Ольга Курлович. Он был моей вселенной

Судьба подарила им 33 года счастья.
Мы сидим с Ольгой КУРЛОВИЧ в кафе гродненского Ледового дворца и вспоминаем ее мужа. То и дело к ней подходят немолодые уже мужчины с выправкой бывалых штангистов. Благодарят, желают и прощаются. Сегодня последний день турнира “Alexander Cup”, посвященного Александру Курловичу. Двукратный олимпийский чемпион, четырехкратный чемпион мира ушел из жизни полтора года назад, и хочется выразить респект гродненцам, которые не забыли о своем прославленном земляке.
Есть турнир, спортивная школа и, знаю, именем Александра Николаевича уже названа одна из улиц его родного города. Наверное, это странное и смешанное чувство, когда гуляешь по улице, увековечившей твоего самого любимого человека. Надо будет спросить об этом Ольгу, хотя из журналистского опыта мне давно известно: в подобных интервью хватает лишь одного вопроса. А лучше вообще обойтись без таковых. Просто включить диктофон и слушать то, что мы еще не знали о нашем великом чемпионе.

— Саша всегда мечтал организовать хороший турнир. И, само собой, именно в Гродно. Его идея нравилась всем, и он получал зеленый свет, но Саша был скромным человеком, говорил: “Вообще-то при жизни проводить турнир моего имени — это как-то не очень…” Ему возражали: мол, аналогичные соревнования имени Александра Медведя проходят в Минске уже много лет. Он отвечал — ну это же Медведь… А мне говорил: “Оля, ну как я себя буду чувствовать при этих торжественных объявлениях? Турнир имени Курловича открывает сам Курлович? Я же первым начну улыбаться…”
И теперь вот получается, что турнир проводится уже после его смерти. А первым, кто это предложил, стал генеральный секретарь Международной федерации тяжелой атлетики Мохаммед Джалюд. Сейчас говорят, что в будущем его можно проводить и в Минске, но, думаю, турнир должен остаться в Гродно. Не такое уж большое расстояние от нас до столицы, чтобы сюда нельзя было доехать. Международная федерация внесла Кубок Курловича в свой календарь, и он является лицензионным к Олимпиаде.
Может, в первый раз в Гродно приехало не очень много спортсменов, но дело в том, что из-за напряженного графика найти время для нового соревнования не так-то просто. И все же я рада, что сюда прибыли и те, кто хорошо знал Сашу, и молодые атлеты — лидеры мировых рейтингов. Фамилия Курлович им тоже хорошо известна.
Юра Захаревич приехал, он всегда был Саше как брат. Тимур Таймазов — они в 1992-м в олимпийской Барселоне жили в одном номере. Саша никогда в жизни не смотрел соревнования. Понятно, чтобы не сгореть, растратив нервную энергию еще до старта. А в тот раз сделал исключение: ну как за Тимура не поболеть?
А он проиграл, завоевал серебро. Идет по Олимпийской деревне, все его поздравляют. Кроме Саши, который сказал: “Как же так, ты должен был выиграть золото!”. Для Саши никакого места, кроме первого, не существовало. И это так воздействовало на Таймазова, что он собрал вещи и ушел. Спрашиваю у мужа: “Куда ушел?” — “Не знаю…” Вот так тактичный кавказский человек поберег нервные клетки своего друга, которому еще предстояло выступать.
Саша выиграл, но чего ему это стоило… Тогда сборную возглавлял Василий Алексеев. Очень специфичный человек… В самолете он сказал Саше: “А ты знаешь, что летишь в Барселону туристом?”. Тот ответил: “Может, вы им и летите, но я-то собираюсь соревноваться”.
Чтобы выступать, надо пройти допинг-контроль, а Алексеев сказал, мол, раз Курлович “грязный”, то тест он сдавать не будет. На что Саша пообещал ему собрать грандиозную пресс-конференцию, поскольку он абсолютно чист. Хорошо, что тогда председателем Госкомспорта был наш земляк Николай Русак. Саша добился встречи, тот лишь спросил: “Ты в себе уверен?” — “На сто процентов”. И все, Русак дал добро на сдачу пробы. Она ничего не показала, и Саша смог выйти на помост.

— Откуда у Алексеева было такое неприятие Курловича?
— Не только его. Главный тренер, как только пришел к власти, сразу невзлюбил тройку лидеров сборной: Храпатого, Захаревича и Курловича. Понимаете, они были уже авторитетными людьми, олимпийскими чемпионами и имели свое мнение. Нормальный тренер воспринимает это как должное. Лидеры не могут быть бархатными и послушными. Алексеев в бытность спортсменом это правило подтверждал, как никто другой. Но, став главным, решил всех причесать под одну гребенку. Я могу рассказать много случаев, которые характеризуют его не самым лестным образом, но не буду. Все-таки его уже нет.
Если коротко, Алексеев был человеком мелочным и мстительным. Вот Юра Захаревич не такой. Сколько зла ему причинил Василий Иванович, но он все равно смог забыть старые обиды. И однажды, будучи председателем российской федерации, позвал Алексеева на охоту. Юра тогда проводил в Салехарде Кубок Москвы — прекрасно организованный турнир, в программе которого было заплпнировано такое вот мероприятие для звезд советской тяжелой атлетики.
Саша был крайне удивлен самому приглашению Алексеева. Он бы никогда такого не сделал. Однако деваться некуда. Полетели, и там он задал-таки вопрос, который мучил его много лет: “Василий Иванович, дело прошлое, конечно, но скажите, почему в свое время вы так ненавидели нашу тройку?” На что Алексеев не моргнув глазом заявил: “Я всегда ко всем относился одинаково”. Как с гуся вода.
Приехал, пересказывал этот диалог и удивлялся характеру Захаревича. Алексеев ведь сделал все, чтобы тот не полетел в Барселону на свою вторую Олимпиаду. Юра потрясающий спортсмен. Саша считал его самым талантливым из всех, кого встречал на помосте. Такой сумасшедший потенциал… Человек мог легко выиграть три Олимпиады — при том что в его локте стояла искусственная связка.
Как и все самородки, Юра, естественно, был человеком уникальным и в повседневной жизни. Как-то приезжает на сбор с раздробленным пальцем. Что такое? “Да вот дом строил и решить помочь ребятам поднять блок…”
Саша только руками разводил: “Юра, ты же профессионал, как так можно…” Захаревич тренировался не так много, как остальные. В принципе Саша в этом плане был на него похож. Леня Тараненко, например, проводил в зале гораздо больше времени, пахал там за троих.
У Саши не все хорошо было с сердцем. Ему в детстве даже запрещали заниматься тяжелой атлетикой. Он ехал в автобусе домой после первого медосмотра и плакал. И одна тетя спросила, почему. Он все рассказал, и она утешила: “Все будет хорошо, вот увидишь! Не может быть, чтобы тебе не разрешили.” И в самом деле, добро вскоре было получено.
Самое странное, что за его сердце я никогда почему-то не волновалась. Больше тревожили дороги — его бесчисленные переезды и перелеты. Саша всегда мне казался здоровым и сильным. У него была аритмия, но сделали операцию. Он всегда таблетки принимал — был очень пунктуальным в этом плане. Три раза в день.
И еще муж не любил рассказывать о своих болячках. Это качество настоящих мужиков. Они не ноют, и у окружающих создается впечатление, что у них никогда не бывает проблем со здоровьем.

— Где вы познакомились?
— В моем родном Бобруйске. Я была хорошо знакома со спортом — занималась легкой атлетикой, бегала на 400 метров с барьерами. Вначале спортивный интернат, потом минский технологический институт. Как-то пошла в Дом офицеров на концерт Тыниса Мяги и Анне Вески. Саша, как затем выяснилось, тоже. Потом он рассказывал, что именно тогда меня и заприметил. Хотя как ему это удалось, не знаю до сих пор. На концерте ведь все только на сцену смотрят. Тем более эти прибалтийские звезды были очень популярны в СССР.
Саша тогда оказался в Бобруйске случайно — был дисквалифицирован вместе с Анатолием Писаренко после случая на канадской таможне. И так как наказала его всесоюзная федерация, то на сборы брали только белорусы, Подольск был закрыт. Он мне потом говорил: “Оля, это неплохо, что меня дисквалифицировали — иначе я с тобой никогда бы не встретился”. В общем, Саша поддерживал форму со сборной республики и надеялся, что ему разрешат вернуться на помост.
После концерта пришел в общежитие и сказал ребятам: “Я такую девушку красивую видел…” И вот 2 июня 1985 года (эту дату мы запомнили на всю жизнь) я прогуливалась с подругой, а навстречу нам шел Саша со Столяровым. Если бы не его тезка, он, уверена, сам не подошел бы. А так заволновался и сказал другу: “Слушай, мне так эта девушка нравится…” Столярову дважды повторять не надо, он парень коммуникабельный. Тут же нас всех и перезнакомил.
На следующий день Саша назначил мне свидание возле кинотеатра “Товарищ”. Мы погуляли, потом еще встретились. А затем он уехал и мы начали общаться уже по телефону — по часу, два. Тогда самолет из Минска в Гродно курсировал — 45 минут в воздухе. Саша прилетит, пару часов пообщаемся и обратно.
20 марта 1986-го, в мой день рождения, с Саши и Писаренко сняли дисквалификацию. Надо заметить, это произошло благодаря Толе — к нему очень хорошо относился первый секретарь ЦК Компартии Украины Владимир Щербицкий. И, понятно, автоматически был реабилитирован и белорус Курлович.
А 26 июля того же года мы поженились. Свадьбу сыграли в Гродно, по тем временам скромную, человек на 50-60. Саша вложил в нее все деньги. Думала, жить мы будем в Минске, где я училась. Но неожиданно выяснилось, что у Саши в Гродно есть служебная квартира. Он всегда обитал у мамы, и я была уверена, что жилье нам придется снимать. А тут такой сюрприз. Правда, там были голые стены. Холодильник на кухне. Стол, телевизор и матрац на полу. Коробка из-под телевизора служила нам платяным шкафом. Но боже, какое это было счастливое время…
А в следующем году Саша победил на чемпионате мира в Чехословакии. В рывке проиграл болгарину Крастеву, а в толчке уступил Лене Тараненко. Но по сумме двух движений оказался первым. Звонит мне из гостиничного номера и кричит: “Оля, я — чемпион!”. На улице сентябрь, окна открыты, и ребята все слышали. Саша потом рассказал, что пошел к Юре Захаревичу, который тоже выиграл золото. Только дверь открыл, как услышал: “А, это тот самый чемпион? Давай заходи!”
Юра уникальный, он может есть все что угодно. Что ни поставь, все сметет. А Саша — нет. Суп только дома, мясо не всякое, а вес-то набирать надо. Мне ничего иного не оставалось, кроме как ездить с ним на сборы. Там я следила, чтобы Саше готовили именно то, что он любит. На базе сборной Союза в Подольске я к девчонкам с коньячком: дорогие, надо помочь. Супчик сама ему сварю.

— Вы уникальная.
— Это девушкам спасибо, что пускали. А главному тренеру Алексею Сидоровичу Медведеву — за то, что относился с пониманием. Вот Алексеев меня не переваривал. Как только видел, у него настроение сразу падало.
Тяжело было, но ради любимого человека, считаю, можно пойти на все. Иногда квартиру снимешь, а иной раз на матрасе вместе с мужем в двухместном номере. Сосед — другой сборник — тоже с пониманием: живи, Оля. Хотя, наверное, мог бы сказать: а оно мне надо? Но как-то везло нам с людьми, входили в положение.
Если была возможность, Саша просил о тренировках дома. Там совсем иначе. Тогда дело обстояло так: все телефоны отключены, утренняя тренировка, обед, сон, потом вторая. Родственники очень обижались — к кому-то на свадьбу не придешь, к кому-то на день рождения или похороны. Люди не понимали, что даже один день, выпадающий из графика подготовки, может перечеркнуть всю проделанную работу.
Мы всю жизнь жили по графику. У мужа все было по правилам и по полочкам. Ставит цель и идет к ней. И всегда добивается своего. А знаете, что он сказал перед смертью? “Оля, я первый раз в жизни проиграл”.
Перед Европейскими играми решили закрыть все представительства НОКа в регионах. Саша возглавлял отделение Гродненской области. Последний его звонок был Наталье Кочановой: “Александр Николаевич, я вас услышала”.
Он бился за представительство до последнего. Говорил, их работу все равно возобновят, потому что они необходимы. Но через год-два сделать это будет уже гораздо сложнее. Тогдашний первый вице-президент НОКа Асташевич не понимал, зачем нужны эти представительства. А получалось как — они аккумулировали средства от предприятий своего региона и помогали спортсменам. Но опять же — всегда очень точечно. Саша в жизни не потратил бы деньги в какую-то дыру. Если человека не берут на сбор, а он перспективен и Саша это видит, то поедет за счет областного НОКа. Если есть шанс на медаль на чемпионате Европы или мира — Саша деньги найдет.
Возьмем паралимпийцев. Разумеется, они тоже не жируют. Но наши гродненские ребята всегда могли поехать на турниры, которые им необходимы. Люди возвращались и плакали, благодарили. Саша сам спортсмен, знал что это такое — когда тренируешься и готов на высокий результат, но у тебя просто нет возможности его показать. Если видел, что спортсмен не “турист”, боролся за него до последнего.
Сам любил вспоминать случай, который приключился с ним в 90-е. Был очередной тяжелый период, когда в стране появились большие проблемы с бензином. А у Саши две тренировки, и он как-то в полвосьмого пришел к мэрии и дождался руководителя города. Попросил бензина для машины, потому что скоро чемпионат мира и к нему надо набрать лучшую форму. А тот так проникновенно сказал, глядя Саше в глаза: “Да ты что, чемпион, я сам на общественном транспорте езжу…” Муж вернулся домой черным: “Оля, как можно так врать, я же ведь сам видел, как он подкатил к горисполкому на машине с персональным водителем…” А вот был бы на месте того чиновника кто-то другой, может, и помог бы. Саша часто ту историю вспоминал. “Знаешь, Оля, если ты руководитель, то обязан помогать людям. Они же к тебе с надеждой приходят”.
И когда с декабря началась эта история с представительствами, он очень переживал. Говорю: “Тебя в любую страну мира возьмут!” А он: “Ты не представляешь, как я нужен здесь”. Муж боролся до конца, кстати, вместе с Леней Тараненко, который возглавлял столичное отделение. Они долго не общались, но этот случай их сблизил, они действовали в унисон. Некоторые представительства сразу сдались и пошли ко дну, но те, что действительно работали, стояли до последнего.
У меня отец был директором завода в Бобруйске. Честнейший человек, не боялся ни одной проверки. Я всегда молила бога, чтобы он мне послал такого же мужа — за которого никогда не будет стыдно перед людьми. Которым, наоборот, всегда буду гордиться. Саша именно таким и был. Я, как только его встретила, сразу это почувствовала.
И вот представьте, кем он для меня был, если я в один день потеряла любимого мужа, преданного друга — он мне был папой и мамой, братом и сестрой, сыном и дочкой. Он был для меня всем, всей моей вселенной.
Сколько у нас планов было… Часто мечтали, что когда станем совсем старенькими и уйдем на пенсию, будем гулять взявшись за руки по любимому Гродно. Рядом с домом у нас Румлевский парк — вот по нему. И когда видели пожилые парочки, переглядывались и улыбались — вот оно, наше будущее. Ну почему так несправедливо устроен мир? Почему наверх забирают тех, кто больше всего нужен здесь?
За полгода до его смерти мы повенчались. Давно собирались, но, знаете, заглянешь иной раз в глаза батюшке — и видишь там совсем не то, что должно быть. Ему нельзя доверить то сокровенное, что у тебя в душе. А однажды мы провожали на вокзале мою маму, и муж поздоровался с каким-то человеком. Одет он был по-граждански, но глаза его меня зацепили. Оказалось, это отец Александр из Коложской церкви. У нас тогда недавно папа умер. Священник ехал с мамой в соседнем купе и предложил ей: “Если захотите поговорить, приходите”. Она так и сделала, а потом мне рассказывала, какой он тонкий и интересный человек. “Дочка, а какие у него глаза…”
Все-таки глаза — это зеркало души. Вот он зацепил. 15 сентября отец Александр нас повенчал, а 6 апреля Саша ушел. Я так счастлива, что мы успели повенчаться.

— Саша снится?
— Нет. Через неделю после похорон приснился. И все. Я думала: ну почему не снится? Он две ночи подряд ко мне приходил. А потом кто-то сказал, что это нехорошо, когда так. А мне хочется его видеть — пусть даже во сне.
Саша был удивительным человеком. Он все знал. Одно время ему понадобился немецкий. Он учил его в школе, но взял репетитора. Потом смотрю, уже дает интервью немецким журналистам по телефону. Английского вообще не знал, я учила его транскрипции. Но он и этим языком овладел, чтобы работать в исполкоме международной федерации.
У него всегда получалось, за что бы ни брался. С ним приятно было просто находиться в одной комнате, дышать одним воздухом. Сидим в разных концах. Один в компьютере, другой у телевизора. “Оля, я тебя люблю”. — “Саш, а я тебя обожаю…” Судьба дала мне 33 года счастья. Знаете, в последнее время думала: “Не дай бог, что-то случится с Сашей, я этого не переживу”. А вот ведь живу…
У нас было такое — Сашка всегда, как только садится в самолет, набирает меня: “Оля, я отключаюсь”. Едва самолет сел, пишет, что уже на линии. Прошел паспортный контроль — снова мне сообщение. Мы постоянно были на связи. Не знаю, может, и не нужно всегда знать, где находится и чем занимается твой любимый человек. Но у нас было так заведено. Мы были ненормальными в этом плане, все это знали.
Саша приучил меня всегда носить с собой телефон, и упаси бог не ответить на его звонок. Он тут же начинал волноваться и, каким бы серьезным делом не был занят, бросал все. Ему необходимо было знать, не случилось ли со мной что-то и почему я не снимаю трубку. Знаете, а я ведь до сих пор таскаю свой телефон из комнаты в комнату и будто чего-то жду…