На все времена. Проект имени Анатолия Капского. Гениальный Турчин. Тренер, который умер на площадке
Ведомая Турчиным сборная СССР стала в Монреале-76 первым в олимпийской истории женским чемпионом, а в Москве-80 снова одержала победу. Лишь бойкот Советским Союзом Олимпиады-84 в Лос-Анджелесе не позволил его девушкам выиграть третье золото кряду. На альтернативной “Дружбе-84” для соцстран, где собрались лидеры мирового гандбола тех лет, сборная СССР вновь оказалась вне конкуренции.
Турчин и Ко победили на чемпионатах мира 1982 и 1986 годов, и кто знает, сколько титулов было бы у них еще, не проводись тогда ЧМ раз в четыре года.
Этот текст — о самом выдающемся тренере в истории женского мирового гандбола.
***
С Игорем Турчиным я встречался лишь однажды. Нет, все-таки дважды. Впервые — в его номере московской гостиницы “Спорт”, где жили участники очередного тура женского чемпионата СССР. Я, начинающий журналист, приехал в столицу с любимым “Политехником”, где играли сплошь ровесницы — длинноногие, смешливые и очень симпатичные.
На все еще могучий киевский “Спартак” — лучший клуб мира 70-80-х — юные минчанки, конечно, не покушались. Но на молодежных чемпионатах не давали спуску никому, и когда я напросился к мэтру, он говорил о белорусках с симпатией. Соглашался: да, у них большое будущее.
Уже не помню подробностей того интервью для “Физкультурника Белоруссии”. Найти бы его сейчас в подшивках и посмеяться над наверняка наивными вопросами репортера, пару лет как вернувшегося из армии и по полученной там привычке примерявшего всех новых знакомцев на армейских персонажей, под началом которых пришлось служить.
Турчин показался мне человеком приятным и компанейским (откуда только взялись слухи о его скверном характере?). Даже уговорил меня, равнодушного к крепкому спиртному, на рюмочку. “Ну, если только по чуть-чуть, но я пью за будущий великий “Политехник”, если что”. Он понимающе подмигнул, и я ушел за полночь с полным ощущением встречи с эпохой, в которой и сам не потерял лица.
Ощущение пропало уже назавтра. Когда я четко — минута в минуту — прибыл к совместному отъезду минской и киевской команд на игру (была такая практика: для приезжих соперников подавался один автобус на двоих). Странно, все уже сидели на местах. А начальник нашего “политеха” вечно молодой, как актер Харатьян, Миша Маевский стоял у дверей. Поджидая только меня…
“Серега, с огнем играешь…” — шепнул он, и я наткнулся на этот огонь, едва вошел в автобус.
***
Самым страшным человеком для нашего воинского подразделения, базировавшегося на Западной Украине, был прапорщик Прокопович. Не выдающегося роста, но крепко сбитый и с абсолютно лысой головой, он производил впечатление человека, явившегося на свет лишь для того, чтобы носить армейскую фуражку.
Только с местом рождения ему не повезло. Он был бы успешен в Голливуде — со своим холодным немигающим взглядом и губами, кажется, никогда не знавшими улыбки. Собираясь в ее кривое подобие, они были предвестниками надвигающейся бури. Отличный типаж для фильма “Красная жара”. Помните, “Какие ваши доказательства?”
С нами он разговаривал на самом понятном языке народов СССР — нецензурном. Речь его изобиловала указанием направлений желаемого передвижения подчиненных. Их было всего два — “на…” и “в…”, но удивительным образом дело спорилось.
Когда шеф выходил из себя, его лицо наливалось кровью, а из-под фуражки шел пар. Он вздымал руки, призывая небо в свидетели нашего раздолбайства, и ревел, как медведь, идущий в атаку на охотничий разъезд. Мы разбегались, янки, наблюдавшие за происходящим из космоса, тоже благоразумно не вмешивались. Ко второму году мы нарастили броню и подтянулись.
Прокопович был большим педагогом, он вручил мне на дембель сержантские погоны, как путевку в жизнь: “Щурко, ни х… ты не лучший. Просто остальные вообще п…ц”.
Спасибо, товарищ прапорщик, за школу — без вас я ни за что не прошел бы мимо полыхавшего Турчина с видом иностранного туриста, который “не понимайт”. Хотя, конечно, как таким скандалистам вообще доверяют работать с женским коллективом? Коллектив смотрел на меня с сочувствием. Мол, а ты что, думал, в сказку попал?
***
К тому времени, когда о нем снимали художественный фильм, Игорь Евдокимович Турчин был уже знаменитостью мирового масштаба, и на Украине с нетерпением ждали его третьего олимпийского золота. Думаю, киноленту, вышедшую в 1984-м на киностудии имени Довженко, как раз к этому замечательному событию и затевали. Назвали ее соответствующе — “И прекрасный миг победы”. Кто ж знал про бойкот?
Турчина играл Регимантас Адомайтис, годом ранее блестяще изобразивший преступника Червеня в “Зеленом фургоне”. Комментатор Котэ Махарадзе снимался в роли самого себя.
Фильм я так и не смог найти. Адомайтис, к которому лет пять тому приехал в Вильнюс, “Миг победы” вообще вспомнить не смог. У Махарадзе гостил в Тбилиси в середине девяностых, и этим вопросом даже не озадачивал. Спрашивал больше про Лобановского, с которым они дружили.
Турчина уже не было. Валерий Васильевич, почти ровесник Игоря Евдокимовича, проживет до начала двухтысячных. Оба останутся в памяти украинцев как два самых популярных тренера-игровика столетия. Одинаково любимыми и народом, и властью. Только они могли запросто зайти к тогдашнему первому секретарю ЦК КП Украины Владимиру Щербицкому и решить любой вопрос.
И если у “Динамо” Лобановского были взлеты и падения, то “Спартак” Турчина на протяжении двадцати сезонов — с 1969-го по 1988-й — сбоев не давал. Киев болел за оба суперклуба с рвением и трогательной нежностью. Последнее, понятно, больше относилось к спартаковкам.
***
Я общался со многими из них и, кажется, сам смог бы написать сценарий фильма о Турчине. И, конечно, не удержался бы от того, чтобы передать удивительную историю, приключившуюся с ним в начале карьеры.
Турчин окончил Каменец-Подольский пединститут как тренер по баскетболу, но во второй киевской спортшколе, куда его распределили, свободной была только гандбольная ставка… Советский спорт получил великого тренера абсолютно случайно. А вместе с ним — и лучшую гандболистку ХХ века Зинаиду Турчину, тогда еще Столитенко.
Игорь Евдокимович нашел ее в первом наборе — в 153-й киевской школе. Тренировки в крохотном (18 на 9 метров) зале, где ворота рисовались на стене, уроки прямо в раздевалке… После тренировок вся ватага провожала своего вожака домой — на Белорусскую улицу. А тот, поднявшись в квартиру, махал им рукой. И улыбался: мужчины ведь тоже чувствуют, когда их любят — пусть даже пионерки из тогда еще Сталинского района Киева.
Молодой тренер был неизменно опрятен и аккуратен, а еще умен, начитан и, хотя сам учился гандболу вместе со своими ученицами, быстро схватил его суть. У девчонок кружились головы от разнообразия упражнений и скрупулезности, с которой они работали над техникой. Было трудно, но интересно.
Странность за тренером была замечена только одна — он не любил проигрывать. Никогда и ни в чем. Даже когда играл в футбол на тренировке — та могла тянуться бесконечно, если состав, за который бегал Турчин, уступал в счете. Тогда девчонки обеих команд встречались глазами, и, согласно немому уговору, азартный тренер тут же забивал пару мячей и, довольный, давал тренировке отбой.
***
Команда Турчина росла, становилась призером всесоюзных девичьих соревнований, а затем и чемпионом. А потом… А потом его воспитанницы задрали носы — что взять с честолюбивых девчонок, вступивших в волнительную пору взросления? И тренер предложил сыграть спарринг с тогдашним чемпионом СССР — московской командой мастеров “Труд”. Киевлянки влетели под двадцать мячей.
“И вот сидим мы на площадке, слезы ручьем. А Турчин ходит перед нами: “Запомните этот матч, потому что без поражений не будет побед. Обещаю: придет день, когда мы тоже станем чемпионами СССР. Да что там — еще и “мир”, и Олимпиаду выиграем! Но для этого нам надо много работать — гораздо больше, чем теперь”. У нас слезы высохли, смотрим на него, переглядываемся: дядя, что ты такое плетешь? — вспоминает Зинаида Михайловна Турчина и заключает: — Он тогда специально бросил нас под танки, чтобы унять возраставшую самоуверенность. И мы начали работать так, как надо”.
Когда лучшему игроку его команды Зине Столитенко исполнилось 18, Турчин сделал ей предложение — как и полагается, при родителях. Папа у Зины был простой — мог бы и по шее, но отнесся с пониманием. И даже выставил бутылочку. Может, потому, что молодой тренер с первых лет своей работы взял за правило ходить по домам юных спортсменок, чтобы в семьях знали: их тренировки — это серьезно. Родители любят таких обстоятельных, которые точно знают, что будет потом.
Мама, правда, запричитала, едва за женихом закрылась дверь: “Зина, ён же таки стары! Десять рокив! Ты шо?!”
Зина тогда параллельно встречалась с ровесниками. С одним во вторник, с другим в среду. Но, сами понимаете, какие шансы могут быть против Турчина… Так Игорь одержал свою первую большую победу.
***
Заплатил при этом за нее авансом — команда, само собой, прознала о завязавшемся романе раньше других и мгновенно объединилась против предательницы. На тренировке Зина ни разу не получила пас — мяч летал мимо нее. И на следующей тоже.
А потом Турчин собрал всех в центре площадки и сказал, что если такое еще раз повторится, то он вместе с Зиной уедет в Ашхабад. Никто, конечно, не понял, почему именно туда, но все испугались. До титула бессменных чемпионок Союза им оставалось не так уж и много — путь от детской команды до золота чемпионата СССР питомицы Турчина прошли за десять лет.
Замуж Зина выходила в белом выпускном платье — на новое не хватило денег, и жили молодые вместе с ее родителями в шестнадцатиметровой комнате с удобствами на улице. Но кого этим можно было удивить в пока еще не сытых шестидесятых? Потом у них будет все, но свежую кровь для “Спартака” Турчину, отягощенному новыми масштабными задачами, придется искать уже далеко за пределами родной Украины.
За юной Мариной Базановой — как и за многими другими будущими звездами — он послал специально обученного человека. В Омск. “Решаться надо было быстро — в течение дня. Мама была против. А папа молча сложил чемодан”. Почему все отцы так доверяли Турчину?
Марина села в такси и заплакала от неизвестности, а киевский посланник утешал: “Плачь, плачь, ты не первая — все так делают. Потом, когда вырастешь, будешь улыбаться”.
Базанову Турчин любил особенной любовью. В каждой команде есть такой хулиган — возмутитель спокойствия, оттого и заметный, что с чувством собственного достоинства.
“Марина, подошла твоя очередь в партию вступать”. — “Давайте я пропущу, кто там за мной? Ей доверю!” Турчин понимающе улыбался. “Тут на тебя массажист жаловался…” — “А чего он без стука в сауну заходит?” — “А врач?” — “А этот без стука в номер…” — “Я тебя понимаю, но ты их не очень обижай, хорошо? А вообще молодец: что думаешь, то и говоришь. Так и надо”.
***
Базанова последует совету любимого тренера после Олимпиады-88, когда сборную СССР примет Александр Тарасиков. Турчин потребует у Марины расписку, что она не станет играть за команду российского специалиста. И пригрозит лишить ее трехкомнатной квартиры на Крещатике, которую она вот-вот должна была получить.
Коса ударила по камню — она отказалась, а он лишил. Потом, конечно, они помирятся — перед отъездом Марины на зарубежный контракт. “Мы тогда так хорошо поговорили… Он на прощание сказал: “Знаешь, я чувствую, что скоро мне конец…” Я перепугалась: “Игорь Евдокимович, что же вы такое говорите?!” Он поднял на меня глаза: “Знаешь, как я умру? Сидя на скамейке”.
Турчин был антиподом молчаливо качавшегося на лавочке Лобановского — не сидел, а шумел, кричал, краснел и раздувался. Взывал к подопечным, судьям, зрителям — к каждому по отдельности и ко всем вместе — и не стеснялся в выражениях.
То, что было невозможно в мужских командах, в женских давало небывалые всходы. Многие специально садились поближе к лавке запасных, чтобы не упустить ничего.
Нине Шишкиной — врачу минского “Технолога” — как-то пожаловалась одна из девчонок: “Почему тренер нас коровами обзывает?” — “А ты как-нибудь постой за спиной у Турчина и послушай, как он своих величает — там куда интереснее слова встречаются”.
Это да, Игорь Евдокимович крыл спартаковок так, что даже у опытных судей краснели уши. Николай Васильевич Карполь казался на его фоне лишь копией своего знаменитого тезки-писателя, который, как известно, к женщинам относился с нежностью и пиететом. Как же вы терпели, Зинаида Михайловна?
“Да мы просто не замечали. Должен же у человека быть выход энергии. Очень трудно носить все в себе, когда в каждом матче надо побеждать — в клубе, в сборной, и так из года в год. Всегда быть сильнее соперника, который настраивается на матчи именно с тобой. Победить сборную СССР или киевский “Спартак” было мечтой многих. Но как же редко это кому-то удавалось…”
***
Лариса Карлова рассказывала уже после его смерти: “Подзывает меня Турчин как-то в игре: “Курва молодая, что творишь в защите?!” Я бегу обратно на площадку и думаю: вот эта “курва” — это вообще что? Видно, что-то нехорошее, но что именно?”
Карлова — одна из самых ярких звезд в истории мирового гандбола — не держит зла на Турчина: “На площадке и вне ее это были два разных человека. Со временем он стал частью моей жизни. И мы его — тоже. Помню, как Турчин, улыбаясь, поглаживал лысину и приговаривал: “В гандбол я пришел молодым человеком с пышной шевелюрой. И что же вы со мной сделали в итоге?”
Он был еще и отменным психологом. Перед решающим матчем с немками на Олимпиаде в Монреале выдал такую речь! Мы сидели, а он ходил перед нами и рассказывал. Не про гандбол, про войну — сорок первый, последний рубеж, Москва, Сталинград, Берлин. После этого были готовы разорвать соперника в клочья”.
Советскому гандболу того времени везло на мотиваторов. Рулевой мужской сборной Анатолий Евтушенко заряжал подопечных с помощью одной волшебной фразы: “Проиграете, а ваши отцы встанут из могил и спросят: “Как же так?” Благо с немцами, западными или восточными, нашим приходилось играть часто.
Впрочем, мы не поставим их в один ряд. Турчина согласна только на Спартака Мироновича. “Да, были два великих тренера, один женский, другой мужской, а Толя скорее администратор, хотя и очень хороший”.
В самом деле дипломатом Турчин был не очень. Мог запросто посоветовать советскому министру спорта Сергею Павлову не лезть не в свое дело. Мол, если хотите результат, то для начала обеспечьте тем, что попрошу. И просил, а если надо, то и требовал.
А еще отказался кормить игроков стероидами перед Олимпиадой в Монреале: “Девочкам еще рожать!” А однажды отреагировал на звонок из приемной Щербицкого так, что его помощник чуть не получил инфаркт: “Еще раз позовешь — уволю… Во время тренировок на звонки не отвечаю! Пусть через полчаса наберут, или сам перезвоню…”
***
Впрочем, это не мешало ему иметь поддержку в самых высоких кабинетах и пользоваться ей по максимуму. Машины и квартиры его девчонки получали регулярно, в расположение “Спартака” постоянно приезжал магазин с дефицитными вещами для игроков и их родственников. Но ведь и рекламу украинскому спорту лучше Турчина не делал никто.
Тренировочная база “Спартака” находилась в девятнадцати километрах от города, и если спортсменка опаздывала на отъезд командного автобуса, то преодолевала расстояние на любом авто, который двигался в попутном направлении. Турчин довольно посмеивался, когда из скорой или “пожарки” пулей вылетала опоздавшая и смотрел на часы. Сам-то он приходил на занятия первым. И даже успевал намотать пару кругов по стадиону.
После тренировки он действительно становился другим человеком: добрым, внимательным, с отменным чувством юмора. Однажды на праздновании Нового года вдруг облачился — вместе с массажистом и водителем — в балетные пачки и исполнил танец маленьких лебедей, наслаждаясь произведенным эффектом. У девушек вытянулись лица. Ослабляя гайки и закручивая их снова, главное не сорвать резьбу. Турчин чувствовал эту грань.
О дисциплине в сборной Союза турчиновских времен ходили легенды. Доверим рассказ одной из них его супруге: “Конец Олимпиады-76. Обе сборные СССР с золотыми медалями. Ребята пригласили нас отметить событие. А у Турчина сердце сильно болело после финала. Сказал идти без него… Шампанское, икра, песни-пляски. Пришли в семь вечера, а без пяти минут одиннадцать приоткрылась дверь, в которую заглянул Турчин. Ни слова не сказал, но нам все стало ясно. Поднялись, ноги в руки и отправились в женский корпус. Уже почти легли и вдруг слышим шум и крики. В дверь тарабанят. Немки. Заваливают с шампанским, смотрят и глазам не верят: “Вы что, ненормальные? Вы — чемпионки Олимпийских игр! Давайте праздновать!” А мы в один голос: “Нет, у нас отбой. И вообще это уже история”.
***
С немками наши сыграют и в финале Олимпиады-80. Ютьюб хранит видео второго тайма. Наши в красных майках и такого же цвета плавках, немки — в белых и синих соответственно. Удивительно: в те годы экипировка спортсменов была куда более откровенной, нежели сейчас. Это никого не смущало и даже нравилось.
Немки — самые заклятые соперники сборной СССР тех лет, мнение о которых у наших расходилось диаметрально. От “сидели на допинге, даже задницы у всех были одинаковые, как из инкубатора” до “это были образцовые спортсменки — жесткие, но корректные, и всегда вели себя в высшей степени порядочно”.
Образцовые спортсменки с образцовыми попами упираются как могут, но, похоже, сборная СССР подошла к Играм в выдающейся форме. Каскады комбинаций, мощные броски Татьяны Кочергиной-Макарец, виртуозная техника Ларисы Карловой, удивительно похожей на молодую Юлю Нестеренко… И, конечно, Турчина. Она диктует темп, отдает ювелирные пасы в нападении и предельно жестко встречает соперниц в защите.
Когда Зину удаляют, муж встречает у скамейки и что-то бросает ей, нервно подергивая плечами. Он, как всегда, возбужден и даже за пять минут до финального свистка наэлектризован до предела, хотя очевидно — золото наше.
18:13. Финальный свисток и прекрасный миг победы. Куча мала. Турчин в эпицентре, что-то твердит девчонкам, показывая на трибуны, а те не скрывают слез радости — лучшая победа на глазах у своих.
Вскоре они появятся на церемонии вручения наград, в голубых спортивных костюмах с фетровыми буквами СССР на спине. Выйди в нем тогда на улицу — обеспечены почет, внимание и уважение. Люди понимают: такие у нас просто так не дают.
На награждении гандболистки наклоняются едва ли не до земли, чтобы продеть голову в олимпийскую ленту с медалью — первая ступень пьедестала и так выше других, а чиновников из МОКа бог ростом не наградил.
Пышноволосой красотке-литовке Сигите Стречень, кажется, труднее всех: она еще не знает, что из-за особенности строения невероятно длинных ног ей придется перенести десяток операций на коленях и в конце концов совершать длительные путешествия с помощью коляски.
Но в Москве она, как и представители других клубов, играла мало. Турнир тащил на себе облаченный в майки сборной киевский “Спартак”.
***
В главном поединке мужского турнира тоже сходятся сборные СССР и ГДР. На последней секунде матча решающий бросок доверяют белорусскому Моцарту по имени Саша. Он ловит мяч уже на излете и делает все что может, но немецкий кипер Виланд Шмидт стоит как стена, и Каршакевич в отчаянии закрывает лицо руками.
Второй тренер женской сборной Михаил Луценко скажет потом, что Евтушенко слишком рано уверовал в победу и даже заранее заказал банкет.
Лидер той сборной Сергей Кушнирюк отметит, что два дня перед финалом прошли в показательных тренировках для начальства, а затем в Новогорск приехал завсектором пропаганды ЦК КПСС Евгений Тяжельников. И подробно записал пожелания ребят — кому квартиру, кому машину по финальному свистку… Трудно предположить, чтобы нечто подобное могло произойти в команде Турчина, существовавшей на осадном для гостей любого ранга положении.
Олимпийское золото спонтанно праздновали в московской квартире Луценко: “Жена гостила у мамы, и в холодильнике было пусто, но как-то выкрутились. Расселись на полу и отметили. Получилось не хуже, чем в ресторане. Нам было все равно где, главное — с кем. У нас была семья…”
“Это правда”, — подтверждает Стречень. Сейчас она, как Карлова, тоже живет в Германии. И рассказывает: “Для меня лучшей была Лариса Карлова. Она очень умно играла, один в один обыгрывала любую защитницу. Многие считали лучшей Таню Макарец, но я так не думала. Да, она обладала сильным броском, но постоянно находилась под прессингом Турчина. “Таня, твоя задница не помещается на табуретке!” — когда женщина слышит такое, можно не удивляться, что вскоре она начинает играть хуже, чем может.
Но нельзя писать портрет Турчина красками одного тона, следует отдать ему должное: на приезжих он хоть и кричал, но не так, как на своих. И опять же: всегда знал, на кого можно повысить голос, а на кого — нет.
Как-то сказал: “Сигита, ты единственный человек в команде, которая посмела что-то сказать против Зины”. Турчин говорил это с круглыми глазами, но я читала в них уважение. Думаю, при всей жесткости характера ему нравились люди, имеющие собственное мнение”.
Несмотря на сегодняшние проблемы со здоровьем, Сигита ничуть не жалеет, что когда-то пришла в гандбол: “Я пережила в нем много отличных минут”.
***
Зинаида Турчина пережила их неизмеримо больше, хотя и признается: когда мужу на Олимпиаде-76 предлагали остаться в Канаде, надо было это сделать. А не грозить посланцам свиданием с комитетчиком, приставленным к сборной еще в Москве. Конечно, Зинаида Михайловна лукавит. Ведь тогда у них обоих не было бы победы в олимпийской Москве и триумфа еще на двух чемпионатах мира.
В 1986 году на мировой форум в Голландию отправилась восемнадцатилетняя Светлана Жихарева — будущая Миневская. В команду ее взяли авансом, ожидалось, что впоследствии талантливая белоруска примет предложение Турчина, звавшего ее в “Спартак”. Света проведет все игры на трибуне и будет счастлива лишь тому, что ее пригласили в великую сборную, где тон задавали Турчина, Карлова, Базанова…
В Киев она так и не переехала — Минск просчитал комбинацию, выиграла затем еще один чемпионат мира, уже под началом Тарасикова, сполна отдала долг белорусскому гандболу и тоже уехала в Германию. Откуда и выдала нежный пассаж лучшему тренеру в ее жизни: “Турчин был человеком большой души, папой для всех девчонок. Но как только за нами закрывались двери зала, он становился совсем другим. “Девчата, я понимаю, что у каждой из вас есть проблемы. Но договоримся сразу: как только вы выходите из раздевалки на тренировку, то забываете все — сюда вы пришли работать”. Сам он работал больше всех, на износ. Вроде и выиграл уже все, что возможно, но нет — из нас вынимает все и из себя тоже…”
Но можно ли выигрывать все и всегда? На Играх в Сеуле в 88-м сборная Турчина впервые опустится на бронзовую ступеньку — в решающем матче команда уступит два мяча хозяйкам турнира. После финального свистка чемпионки рухнут на площадку, размазывая по щекам слезы и оглушая зрителей истошным воем — словно их безутешные соседи из Северной Кореи в день смерти великого вождя Ким Ир Сена. У звезд из Кореи Южной повод для истерики не менее веский: именно им судьба подарила счастье одолеть непобедимую советскую сборную.
После Сеула Турчина отправят в отставку.
***
В 1989-м, после двадцатилетней гегемонии в советском гандболе, киевский “Спартак” впервые займет третье место в чемпионате, в двух последующих — второе. И вместе с другими украинскими командами уйдет в чемпионат новой суверенной страны.
В начале девяностых, когда звезды его бывшей сборной будут обживаться в лучших гандбольных странах Европы, Турчин и сам начнет жить между Украиной и Норвегией. Скандинавы предложат ему работу и оплатят операцию на сердце. Мало кто знал, что у 56-летнего мэтра было уже три инфаркта. Коронарное шунтирование прошло успешно, и тренер почувствовал себя гораздо лучше.
Свой очередной день рождения Игорь Евдокимович собирался встречать в родном Киеве. Перед этим хотел слетать в Осло за необходимыми после операции лекарствами. Но вначале надо было поехать со “Спартаком” в Бухарест, на ответный матч 1/8 финала Кубка ЕГФ с местным “Рапидом”.
Зинаида Турчина: “Я тогда с десятилетним сыном осталась в Киеве. Смотрела матч по телевизору. Когда увидела, как после перерыва девчонки вышли в зал заплаканными, все поняла. Игорь в первом тайме был какой-то не такой. Обычно эмоциональный, тогда он просто сидел на скамейке. В перерыве рассказал об ошибках, девочки стали выходить из раздевалки. Он тоже поднялся. Сумку за плечо закинул, облокотился о стену и тихо сказал: “Девочки, я умираю…” Пока скорая приехала… Ее еще не пускали эти чокнутые болельщики — бросали с трибун монеты, свистели, орали… Румын с тех пор ненавижу. Мы потом прилетели туда и еще раз их обыграли”.
Прилететь пришлось еще раз — последний матч Турчина, разумеется, был прерван ввиду трагедии. В повторном же хозяева поместили спартаковок в ту самую раздевалку, где умер их тренер. Говорят, перед игрой впервые не было тренерской установки. Она была не нужна. Девчонки просто молча сидели и смотрели в глаза друг другу. А потом так же молча встали и пошли на площадку. Как на войну, которую нельзя было проиграть.
***
Странная штука спорт — говорят, это просто мирный вариант войны. Человечество так устроено, что ему надо иногда выпускать пар. А великие тренеры — хитрые психологи. И всегда находят слова, чтобы заставить своих девчонок и мальчишек и вправду поверить, что все эти игры с мячом — всерьез.
Но иногда это действительно единственная возможность отдать честь павшему на бруствере командиру. Хотя, возможно, его сердце уже просто выбрало лимит тех прекрасных мгновений, которые дано пережить одному человеку.
Тех самых, неведомых нам, когда огромная страна приветствует своего непобедимого героя. Не догадываясь, что тому больше всего хочется заплакать от смертельной усталости и опустошения. Так, как его девчонки.
Но нельзя. Мужчины не плачут. И откуда-то знают, что им суждено умереть на поле боя. Которое кто-то выбирает за них много лет назад, чтобы забрать потом к себе навсегда.
Комментарии
Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь