На все времена. Проект имени Анатолия Капского. Виктор Санеев: всегда держался подальше от начальства

В Москве-80 он завоевал серебро, которое, по словам знаменитого бразильца Жуана Карлуша де Оливейры, опять-таки было сродни золоту. Кстати, в 1975-м тот самый Оливейра побил мировой рекорд Санеева сразу на 45 сантиметров, улетев вплотную к 18 метрам. Казалось, ничто не могло помешать 21-летнему обладателю этого невероятного результата на долгие годы стать новым премьером в тройном. Однако железный Санеев был против. Кавалер орденов Ленина, Трудового Красного Знамени, Октябрьской Революции и Дружбы народов мог бы сделать впечатляющую карьеру и после ухода из спорта. Если бы не одно правило, которому его научил товарищ по сборной СССР Янис Лусис. Грузин Санеев принял завет латвийского друга и никогда об этом не пожалел…
Советский Союз был странным государством: даже при декларируемом равенстве всех и каждого постоянно находились те, кто равнее и важнее. Зажигать огонь московской Олимпиады должен был самый титулованный действующий спортсмен страны Виктор Санеев, но в последний момент это право делегировали баскетболисту Сергею Белову, который давно играл за столичный ЦСКА. Санеев же в свое время не польстился на предложение из златоглавой и остался верным своей республике. Это и сыграло определенную роль. Хотя, если брать по-спортивному, Виктор Данилович с удовольствием отказался бы от почетной чести стать главным лицом исторической церемонии. Все-таки в Москву он приезжал за четвертым золотом, и те факельные репетиции забрали у него много сил и энергии. Как, впрочем, и у Белова: даже в отсутствие бойкотировавших Олимпиаду-80 штатовцев советские баскетболисты стали лишь третьими…
Наше полуночное общение с Сиднеем, где сейчас живет легендарный спортсмен, я не мог не начать с событий сорокалетней давности.

— Вам стоило дать право зажечь Олимпийский огонь-80 уже только за трудное детство. Отец парализован, мама ухаживает за ним круглые сутки, а сына — в интернат…
— У папы был инфекционный паралич. Двадцать лет лежал, все суставы поражены. Голова соображает, а толку, если не можешь ходить? В моем детстве он еще передвигался, но уже плохо. Мама за ним все время смотрела. Работала в отделе по озеленению города. Я, конечно, ей помогал. Все, что надо, делал как взрослый. Покормить, убрать…
Отцу было очень тяжело. Помню, спрашивал у него: “Ты бы хотел долго жить?” — “Нет”. Никому не желаю такое пережить. Он понимал, что мучает родных. Другая женщина отдала бы его в инвалидный дом, но мама была очень сильным человеком.
И когда мне говорили потом, уже во время расцвета спортивной карьеры, мол, вы — герой страны, и мы все гордимся… Я стоял и думал: вы просто не знаете моей мамы. Вот она — герой.

— В одиннадцать лет мама отдала вас в интернат. Не обиделись?
— Наоборот, она умно поступила. Честно говоря, детдом и интернат — это почти одно и то же. В первый год мне там было очень нелегко. Не раз хотел убежать, но каждый раз себя останавливал. Понимал, если сделаю так, маме будет еще труднее.
А знаете, откуда в моей жизни взялся спорт? Много читал о спортсменах, и для меня Олимпийские игры были пределом мечтаний. Узнаешь, как наши побеждают, и думаешь: вот и я когда-нибудь тоже так смогу!
В школе меня называли Страусом. Никто не мог догнать, когда на футболе бегал по краю. В волейбол хорошо играл, в баскетболе за сборную Абхазии выступал… В 15 лет при росте 185 мог заложить мяч в кольцо обеими руками. И, понятно, мечтал об институте физкультуры.
В легкую атлетику попал случайно. Друг предложил сходить на тренировку к Акопу Самвеловичу Керселяну. И я, надо сказать, пришел к нему уже хорошо подготовленным. Тренировался самостоятельно. Бегал по горам, надевал пятикилограммовый пояс — и в путь. Штангу смастерил из рельса и качался — рывок, спина, ноги. Мяч подвешу на дерево и пытаюсь достать головой.
На своих первых соревнованиях выиграл взрослое первенство Сухуми. Пацаном прыгнул 630 сантиметров в длину и 13,30 тройным. И это всего за месяц занятий. Затем на чемпионате Грузии среди школьников победил на стометровке, прыжке в длину и тройным. А вскоре на Всесоюзной спартакиаде школьников в Волгограде занял третье место с результатом под 15 метров. Неплохо для человека, который тренируется всего шесть месяцев.
Но мой тренер тогда не смог со мной поехать. И было обидно, что никто не помогал с разбегом. Опыта не хватило, иначе я бы выиграл. Помню, плакал горючими слезами.

— Однако вы были довольно наглым молодым человеком.
— Это не наглость, это сидело внутри. Для меня тренировки были “фаном” — если по-сегодняшнему говорить. Я испытывал удовольствие от того, что грузил себя каждый день. И не надоедало. Меня никто не заставлял, даже тренерские планы не были откровением. Я всегда знал, чего хочу. Был уверен в себе.
И еще — был воспитан на правильных книжках. А там рецепт великих побед был очень прост: надо работать каждый день. Я это правило принял на всю жизнь, потому что всегда найдется тот, кто захочет тебя превзойти. Еще один Санеев.

— Самолюбивому спортсмену важно встретить хорошего первого тренера.
— Важнее все же встретить смекалистого парня. Я не хвалю себя. Однажды, еще не будучи олимпийским чемпионом, услышал от одного прославленного атлета: “Ты должен сказать спасибо своей маме и своему тренеру, что он тебя не испортил”.
Керселян был обычным учителем физкультуры. Но очень хорошим педагогом. Хотя и слишком опекал меня, иной раз я и не знал, как избавиться от его внимания. Но опять же, можно прилипать, но не быть вредным. Он был нормальным, порядочным. Педагог замечательный, и на тренировках делал то, что и требовалось — сдерживал меня.

— В сборной вас курировал старший тренер по прыжкам Витольд Креер.
— Да, но я брал пример с великих спортсменов. В 16 лет в Леселидзе увидел Валерия Брумеля, уже тогда рекордсмена мира. Он шел на стадион, и я попросил одного из друзей сфотографировать нас вместе.

— Советское селфи.
— Это сейчас популярно, а тогда я был скромным сухумским мальчиком, которому даже в голову не могла прийти такая мысль. Идея была другой — поймать Брумеля в статичном положении, а потом быстро нарисоваться на заднем плане. Мол, вообще-то нас тут было двое. Вроде вышло, Брумель даже ничего не заметил. Но друг мне фото так и не отдал.

— Обидно.
— Не то слово. Я на тренировки Брумеля и Тер-Ованесяна во все глаза смотрел. На второго, понятно, больше — он уже был дважды бронзовым призером Олимпиад в прыжке в длину. Интересно, что когда уже вместе тренировались, Игорь мне никогда не подсказывал. А я на него смотрел — и будто видео снимал. Хотел перенести его движения на свое тело.

— Одно время вы выбирали между прыжками в длину и тройным.
— Тройной мне нравился больше. Полет длинный, летишь, как птица. На мой взгляд, это самый красивый вид легкой атлетики. Но какая нагрузка на суставы… Мы раньше думали, что при первом прыжке — 600 кэгэ, при втором — 500, и это уже прилично. Но потом с учетом моего роста, веса и скорости бега вывели более качественные показатели. И оказалось, что у меня при первом прыжке нагрузка составляет 1700 кило, во втором — 800. Неудивительно, что травм огромное количество. Пятки, колени, спина… Я до сих пор получаю расплату за свои достижения.

— Вы выиграли три Олимпиады, а американский дискобол Эл Ортер — четыре.
— Я мало сомневаюсь, что он победил бы и в Москве, если бы туда приехали американцы. Уникальный был человек — готовился исключительно к Играм. Мне же приходилось выступать в других соревнованиях между ними.
Мы с Ортером похожи — его тоже не надо было никогда подгонять в тренировочном процессе. И он тоже всегда старался тренироваться один. И даже после спорта всегда поддерживал себя в форме, как и я. Встретились с ним в ВИП-ложе на Олимпиаде-2000 в Сиднее. Ему уже было 62, но выглядел лет на десять моложе.
Мне нравятся спортсмены, которые по окончании карьеры похожи на себя в лучшие годы. Хотя в Бобе Бимоне сейчас 120 кэгэ. Но чувство юмора не теряет, говорит, что и сейчас может прыгнуть к девяти метрам. А ваши коллеги и рады написать.

— В Мехико-68 Бибон прыгнул в ХХI век — на 8,90.
— Мы встретились в три часа ночи на дискотеке в Олимпийской деревне. Я уже выступил и отдыхал. А у него завтра был финал. Он приехал из другого клуба, из городского.

— Интересный способ подготовки.
— Одним это помогает, другим не очень. Хотя если человек готов, а Бимон был готов очень хорошо — об этом говорили все, то ему трудно было бы потерять форму за один вечер. Даже если он ляжет спать под утро.

— Не меньший фурор, чем Бимон, в Мехико произвели участники турнира по тройному прыжку. Мировой рекорд в ходе соревнований обновлялся пять раз.
— Тогдашний рекорд поляка Юзефа Шмидта — 17,03. У меня было чувство, что золото принесет прыжок под 17,50. Поделился этим наблюдением с Креером, и тот объявил меня сумасшедшим. Мол, победит тот, кто прыгнет на 17. И не дальше.
Еще в квалификации итальянец Джентиле улетает на 17,10. А в финале первая же попытка дает ему 17,22. В третьей я прыгаю на сантиметр дальше — и устанавливаю уже третий мировой рекорд. Креер подумал, что дальше уже никто не улетит, и велел отнести разбег на метр назад. Зачем я его послушал? Две попытки просто потерял.
Просто хочу сакцентировать внимание на том, что каждый спортсмен должен думать своей головой. Иначе ничего у него не получится. Бразилец Пруденсио не знал о расчетах Креера и в пятой попытке перепрыгнул меня на четыре сантиметра — 17,27. И что мне оставалось делать?

— Включать голову.
— Именно. У меня была последняя попытка. А если она есть, значит, ты не проиграл. Решил вернуться к старому разбегу. Перестраховался, прилично недоступил до планки, но улетел на 17,39. Стадион взорвался, а я почувствовал полную опустошенность. Отдал борьбе все силы. Но, знаете, если бы соревнования продолжались и кто-нибудь меня перепрыгнул, я бы снова улетел дальше. Такой у меня был заряд на победу.
Те Игры стали афро-американскими. Они, конечно, необычайно одаренные люди, и соперничать с ними было почти невозможно. Поэтому когда один из тренеров нашей сборной сказал, что я, наверное, тоже африканец, только белый, я принял его слова за комплимент.
В Мехико советская легкая атлетика завоевала три золотые медали. Обладатели двух из них жили в одном номере. Я был еще пацаном, а у копьеметателя Яниса Лусиса уже имелась бронза Токио. К тому же он был действующим рекордсменом мира. Я учился у Яниса, ходил к нему на тренировки, наблюдал, как он умело аккумулирует внутреннюю энергию. Он всегда знал, что делать. И если говорил “надо пойти поспать”, значит, и мне тоже надо было.
Однажды он дал мне один мудрый совет, которую запомнил на всю жизнь: “Всегда будь подальше от начальства”. И когда нас пригласили на празднование столетия легкой атлетики, я ему напомнил о том принципе, которому следовал от 1968 года до 1980-го. Никогда об этом не жалел. У начальников своя жизнь, у спортсменов своя. Я никогда не любил больших кабинетов и праздничных президиумов.

— Как можно было обойтись без этого в хлебосольной Грузии? Уверен, олимпийского чемпиона с шиком встретили на родине.
— А вот и нет. Сказали, что ветеранов Великой Отечественной еще не обеспечили жильем. Вопросами моего благоустройства занимался Акоп Самвелович. Он ходил в высокие кабинеты, я же тренировался. Да и вообще — спортом занимался не ради квартиры.
На самом деле многое зависит от управленцев. Например, в Луганске первым секретарем обкома был Владимир Васильевич Шевченко — личность легендарная во всех отношениях. Он поднял в своей области спорт на невиданную высоту, сам прекрасно в нем разбирался. Однажды, узнав меня в самолете, подошел и сказал: “Вот мой прямой телефон, если захочешь у нас тренироваться, трехкомнатная квартира в центре обеспечена”. Но шахтерскому городу, конечно, было далеко до Сухуми.
Звали в Москву, Алма-Ату — еще мальчишкой выступал в столице Казахстана. Там был молодой председатель спорткомитета, но, видно, хорошо разбирался в своем деле. Несмотря на мой скромный результат, что-то разглядел: “Останешься у нас — дадим трехкомнатную квартиру”.
А на Играх в Сиднее, где я был олимпийским послом Грузии, ко мне подошел тот самый казах: “Помнишь, как квартиру тебе предлагал в Алма-Ате?” Елки- палки, мне повезло встретиться с долгожителем, который возглавлял казахстанский спорт чуть ли не сорок лет!
Однокомнатную выделили перед второй Олимпиадой — стараниями председателя грузинского спорткомитета — в Тбилиси. Дом для меня всегда был очень важным местом. Там мама, друзья детства. Я ведь на Олимпиаду-72 мог и не попасть. Проиграл чемпионат Союза Мише Барибану, да еще и ахилл травмировал. Врач сборной сделал укол, и я поехал домой, надеясь на чудо. Оно и случилось. Дал отдых организму, и ахилл перестал болеть. Взяли на Олимпиаду, и уже в Мюнхене поучаствовал в одном подготовительном турнире. Четыре раза улетел за 17 метров, а в самой дальней попытке показал 17,25 — лучше, чем у лидера сезона Йорга Дремеля из ГДР.
Я спокойно тренировался и в приподнятом расположении духа вышел выступать. План был сделать хорошую первую попытку. Прыгнул 17,35 и стал лидером. Дремель подобрался ко мне в пятой — 17,31, а на шестую побежал с таким лицом, что я не выдержал и расхохотался. С таким напряжением и чрезмерным желанием дальше 16 метров не улетают… А будь я на его месте, то, если надо, прыгнул бы и на 17,50. Знаю, о чем говорю.

— Через три недели в родном Сухуми вы установили мировой рекорд. На следующий день после свадьбы…
— Да, решил таким образом сделать подарок своей Татьяне — лучшей девушке на земле. Все ее зовут Яной. Вообще-то прыгнул на 17,59-17,60. Успел взглянуть на рулетку. А потом объявляют — 17,44. Креер не хотел высокого результата. Мне потом парень рассказал, что Креер потянул колышек вслед за рулеткой, наверное, случайно. Песок осыпался и на рулетке остались 17,44. Так мои 15 сантиметров и убежали. Только через два года эту историю узнал.

— В Мюнхене вы жили в одном номере с Борзовым и Аржановым. Первый тогда выиграл 100 и 200 метров, а второй на финише 800-метровки уступил 0,03 секунды американцу Дейву Уоттлу. Видео того забега имеет широкое хождение в интернете под девизом “Никогда не сдавайся”. Уоттл весь забег кропотливо выбирался из хвоста и совершил феерический рывок на финише.
— Был на стадионе и видел, как Аржанов проиграл американцу “грудь”. Вообще-то он все делал правильно, прибавив на последних 150 метрах. Но всего предусмотреть нельзя. Американец выбежал из-за спины. Если бы Женя видел его на соседней дорожке, то не проиграл бы. Сам знаю, что такое 800 метров. В глазах только темнота, и уже не чувствуешь соперника сзади. После финиша на Женю было невозможно смотреть. Он считался главным фаворитом — и тут такое… Не знаю, может, судьба иногда наказывает за излишнюю самоуверенность.
А Валера был таким сильным, что конкуренции не встретил.

— Знаю, после Игр вас, Борзова и еще нескольких особо отличившихся атлетов наградили орденами Ленина.
— Говорили, что нас хотели представить и к званию Героев Социалистического Труда, но главный идеолог страны Михаил Суслов эту креативную идею завернул.

— Как думаете, правильно?
— Наверное. Хотя трудились мы героически.

— Все участники мюнхенской Олимпиады обречены отвечать на вопрос о захвате террористами израильской команды.
— Порядки у немцев были уже строже, нежели в Мехико. Заборы высотой два с половиной метра… Правда, охранники стояли не везде — это и сыграло на руку террористам. Накануне я выиграл и потому плохо спал. Выстрелы слышал. А утром дай, думаю, прогуляюсь. И встречаю парня, который говорит: “Там террористы”. Где? Смотрю в направлении здания, где они должны быть, и вижу одного. Стоит с автоматом в руках и не сводит с меня глаз. Наверное, при желании мог и застрелить, но они преследовали другие цели.
После расстрела спортсменов в аэропорту израильтяне требовали остановить Игры, однако тогдашний президент МОКа Эйвери Брендедж сказал категорическое “нет”. Считаю, правильно сделал — Олимпиада должна была продолжаться. Я потом был в Мюнхене на зимнем чемпионате Европы и специально съездил на место мемориала убитым израильтян. Живых цветов было много.

— Запомнили день, когда в Кремле вам вручали орден Ленина?
— Конечно, но почему-то больше врезалось в память, как мы с женой обмывали его в Сочи в стакане с известным напитком. Меня многие уже спрашивали, а деньги за ордена платят? Вам тоже на всякий случай отвечу: никаких благ за это дело не полагается — только почет. Ну и машину дали купить в Грузии. У меня ноги 127 сантиметров, только в ГАЗ-24 и помещался.

— В 1975 году бразилец Оливейра установил невероятный мировой рекорд 17,89 — и приехал на Олимпиаду в Монреаль фаворитом номер один.
— Бразилец ошибся в том, что решил участвовать на Играх сразу в двух видах. В прыжках в длину он тоже был силен и намеревался выиграть золото, но стал только пятым. Потом мы вместе с его соотечественником Пруденсио шли на стадион, и тот сказал мне: “Жоао сейчас не в очень хорошем состоянии, можешь его не бояться”. Я еще подумал, может, он подыгрывает своему? Но, как потом оказалось, говорил правду…

— Вы подумали как настоящий советский человек: нет ли здесь провокации?
— В спорте всего хватает. Скажем, в Москве-80 Оливейра находился просто в выдающейся форме, но, как мне кажется, его зажали.

— Не засчитали прыжок, когда он очень далеко улетел.
— Да, сказали, что заступ. Это называется “мэйд ин Советский Союз”. Когда я прыгнул 17,24, а бразилец 17,22, то он показал мне на пальцах — именно ты выиграл четыре Олимпиады. Яак Уудмяэ победил с заступом — так показывала кинограмма.

— Чем можно объяснить?
— Отношения с Прибалтикой были натянутые, может, это сыграло свою роль. Уже тогда начиналась эта политика.

— А по мне, гораздо интереснее сделать героем на все времена человека, который выиграл четвертую Олимпиаду.
— Но я из Грузии. Если бы москвич, то, не сомневаюсь, сделали бы. Кстати, огонь Олимпиады в Лужниках должен был зажигать не Сергей Белов, а я, ведь у меня тогда было больше всех титулов. Но глава Московского горкома КПСС Гришин потребовал, чтобы почетную миссию выполнял русский спортсмен, а не уроженец Грузии — это мне уже потом рассказали.
На самом же деле мне совсем не хотелось бегать с факелом. Если бы можно было отказаться, то сделал бы это, ни на секунду не задумавшись. Но было нельзя. Пять дней потом сонный ходил, потому что эта подготовка забрала уйму сил.

— Наверное, до сих пор жалеете, что не стали чемпионом четырех Олимпиад. Таковых в мире по-прежнему по пальцам пересчитать…
— Нет. И тогда не жалел. Уудмяэ был в Тбилиси на моем шестидесятилетии почетным гостем, я его уважаю как отличного спортсмена и хорошего человека.
Просто та Олимпиада… Все уже было спланировано. Все мои попытки — против ветра. Я последним прыгал, ко мне судья подходит и говорит: “Стой и жди ветер, все нормально”. Но я думаю: нет, очередная афера, чтобы не прыгнул. И побежал за 18 секунд до истечения времени, хотя ветер не поменялся. И прыгнул на 17,24. И эта серебряная медаль, поверьте, мне не менее дорога, чем любая золотая. Просто потому, что в 35 лет сумел сделать все что мог и даже больше.

— Но как после такой прекрасной карьеры вы оказались в Австралии?
— В 1992 году Австралийская федерация легкой атлетики пригласила меня приехать с лекциями и практическими занятиями. Поездил по этой чудесной стране двадцать дней, а в Сиднее мне предложили должность в одном из самых престижных католических колледжей. Проработал там пять лет.

— Слышал, вам пришлось потрудиться и разносчиком пиццы.
— Было и такое. Здесь любая работа уважаема. Я и сейчас за своим садом ухаживаю. Но все же большую часть трудился тренером по легкой атлетике в Академии спорта Нового Южного Уэльса в Сиднее.

— Нормальная тема?
— Вполне. Зарплата хорошая, как и условия для работы. Но когда работаешь детским тренером, речь о большом спорте не идет. Ну и ладно, зато дети здоровые росли. Поначалу очень много и подробно все им объяснял, а потом понял: чем проще, тем лучше. Меньше говори и правильнее направляй.

— Здоровье как?
— Еще тринадцать лет назад поменял оба тазобедренных сустава. Голова работает, а нервов нет. Ходить неудобно, теряешь равновесие, да и сидеть долго больно. Сейчас вот разговариваю с вами, а колено уже опухло.

— Не большая ли плата за спортивную карьеру?
— Нет, это же неповторимое чувство — соревноваться на многотысячном стадионе под рев трибун. Невероятный адреналин, особенно когда знаешь, что за тебя болеет огромная страна… Сам удивляюсь: 75-й год пошел, а я еще живой. Вес 78 держу, занимаюсь в тренажерке. Вчера целый день работал — подстригал, убирал, ремонтировал. Дом большой. У меня там целый парк, я все-таки выпускник Сухумского института субтропических культур. Деревья авокадо, грейпфрут, сто килограммов урожая дают. Раздаем друзьям и соседям.
Живу с супругой и сыном, который работает учителем в школе. Татьяна трудится по специальности, она очень хороший психиатр. Мы уже 48 лет вместе.

— Счастливый вы человек.
— В первой половине жизни был очень счастлив, о второй такого сказать не могу. Старость уже… Да и последствия травм мучают.

— У многих бывает хуже. Ваш друг Оливейра и вовсе спился.
— А знаете, после чего? Он на своем “Фольксвагене” в аварию попал по чужой вине, после этого ему ногу отрезали. Видел его в 1985 году — шел рядом, а протез скрипит. Он уже тогда выпивал… Ко мне как-то приезжали с телевидения, французы делали о нем фильм. Но мне не понравилось, как журналист отозвался об Оливейре. Мол, парень был из бедной семьи, потому и спился. Да что он об этом знает? Я тоже из бедной, и что?
Оливейру в 1975-м признали лучшим спортсменом мира. На родине ему присвоили воинское звание полковника, и в Бразилии закатили настоящий национальный праздник по этому поводу. Но на Играх ему не везло. Две бронзы хорошо для любого, но не для него. 17,89 Оливейры до сих пор выдающийся результат. С таким можно выиграть и Олимпиаду, и чемпионат мира, хотя почти полвека прошло. И так говорить о человеке… Просил, чтобы потом фильм прислали, но так и не дождался. Зачем я только на них время тратил?

— У другого вашего приятеля Валерия Брумеля жизнь после спорта тоже не сложилась.
— Он надежный человек. Из наших разговоров на сторону никогда и ничего не уходило. Валерину жизнь сломала авария на мотоцикле, когда его ногу пришлось собирать по косточкам.
Он всегда был рисковым парнем, и его следовало принимать таким, какой он есть. В спорте эти качества помогали ему побеждать, но в обычной жизни требовались другие. Тренером, педагогом он не смог стать в силу своего характера. Да и, кажется, особенно к этому не стремился.
Кстати, считаю, что не Яшин, а именно Брумель лучший спортсмен России двадцатого века. Он дважды был признан лучшим спортсменом мира — получал этот приз от английской королевы. Два золотых парусника. Из советских спортсменов еще один такой же только у Владимира Куца.

— Австралия — комфортная страна для жизни?
— Да, но климат очень тяжелый. Дожди, тепло, пожары, высокая солнечная радиация. Иногда погода напоминает сухумскую. Вот как сегодня — делаешь десять шагов, и с тебя пот течет.

— Почему-то кажется, что вечером вы вместе с женой смотрите русскоязычные каналы.
— Нет, только утром просматриваю выпуск русских новостей от Эс-би-эс. Да и то с иронией. А русскоязычных каналов у нас нет.
Жена любит документальные фильмы, а вместе мы смотрим теннисные и баскетбольные турниры. Кстати, передайте, пожалуйста, привет вашему земляку Ване Едешко — от нас обоих. Он тоже, как я, любит джаз. У меня тут целая коллекция СD. Вчера, например, Куинси Джонса слушал четыре часа. Голова разболелась, конечно, зато как на душе хорошо…

— Когда последний раз были на родине?
— Пятнадцать лет назад. Когда поедешь, наступает еще большая грусть. Уже нет мамы, нет друзей, которые меня знали. Да и что я там буду делать в свои 75 лет?