ПАТРИАРХИ. Алексей Куценко: не выпрашивая званий, не склоняя головы

Cтановление спортивной борьбы в Беларуси связывают с именем “папы” Мирского, успешно выступавшего на союзном ковре еще до войны и после нее возглавившего белорусских любителей этого древнего вида спорта. При этом вольно или невольно умаляют роль Алексея Григорьевича Куценко, работавшего вместе с Мирским в сборной республики более четверти века. В течение пяти лет он был одним из наставников сборной СССР.

Куценко и сам великолепно боролся: четырехкратный чемпион Вооруженных Сил Советского Союза, чемпион ЦС “Динамо”, одиннадцатикратный победитель белорусских первенств. Более десятка лет он успешно совмещал выступления на ковре с тренерской работой. Алексей Григорьевич воспитал четырех заслуженных тренеров СССР, 76 мастеров спорта, около 20 “международников”, в том числе чемпионов Союза Ивана Коршунова и Виталия Фефелова, заложил основы мастерства трехкратного олимпийского победителя Александра Медведя. Борцовскую и человеческую школу Куценко прошли тысячи юношей, добившиеся впоследствии заметных результатов в других сферах жизни: доктор наук Анатолий Давидович, проректор БГУ Владимир Понарядов, инженер-электрик Иосиф Гарбар, инженер-полковник Анатолий Тасминский…

Куценко — один из основоположников спортивной борьбы в Беларуси, но главное — БОРЕЦ по жизни, человек, не склоняющий головы.

“А шо цэ таке?”

В декабре 1946 года 120-ю гвардейскую дивизию, в которой я служил, перевели в Уручье. Сначала мы строили корпуса, потому что было негде жить и размещаться. Потом служба пошла своим чередом…

В секцию бокса меня позвал тренер Александр Ложников:

— Ты способный, сила воли есть.

Недели через две — День физкультурника. Генерал-майор Темков — классный мужик! — пригласил на бокс всех, в том числе жен, невест, а сам сидел в первом ряду. Мы проводили бои. Судил их Евгений Михайлович Шукевич, будущий наставник молотобойцев Михаила Кривоносова и Ромуальда Клима. Мы договорились с Ложниковым, что будем только обозначать удары. Дрались два раунда по две минуты. Неожиданно он ударил меня ниже пояса. Нечаянно получилось. Хорошо, что прозвучал гонг — пришел немного в себя. От злости я пошел вперед и как дал ему в челюсть! Он не ожидал и рухнул прямо под ноги генералу. Темков объявил: “Наградить Куценко премией в 200 рублей и дать отпуск 10 суток без дороги!”

Шла зима 1947-го. Впервые за шесть лет поехал домой. Мороз, а я в шинельке и хромовых сапогах. На товарняках, на дровах — замерзал, кошмар!

Вошел в хату — мачеха с дочерями, голодные, холодные. Нетопленная печь и стены, покрытые инеем. Как же так жить можно?! Обратился к председателю колхоза, довоенному другу Алексею Лоцману.

— Тезка, что же ты делаешь?! Мы же победили, а люди замерзают!

Он, правда, выделил пару пудов пшеницы, а также солому, чтобы погреть их.

Я вернулся в Уручье расстроенный, заглянул к Ложникову.

— Саша, не буду боксом заниматься. Во-первых, я тебя оскорбил. Во-вторых, меня в годы войны столько били, что других калечить не хочу. Жалею… Пойду в гимнастику.

Зал гимнастики находился на четвертом этаже Окружного Дома офицеров. Там тренировал Михаил Алексеевич Маркин. Я залез на брусья — туда-сюда! Подтягивался без устали — такая была природная сила в руках. За месяц выполнил второй разряд.

Однажды подошел Николай Васильевич Антипов, тяжелоатлет и борец довоенных лет.

— Борьбой не хочешь заниматься?

— А шо цэ таке?

— Борьба называется классическая. Зал — на втором этаже.

Он меня ознакомил с правилами, показал, как бороться в стойке, в партере, броски через спину. Мне понравилось! За несколько дней узнал пару комбинаций, лоб себе разбил — дурости много было.

Уже через неделю на первенстве округа выступал. Из Уручья в Минск ехали вместе с гродненской командой. И у нас со старшим лейтенантом произошел такой диалог:

— Ты по какому виду спорта?

— По борьбе.

— А в какой категории выступаешь?

— Не знаю. Мой вес 77 килограммов.

— Это средний вес. Будешь со мной бороться. Будем знакомы: Николай Нестеренко, чемпион округа 1946 года.

— Очень приятно. Алексей Куценко.

Мы встретились уже в первой паре. Ну, борьба еще сырая была — и подножки, и все, что угодно. Я его уложил. Другому сопернику говорю:

— Видел, что я с чемпионом сделал?

— Что?

Я, не мешкая, провел бросок. Выиграл все поединки. Сверх программы — у победителя в полусреднем весе мастера спорта подполковника Иевлева, а также у тяжеловеса, и стал абсолютным чемпионом БВО.

Учеба у великих

Вскоре меня вызвал подполковник Сивцов, отвечавший за спорт в штабе округа.

— Предстоит межведомственное первенство республики. Ты — чемпион, формируй команду — и вперед!

Собрал ребят, познакомились с правилами соревнований. На победу претендовали коллективы “Труда”, “Буревестника”, “Строителя”, “Пищевика”, Советской Армии, кто-то еще. И мы… проиграли вчистую! Сивцов поинтересовался:

— Сколько, по-твоему, нужно лет, чтобы выиграть?

— Три года, товарищ подполковник.

Сивцов, мудрый человек, отправил меня на три месяца в Москву, на семинар по классической борьбе. Там преподавали заслуженные мастера спорта Борис и Василий Люляковы, Александр Соловов, Алексей Катулин, Вячеслав Кожарский, Арам Ялтырян, Александр Мазур. По вольной борьбе брал уроки у Челидзе, по самбо — у основателя этого вида единоборств Анатолия Харлампиева и Василия Кузнецова. Я окунулся в атмосферу профессионалов, досконально знавших технику борьбы. Они показывали приемы, варианты, комбинации, я все четко фиксировал в тетради. К нам приходил сам Иван Поддубный — в потертом кожаном коричневом пальто и кепочке. Голодный был, наверное. Показывал “нельсон”, это бросок с захватом шеи из-под плеча.

Все, чему я научился, испробовал на практике: сразу после семинара начался продолжительный, около месяца, учебно-тренировочный сбор. Вернувшись в Минск, легко выиграл первенства республики по классической борьбе, вольной и самбо.

И еще приналег на тренировки. Понимал, что, кроме техники, нужны сила, выносливость, быстрота.

Страшно перетренировался! Потерял килограммов десять, а с ним живость и энергию. На турнире в Молдавии отборолся через силу. На обратном пути летели в транспортном самолете, перевозившем виноград для правительства Белоруссии. И нам перепало. Я ел его с удовольствием и в большом количестве. С удивлением обнаружил, что ко мне возвращаются силы. Виноград поставил меня на ноги.

Из этого сделал вывод: высокие нагрузки нужны не всем. Те, кто их выдерживает, будут прогрессировать; кто не может их осилить, должен уйти, ибо это опасно для здоровья.

Обещание сдержал

Сивцов дал мне полномочия ездить по частям и отбирать людей для тренировок во всех весовых категориях. Упорная работа дала результат: в 1950-м на командном первенстве республики армейская команда, в которой я был и тренером, и спортсменом, разбомбила всех, в том числе “Строитель”. А ведь у них боролись асы, у которых трудно было выиграть: в наилегчайшем — Каптур, в легчайшем — Эпштейн, в полулегком — Синдер, в легком — Иосилевич, в среднем — Милевский, в полутяжелом — Мирский, Гольдштейн — в тяжелом.

Сивцов похвалил: “Победили через три года, как обещал. Ты — молодец, человек дела!”

В 1948 году вместе с Мирским стал тренировать сборную республики. Вместе со мной на всесоюзном ковре выступали армейцы Иван Коршунов, Михаил Чинарев, Сергей Щедринский и Федор Бондур, тяжеловес, ставший в 1952 году первым белорусским призером чемпионата СССР.

Фактически в белорусской армии я создал классическую борьбу. Часть “классиков” потом перешли на вольную. У нас ежегодно было пять-шесть чемпионов республики в каждом виде борьбы, остальные два-три — из других обществ.

В “Динамо”, когда я туда пришел в середине 50-х, вообще не было “классики”. При мне появились все виды — классическая, вольная, самбо.

Мне повезло дать толчок развитию белорусской борьбы. Не хочу преуменьшить роль Мирского — он был сильный организатор! Но я на собственной шкуре проверил и потом внедрил борьбу в партере и броски прогибом. Причем бросал я соперников и влево, и вправо. Знаменитый грузин Гиви Картозия перед чемпионатом мира 1950 года не хотел со мной бороться, он летал после моих бросков и боялся травмироваться. Лишь перед окончанием сбора решился. Только меня сверху за голову с рукой хватает, я его опережаю, делаю захват за туловище и бросаю прогибом.

В сборной Советского Союза

К работе со сборной СССР меня привлекли в том же 1950-м. На сборах я делал упор не столько на технику, сколько на общую и специальную подготовку. И все следовали моему примеру: пробежки и “пуш-пуш” — по утрам. Только возрастные тяжеловесы Коткас и Мазур работали по своей программе.

В 1952 году советские спортсмены дебютировали на Олимпийских играх. Борцы классического стиля завоевали семь медалей. Чемпионами стали москвичи Борис Гуревич и Шазам Сафин, запорожец Яков Пункин и таллиннец Иоганн Коткас. В моем весе — полусреднем — Семен Марушкин занял четвертое место. Уверен: если бы я поехал в Хельсинки со свежими силами, выиграл бы медаль. Марушкин был борец аккуратный, темповой, но менее бросковый. Однако мне готовиться не давали, говорили, что не приходят документы из Белоруссии. А ведь я легко побеждал многих соперников, в том числе могучего эстонца Унта бросил прогибом и уложил на лопатки за одну минуту.

Бросок прогибом требует мощного плечевого пояса, но также и ловкости, скорости. Я опережал многих взрывных ребят из Грузии, Армении, России. Леонида Анфиногенова, короля бросковых приемов, побеждал пять раз.

В качестве тренера готовил к чемпионату мира атлетов полусреднего и среднего веса. В 1953-м, в Карлсруэ, мои подопечные Гурген Шатворян и Гиви Картозия стали сильнейшими и меня наградили Грамотой Спорткомитета СССР.

Родина слышит, родина знает

Двадцать лет после войны меня за границу не выпускали. Ни со сборной Советского Союза, ни с командой БССР. И только потом я побывал на соревнованиях в Польше, ГДР и Румынии.

Может быть, это связано с тем, что отец попал под репрессии, может, с тем, что я был в плену. Не могу ничего утверждать. Но вот что со мной произошло на чемпионате СССР в 1949 году.

Он проходил в Москве в легкоатлетическом зале имени братьев Знаменских. Пришел, взвесился. Помню, выиграл первую схватку у узбека. Вечером ребята сообщают: “Тебя разыскивают, на доске в вестибюле зала висит объявление”.

Утром прихожу на взвешивание, тогда оно было каждый день, действительно написано: “Разыскивается особо опасный преступник Куценко Алексей Григорьевич”.

И на фотографии человек, очень похожий на меня.

Подходят два молодых парня в штатском.

— Пройдемте с нами.

— Так я же должен покушать, мне бороться скоро.

— Успеешь покушать.

Привезли к следователю в чине майора.

— Откуда и зачем приехали в Москву?

— Из Минска, на чемпионат СССР по классической борьбе.

— Откуда прибыли в Минск?

— Из Польши.

— Что вы там делали?

— В армии служил.

— А в Польшу откуда приехали?

— Из Германии, города Бранденбурга.

— А там что делали?

— Тоже в армии служил.

— А до этого из какого города приехали?

— Гентин. Из Гентина приехал.

— В Гентин как попали?

— Из Бухенвальда. Знаете что, гражданин майор, моя биография в ста экземплярах написана и находится в Белорусском военном округе. Вы — МГБ, пожалуйста, попросите и узнаете, все, что вас интересует! Что я буду вам сейчас рассказывать от начала и до конца?!

— Документы есть какие?

Достаю военный билет, кладу на стол. Он фотокарточку ногтем поковырял. Убедился, что не фальшивая, нормально подклеена.

— Так вы сейчас из Минска приехали?

— Из Минска, на личный чемпионат Советского Союза по классической борьбе.

— Ладно, проверим. Может быть, придется вас еще раз пригласить… Коля, отвези его на место!

Коля отвез меня в зал Знаменских. А на ковре уже стоял Коломийцев, мастер спорта из Москвы. Еще немного — и получил бы поражение за неявку. Ребята из Казахстана, Узбекистана помогли быстро переодеться, и я успел выйти как раз тогда, когда заканчивались положенные три минуты. То ли со злости, то ли с досады бросился на этого Коломийцева и выиграл на глазах его жены и друзей.

Памятуя о том, как с отцом обошлись, подумал: ну все, опять начинается! Однако — нет, больше не трогали. Наверное, запрос сделали, получили подтверждение. Мне потом в родной деревне говорили, что была проверка.

Первый мастер

В 1950 году удалось стать первым в Беларуси мастером спорта по борьбе. Тогда для этого нужно было победить трех мастеров, вошедших в пятерку на первенстве СССР и самому пробиться в число пяти сильнейших. Все это я осуществил, заняв четвертое место на чемпионате Союза. В тот год впервые стал и чемпионом Вооруженных Сил. Потом еще трижды побеждал на всесоюзных армейских форумах. Перейдя в “Динамо”, и там выиграл чемпионский титул, причем положил на лопатки всех, в том числе чемпиона СССР Леонида Анфиногенова.

Может, большего бы добился, если бы имел тренера. Но личного наставника у меня никогда не было… А я ведь не только боролся, но и вместе с Мирским тренировал команду и переживал за нее…

Расскажу о принципиальных схватках с Николаем Чучаловым, любимцем Мирского. Их было две. Первая — в финале первенства республики. На ковре судил Иосилевич, друг Мирского, за судейским столом — сам Михал Иваныч. Начали бороться: я — к нему, он — за ковер. Говорю арбитру: “Он убегает от меня”. — “Не выталкивай за ковер”. Нас попеременно поставили в партер. Первым — Чучалова. Я атакую, он уползает. Когда поменяли местами, арбитр перекрыл мне возможность отступления. Чучалов не сделал ни одного приема, только раз захватил туловище, не оторвал, не бросил, но ему отдали победу. С досады сказал Иосилевичу: “Я бы хотел встретиться с Николаем на первенстве СССР”.

Так и случилось! Как Мирский ни апеллировал к судьям, я выиграл у Чучалова около восьми баллов. В тот момент я был на голову сильнее. Следующий соперник — москвич Василий Реков.

Побеждаю — становлюсь чемпионом СССР. И я вырвал у него три очка! Вдруг подзывают всех рефери к главному судье, долго совещаются, а мы с Васей на ковре стоим. Наконец судья-информатор произнес: “Результат схватки будет объявлен в вечерней программе”. А вечером сообщили, что балл за уход Рекова с ковра присужден в пользу Куценко неправильно, перевод в партер Куценко сделал с подножкой и еще что-то. Победу присудили москвичу. Не выдержал я несправедливости — заплакал… И это не единичный случай. Были судьи, которые специализировались на подобных вещах. Несправедливости всегда хватало.

Маршал Тимошенко

Когда стал чемпионом Вооруженных Сил Союза, Семен Константинович Тимошенко, который тогда командовал Белорусским военным округом, отдал распоряжение: без его ведома не демобилизовывать гимнастов Ваткина, Яненко и борца Куценко.

В 1952-м, когда я в третий раз выиграл армейский титул, меня уволили из армии. В тот момент я был старостой армейских сборов по всем видам спорта. Месяц проболтался без дела и пошел на прием к маршалу. Объяснил ему, что и как.

На следующий день меня разыскали. Я жил в Доме офицеров. За сценой кровати стояли. А я себе сделал небольшую комнатку в помещении, предназначенном для туалета. Оклеил ее обоями.

Маршал приказал обеспечить меня жильем. Мне дали прекрасную комнату в коммунальной квартире возле парка Челюскинцев, 20 квадратных метров, с балконом! Кроме того, восстановили на работе, выплатили деньги за вынужденный простой. После этого проработал в армии еще года четыре. Нашлись недоброжелатели, сыгравшие роковую роль в моей армейской судьбе. И меня уволили из армии в ноябре 1956 года. Тимошенко в Минске уже не было.

Но знаете, что обидно? За победу в первенстве Вооруженных Сил всем присваивали звание лейтенанта. Мне не присвоили. Ни в первый раз, ни в четвертый. Быть настойчивым не хотелось. Боялся, что начнут копаться в биографии. Никто из окружающих — спортсменов, тренеров, функционеров — не знал про моего репрессированного отца, про то, что я несколько лет провел в плену. Все это могло только добавить мне проблем.

Ничего, пошел в “Динамо”, и, считаю, мне повезло. Там работал зампредом Евгений Иванович Комаровский, какой дядька был классный! А республиканский Спорткомитет возглавлял Евгений Николаевич Коноплин, тоже отличный мужик. Сменивший Коноплина Виктор Ильич Ливенцев — культурный, интеллигентный и очень, очень доброжелательный. На своем месте был человек! Мы и сейчас с ним прекрасно общаемся. А вот с его бывшим замом Бокуном у нас сложились жесткие отношения.

О Бокуне — без дифирамбов

Когда пришел в “Динамо”, меня сразу же поставили председателем тренерского совета всех видов спорта. А Герман возглавлял в нашем обществе фехтование. Его хлопцы Чернушевич, Маленко, Юферов нередко “поддавали” и гуляли по проспекту в непрезентабельном виде. Я обратился к Бокуну.

— Герман Матвеевич, это никуда не годится.

— Не твое дело!

— Не мое, так не мое. Но я за них тоже в какой-то степени отвечаю.

Сказал об этом зампреду “Динамо” Комаровскому. Тот пригласил Бокуна и меня.

— Герман Матвеевич, ты хороший тренер, но воспитательной работой тоже заниматься надо.

— Я делаю все, что надо. Кто ты такой, что будешь меня учить?!

Слово за слово, Бокун подхватился и пошел на меня. Я ему ножку подставил, и он по инерции воткнулся в стенку — нокаут!

Комаровский испугался. Когда Бокун пришел в себя, говорю ему:

— Герман, мы в разных весовых категориях. Зачем ты нападаешь на меня? Я же тебя не трогал.

— Ты у меня запомнишь это на всю жизнь!

Через некоторое время его назначили замом Ливенцева, и он стал перекрывать мне воздух везде, где только мог. Я был председателем республиканского тренерского совета по борьбе, возглавлял республиканскую коллегию судей. Он меня со всех должностей снял. Как только какое-нибудь совещание, он сразу: “Где этот тренер из “Динамо”?”

И начинался скандал.

В 1965 году я как старший тренер повез сборную БССР на первенство Советского Союза. Говорили, что команда переросток, что у нее нет перспектив. А мы возьми да и выиграй серебряные медали!

Бокун, как зампред Спорткомитета, пригласил команду на прием. Сидим друг против друга. Рядом со мной ребята.

Бокун обращается к Фефелову:

— Что скажешь, капитан?

— Благодаря Алексею Григорьевичу команда стала второй. Хотя вполне могли и выиграть.

— Садись! Комсорг Рудницкий, твое мнение…

— Команда боролась очень хорошо. Я впервые видел, что Куценко все время улыбался, когда секундировал ребятам, и это придавало им дополнительные силы. Алексей Григорьевич хорошо подготовил команду…

— Садись!

Тут Бокун повернулся ко мне:

— А ты знаешь, что такое психологическая подготовка?

Мне бы промолчать, но я также был горяч, как и он:

— Если бы не знал, мы не стали бы чемпионами в 1960 году и серебряными призерами сейчас.

— Во-о-о-о-н!

Я поднялся и ушел.

Однако команду он не отпустил. Приказал Коршунову.

— Приведи его, он, наверное, в раздевалке стадиона “Динамо”.

Я действительно был там.

— Передай Бокуну, что не хочу иметь с ним никаких дел!

На следующий день сталкиваемся с ним в Спорткомитете. Он, проходя мимо, помахал кулаком:

— Я тебе это припомню. Учти: это цветочки! Ягодки впереди!

— Герман Матвеевич, да знаю я тебя как облупленного!

После этого он гноил меня на всех совещаниях. Дальше Бобруйска и Барановичей меня уже не пускали. Но я не склонил перед ним головы.

“В чем ваш секрет?”

В 1950-м проходила Спартакиада Вооруженных Сил СССР, в которой участвовали 65 команд, представлявших лучшие воинские части. Соревнования шли на шести коврах. Там, где боролись белорусы, собиралось много зрителей. Мы изматывали соперников темпом так, что на шестой-седьмой минутах многие падали от изнеможения. Некоторых даже уносили. Мы заняли второе место.

Ко мне подошел генерал-лейтенант Бакланов, начальник управления боевой и физической подготовки Советской Армии.

— В чем ваш секрет?

— Никакого секрета нет, товарищ генерал. Они тренируются три раза в неделю, а мы — три раза в день.

Позже Давид Михайлович Шендерович, который в то время учился в Ленинграде, а после работал в белорусском Спорткомитете, рассказывал, что Бакланов в институте Лесгафта заявил:

— Что вы тут ерундой занимаетесь? Поезжайте в Беларусь, там есть такой партизан Куценко, он вас всему научит..

Армейские борцы взбудоражили застой в белорусской борьбе. Я понял, что недостаточно заниматься только физподготовкой. Необходимо сочетание техники, функциональной готовности и строгого режима.

Что значит строгий? Я же не палач, чтобы людей истязать. Ребята свободно себя чувствовали. Если к ним приезжали родители, отпускал с ними на два дня. А Федю Бондура на Украину — на четыре. Ни один из них ни разу меня не подвел!

По моей инициативе армейские борцы проводили показательные схватки. Потом уже вместе с Мирским и сборной БССР стали ездить на соревнования. Начали с Прибалтики, затем были Молдавия, Украина, Грузия, Армения, Казахстан, Дагестан. Хозяева нам оплачивали поездки, только бы мы приехали к ним бороться.

Разгром Финляндии

В 1957-м боролись в Минске с финнами. Это была наша первая международная встреча. Белорусов фактически никто не знал, и союзный Спорткомитет, опасаясь нашего провала, предлагал укрепить команду сильнейшими борцами СССР. Мы наотрез отказались.

Формировали команду к матчу, как обычно, мы с Мирским. Сидим, обсуждаем, в легчайшем весе — тот, в полулегком — этот, дошли до среднего. Михал Иваныч говорит: “Этот вопрос обсудим завтра у Коноплина”.

На следующий день Мирский докладывал главе белорусского Спорткомитета: “С целью усиления команды мы решили, что Куценко должен работать в полутяжелом весе, а Чучалов — в среднем”.

Я опешил. У нас было три полутяжа: Василий Секунов, Юрий Папин и мой ученик Миша Чинарев, четвертый на Союзе. Не выдержал, возмутился:

— Евгений Николаевич, мы так не договаривались.

— Так лучше будет — ты опытнее Чучалова.

Я тогда не знал, что ключ к разгадке хитросплетений, завязанных Мирским, — в имени финского полутяжа Калеви Раухала, серебряного призера Олимпийских игр, бронзового медалиста чемпионата мира. Раухала — настоящий титан, вот такие плечи! Михал Иваныч, возможно, рассчитывал, что я проиграю именитому финну или опасался неудачи Чучалова, своего любимца. Николай согнал шесть килограммов, с 85 до 79, а я, наоборот, имея 77, набрал три, чтобы недовеском бороться в категории до 87 килограммов с Раухалой.

Матч проходил на сцене Дома офицеров. Люди заполнили весь зал, среди них было немало моих друзей — акробат Зайцев, певец Ворвулев, народный артист СССР. И я победил! Чисто! Бросил Раухалу на лопатки! Встречу мы у финнов выиграли со счетом 8:0.

Взятие Москвы

После победы над финнами перед чемпионатом СССР поехали в столицу. Москвичи были десятикратными чемпионами страны. Накануне вечером в телевизионных новостях услышали о том, что “борцы из Белоруссии завтра померятся силами с нашими мастерами ковра”.

Во Дворце спорта “Крылья Советов” негде было яблоку упасть. А мы возьми да и выиграй! У первой команды Москвы — 6:2, у второй — 7:1. В Москве, да у москвичей! В раздевалке неожиданно для нас оказались Кирилл Трофимович Мазуров и Петр Миронович Машеров, на тот момент первые лица республики. Они были в первопрестольной по делам и узнали о предстоящем матче Москва — БССР из тех самых теленовостей. В раздевалке обняли и расцеловали каждого. Мазуров воодушевленно сказал Машерову: “Петро, что ж ты прячешь таких партизан? Их нужно брать с собой на все форумы и совещания. Они помогут нам вопросы решать”.

С Машеровым потом встречался еще не раз — на стадионе “Динамо”, в Стайках, в его кабинете. Он готов был выслушать любого, кто к нему обращался. Как-то хотел попасть к нему на прием, но меня не подпустили на пушечный выстрел. Тогда я пришел утром и дождался, пока он приехал на работу.

— Ты что тут делаешь?

— Петр Миронович, хотел с вами поговорить.

— Ну, пойдем, пойдем.

И целый час мне посвятил. Выслушал и все решил.

Мирский и Куценко — союз оппонентов

С Михал Иванычем у нас были сложные отношения, но на людях мы никогда этого не показывали. Он самым преданным ученикам говорил: “Не бойтесь того, кто лает. Бойтесь того, кто молчит. Тот обычно и кусает. Куценко по морде может дать, но никогда не предаст”.

Может, поэтому мы четверть века работали вместе в сборной республики.

Корень противоречий вырос еще в 1950 году, когда армейская команда под моим руководством разгромила его “Строитель” и остальных конкурентов на командном первенстве республики. После этого некоторое время турнир не проводили.

Хочу, чтобы меня правильно поняли. В “Строителе” собирались после работы три раза в неделю, чтобы потолкаться на ковре, пообщаться, потравить анекдоты. Но появился баламут Куценко, который встряхнул эту рутину. Проиграв, Мирский и его соратники перестроились, стали работать серьезнее, интенсивнее.

Потом в каждом спортивном обществе, области, районе появились тренеры по борьбе. Самые талантливые — Иосиф Оборский, Владимир Стулькевич. Затем пришло новое поколение специалистов и борцов. Вместе мы многого добились. Выросла плеяда чемпионов страны: Олег Караваев, Николай Чучалов, Иван Коршунов, Виталий Фефелов, Виталий Житенев, Сергей Залусский. Самый яркий из них — Караваев стал олимпийским чемпионом.

Мы с Мирским заложили хорошую школу. Одолеть борцов Грузии, России, Украины, Москвы, Ленинграда, к которым прежде не мечтали и приблизиться, это достижение! Колоссального прогресса добились за счет коренной перестройки тренировочного процесса. Вместо трех дней в неделю стали работать шесть, причем в подготовительном периоде проводили по три тренировки в день.

Тот же Коршунов, кровный мой ученик, стал наставником, да каким — заслуженным тренером СССР! Он до сих пор, в свои 77, работает в школе олимпийского резерва. Другой воспитанник, Виталий Фефелов, был главным тренером сборной республики и сейчас еще трудится на кафедре физвоспитания в институте правоведения. Валерий Цымбаревич — заслуженный тренер республики, не так давно ушедший из жизни. Сколько я за него боролся, не дал пойти по кривой дорожке. Он подготовил чемпиона мира среди юниоров Петра Лося, победителя молодежных игр Игоря Крепчука. А братья Мицкевичи — Петр, Эрнест, Иван, Альберт — из Барановичей… Альберт и Эрнест воспитали выдающегося дзюдоиста Виталия Песняка. А заслуженный тренер Беларуси Борис Дмитриев! Сколько еще замечательных людей мог бы назвать!

Мирский заслуженнно гордился Николаем Чучаловым, чемпионом Союза и Спартакиады народов СССР, олимпийцем 1960 года, ставшим международным арбитром, а позднее — гостренером.

Неудивительно, что Виктор Ильич Ливенцев, сменивший Коноплина у штурвала белорусского спорта, назвал классическую борьбу ведущим видом в нашей республике.

При том, что столько было создано вместе с Мирским, остался некоторый осадок от того, что он незаметно делал неприятные вещи. Как в том матче с финнами. Тихонечко, дипломатически… Когда в 1960-м выиграли в Минске командное первенство СССР, перед самым награждением Михал Иваныч отправил меня в ресторан заказать столик, чтобы отметить успех. Возвращаюсь — уже получили кубок, сфотографировались, торжества закончились, все без меня… И в ресторан ни Мирский, ни кто-то другой не пошел… А ведь то был наш совместный триумф!

Я не хотел конфликтов, не “подсиживал”, уважал его как старшего товарища…

В 1958 году Ливенцев пригласил к себе.

— Алексей Григорьевич, бери сборную команду, там 80 процентов твоих учеников.

— Виктор Ильич, я не чувствую, что я — не старший тренер. Мы с Мирским вместе работаем. Если я сейчас полезу старшим, это будет подножка, склока, команда развалится. Мы достигли успехов, потому что не тратили энергию на междуусобицы, на конфликты с учениками. У нас спортсмены знали свое место, тренеры — свое. А посмотрите в других видах спорта: где драки — нет результата.

Я за титулами не ходил. После победы в командном чемпионате СССР мне первому присвоили звание заслуженного тренера Беларуси. Мирский уже был заслуженным Союза. Команду — всех спортсменов и тренеров — занесли в Книгу почета Спорткомитета БССР. Я получил награды за подготовку команды от ЦК комсомола, КГБ, МВД. Давно мог быть и заслуженным СССР, хотя бы за то, что я первый тренер Медведя…

Иван КОРШУНОВ, чемпион СССР 1960 года в личном и командном первенстве, заслуженный тренер СССР и Беларуси.

— Начал заниматься борьбой во время службы в армии у Алексея Григорьевича Куценко. Он много сделал для становления армейской борьбы. Тогда нам в республике не было равных, успешно выступали и на чемпионатах Вооруженных Сил Советского Союза, а в 1953 году я и Фефелов первыми из белорусов стали призерами чемпионата СССР.

Куценко — тренер требовательный, организованный и принципиальный. На тренировках не давал бездельничать. Важно, что не стриг всех под одну гребенку, к каждому имел индивидуальный подход. Раздав борцам задания, выбирал себе спарринг-партнера и тоже приступал к работе. Отлично бросал прогибом — был гибким и сильным.

Как правило, настаивал на своем. У них шло постоянное соперничество с Мирским: кто больше подготовит классных борцов. Алексей Григорьевич всегда в этом плане лидировал, но Михаил Иванович имел много связей в Спорткомитете. Иногда это мешало делу, но чаще конкуренция способствовала прогрессу белорусской борьбы. Был еще один талантливый тренер — Иосиф Оборский, воспитавший олимпийского чемпиона Олега Караваева и победителя Спартакиады народов СССР Виталия Житенева, но из-за мягкого характера его затирали.

Медведь из 39-го полка

Александр Медведь призвался служить в Уручье в 120-ю гвардейскую дивизию, в составе которой я заканчивал войну и приехал в Беларусь. Сашу я нашел в 39-м полку, пригласил в зал, и он стал тренироваться вместе с другими парнями на спальных матрацах, потому что борцовского ковра у нас не было. Это произошло в 1956-м. Тогда же меня демобилизовали из армии. Но я еще три года ходил туда тренировать, чтобы подзаработать. Как раз до тех пор, пока Медведь не закончил воинскую службу. Я ему посоветовал:

— Иди на вольную борьбу — там в тяжелых весах один Гальперин. А здесь Залусский, Гавриш, Немов, Гермолид — классные борцы.

Медведь меня послушал и со второй попытки выиграл чемпионат республики. После армии Саша поступил в институт физкультуры и продолжил совершенствовать мастерство под руководством Павла Григорьева, а в дальнейшем и Болеслава Рыбалко.

Но ведь и Григорьев был моим учеником. В 1948 году пришли ко мне Иван Малахов, Владимир Дудукало, Альберт Торопило, Павел Григорьев, Юрий Папин. Все — из первой воздушной армии. Паша три года у меня тренировался, вошел в сборную команду по греко- римской борьбе. Такой интересный парень, шутник! Окончил институт физкультуры и остался работать на кафедре борьбы.

В 50-е годы вольной борьбы в республике практически не было. Когда создали сборную команду, Григорьев ее возглавил.

На его 80-летии в присутствии 300 человек я напомнил.

— 55 лет назад Павел Васильевич как раз у меня начал заниматься спортом. Александр Васильевич, первоначально я подготовил тебе тренера, а потом тебя — правду говорю?

Когда я был главным тренером по борьбе в Центральном совете “Динамо”, позвонил Владимир Игонин из Новороссийска: “Леша, в Германии служит мой ученик Зубков, талантливейший пацан”. Я его послушал, пригласил в Минск. Через несколько лет Володя Зубков стал четырехкратным чемпионом мира.

Анатолий ТАСМИНСКИЙ, инженер-полковник в отставке, автор книги “Наставники. Ориентиры. Действия”.

— Ко времени обучения в лесотехническом техникуме относится моя увлеченность классической борьбой и встреча с прекрасным человеком — тренером Алексеем Григорьевичем Куценко.

В шесть утра я бежал из общежития до парка Челюскинцев, где встречался с Алексеем Григорьевичем. Вместе мы проводили зарядку, а после углублялись в основы спортивной психологии.

На тренировки к Куценко часто приходил знаменитый Олег Караваев. Большинство побед он одержал с помощью коронного приема “накат”. К нему соперники начали подбирать ключи. Но Олег уже отрабатывал другой прием — “бросок через голову с захватом туловища и руки соперника”. Куценко был известен как непревзойденный мастер такого броска. Потому Олег обратился к нему за помощью. Алексей Григорьевич предложил мне сыграть роль “чучела” (я был на три года моложе, но на одну весовую категорию тяжелее Олега), а заодно отшлифовать и свою технику борьбы…

Куценко с нами занимался не только борьбой. Частенько в беседах затрагивал жизненно важные проблемы. Только он мог сказать молодому парню, размышлявшему, не посвятить ли жизнь спорту: “Но для спорта ли человеку надо жить?! Или все же спорт нужен для того, чтобы жить полноценно?!”

Он был для меня наставником в полном смысле слова.

Я видел (и на это не раз указывал Алексей Григорьевич), что успех спортсмена — это временное, преходящее счастье молодого организма, а удача тренера — успех ума, мудрости — остается с ним навсегда. Счастье тренера весит в два раза больше счастья спортсмена, ибо тренер проживает жизнь и за атлета, и за себя. Это качество и объединяет тренера и учителя.