Слава Маламуд. Трамп нарцисс. Голый король. В России спорт не любят. А Америка на нем помешана

Слава МАЛАМУД уже давно не работает в “СЭ”, но продолжает жить в Штатах и быть в курсе всех событий. По завершении недавнего энхаэловского драфта корреспондент “ПБ” вышел с ним на связь. Хотелось поговорить о ярмарке талантов, но действительность превзошла ожидания. Получилось интервью на самые разные темы. Америка, Россия… И, конечно, Беларусь, где есть Грабовский, братья Костицыны и собственный путь развития хоккея.

— Вы уже пять лет не работаете в “Спорт-экспрессе”. Журналистика осталась в вашей жизни?
— Осталась. Я семь лет вел еженедельную колонку в “Le Journal de Montrеal”. Сейчас немного пишу в “The Hockey News” — это тоже канадское медиа. Одно время был автором в “Советском спорте”. Но там сочли политически нецелесообразным продолжать сотрудничество со мной.

— Интересно, как вышло, что “Советский спорт” вообще стал вас печатать?
— Это была инициатива моего хорошего друга, креативного редактора газеты Алексея Андронова. Он хотел, чтобы я был одним из приглашенных экспертов. Чтобы освещал некоторые темы, связанные с Америкой, и не только. Чтобы исполнял ту же роль, что и в “Спорт-экспрессе”, — по задумке тогдашнего главного редактора Владимира Кучмия.
Андронов хотел, чтобы в газете был необычный взгляд. Чтобы людям представляли привычные проблемы под другим углом зрения — такой западный ракурс. Я написал несколько статей про допинг, про некоторые американские проблемы, осветил вопросы, связанные со скандалом в ФИФА. Потом меня угораздило опубликовать заметку про сумасшедший скандал вокруг фильма “Матильда”, в который ввязался российский футбол. Когда болельщики “Локомотива” притащились на матч с плакатом. Заголовок был “Матильда спала с царем, а чего добились вы?”. После этого в “Советский спорт” позвонили из офиса Дмитрия Пескова (пресс-секретаря Владимира Путина. — “ПБ”.), и на этом мое сотрудничество с печатным изданием закончилось.

— Много хоккея смотрите?
— Мало. В основном хоккей собственных детей. Мой старший два года подряд выводил команду в чемпионы конференции штата. Было весело. Это были самые необидные пять долларов, которые я истратил в своей жизни. На матчи НХЛ в Баффало в этом году ходил пару раз. Но было грустно, конечно.

— Что не так с “Баффало”? Самая продолжительная серия без Кубка Стэнли?
— Это обычное дело. Команда по футболу из Баффало была последней, которая вышла в плей-офф в двадцать первом веке. У “Сэйбрз”, думаю, есть шанс и до двадцать второго века дотянуть. Есть такое понятие в Америке — культура неудачников. Менталитет лузеров. Когда команда начинает много проигрывать и, более того, совершает уйму немудрых ошибок, за ней закрепляется аура, что все там плохо. В прошлом году Райан О»Райлли заявил в прессе: игра в этой команде иссушает душу, и что он потерял любовь к хоккею за этот сезон. Нормальная команда сказала бы: “Прости нас. Мамой клянемся, сделаем лучше! Отдыхай, съезди на чемпионат мира, сходи на рыбалку. Вернешься в сентябре — все будет тип-топ”. Что сделал “Баффало”? Отдал его в “Сент-Луис” за мешок клюшек и Соботку.

— И О»Райлли выиграл Кубок Стэнли…
— И все — человек выиграл “Селке”, выиграл “Смайт”, выиграл Кубок Стэнли. Он все выиграл. А Соботка и умрет Соботкой, он никем больше не будет. Я никогда не видел таким счастливым Эвандера Кейна, как в первом матче за “Сан-Хосе” — после того как он наконец выбрался из “Баффало”. На команде уже такое клеймо. Его очень легко приобрести, и тяжело от него избавиться. Как там несчастный Айкел ни старается, ничего не получается.

— Есть обратный пример из НБА, где “Филадельфия” очень долго проигрывала всем подряд, но в итоге сумела построить крепкую команду. “Баффало” такое не грозит?
— У города Филадельфии немного другой имидж. Это место, где живут не победители, а вечно недовольные сердитые люмпены. Раз в 10-15 лет они своего добиваются, на морально-волевых. Это город Рокки Бальбоа. А Баффало — город, где твоя новая машина заржавеет за одну зиму. Ничего такого великого здесь нет. Есть футбольная команда, которая проиграла четыре подряд финала в начале 90-х. В составе было полно будущих членов Зала cлавы, и они четырежды сдули. И каждый раз было все хуже и хуже, пока в конце концов их не вынесли со счетом 52:17.
За Баффало уже статус города, в котором все плохо, такой пост-апокалиптический Мордор. Тяжело будет от этого избавиться. Я проклят любовью к этому городу, это мои личные проблемы. Помню 1999 год, когда команда, ничего из себя не представлявшая, на Гашеке буквально вползла в финал Кубка Стэнли. И там им подсунули свинью в шестом матче с этим голом Бретта Халла (знаменитый гол-фантом. — “ПБ”.). Этим Баффало и известен — когда случается что-то ужасное. Все время на краю триумфа — и все время с этого края шмякаются на голову.

— Кто был вашим фаворитом нынешнего драфта — Хьюз или Какко?
— Естественно, Хьюз. Хотя не исключаю, что Какко в итоге будет лучшим игроком. Я видел обоих в Челябинске в прошлом году, где работал на юниорском чемпионате мира для сайта ИИХФ. Чем меня впечатлил Хьюз? Его иногда было тяжело отличить от Джека Айкела. Он катается прямо с таким апломбом, у него замечательные руки и еще одна пара глаз где-то на затылке. Очень уверенный в себе парень. По нему видно, что он лет с семи-восьми во всех своих командах был лучшим, такой лощеный талант. Единственное, что он маленький. Боюсь, что в НХЛ его могут обломать. А Какко — более готовый для профессионального хоккея парень. С такими руками — грех не брать его первым-вторым номером.
Те юниорские сборные Финляндии и США были абсолютно лучшими командами чемпионата мира, они встретились в финале. Хьюз в той сборной был примой. А у финнов наряду с Какко были еще несколько сильных игроков, тот же Котканиеми. И вообще финны всегда стараются играть командой, немного “душат” индивидуумов. Поэтому Какко не был примой, как Хьюз в сборной США.

— В этом году американцы поставили рекорд — сразу восемь воспитанников программы развития хоккея выбраны в первом раунде. В чем секрет?
— Есть сборная США (U-17), которая выступает в USHL. В этом секрет успеха американцев на юниорском и молодежном уровнях. Им не нужно сыгрываться и налаживать взаимосвязи. Пробиться в эту команду довольно тяжело, поскольку хоккеисты играют вместе с юных лет. Это очень похоже на советскую взрослую сборную. Поэтому у них отличные результаты. Они громят всех на “Глинках”, у них высокие показатели на “молодежке” и “юниорке”.
Но это не значит, что они будут хорошо играть в НХЛ. Мне кажется, командный успех пускает пыль в глаза скаутам. Хоккеисты выглядят лучше, потому что окружены партнерами, которые с полувзгляда их понимают. Это немного раздувает акции игроков молодежной и юниорской сборных США. Взрослая-то команда ничего особенного не достигает. На Кубке мира американцы выглядели очень бледно, на Олимпиаде в Сочи сильно не дотянули до своего потенциала. Хотя в 2010-м прыгнули выше головы.
Американцам еще нужно доказать, что они способны выращивать не только сильные команды 17-18-летних пацанов, но и индивидуумов. В США проблема в том, что хоккей — региональный вид спорта. И очень социально-экономически стратифицированный. В Америке это игра для среднего и высшего класса. Больших успехов добиваются дети богатых родителей, почти исключительно из белых семей. Очень часто это сыновья, родственники, племянники уже игравших хоккеистов. Поэтому, как в семействе Габсбургов, идет такое “кровосмешение” и вырождение.
В свое время я брал интервью у Лу Вайро — он тренировал сборные США, помогал Хербу Бруксу на Олимпиаде-1980. И он сказал мне: “Если бы мы могли заставить наших афроамериканцев играть в хоккей, мы рвали бы всех до скончания веков. Проблема в том, что лучшие хоккеисты Америки не играют в хоккей”. Над этой проблемой США будут еще долго работать. Такой социально-демографический момент. Но сильные, мощные команды создавать научились, этого не отнять.

— Вы вспомнили, что были в прошлом году на юниорском чемпионате мира. Из сборной Беларуси запомнился кто-нибудь?
— Я видел только один матч с их участием — четвертьфинал. Финны победили в одну калитку. Но у белорусов был хороший вратарь. На “Т” фамилия.

— Толопило?
— Да, точно, Толопило. Он, конечно, сильно мучился в матчах с канадцами и всеми остальными. Но я смотрел его хайлайты — парень был неплох для своего нежного возраста. Так получилось, что я видел именно те игры, где ваших нещадно громили. Поэтому выделялся только вратарь. Но один матч белорусы провели сильно — и здорово победили. Правда, это было в Магнитогорске, а я в тот день пахал в Челябинске и не смог посмотреть.

— В этом году следили за юниорским чемпионатом?
— Не получилось. Мне предлагали поехать в Словакию на взрослый “мир” — не отпустила моя работа школьного учителя. Но я надеюсь съездить в Минск в 2021 году. Мне очень понравилось у вас в 2014-м, получил огромное удовольствие. Хочу повторить.

— В США вы, вероятно, видели всех белорусских НХЛовцев. Кто больше запомнился?
— Владимир Цыплаков.

— Вы как-то сказали, что он до сих пор легенда Баффало…
— Да. 29-й номер, даже удивлен, почему его джерси до сих пор не висит под крышей арены. Если серьезно, то он много времени провел в Рочестере. Тогда в “Баффало” было полно крайних нападающих, Цыплаков не пробивался в основу. Это, конечно, я в шутку сказал. Цыплаков был хорошим игроком. Такой “маргинальный” хоккеист НХЛ, но запомнился он мне именно в “Баффало”.
Безусловно, я хорошо помню Грабовского. Еще с чемпионата мира-2005 в Вене, когда он, по-моему, четыре шайбы в одном матче отгрузил. Мы пытались сделать с ним интервью. Он отнекивался, сказал: “Давайте вы лучше с папой моим поговорите. Вы же любите в “СЭ” с папами общаться”. У нас был обозреватель Игорь Ларин, который регулярно брал интервью у отца Сергея Федорова. В общем, Грабовский тогда отказал нам. А позже я с ним поговорил на чемпионате мира в Минске. Получил от общения огромное удовольствие. Михаил к тому времени стал матерым профессионалом. Мне всегда нравилась его манера игры — очень умная. У него словно было несколько комплектов мозгов. В голове, в руках и в ногах.
Братьев Костицыных я тоже видел, конечно. Но мне больше импонировал Грабовский. Костицыным многое дала природа, безусловно. В игре же Михаила я видел немного больше интеллекта, я таких игроков уважаю.

— “Монреаль” промахнулся, выбрав Андрея Костицына под 10-м номером?
— Можно, несомненно, сказать, что на “десятку” он не наиграл. Хотя если посмотреть, кого выбирают под десятым номером… После первых трех-пяти пиков идет игра в угадайку. С другой стороны, в “Монреале” очень многие не раскрывают потенциал. “Канадиенс” одна из тех команд, которые неумно распоряжаются своими звездами. Тот же обмен Суббана… И, кстати, о белорусах: Гальченюк там не засиял так, как мог бы.

— У него был неплохой сезон, а потом…
— Да, немного сдулся. И, кажется, уже не оправится от этой травмы.

— “Аризона” для этого не лучшее место?
— Да, тоже такой проклятый клуб. Хотя там есть игроки, которые могут сверкать, — тот же Экман-Ларссон. Но, думаю, у Гальченюка карьера уже идет на спад. А в свое время мне он очень нравился, значительно больше, чем Якупов и Григоренко из того же драфта. Из всех русскоязычных он тогда был лучшим.

— Грабовский завершил карьеру и стал тренером — ассистентом в минском “Динамо”. У него получится?
— Почему нет? Человек, умеющий видеть хоккей, знающий его от и до. Способный формулировать свои мысли. У него есть качества, чтобы стать хорошим тренером. Но не всегда это получается. Я, например, думал, что замечательный тренер получится из Сергея Федорова. Но он по этому пути не пошел. А Грабовский как раз напоминает мне Федорова. По манере общения, по тому, какой он рассудительный, спокойный.
Вообще это неточная наука. Кто бы мог подумать, что из Назарова получится хороший тренер? А вот на каком-то первобытно-общинном уровне у него что-то работает. А вот из Игоря Ларионова тренер никогда не получился бы, хотя попробуй найди более умного игрока. Посмотрим, желаю удачи Грабовскому.

— Есть такой Глен Хэнлон — когда-то тренировал “Вашингтон”. В карьере у него получилось только в сборной Беларуси.
— Хороший мужик. Я с ним общался на заре карьеры Овечкина. Он был очень откровенный. Когда Овечкина критиковали, что он мало пасует, Хэнлон однажды сказал: “Не для диктофона, но лично ты отдал бы пас Крису Бичу? Это же похороненная шайба”. Мне понравилась такая его манера общения. С другой стороны, существует примета, что из вратарей всегда получаются очень плохие тренеры. Потому что они видят игру другими глазами, для них это абсолютно другой вид спорта. И тот же Патрик Руа еще не опроверг эту аксиому. Может, в Беларуси у Хэнлона “вышла карта”. Насколько знаю, ему всегда очень нравилась Беларусь. Возможно, Глен больше подходит для европейского хоккея. Первый тренер Овечкина в НХЛ — наверное, это будет его величайшим достижением.

— Кроме того, что он стал первым вратарем, пропустившим от Гретцки…
— Ха. Еще одна белорусская связка — он и начал с белоруса.

— После Грабовского белорусы в НХЛ пока не появлялись. У нас хоккей развивается неправильно?
— Может, в финансах дело. В Минске построили красивую арену, даже две — плюс “Чижовка”. Команда в КХЛ есть. Правда, была и в МХЛ, но не смогла потянуть поездки. Когда я увидел, что белорусы ушли из нее, для меня прозвучал звоночек: это ваш потолок. Пока нет возможности развиваться. Потому что теперь эта молодежь будет мариноваться в чемпионате Беларуси, где другая конкуренция, другие соперники.
Хватило денег построить что-то большое и красивое. А вот на инфраструктуру, подпорки, технику безопасности и прочее — нет средств. Так же, как построили большое шоссе, которое ведет к “Минск-Арене”. В ожидании, видимо, наплыва туристов. Но остальной Минск так и остался советским.
Хотя мне безумно понравился Минск — и особенно минчане. Советский провинциальный город, не в обиду будет сказано. Люди меня просто очаровали. Редко встречаю таких на постсоветском пространстве, кто таким ясным взором смотрит на то, что их окружает.

— После того как сборная России выиграла Олимпиаду-2018, пусть и чуть неполноценную, остался у КХЛ смысл жизни?
— Ну, впереди еще одна Олимпиада. На днях Беттмэн заявил, что не хочет ехать в Пекин. Так что, видимо, на следующих Играх хоккеистов из НХЛ тоже не будет. Поначалу ведь цели у КХЛ были совсем другие. Медведев хотел построить лигу, похожую на НХЛ. Такие же систему, инфраструктуру, финансовую модель. Чтобы все, как в Америке. И клубы в каком-то будущем стали рентабельными, а лига получала прибыль на билетах и телеправах. И чтобы в конце концов игроки стремились в КХЛ не потому, что там легко бабло срубить от спонсоров и меценатов. А потому что уровень игры и организации не хуже, а может, даже лучше.
Но когда Медведева убрали, была предложена новая парадигма — все для сборной, все для победы. Все для памяти предков, агитации, пропаганды и внешней политики. Эта победа над сборной Германии в финале… Наверное, люди, которые сидят в офисах и принимают какие-то решения, похлопали друг друга по плечу и сказали: “Все хорошо. План по золотоединицам с гектара выполнен, собрали урожай”. Видел, даже в КВН шутили: “Ох, как мы немцев отодрали, как в 45-м!” Это окно в менталитет люмпен-пролетариата России. Я иногда с ужасом поглядываю на такое.
Впереди новая Олимпиада. Придет Третьяк и скажет, а давайте сократим сезон до 30 игр! А остальное время пусть сборная ездит в турне по Словакии и наигрывает взаимосвязи. Не удивлюсь, если такое произойдет.

— КХЛ уже больше политический проект, чем спортивный?
— Это то, какой видят ее люди, которые ею управляют, к сожалению. Это обратимый процесс — все-таки там работают талантливые хоккейные профессионалы, играют хорошие хоккеисты. Можно вокруг этого строить что-то правильное.
Но сначала должна измениться страна. Потому что когда Третьяк после Сочи со страхом в глазах начал изо всех сил перекладывать вину на КХЛ, говорить, что мы бездумно копируем западные модели, тогда как надо вернуться к советским стандартам… Я сразу понял, что дело швах.
Российский хоккей переходит на такие рельсы, а они-то в тупик ведут. Я не вижу в парадигме светлого будущего. Думаю, лига будет сокращаться, появятся новые глупые эксперименты, особенно ближе к Олимпиаде. И все пойдет по нисходящей.
Ну, впереди Пекин, там в финале швейцарцы ждут. Уж им в свое время Суворов дал — повторим!

— Вообще, в современной России реально создать лигу, которая смогла бы конкурировать с НХЛ, или это утопия?
— Когда народ начнет зарабатывать, как в Северной Америке, почему бы и нет? Пока люди не готовы платить за билеты столько, сколько надо. Когда Ротенберг говорит: “Мы добились впечатляющего успеха — разошлись поровну. Не считая зарплат игроков”. Пятьдесят миллионов долларов в минус — это поровну? А как по-другому? Звезды получают по шесть миллионов долларов в год — а болельщики сколько отдают за билеты? Фанаты не способны покупать лицензированную атрибутику — они берут все то же производства вьетнамских мастеров. И не могут платить нормальную цену за еду, парковку. Это то, что приносит клубу доход.
Дебет с кредитом не сходится. Ну нельзя в бедной стране создать лигу, которая будет конкурировать с НХЛ. Можно построить либо “конюшню” для сборной СССР, либо хорошую, качественную фарм-лигу. Сейчас КХЛ идет между этими двумя направлениями, но я больше склоняюсь к “конюшне”.

— В КХЛ вводят жесткий потолок зарплат. Пойдет на пользу?
— Я поверю в этот потолок, когда его увижу. Боюсь, по-прежнему возникнут все эти махинации: “темные” контракты, выплата натурой или чем-то еще. Может, завтра Овечкин скажет, что наигрался в НХЛ. И хочет в родное “Динамо”. Десять миллионов долларов, много не попрошу. Неужели ему не дадут? Да просто личным указом президента из бюджета Воронежской области выделят.
Пока я не верю, что возможно как-то по-другому. Есть поговорка: в России строгость законов компенсируется необязательностью их выполнения. Будет то же самое. Опять статьи Шевченко в “СЭ”, что “потолок-то жесткий, а зарплаты мягкие”.

— КХЛ, в отличие от НХЛ, не публикует данные о зарплатах.
— Кому хочется признаваться, сколько он получает? Тем более цифры отличаются от тех, которые в платежной ведомости. Об этом еще Дэйв Кинг написал в своей книге. Кто в России ведет прозрачный бизнес? На то есть много объективных причин. Когда ситуация изменится, когда бюджеты действительно станут прозрачными, когда все будет публиковаться и появятся сайты типа американского CapFriendly, где есть все зарплаты и прочие выкладки под “потолком”… Не думаю, что это случится в следующем сезоне. Это длительный процесс.

— В колонке о допинге вы рассуждали, что Россия прежде всего должна научиться задавать правильные вопросы себе. Учится?
— Нет. Люди до сих пор смотрят на проблему с точки зрения того, как нас нашли. Как обнаружили наших мухлюющих чиновников? Почему не замели следы? Почему не отмазали своих спортсменов? Почему позволили себя унизить? Не почему мы нарушили закон, а почему нас поймали.
В сериале “Чернобыль” произнесена замечательная фраза: “Ты собираешься унизить страну, которая помешана на том, чтобы ее не унижали”. Это национальная идея России — чтобы ее уважали за бугром. Чтобы не выносить сор из избы и пускать пыль в глаза — это еще со времен Потемкина. Спорт в России — это больше внешняя политика. А ради достижения этих целей все средства хороши.
Однажды на Играх в Лондоне мы с моим другом и коллегой Евгением Дзичковским пили пиво в пабе. И, как водится у русских, рвали друг другу косоворотки о судьбах родины. Пришли к выводу, что в России спорт, за исключением, может, футбола, не любят. В России любят золотые медали. А это большая разница. Американцы же на спорте помешаны. В Айове 15-тысячная арена забивается до потолка на чемпионате штата по борьбе. Среди средних школ! А в России любят не спорт, а достижения. Любят ими потрясать на мировой арене. Мы доказали Америке, что она в чем-то не права.
Когда уже научатся находить в своем глазу соринку, а не орать, что все жрут. Вот Лэнс Армстронг тоже жрал, но поймали-то его кто? Американцы и поймали. И кричали, не почему мы его не отмазали, а как бы посильнее наказать. А в России принято говорить, что все предатели, все на нас ополчились. А мы в белых одеждах за всех мучаемся. И, мне кажется, это не изменится.

— Вы говорили, что российских спортсменов нельзя допускать к Олимпиадам в Рио и Пхенчхане. А в Токио?
— Я не вижу изменений. Они сами говорят, что в федерации легкой атлетики все очень плохо. Даже РУСАДА считает, что восстанавливать ВФЛА нет причин. Судя по всему, единственный вывод, который сделали в России, — нужно лучше заметать следы. И не давать загранпаспортов людям, которые заведуют этими лабораториями.
Выводы плохие сделаны. Чтобы измениться, нужно сначала признать проблему. А в России до сих пор никто не согласился, что была государственная программа по кормежке спортсменов наркотиками. Это все наветы, фантазии предателя. Пока они этого не признают, не вижу причин допускать Россию в международное спортивное сообщество. Но деньги правят миром.

— В твиттере вы не раз писали, что в последнее время США все больше напоминают вам СССР.
— Нынешняя администрация, да. Она дает повод понастальгировать. Начнем с того, что президент называет прессу врагами народа. Это уже настоящий советский хардкор. Кроме того, в Советском Союзе все знали, что власть врет. Смотрели “Международную панораму”, там был ведущий в макинтоше и обкомовских очках, он бубнил что-то в микрофон. “В Париж пришла весна, но парижские рабочие не имеют повода радоваться”. Все смотрели и смеялись. Анекдоты сочиняли. Часть народа этому свято верила, но другая часть смеялась. Когда произошел надлом в 80-е и всем нам сказали, что это было вранье, — от этого страна уже не смогла оправиться.
В Америке сейчас нечто подобное. Врут в глаза. И многие свято верят, как в катехизис. А другие не понимают, как это вообще можно воспринимать всерьез. Это мне напоминает 80-е годы Союза очень сильно.

— Трамп за время вашей жизни в США худший президент?
— Почему только за время моей жизни? Совершенно неквалифицированный человек, да и по человеческим качествам… Он нарцисс, для которого главное, чтобы перед ним пресмыкались. Слушает только тех людей, которые льют елей в уши. Это даже не президент США, это какой-то император династии Габсбургов периода упадка. И политика у него такая: сначала я буду трясти кулаком и всех стращать, а затем пойду на попятную. А потом выйдет к своим сторонникам — 40 процентам зомбированного народа, и скажет, что победил. Голый король. Это ужас, кошмар. Я даже начал не далее как вчера ностальгировать по Джорджу Бушу-младшему.
Но намедни Путин сказал, что Трампу дружить с Россией не дает политическая система США. У него ограниченные возможности. И это внушает оптимизм. Какие-то винтики еще крутятся, система работает. Может, переживет и эту напасть.

— Часть народа зомбирована. Как это удалось в условиях свободы прессы?
— Да, у людей есть выбор, из каких источников получать информацию. Но есть другая сторона. Они могут выбрать три-четыре источника, где им говорят только то, о чем они сами думают. И оградить себя от всех остальных. Получается замкнутое информационное пространство, в котором комфортно обитать.
Кроме того, люди стали географически отделяться. Сторонники республиканцев стараются селиться в тех штатах, в тех городах и в тех домах, где больше республиканцев. И общаться только с ними. Демократы соответственно наоборот. У меня дети играют в хоккей, а это такая прослойка, где в основном белые, средний класс. Естественно, в основном республиканцы. Это видно по тому, как они общаются, как стараются не пересекаться с людьми, у которых другая точка зрения. Три-четыре любимых сайта говорят им, что Трамп гений, он все делает правильно, но на него ополчились темные силы, которые его нещадно гнетут. И они верят. Так же и в Советском Союзе было — два канала и газета “Известия”. Некоторые еще пытались книжки читать, самиздат, радио “Свобода” слушать. А другие свято верили телевизору. Интересная человеческая натура: дай им свободу, а они все равно найдут заборчик, где можно спрятаться.

— Правда, что в США все популярнее становятся левые идеи?
— Это обычная эволюция общества. Европа быстрее к этому пришла, потому что там эти идеи и родились. И Америка постепенно движется влево. От этого никуда не деться, капитализм эволюционирует в сторону большей вовлеченности правительства в экономику. Народу начинают надоедать кризисы, банковские заморочки, как было в 2008 году. Может, дело не в социализме, а в социал-демократии. Как в Германии или Швеции. В этом направлении Америка и будет двигаться дальше. Потому что уже немного неудобно от того, что США — единственная страна в мире, где совсем плохо с декретными отпусками. Сколько дадут — столько и будет сидеть. Полтора месяца — значит, полтора месяца. Скажут прямо из роддома возвращаться на работу — вернешься. И с пенсиями здесь ужасные проблемы, и со здравоохранением. Люди, у которых хорошая работа, в шоколаде. Остальным приходится крутиться. Это начинает американцев угнетать. Рано или поздно они придут к некой социал-демократической модели. Но это длительный процесс. Очень сильны еще консервативные силы в обществе.

— Учитель в Америке — это хорошая работа?
— Зарабатываем мы мало. Если получишь степень магистра или доктора, естественно, зарплата подскакивает. Но это профсоюзная работа. Зарплата гарантирована. Она растет в соответствии со стажем. Никто не может ее урезать или резко поднять.
Я работаю в государственной школе в штате Мэриленд, где сильны традиции частных школ. Мэриленд вообще был основан как колония для британских католиков — в XVII веке их угнетали, и они поехали сюда. А католики любят свои частные школы. Здесь правило: если у тебя есть деньги, детей отдаешь в частную школу. А в государственную идут дети из семей попроще. Поэтому работа очень трудная. Плюс я работаю в очень хардкорной школе из плохого района. Но это многому учит, и мне даже иногда хочется книгу написать.
Такие истории, которые я слышу от учеников… У них у всех проблемы, что-то ужасное происходит в жизни. У кого-то мать на наркотиках, у кого-то отец в тюрьме. Я реже встречаю детей, у которых оба родителя дома и все в порядке. Обычно это эмигранты из Центральной Америки.
Очень много наслушиваешься, очень много испытываешь, и это очень тяжело, на нервах сказывается. Но это большой жизненный опыт, интересный лично для меня. Я сейчас пытаюсь перейти в другую школу, поскольку немного пресытился. Но вообще это очень сложная и интересная профессия, она не каждому по силам. Это кажется, что учителем может быть любой, я и сам раньше так думал. Но нет, здесь очень трудно. Потому что дети мыслят не так, как мы. У них нет такой же связи между причинами и следствиями. Они не оценивают риск и последствия. Они что-то делают порой просто потому, что хочется. То, что поступок глупый и ничем хорошим не обернется, их не волнует. Важнее, чтобы приятель посмеялся и пятерню дал. К тому же с дисциплиной у американских детей беда. Как мы были вымуштрованы… Здесь же послать учителя на четыре буквы — обычное дело.

— И учитель не может ответить?
— Да, педагоги совершенно бессильны. Просто нужно выработать систему защиты, научиться себя вести так, чтобы было понятно, что на тебя это не влияет. Всяких историй у меня очень много. Был такой известный сериал “Прослушка”. Там один сезон целиком посвящен школе. Вот я живу в этом сериале. Никто не верит, что такое возможно.

— Где вы получали большее моральное удовлетворение?
— Конечно, в журналистике. Лучшие годы. Педагогике я еще только учусь. Журналистика на меня упала сверху. Или я в нее упал, как рыба в воду. И как-то сразу освоился, достиг успеха. В 2002 году Владимир Гескин говорил мне, что я должен работать в “СЭ”, а в 2006-м я уже сидел в кабинете у Кучмия, который говорил, как меня ценит.
В журналистике тоже нелегко, но, когда я брался за задания, ни на секунду не сомневался, что будет все в порядке. Когда мне дали задание из-под земли достать Джо Фрейзера, который к тому времени уже практически умирал, и сделать с ним интервью на разворот, я был уверен, что его найду. И я его нашел. Связался с каким-то главарем филадельфийской мафии, потом с каким-то местным священником, они, в конце концов, и вывели меня на Фрейзера. Пришел к нему в помещение, где у него был спортзал, и куда к нему в дверь стучался Мухаммед Али: “Джо, выходи, подлый трус!”. И Джо мне показывал эту дверь.
Это было на заре моей журналистской карьеры, и я это воспринимал как должное. А уже неделю спустя был в штате Айдахо, искал там Дика Фосбери, который, по сути, изобрел современные прыжки в высоту. Это был кайф, я не относился к этому собственно как к труду. Воспринимал как путь к самосовершенствованию, саморазвитию. В общем, есть что вспомнить.

— Желание вернуться в журналистику есть?
— Есть. Но я смотрю на вещи трезво. В сегодняшней России я не востребован абсолютно. А ждать, когда там что-то произойдет… В 90-е годы народ полетал немножко, была свобода. Когда новый такой период будет в России, даже в самых смелых мечтах не могу представить. Если удастся каким-то образом где-то зацепиться, я бы всерьез на это посмотрел. Хотя очень хочу совершенствоваться в педагогике, быть хорошим учителем. Но, если появится шанс вернуться в мою настоящую первую любовь, я обязательно вернусь.