Николай Ананьев. На три буквы посылаю только тех, кого уважаю

Нет уж, Николай Константинович, нельзя. Иначе это будете не вы, легко заводящийся и высказывающий все, что думаете, по любому поводу. Да и без углов никак нельзя — в такой-то карьере. Министр спорта, вице-президент НОКа, помощник президента (дважды), генеральный директор “Минск-Арены”… И даже срочную службу в рядах Советской армии нужно уметь закончить в звании лейтенанта КГБ.
Признаюсь, последний факт удивляет меня более всего. Ананьеву практически не надо задавать вопросы — достаточно просто слушать. Чтобы узнать, как становились спортивными чиновниками люди, родившиеся 70 лет назад. Да-да, именно так — сегодня у него юбилей. Самое время, чтобы услышать историю жизни человека, который жалеет только об одном. Он так никогда и не узнает, как высоко смог бы подняться, отдав все силы первой любви своей жизни — баскетболу.

— Родился я в Осиповичах, работать начал в 16 лет, на следующий день, как получил паспорт. У мамы нас было четверо — отец ушел, когда я был маленьким. Они с мамой воевали в партизанском отряде. А после войны сестра отца вышла замуж за священника, и папа, видимо, вдохновился святыми идеями — тоже пошел по духовной ниве. Служил потом в Свято-Успенской Почаевской лавре в Тернопольской области.
Всем говорю, что я сын священника и офицер КГБ. Многие не верят, как такое может быть, поэтому на спор выиграл уже не один ящик коньяка. С отцом виделся всего пару раз, но, зная историю той лавры, думаю, ему совсем непросто жилось в 50-60-х годах. Да и потом тоже — советская власть всегда боролась с религией, разве что с разной силой в разное время.
Вначале я был разнорабочим в вагонном депо города, но вскоре овладел столярным и слесарным станками. В жизни мне везло на наставников. Начальник отдела кадров депо Михаил Герчиков решил, что мне надо возглавить комсомольскую организацию и одновременно оживить физкультурно-спортивную работу. А я с четвертого класса занимался баскетболом в ДЮСШ, а в средней школе — волейболом. Под руководством еще одного наставника — заслуженного учителя республики Джана Курчевского. Личности во всех смыслах легендарной. У него по десяти видам спорта был первый разряд.
Поэтому идея со спортом пришлась по душе. Работал тоже неплохо, в 17 лет мой портрет повесили на Доску почета. Вместе с фотографиями заслуженных работников железнодорожного узла.

— Круто.
— Да ну, стыдно! Кто я такой — мальчишка! Не достоин. Прокрался к этой доске и, пока никто не видел, сорвал свое фото.
В армию призвали как срочника, привезли в расположение Краснодарского краснознаменного училища шифровальщиков. Я только потом узнал, что проверяли перед этим до пятого колена. Через три месяца предложили написать заявление о поступлении, чтобы учиться дальше на офицера. Из четырехсот согласились двое. Реально очень тяжелая работа.
Когда говорят о школе жизни, обычно начинают рассказывать о полученных высших образованиях. Но я всегда вспоминаю армию. Для меня она была лучше любого университета.
Весь день расписан по минутам, оперативное дежурство 24 часа в сутки — и не дай бог допустить ошибку. Я был добросовестным сержантом, через год поставили на офицерскую должность, а уволившись, получил военный билет как лейтенант КГБ. И, добрав кандидатский стаж, стал членом КПСС.

— Отличный старт.
— Приезжаю домой, Герчиков предлагает поступать в Гомельский институт инженеров железнодорожного транспорта — ГИИЖТ, Курчевский — в институт физкультуры. Поехал все-таки в Минск, потому что и в армии играл за дивизию в волейбол, и баскетбол люблю. В общем, перевесил спорт железную дорогу.
Самый страшный предмет для меня — химия. Сижу на экзамене. Выходит к доске пловчиха, у нее спрашивают формулу воды. Та без раздумий выдает: “Эн-два-ноль”. И поступает, потому что заранее уже все решено — для спортсменов высокого класса. На их фоне мои знания даже после армии казались фундаментальными. Легкую атлетику сдаю на раз — в высоту прыгаю на 170 сантиметров. Ядро толкаю по второму разряду и очков набираю столько, что бег уже можно пешком пройти.
Хотел на заочное, но готовы взять на дневное. Объясняю, что уже работаю в Осиповичах инструктором физкультуры и у меня много планов по развитию спортивной базы нашего депо. Через три месяца выясняется, что у горкома партии на меня тоже имеются планы. Вызывают и предлагают возглавить районный спорткомитет.

— Хорошая анкета дает большие шансы в жизни.
— Нет, там все просто объяснялось. Предыдущий председатель был знатный алкаш, пропил все, что было можно, и еще что-то сверх того украл. А тут декабрь, кому-то надо отчеты сдавать… Предложение совсем не в жилу. У меня в депо зарплата с премиями около 200 рублей, а здесь — 100. Со всеми вычетами — вовсе 75. Но я уже член КПСС, а отказаться коммунисту нельзя.
Ладно, начинаю работать, и что выясняется: так как мой предшественник нарушал финансовую дисциплину, то денег теперь спорткомитету не дают. Все финансы в обществе “Урожай”. Там председатель — бывший комсомолец, в спорте никакой. Зато охотник, как и все председатели колхозов, поэтому денег в обществе море.
Ситуация абсурдная: спорт надо развивать по всем направлениям, но никакими финансовыми рычагами я не обладаю. Понятно, начал ругаться и требовать. А в ответ одно: “Ананьев, вы неверно понимаете ситуацию…” Финансист подтверждает: “Денег нет и не будет, не надо воровать!” Что делать, сажусь за стол и пишу письмо председателю республиканского спортивного комитета по физической культуре и спорту Виктору Ильичу Ливенцеву. Мол, прошу разъяснить, должен ли я заниматься только контролем проведения соревнований или все-таки быть их вдохновителем, направляющей и движущей силой.
Через два дня весь райисполком встает на уши — меня ищет Ливенцев. Сейчас принято ругать советскую систему, но тогда она работала как часы. И это было нормальным, когда такая легенда, Герой Советского Союза, лично звонил, по сути, пацану из какого-то там исполкома. Помню его слова: “Николай Константинович, благодарен за вашу гражданскую и личную позицию, дело будет поправлено. И я очень хочу, чтобы именно такие неравнодушные люди у нас и работали”.
Лестно, конечно, но я уже написал заявление на увольнение. Из-за того, что мне так и не были созданы условия для работы. Тогдашний председатель райисполкома клюшку от шайбы не мог отличить, для него спорт был чем-то третьестепенным, а тут какой-то Ананьев постоянно воду мутит. Подписал не задумываясь.
Ухожу завучем в детско-спортивную школу. И там понимаю, что мне проще самому тренировать, чем контролировать других. Потому что, само собой, никто никаких журналов и конспектов не ведет и… Ну, сам понимаешь.

— Непьющих детских тренеров старой школы отродясь не видел.
— Если бы только это. Мяч бросил — и бегайте, ребята. А мне с пацанами возиться интересно, игре учить, о жизни рассказывать. И они растут. Старшие учат молодых, те тянутся за старшими. Команда прибавляет на глазах, на чемпионате республики среди отделений баскетбола (их всего 50) занимаем с ребятами 1965 года рождения третье место!
И вот как только я показал результат, меня тут же приняли в баскетбольную семью. Было очень приятно, когда такие серьезные тренеры, как Михаил Тайц и Виктор Борисов, говорят тебе: “Слушай, у вас же не команда, а звери! Никого не боятся!” Я то время вспоминаю как сказочное, может, лучшее в жизни. Мы потом зал построили, вообще здорово — только тренируйся. На работу с радостью, домой с удовольствием. ИФК закончил. И тут — в 1979 году…

— …снова горком?
— Он. “Николай Константинович, хотим забрать вас на работу инструктором организационного отдела”. Есть такой негласный закон: если зовут и ты отказываешься, то все, шлагбаум. Следующего раза не будет. А они еще и довод приводят: улучшим жилищные условия. А мы впятером на тридцати семи полезных метрах живем. Правда, договорился, что параллельно, в свободное время по вечерам, буду тренировать своих ребят. Мне их надо было довести до выпуска из школы. Девять из десяти потом поступили в вузы, только один получил среднее специальное образование.
Через два года становлюсь заведующим организационным отделом горкома. Потом уже надо идти по накатанной — Высшая партийная школа и дальнейший рост. Как вдруг выходит постановление ЦК, что в ВПШ могут отправлять только специалистов из народного хозяйства. Странно, потому что Машеров, например, был педагогом, и это только помогало ему грамотно расставлять кадры. Меня вызывает первый секретарь обкома: “Что поделать, мы рекомендуем вам получить еще одно образование — в Белорусской сельскохозяйственной академии”. Я, конечно, удивился: “С какого боку я там?” — “Ничего страшного, без экзаменов пойдете, сразу на третий курс. А то, что надо, досдадите”.

— Обратной дороги нет.
— Верно. Только поступаю в академию, как меня вызывают и предлагают работу зампреда райисполкома — заниматься социальной сферой. Понравилось, председатель у нас тоже инициативный, пошло движение в районе. И вдруг вызывают в область: “Рекомендуем на председателя облспорткомитета”. Как же так, спрашиваю, раньше мое спортивное образование никому не было нужно, и теперь я учусь в сельхозакадемии… В ответ: “А вот об этом никому не говорите!”
Утверждают, прохожу все собеседования. Но в академии-то надо доучиться. А там у них первый вопрос: “Кем работаешь?” — “Председателем облспорткомитета”. — “Елки-палки, а на фига тебе тогда сельское хозяйство?!” Люблю, говорю. Они головой кивают, мол, бывает. И тут же выясняется, что у каждого из них сын, внук, кум, брат, сват то ли занимаются спортом, то ли собираются — думают, какой вид выбрать. В общем, закончил я эту академию чуть ли не с красным дипломом.
Десять лет работал в Могилеве. Сложный период: тогдашний министр спорта Владимир Рыженков проводил эксперимент с закрытием обществ и преобразованием их в единое ДФСО профсоюзов. За это время сменилось пять председателей облисполкома. Нет больше начальников управлений, которые пережили бы такое количество руководителей.
Не всем нравился мой стиль работы. Письма писали во все инстанции, что Ананьев авторитарен. Но об этом позже поговорим — почему мною людей пугали.
В 1997-м на Олимпийском собрании меня избирают вице-президентом НОКа. А через месяц приглашают в администрацию, и ее глава Михаил Мясникович говорит, что вводится должность помощника президента по спорту. Встреча с президентом. Первое, что ему сказал: “Вы бы проверили меня, а то ведь столько жалобщиков…” — “Кому надо, уже проверили, не волнуйся”. И подписывает распоряжение.
Дальше картинка из жизни. Иду в Минспорта, у тогдашнего министра Владимира Макейчика какие-то депутаты сидят: “Ты чего тут?” — “Надо”. — “Ну подожди…” Я как заворг знаю: в первую очередь принимаются люди с периферии. Но он не в курсе, наверное. Захожу. Сидит за столом вальяжно, не пригласить сесть, ничего. “Ну что ты хотел?” — “Да вот хочу проинформировать, что назначен помощником президента”.
А вот теперь надо показывать. Министр рванул со своего кресла, протянул руку: “Николай Константинович, поздравляю! Кофе, чай?” Другой человек. Меня всегда удивляла эта метаморфоза, которую, помнится, еще Чехов описал. Как только выясняется чин человека, к нему тут же меняется отношение. А сразу оно не может быть просто уважительным? Мы же все просто люди.
Ну ладно, отношения у нас были конструктивными, до Нагано уже совсем немного времени оставалось. Президент, когда отправлял команду, сказал: “Даю задание: надо выиграть две золотые медали!” Я ответил: “Александр Григорьевич, это невозможно, две бронзы максимум”. “Ну, тогда можешь там и остаться!” — “Не худший вариант, если разобраться”.

— А он?
— Улыбнулся. Первая неделя Олимпиады началась для нас успешно. Айдаров шел на золотую медаль, но промах в последнем выстреле дал ему бронзу. Хоккеисты неплохо начали, а на вторую неделю прилетел президент. Вскоре Дима Дащинский завоевал еще одну медаль, хоккеисты вышли в четвертьфинал. Тогда председателем федерации был Лев Контарович. Подходит ко мне — и я уже знаю, о чем будет разговор.

— Надо пробить денег ребятам? На его месте так поступил бы каждый.
— Пообещал, что поговорю с президентом. Контарович попросил миллион, если команда выйдет в финал турнира. И вот едем мы с Александром Григорьевичем на соревнования. Завожу разговор, мол, есть предложение простимулировать ребят. Цена вопроса — такая-то. Президент: “А ты подумал, где мы возьмем эту сумму?” Говорю: “Я найду половину, а вторую вы. Но, если честно, мне кажется, эта лотерея будет беспроигрышной…” Президент дал добро.
Я довел информацию до Контаровича и команды, но в четвертьфинале наши проиграли сборной России. На этом вся история закончилась.
Конечно, надо бы сказать, что я большой патриот, но в первую очередь профессионал. За россиян выступали звезды НХЛ, приехавшие бороться только за первое место. А мы перед этим в группе без вариантов уступили канадцам, шведам и американцам. Было видно, что уперлись в потолок. В такой ситуации, сколько ни обещай, выше головы команда все равно не прыгнет.
Чудесное время было. Все вопросы решались оперативно. Каждый понедельник в десять утра я у президента. Однажды захожу — и Александр Григорьевич в лоб, как он любит: “Ты почему работать не хочешь?” А он уже решил судьбу Макейчика, и глава администрации Мясникович представил ему кандидатуры на должность министра спорта: Тетерин, Шепелевич и Хандогин. Я был в курсе, Михаил Владимирович как-то сказал об этом. И добавил: “Ну, если что, пойдешь прицепом”. Потому что президент всегда требовал, чтобы было несколько кандидатов. Я очень спокойно отреагировал и, честно говоря, забыл об этом. В общем, зашел помощником, а вышел министром.
На следующий день представление коллективу министерства. Вспоминаю, что я тогда говорил, и сравниваю с тем, что сказал министр нынешний — я тоже на этом мероприятии присутствовал. Мол, когда мне президент предложил, я долго думал. Ну да, конечно, это так похоже на нашего президента.

— А что вы тогда сказали?
— Что министерство у нас называется спорта и туризма, а все управления — по физической культуре и спорту. Куда девается физическая культура? Я понимаю так: медали — это лишь следствие хорошо развитой физической культуры. Когда ею охвачено большинство населения страны — не только дети, но и их родители. И чем больше детей пройдет через спортивные секции, пусть даже в средних школах, тем больше вероятность наших успехов.
Да, создать такую систему трудно. Но можно. Проще всего привезти готовых атлетов из других стран, однако я против того, чтобы тратить на них деньги, которые можно вложить в детский спорт. Сейчас похожая история — мы озаботились фигурным катанием. Я сразу высказал президенту свое мнение: в ближайшие десять лет никаких успехов у нас там не будет. Даже если мы зароем уйму денег на привозных спортсменов.

— Следует заметить, что проработали вы в должности министра немногим более года.
— Мне, к сожалению, не дали создать свою команду. Хотел, чтобы Тетерин занялся большим спортом, а Григоров физической культурой. Он хороший специалист, и, считаю, с этим никто не справился бы лучше его. Только хотел их переставить — а они объединились против.

— Затем у нас появилась тенденция извлечения министра из волшебного черного ящика. Никому не известный человек, у которого традиционно ничего не получается.
— Все потому, что нет преемственности. Не прошли они эту школу. А ко мне заходит тренер, и я уже понимаю, сколько примерно он хочет “спионерить”. Пример — заходит один, когда я еще работал в Могилеве. “Надо купить лошадь, цена вопроса — 25 тысяч долларов”. Хорошо, беру номер телефона этой конторы. Набираю, объясняю, что такой суммы у нас нет. “А сколько вы можете заплатить?” — “15 тысяч”. — “Отлично, нас это устраивает”. Кладу трубку и отправляю этого тренера по всем известному адресу. Если я по телефону сумел сбить цену почти вдвое, то тут два варианта: либо он дурак, либо хотел на этом заработать. Таких вариантов масса. Спортивная форма — такая-то цена, а ее себестоимость в пять раз меньше. “Пошел на … из кабинета”.
Проблема в том, что когда идет поток вопросов, практически нет времени вникать во все глобально. Хотя необходимо. Сивакова таким образом подставили. Купили два контейнера кроссовок по одной цене, а реальная была значительно ниже. Он не оказался настолько опытен, чтобы просчитать все. Хотя как человек был всегда мне симпатичен.
Нас же тоже пытались столкнуть, когда работал помощником президента. Однажды идет мне навстречу и не здоровается. “Юрий Леонидович, что такое?” — “Ты ж меня назвал дураком”. Начинаю разбираться. А мы вчера готовили президентскую лыжню. Смотрю схему — перепутано направление движения по трассе. Странно, ребята вроде опытные. Те в свою защиту: “Так Сиваков утвердил!”
Ну я ж горячий: “Д…бы, он специалист в танковых сражениях, а тут профессионалы вы. Надо было объяснить, человек ведь в курс только входит!” А ему передали, что я его выставил дураком. Пожали потом друг другу руки.
Сиваков — мужик, у него всегда был стержень. Знаешь, в чем беда хороших людей? Не умеют объединяться в стаи. Вот у других с этим все хорошо. Они ведь как пауки в банке. Приходит кто-то новый — его сжирают, а потом начинают воевать друг с другом, потому что по-другому не могут. В системе много людей, которые большую часть времени занимаются стратегической борьбой: кто что сказал, кто как на кого посмотрел.
Помню, утвердили меня заместителем руководителя аппарата Парламентского собрания Союза России и Беларуси. А с Москвой не согласовали. Ладно, приезжает оттуда сын Аксенова — того самого, что был председателем Совета министров БССР. И все бегают — как Владимир Александрович станет разговаривать с Ананьевым.
Захожу — мой ровесник. Рассказал ему о себе. Тот оживился: “Елки, так я ж сам спортсмен!” Выскочил из-за стола и сел на шпагат. Мастер спорта по спортивной гимнастике. Мы вместо получаса целых два разговаривали, потому как встретились два близких по духу человека.
Мне всегда был симпатичен Урал Рамдракович Латыпов — умнейший мужик. Когда стал главой администрации, позвал меня на работу помощником президента по спорту. С теплом также вспоминаю годы работы директором училища олимпийского резерва. Пришел туда за месяц до начала учебного года, а телефоны отключены за неуплату. Заглянул в подвал — вышел обратно, тело чешется и вся майка в точках. Блохи! Но смотрю — какие-то люди в подвале. А там, оказывается, мастерская. Спрашиваю: “Как же вы тут работаете?” — “А к нам блохи уже привыкли, не кусают”. Вот это люди, а? Думаешь, они из стали?
Но были еще, которые меня удивили, — одно из глубочайших потрясений в жизни. История типичная. Территория РУОРа была просто убита, а на месте будущих спортивных объектов располагался “шанхай” — с какими-то будками и гаражами. И с этим что-то надо было делать. Написал докладную записку президенту, и тот, улетая в Сочи, дал поручение — устранить все недостатки в десятидневный срок.
Не выполнить поручение президента — самое страшное, что может быть для подчиненного. Поэтому, когда у меня спрашивают, какие строители лучшие в мире, я даю отставку и китайцам, и всяким прочим американцам. Только белорусы. Зачистили, убрали, заасфальтировали, огородили. Только что новый дом в двадцать этажей не успели построить. А так сделали больше, чем за предыдущие десять лет. Затем построили общежитие и спортивный комплекс. Было приятно, когда меня пригласили на открытие общежития, хотя к тому времени я уже перешел на другую работу.

— Кстати почему?
— Григоров уже стал министром и уволил. Есть 251-я статья — по инициативе нанимателя. Но училище начало работать по совсем другим принципам, и я горжусь тем, как много удалось там сделать. Знаю, педагогический коллектив и спортсмены не хотели, чтобы я уходил. Написали даже письмо президенту. Помню, одним из подписантов была Люба Черкашина. Кстати, если спросишь, кого я хотел бы видеть в числе будущих руководителей белорусского спорта, то ее назвал бы одной из первых. Уже есть опыт работы в международных спортивных структурах. Как тренер она тоже сильна. Ну и характер, конечно. Прямой и открытый.

— Это хорошо?
— Для жизни — да, для карьеры не очень. Всегда хотел сказать Вадиму Девятовскому, которого помню еще начинающим спортсменом: “Не будь таким искренним!” Тогда будет гораздо проще. Хотя организатор он тоже отменный, и я всегда ставлю Вадима в пример другим. Если бы все председатели федераций были такими же инициативными и мобильными, как он, белорусский спорт занимал бы совсем другое место.
Михаил Прокопенко возглавил управление спорта и туризма Мингорисполкома. Он был очень толковым исполнительным директором федерации современного пятиборья, но когда перешел на новое место работы, начали рассказывать про него какие-то жуткие истории. Уверен, все не так. Но почему-то у нас всегда много завистливых людей, которые будут ставить палки в колеса. Боюсь, съедят его…
Глубоко уважаю профессионалов Шантаровича и Лепарскую. Это люди, которые делали, делают и будут делать белорусский спорт. Люблю Малофеева и считаю, то его потенциал не исчерпан. Энергии по-прежнему море, но все почему-то предпочитают сосредоточить внимание на его слабостях, а не на сильных сторонах.

— Почему редкие звезды белорусского спорта потом остаются в нем в роли аппаратчиков?
— Когда на Олимпийском собрании выдвинули мою кандидатуру на пост вице-президента НОКа и члена исполкома, Игорь Железовский и Володя Парфенович голосовали против. А когда я стал министром, позвал к себе Игоря помощником. Мне очень хотелось, чтобы он был в моей команде. Я вообще не собирался быть министром долго. “Игорь, давай пройдешь эту школу, и буду рекомендовать тебя потом как министра”. — “Я подумаю”. Думает до сих пор.
Парфенович ушел в коммерцию и рассказывал мне, как надо зарабатывать деньги. Потом приехал Виталий Щербо с похожей темой. Просил, чтобы я организовал ему встречу с президентом. Мол, хочу зарабатывать деньги, пусть на молочном комбинате мне отпустят продукцию по ценам завода. Я объясняю, почему такая цена. Это дотации государства, а ты как частник хочешь купить за рубль и продать за пять. “Нет, вы ничего не понимаете, я президенту объясню и он меня поймет”.
У бывших спортсменов традиционно есть такая обида: мол, раньше вы мне помогали, а сейчас… Но надо же понимать, что изменилось все. И если ты хочешь не крутить сальто, а руководить людьми, надо выучить совсем другой функционал. И показать результат уже на другой ниве, былые заслуги тут ни при чем.
Ваню Иванкова хотел продвинуть как руководителя. Поработал он в исполкоме НОКа, поручил ему комиссию по этике. Но это не для Вани. Отец хотел ему помочь с бизнесом. Тоже не его, поэтому и уехал обратно в Америку.

— Уже девять лет вы руководите “Минск-Ареной”…
— Президент вызвал нас вместе с Владимиром Ермошиным и предложил пойти на стройку этого грандиозного объекта его представителями. Это было осенью 2006 года. Ну а когда закончили, сказал: “Ну что, ты как хочешь — третий раз помощником или возглавишь “Арену”?” Мне было интересно новое место.

— “Минск-Арена” может быть рентабельной?
— Такой же вопрос когда-то задал и президент. Я ответил: “Это возможно, но при условии отмены всех льгот для пользователей арены”. Мы — социальный объект, на котором около двух десятков государственных организаций, которые платят минимум или вообще ничего. Минское “Динамо” занимает целый этаж и платит только за “коммуналку”. Мы сегодня вышли более чем на 60 процентов окупаемости. Когда специалисты из дальнего и ближнего зарубежья слышат об этом, говорят в один голос: “Вы молодцы!”

— Кажется, вас пару месяцев назад увольняли…
— Налицо был типичный пример, когда человек становится кое-кому неугоден. А потом вдруг выясняется, что руководить таким многофункциональным комплексом довольно трудно и просто сидеть в кабинете мало. И чемпионат Европы по фигурному катанию надо провести так, чтобы нам потом предложили чемпионат мира. А летом Европейские игры.
Контракт продлили на полгода. Но я не раз говорил: “Всегда готов уступить место тем, кто сделает лучше”. За должность не держусь и работу себе всегда найду. Пусть даже и в семьдесят.

— Вы останетесь в памяти всех своих подчиненных как человек эмоциональный. И это качество, кажется, с годами у вас не пошло на убыль.
— Я на … посылаю только тех людей, которых уважаю.

— Тянет на заголовок.
— Давай. Я против официаловки и обязаловки, я сам по себе человек коммуникабельный и общительный. Мне нравится, когда можно общаться неформально и люди тебя понимают. “Новую дорогу на … знаешь? Нет? Тогда иди по старой!” Или “Не … мне мозги, иди делай”. Так я сказать могу только тем людям, в которых уверен и которые на меня не обидятся и пойдут дальше заниматься делом. Все решает интонация.
Ну а если вдруг кто-то обидится, я извинюсь, корона не упадет. Но есть те, с которыми всегда буду на вы. Не хочу с ними общаться из-за того, что мы по-разному смотрим на мир. Может, это они называют меня грубияном? Потому что остальные хотят со мной работать. Да, трудно, я требовательный руководитель. Зато со мной не скучно.

— Главный вопрос юбилейного интервью. Не жалеете, что когда-то пошли по чиновничьей стезе — по подсказке товарища Герчикова?
— Знаешь, когда захожу в родной зал, ностальгия страшная пробивает. Все-таки работа тренера самая благодарная. Если ты успешен, тебе всегда есть чем гордиться. Серега Шайковский — лучший детский тренер страны — как-то проводил у нас тренировку с молодежью “Цмокаў” и пригласил меня. Построил команду и сказал: “Парни, это мой первый тренер, и всем, чего достиг, я обязан только ему. А сегодня у него день рождения!” Подарок вручил, все такое.
А я чуть не прослезился. На … мне эта “Арена”? Зачем мне все это? Если настоящий спорт — вот он здесь, перед глазами пацанов. Которые еще не очень много знают о взрослой жизни, где — никуда не деться — надо быть политиком.
А с другой стороны… Я смог разносторонне проверить себя и познакомиться с огромным количество прекрасных людей. Человек должен принимать вызовы, ему нельзя сидеть на одном месте. Вот и думай, что лучше: мечта или карьера. Я, если честно, ответа на этот вопрос так и не нашел.