Дела судейские. Виктор Шимусик: если честно, очень хотелось заглянуть в тот телефон. Заговоров нет. Есть лишь ошибки

В том самом, где были незамеченная рука защитника гостей Бурко, метание бутылок с трибун и грандиозный скандал после финального свистка. До этого фамилия 34-летнего рефери появлялась в новостных лентах разве что по следам эмоциональной пресс-конференции какого-нибудь тренера. После Бреста Виктор стал символом мишени для каждой критической стрелы, которые летят в белорусский судейский корпус с разных сторон. А между тем спустя два месяца Шимусик получил место в “листе ФИФА” — списке арбитров, рекомендованных для обслуживания международных матчей, что является серьезным шагом по карьерной лестнице… Так повелось, что футбольные судьи дают интервью по большим праздникам. На минувших выходных, видимо, был один из них. Мы встретились с Виктором и беседовали полтора часа, чтобы не только получить доскональный разбор того, что произошло в Бресте, но и поглубже вникнуть в жизнь и работу футбольного рефери.

— Стать арбитром ФИФА в 34 года — это ведь круто?
— Говорят, да. Более опытные коллеги подтверждают: вовремя. Впрочем, сейчас тенденция развития судейства такова, что это уже пограничный возраст. Ведь еще два-три года уйдет на то, чтобы пройти все ступени, начиная от юношеских соревнований. На первых порах новички будут обслуживать именно их. Плюс, может, дадут по паре игр стартовых квалификационных раундов еврокубков.

— Причем в Беларуси у вас довольно быстро получилось преодолеть все уровни. Давайте с самого начала.
— Родился в Харькове, мама — украинка, отец — белорус. Он военный, поэтому часто переезжали, пока не обосновались в Осиповичах. В десять лет с другом решили записаться на футбол в местную ДЮСШ. Никогда не считал себя сильным игроком, однако хотелось по крайней мере связать жизнь с футболом. И когда столкнулся с вопросом о поступлении в вуз, сразу выбрал БГУФК.
Судьей вообще стал только с третьей попытки. Сначала попробовал на локальном уровне. Начинал помощником. Помню, первый раз дали флаг в руки — думал, все нормально. После игры подходят: да ты же вообще не разбираешься! Там ведь столько нюансов: движение, взаимодействие, общение. После того матча понял, что совсем не понимаю футбол и впереди еще много работы. Но интерес к судейству зародился. А затем, когда учился, предложили поиграть во второй лиге. Это было заманчиво, даже на таком уровне, — мечта ведь. В тот момент просто не понимал, что можно достичь многого как арбитр, и решил побыть игроком. Провел в третьем дивизионе четыре сезона: “Молодечно”, “Ливадия”, “Осиповичи”. Из-за травмы закончил. Сейчас понимаю, что это к лучшему. Сильным футболистом все равно не стал бы.

— Если сам поиграл — становиться судьей проще?
— Это бонус, но в целом не важно — все равно приходится все учить заново. Когда мне сказали, что ничего не понимаю в судействе, это задело. Но когда принялся вникать, понял, что заблуждался. Региональная федерация тогда составляла списки желающих стать арбитрами. Потом семинар в Могилеве, тест на знание правил, нормативы по физподготовке. В итоге меня рекомендовали для судейства матчей юношеского первенства.

— В качестве ассистента?
— Да, первый год проработал помощником. Но хотел большего. Психологически было тяжело двигаться по одной линии, причем буквально. На сборах попросил дать попробовать себя в поле. Отсудил тайм, сказали: есть задатки, надо работать. Тогда и понял, что в судействе можно реализоваться. Начал усердно заниматься, чуть ли не каждый день подтягивал теорию. Привел себя в хорошую физическую форму. Так и пошло. Часто ездил как четвертый арбитр, общался с более опытными коллегами — и все стало раскладываться в голове по полочкам. Вызвали на рождественский турнир в манеже. После него рекомендовали на вторую лигу. Одновременно повезло попасть на сбор в Турцию с топ-судьями, где хорошо себя проявил. Для молодого пацана, который, кроме Д3 Беларуси, ничего не видел, это был отличный шанс. Это помогло проявить себя во второй лиге, признали лучшим арбитром. Через год удостоился этого же звания уже в лиге первой, и сразу дали шанс попробовать себя в высшей. Это было в 2014 году.

— Что скажете о минувшем сезоне? С одной стороны — лист ФИФА, с другой — нелестные отзывы.
— Все хорошее, увы, затмевается негативом. Конечно, есть осадок. Хотя количеством игр в сезоне доволен. А ошибка, которая случилась в Бресте, думаю, единственная за последние два года, включая все турниры — в качестве как главного, так и дополнительного рефери.

— То есть все остальные многочисленные претензии необоснованны?
— Да. Разумеется, разговоров было много. После каждой игры футболисты и тренеры обсуждают судейство. Но это происходит, когда преобладают эмоции. А проходят сутки или двое — и когда анализируешь моменты, понимаешь: арбитр был прав.

***
— Итак, Брест. Матч “Динамо” — “Шахтер”, момент с игрой рукой Бурко, что спровоцировало целое информационное цунами. Как там все произошло?
— Прежде всего скажу: для меня это был главный матч сезона. К тому моменту уже знал, что рекомендован для включения в список ФИФА. Хотелось доказать, что достоин этого. В результате получил огромный вал критики. Смешали сами знаете с чем. Но если не брать тот эпизод, игра была полностью под контролем. Да, со стороны могло казаться иначе, тем более предъявил много желтых карточек. Но с трибун и по телевизору многое не замечается. Если взять предупреждения, то только два из них за неспортивное поведение. Остальные — за грубую игру.
Понятно, что матч был повышенной трудности. Давление — с обеих сторон. Перед встречей судья обычно выбирает определенную тактику. И когда поединок начинается, понимаешь, будешь ты ее придерживаться или же нужно менять, поскольку характер встречи другой. Был готов к тому, что возникнут давление, конфронтации, провокации, потому что обе команды нуждались в очках. Воздействие на арбитра, тем более молодого, — один из методов в борьбе за них. Так что, уверен, я все делал правильно. Потому что поначалу было много попыток воздействия. Да и нарушений тоже. Для такого поединка это норма. Если бы все это пропускал, градус игры вырос бы еще больше. Когда работаешь в поле, чувствуешь, насколько контролируешь футболистов. Так что в целом был спокоен. И второй тайм показал, что тактика верна: разговоры закончились, все угомонились и стали больше концентрироваться непосредственно на футболе. До 80-й минуты… Думаю, если бы не та ошибка, матч завершился бы спокойно. Офсайд у Павловца вслед за этим? Принял верное решение отменить гол: голова игрока находилась ближе к воротам.

— Объясните природу роковой ошибки вечера. Как это видится со стороны: три арбитра — главный, боковой и дополнительный, — открытая позиция, ничто не мешает обзору. И никто ничего не замечает…
— Банальный человеческий фактор. Очень сильно задевают разговоры о том, что имели место предвзятость или заговор. Ничего подобного! Врать не буду: в этом моменте не видел ничего. Когда анализировал эпизод, понял причину. Находись ближе на полтора метра, ситуация была бы как на ладони. Требовалось ускориться. То есть чуть-чуть не добежал. Когда мяч ушел за линию, дополнительный арбитр (минчанин Русаков. — “ПБ”.) сказал в микрофон: “Играть, угловой”. Но по реакции игроков понял: что-то произошло. Но что именно? Вижу, что начинается давление на Русакова, а он стоит и толком ничего не может объяснить. Реакция футболистов нестандартная — видимо, какой-то контакт с рукой был. С помощниками у нас договоренности такие: если они видят момент и уверены на сто процентов, надо тут же вмешаться и дать информацию. По разговору с дополнительным ассистентом понял, что он не уверен в своем решении. Значит, вердикт нужно выносить мне. А наугад я это делать не могу. Можно ошибиться, но еще хуже, когда начинаешь что-то выдумывать… Скажу честно, очень хотелось заглянуть в тот телефон (футболисты “Динамо” требовали посмотреть момент на смартфоне, взятом у кого-то из фотографов. — “ПБ”.). Но понимал, что если сделаю это, создам прецедент не просто в белорусских, а в мировых масштабах. Представьте, что началось бы! Лучше уж ошибиться. Хотя надеялся: может, окажусь прав. Случаются такие моменты: кажется, что игра рукой, футболисты негодуют, трибуны свистят, уйма претензий. А потом смотришь: ты, оказывается, все сделал верно. Надеялся, что это один из подобных эпизодов.

— Что случилось после финального свистка?
— Когда шел в судейскую, вертелась одна мысль: может, пронесет. Хотя уже понимал: скорее всего, ошиблись. Потому что обычно протестуют, но успокаиваются. А там крики, свист, полетели бутылки. Зашел в раздевалку, попросил телефон, включил момент… Готов был сквозь землю провалиться! Вообще простая ситуация, очевидная для всех. Именно так, как вы говорите: открытый момент, три судьи — и никто ничего не видел. Это ужас! Я не добежал. Дополнительный арбитр в этот момент смотрел на линию ворот. Лайнсмен вообще сказал, что не понял, куда попал мяч. Короче, у семи нянек дитя без глазу.
Конечно, был очень зол. Не буду повторять, что я там говорил, массажный стол чуть не сломал. Было жутко обидно. Во-первых, провалил свой самый важный матч в сезоне. Во-вторых, боялся, что эта ситуация скажется на распределении мест на пьедестале. Мы ведь тоже понимаем, что одним неверным решением можем перечеркнуть всю работу, проделанную тренерами и футболистами. Поверьте, прекрасно понимаем.

— А потом начался “пресс”…
— Понимал, что ничего не вернешь, надо принять ситуацию. Необходимо было найти нужные слова. Кстати, хочу отметить главного тренера “Динамо” Марцела Личку. Несмотря ни на что, после финального свистка не сказал ни одного плохого слова — пожал руку и поблагодарил за игру. Заходили и другие тренеры брестчан. Но это были чисто рабочие разговоры. Я объяснил, и люди адекватно все восприняли. В том числе футболисты.

— В смысле?! А как же хотя бы Кисляк, который ломился в раздевалку, а потом получил пятиматчевую дисквалификацию?
— После игры не общался ни с Кисляком, ни с Нехайчиком, ни с другими. Там просто дверь в судейскую плохо открывается, ее нужно с усилием толкать. Сергей не смог открыть, все подумали, что он ломится к судьям. Я подошел, открыл изнутри. Кисляк сказал что-то вроде “не хочешь извиниться?”, и все. То есть в глаза никаких оскорблений высказано не было. Когда я понял, что ошибся, извинился перед хозяевами. И только потом услышал все, что было на самом деле. Это ведь и было лишь в прессе. И штрафы давались не по моим словам, а на основании видео. У меня в рапорте и записей про футболистов не было — только про зрителей, которые бросали бутылки.

— В вас тоже бросили бутылку, когда вы покидали стадион.
— Да. Там находилась компания женщин, одна из которых это сделала. Что я мог ответить? В рапорте этого не отразишь. Разве что в милицию заявление написать. Осознавал, что сам спровоцировал такую реакцию. Так что заслужил. Не такое поведение, конечно, но моя вина в этом есть.

— Сильный нагоняй получили от руководства?
— Какого-то “пихача” не было, просто конструктивный разговор с Андреем Чепой. Объяснил, почему так получилось. Разобрали, кто как должен был поступить. В принципе еще в Бресте понимал, что чемпионат для меня завершен, как это ни обидно. Но винить некого — только себя.

***
— Есть мнение, что порой дополнительные помощники за воротами не только не помогают, но и мешают арбитрам…
— Определенная логика в этом есть. Хотя бы потому, что, когда судишь с ассистентами, меняется методика передвижения. Есть зона, за которую отвечает помощник. Кроме того, как бы ни настраивался, концентрация иная. Подсознательно отдаешь что-то им на откуп, думаешь: если что-то случится, тебе скажут. Плюс в Бресте все произошло, когда игра уже успокоилась, все немного расслабились. А у арбитров есть правило: всегда ожидай неожиданного. Мы оказались к этому не готовы.

— Эта ошибка подняла волну разговоров о предвзятости судей. Хотя они и прежде были.
— Так всегда. Если команда идет на первом месте, всем ошибкам — в ее пользу или нет — находят объяснения. Но никаких заговоров. Есть лишь ошибки. Рабочий процесс. Говорил то же самое, когда упрекали, что я против “Луча” или “Ислочи”.

— То есть все сильно преувеличено?
— Больше скажу: давление идет в основном со стороны прессы. Но нужно отдавать себе отчет, что ты говоришь. Ведь один момент перечеркнул мнение общественности обо мне как о судье. Никто же не знает, как я работаю, как готовлюсь к играм. А люди говорят: Шимусик — п…с, Шимусик продался. Моя жена, например, после этого два дня плакала. Мне, кстати, очень сильно помогло психологически восстановиться осознание, что меня включили в лист ФИФА. И это еще один аргумент. Потому что сознательно ошибаться в самом важном матче сезона в моменте, который у всех на виду, — нужно быть больным человеком. Это профессиональное самоубийство.

— Когда начинаются жесткие разговоры на поле, когда на тебя орут чуть ли не матом — сложно сдерживать себя, чтобы не ответить так же?
— Иногда хочется. Но понимаешь, что тебе нельзя. Одно из качеств хорошего судьи — умение справляться с эмоциями. Лучше настроиться на коммуникацию — так можно избежать лишних конфронтаций. Как? Мы ведь тоже изучаем игроков. Знаем, с кем можно говорить, кого игнорировать, а кому — сразу предупреждение.

— Не кажется ли вам, что негатива было бы меньше, если бы судьи тоже имели возможность выступать публично и объяснять свои решения?
— Тоже об этом размышлял. Но только не сразу после игры. Любой матч — стресс для организма. Приезжаешь домой — не спишь. Прокручиваешь эпизоды, думаешь, как было бы лучше поступить. Кроме того, по горячим следам нужно объяснить все решения инспектору. Затем отзвониться в департамент и объяснить то же самое. Еще и прессе потом это повторить?

— Ну, хотя бы немного публичности разве не пошло бы арбитрам на пользу?
— Во-первых, эти правила придуманы не нами. Во-вторых, многие слова могут быть восприняты неправильно. В-третьих, это влияло бы на подготовку к матчам. Если судьи не видно — значит, он отработал хорошо. Для меня публичность — лишнее внимание. Мне, например, оно мешало бы.

— Интересны ваши ответы на другие претензии. Скажем, от главного тренера “Ислочи” Виталия Жуковского…
— Если где-то пересекаемся с Виталием Леонидовичем вне футбольного поля — вообще никаких проблем. Просто так получалось, что все решения в играх с участием “Ислочи” принимались в ключевых моментах не в пользу его команды. Так и формируется мнение: нефартовый судья. Но я ведь во всех эпизодах оказывался прав. И в чем-то понимаю игроков, тренеров. Однако если есть пенальти — как я могу его не поставить?

— У Гуренко к вам тоже особое отношение.
— Сергей Витальевич постоянно общается с арбитрами. К этому нужно привыкнуть. В любой ситуации — ты не прав. Чем выше квалификация рефери, тем лучше получается это игнорировать. Кстати, огромная благодарность человеку, который придумал показывать желтые и красные карточки в том числе тренерам. Это отличная идея.

***
— Футбольные правила сейчас часто меняются. Трудно к этому привыкать?
— Да, коррективов в последнее время очень много. И, кстати, игра рукой — один из самых сложных нюансов. Всегда много дискуссий, даже на семинарах мнения расходятся. Хотя критерии сейчас стали четче: есть “уровень плеч”, “увеличение площади тела”. Раньше они были более размыты. Лично в моей голове все упростилось. Это хорошо. Ведь футбол стал другим, более ориентированным на телевидение. Иногда видишь эпизод, принимаешь решение — уверен! Смотришь повтор — не прав. Находишь вторую камеру, третью, четвертую — не прав! Находишь пятую, с нужного ракурса, — выдыхаешь: не ошибся. А если бы этой пятой камеры не было?

— Еще говорят, что арбитру в какой-то мере нужно быть мазохистом, чтобы работать в этой профессии.
— Это правда. Ты едешь на очередной матч и знаешь, как тебя назовут с трибун. Некоторые люди приходят на футбол поорать, выплеснуть эмоции. А спроси у них, какой счет — понятия не имеют. Конечно, мы слышим все слова, которые кричат в наш адрес. Просто делаем вид, что не замечаем. А что самое интересное, звучит финальный свисток — и до тебя снова никому нет дела.

— Вы ведь понимаете, что приблизительно то же самое начнется после этого интервью?
— Да, вроде того, что было после Бреста. “Да чё он там рассказывает?!” Что ж, каждый имеет право на личное мнение. Но нельзя переходить на личности и унижать других. Я, например, любому футболисту и тренеру могу посмотреть в глаза. И помню все свои ошибки.

— Сколько их было?
— Не считая тех, что совершал по молодости на юношеском уровне? Шесть. Получается, по одной на сезон. Однажды, правда, было сразу три. Зато прошлый год обошелся без них. В 2019-м — только Брест.

— Скоро будет рассказано об очередной волне договорных матчей в Беларуси. Как вам кажется, реально ли со стороны арбитра идентифицировать, что на поле что-то не чисто?
— В своих играх я ничего подобного не замечал. Может, потому что у судьи другие задачи. Но не могу вспомнить, чтобы мне казалось: игрок стремится умышленно проиграть. Хотя все эти новости, конечно, вызывают удивление и возмущение. Думаешь: тебя полощут как могут, а потом оказывается, что эти же люди матчи “сливают”…

***
— Работа арбитра — это ведь не единственное ваше занятие?
— Нет. Тружусь в спортивной школе в Осиповичах. Поэтому, в отличие от футболистов, после матчей иду на работу. Как и почти все наши арбитры.

— Это потому, что на деньги от судейства прожить невозможно?
— Вот смотрите: ты отсудил матч, не ошибся. В высшей лиге получаешь за это 500 рублей минус налог. Если ошибся — часть суммы вычитается. Плюс тебя отстраняют на месяц. Понятно, что не проживешь. Если есть постоянные назначения и работаешь без ошибок, полторы тысячи — это максимум для Беларуси. Но судить каждый тур нереально — арбитров много. Зимой же рассчитываешь только на зарплату от основной работы. Сколько? В Осиповичах — порядка 600 рублей. По меркам ДЮСШ, нормально. А есть еще нюансы. К играм готовишься сам. Получил травму — сам себя лечишь. И так далее.

— Для рефери, который вошел в лист ФИФА, что-то в этом плане меняется?
— Да, и очень существенно. Поэтому и в финансовом плане для меня это серьезный шаг вперед. Но в этот список просто так не попадешь. Хорошо что Беларуси в этом году дали четвертую квоту. Это много говорит о работе нашего судейского корпуса в целом.

— Это ответ на разговоры о том, что уровень белорусского судейства очень слаб?
— Да. Это абсолютно не так! Наши арбитры регулярно ездят на международные курсы и семинары, где по всем показателям смотрятся достойно, а иногда на голову выше коллег из более развитых футбольных стран. Причем у тех больше возможностей. Со мной, к примеру, учился англичанин Поусон, который обслуживает премьер-лигу и Лигу Европы. Но наши арбитры ничуть не хуже. Белорусы тоже могут работать на матчах топ-уровня. И Алексей Кульбаков давно это доказал. Поэтому мы не такие плохие, как о нас говорят.