что является большой проблемой. Мы как раз об этом разговаривали с Бьерндаленом.

— Сталкивалась с ситуациями, когда спортсмен задирал нос?
— Иногда и такое бывает. Но мне сложно дать понять, что я обслуга. При всей своей внешней миролюбивости отвечу так, что мало не покажется.
Ну вот случай из уже упомянутой поездки в Штаты. У нас был запланирован материал в спорт-экспрессовский журнал. Условились с фотокором об интервью с выдающимся российским хоккеистом, но после проигранного матча услышали: “Я ни о чем с вами не договаривался. Все через пресс-службу”. Сказала нужные в таком случае слова: что понимаю его расстройство и так далее… А он: “С чего вы взяли, что я расстроен?” Здесь уже не выдержала я: “Извини, пожалуйста, я забыла, что ты сделал голевую передачу”. Развернулась и пошла. Матч, к слову, они проиграли со счетом 0:4.
Когда вернулась в отель, мой автоответчик был красным от сообщений с извинениями и просьб приехать к хоккеисту домой в любое время, когда нам будет удобно. Это был все-таки неглупый парень.

— Другое поколение спортсменов?
— Другое. Но рецепта, как с ними общаться, нет. Многое диктует ситуация. Когда пресс-атташе им твердит, что с журналистами общаться не стоит, что даже трехминутное интервью из микст-зоны они должны прислать на вычитку, то и результат закономерен. Они не плохие — им просто не объяснили, и они реально не понимают, зачем нужно общаться с прессой.
Их эти темы на самом деле интересуют. Я ведь еще по совместительству вице-президент федерации России по прыжкам в воду. И вот недавно главный тренер попросила приехать на сбор. Рассказать, как правильно вести себя в соцсетях, как давать интервью. В общем то, о чем я рассказывала в случае с Газзаевым — использовать журналиста в своих целях. Мы с тобой прекрасно знаем, что это очень легко.
И я видела, как внимательно меня слушали спортсмены. То, о чем рассказывала, им даже не приходило в голову. У нас же как? Мой инстаграм — это мой инстаграм. И маленькая девочка пишет, что для больших побед необходим допинг. До сих пор расхлебывают…
Всему надо учить. Не ругать, не топать ногами, а рассказывать, как вести себя в информационном мире. Чтобы быть интересным людям, чтобы на тебя обратили внимание спонсоры. И еще. Тому же Попову очень долго объясняла, что когда одна жизнь закончится, то начнется другая. И он будет в ней барахтаться, как котенок, ничего не зная и не понимая. И потом он сказал мне спасибо, что я вбила ему это в голову. Он ничего не ждал, и ему было легко.
А много спортсменов мучаются до нервных срывов, когда заканчивают карьеру. До них доходит со всей ясностью, что больше они никому не нужны. А ведь были уверены, что наконец-то начнут вести нормальный образ жизни. Пошлют подальше тренера, который много лет заставлял их пахать на тренировках… И вся предыдущая карьера начнет работать на них. Да ничего подобного!

— Семью Домрачевой и Бьерндалена можно назвать идеальной в этом плане?
— Они оба мне глубоко симпатичны. Не то чтобы отсутствием величия, а тем, что каждый хорошо знает себе цену, но при этом остается простым и доступным. Я нахожусь под сильным впечатлением после разговора с Оле-Эйнаром, потому что тянула из него кишки по полной программе. Видела, что ему больно отвечать на многие вопросы, связанные с последней Олимпиадой. Тем не менее он отвечал. И никого не винил. Это редкое качество, когда человек не пытается списать свои несчастья на окружающий мир. Он в состоянии анализировать и, знаю точно, через этот этап перешагнет и пойдет дальше.
А ведь многих жизнь потом ломает. Они не подозревают, что все их титулы, регалии и медали будут не тащить вверх, а, наоборот, тянуть вниз. Чемпион нужен только первый год, да и то если выиграл Олимпиаду. А потом все, появляется другой чемпион — и вся слава ему.

— У тебя было то же самое, когда закончила карьеру?
— Да, я не стала исключением. Хотя каждому в глубине души кажется, что именно у него все будет не так, как у других. Твердо знала, что я единственная, кто в советских прыжках в воду способен общаться на иностранном языке. Мне говорят: “Ты наша гордость и краса, и, кроме тебя, мы никого не сможем выдвинуть в международную федерацию”. И при этом продвигают туда человека, который привез ведро икры из Астрахани и всем раздал по банке. То есть так — бабах! — и ты никто.
Второе. Что такое чемпион? Он выделяется из общего ряда. У него всегда завышенное самомнение и весьма эгоистичный характер. Если бы он был другим, не выиграл бы. Эта чертова золотая медаль достается только тогда, когда умеешь сконцентрироваться исключительно на собственных интересах. И наплевать на окружающих. Последствия большого спорта приходится потом долго лакировать в обычной жизни, чтобы не вылезало то, чего не должно.
Пока ты выигрываешь, с этим все мирятся. А когда заканчиваешь, тебе начинают разное вспоминать. Причем на каждом углу и каждый божий день. Когда училась в институте, то появилась там в общей сложности три раза — на экзаменах по анатомии, физиологии и основам тренировки. Папа сказал, что эти три предмета я буду сдавать сама. Даже не знала, как выглядят преподаватели. Человек, который мне помогал учиться, тоже был преподавателем. Брал мою зачетку и водил за руку. Я стояла за дверью аудитории, а он выносил уже поставленные отметки.
И вот когда закончила карьеру, то сдавала экзамены наравне со всеми. Зачет по спортсооружениям сдала, кажется, с девятого раза. Я стояла в группе студентов, он шел мимо. Я поздоровалась. В ответ: “А мы что, знакомы?”

— Жестоко.
— Это происходит не плавно, а сразу. Вот ты золотой мальчик, а вот здесь получаешь топором по башке. И ты лежишь в луже собственной крови и дерьма. И никому уже не нужен. Хотя бывают, конечно, исключения. Та же Ирина Винер, которая следит за девочками и после спорта. Не бросает своих. Если ученица отработала честно и выиграла свои медали, Винер обязательно поможет с восстановлением, лечением, последующим социальным устройством. Я смотрю на это с завистью. Другого такого спорта, где бы так заботились о бывших звездах, в России нет.
Сейчас много разговоров о Этери Тутберидзе, и ее девочках и чем, собственно, она отличается от Винер, которая кричит на своих воспитанниц матом. Как человек из этой же жизни скажу — у Винер всегда отношения равных. Работает как со взрослыми. Да они и есть такие, уже совершеннолетние девчонки. Все понимают, что делают и зачем это нужно.
На этот счет хорошо выразился Валентин Николаев, тренер Оксаны Баюл: “В спорте много непедагогических решений. Стресс всегда возникает внезапно, соответственно и решения надо принимать быстро. Интуитивно. Иногда по роже дать, иногда обматерить”. И ту же Баюл на каких-то соревнованиях он материл так, что у нее от злости начала дергаться верхняя губа. Но благодаря этому она вышла из предстартового мандража и выиграла. А через год стала олимпийской чемпионкой.
Надо понимать, что время перед Олимпийскими играми — самое сложное, что может быть в спорте. И очень важно найти мотивацию. Это как при восхождении на Эверест. Тебе не хватает кислорода, голова ничего не соображает… А вокруг трупы тех, кто не дошел. И ты карабкаешься, кому-то наступаешь на голову, через кого-то перешагиваешь. Страшно. У альпинистов есть поговорка: выше шести тысяч метров товарищей нет. Потому что, если будешь думать, как помочь ближнему, погибнешь сам. Сил на двоих у тебя не хватит. Если ты посвятил всю жизнь покорению вершины, надо сделать для этого все. Требуется пройти мимо умирающего и не повернуть голову в его сторону — значит, пройдешь и не оглянешься. Такое же состояние у спортсмена, когда он делает последнее восхождение к титулу, о котором мечтал всю жизнь.

— И все-таки хочется, чтобы и после завершения карьеры вчерашние соперники общались между собой нормально. И даже собирались вместе, соскучившись по лучшим годам жизни.
— Знаю только один такой пример — команду моего отца. Что-то такое вложил он в них… Они действительно дружат до сих пор. Практически все у меня в фейсбуке. Смотрю на них, и они мне симпатичны еще больше, чем раньше.
Папе повезло с такими учениками. У них есть понимание своего места в жизни. Главное, чему их научил отец, — не надо ничего бояться. Любимое папино выражение — сдавшихся всегда больше, чем проигравших, — они усвоили накрепко. И вместе с тем остались теми задорными двадцатилетними мальчишками и девчонками. Если я скажу им: “Команда, завтра идем воровать кукурузу”. Они спросят только об одном: “Где встречаемся и во сколько?”

— О такой команде хорошо бы большое патриотическое кино снять. Это сейчас в тренде.
— Ничего не имею против патриотического кинематографа. Но только о папиной команде художественный фильм уже снят. Называется “Все решает мгновение”. Кстати, посмотри, он очень хороший и добрый.

Я знаю, Лена. Видел его в годы огненной юности. Советские залы тогда еще не умели аплодировать, а телевизор не научился загонять в кино миллионы под девизом “Лучший спортивный блокбастер года рождает чувство гордости за великую страну”. Но я до сих пор помню то теплое чувство, когда в зрительном зале зажегся свет. Возможно, именно поэтому те милые герои со своими смешными рекордами волнуют меня больше, чем чемпионы нынешние, готовые покорить Эверест любой ценой.