Юрий Мамаев. В России меня называли Танцор

Воспитанник “Штутгарта”, выступавший в премьер-лиге России с “Шинником”, чемпион Латвии и трехкратный призер чемпионата Литвы. В интервью “ПБ” 36-летний игрок рассказал о многом: о братьях Глебах и Хедире, об удивительных полях в Беларуси и Литве, о Юране и Пилипчуке, о перелетах через всю Россию, о “договорняках” и необычном увлечении, которое чуть не перевесило футбол.

— Как вас в прошлом году занесло в “Арсенал”? Беларусь, вторая лига, Дзержинск…
— Приехал сюда по семейным обстоятельствам. У меня в Минске девушка. Кстати, футболистка. Скорее всего, здесь и останусь жить. А почему именно “Арсенал”? Руководство клуба помогло продлить футбольную жизнь. Да и других вариантов трудоустройства особо не было.

— А казалось, попасть в команду помог Слава Глеб, с которым вы играли еще в “Штутгарте”.
— Он разве что замолвил словечко, когда обо мне в Дзержинске наводили справки.

— Глеб-младший сильно изменился с тех давних пор?
— Слава все тот же. А разъехались мы в 2004-м — в Германии, когда он перешел в “Гамбург”. Затем нигде даже не пересекались до моего переезда в Минск. А Сашу с тех давних пор вообще не видел. Только если издалека, когда он к нам на “Весту” порыбачить приезжал.

— Вы жили в Штутгарте вместе с Глебами. Это то самое местечко Вайнштадт?
— Да-да. Там, где курицу забыли в духовке, и она испортилась так, что вся квартира провонялась. И где холодно было, потому что дверь на балкон сломали. А насчет бардака… Такого, чтобы совсем уж срач, и близко не было. Мы делали уборку, пусть и на третий-четвертый день. Со Славой вообще три года бок о бок провели. Сначала в дубле “Штутгарта”, а затем в “Штутгарте-2”, который выступал в региональной лиге. Это третий дивизион — после первой и второй бундеслиг.

— Слава с первой немецкой зарплаты купил одежду и телефон. А вы?
— Не помню. Зато могу совершенно точно сказать, что наш агент Ули Фербер сильно ругал меня за переговоры с Литвой. Тогда же не было ни вайберов, ничего такого. Поэтому я звонил маме в Вильнюс по обычному городскому телефону. На это каждый месяц уходило больше тысячи евро — около половины зарплаты.

— В “Штутгарте” вы пересекались с будущими звездами: Хедира, Лам, Кураньи, Марио Гомес.
— Конечно, никто не знал, кем все они станут. Но Марио Гомес уже тогда забивал по тридцать мячей за сезон. А Хедира был обычным игроком. Опорник, рабочая лошадка — таких в “Штутгарте” хватало. Наша академия считалась первой в стране. А затем ее директор, который создал тот проект, перешел в “Лейпциг”. И после этого уже там стали лучше всех в Германии работать с молодежью.

— Рассказывали, что игравший с вами Кристиан Тифферт брови выщипывал и волосы красил.
— А еще ребята в “Штутгарте” и ноги брили, и гениталии. Бородку триммером выбривали. На Западе это было нормально. А мы приехали в Европу с постсоветского пространства, где раньше ни с чем таким не сталкивались.

— Феликс Магат подпускал к основе?
— Да. Работал с ней на сборах, сыграл в спарринге с “Малагой”. Но постоянно с главной командой не был. Поэтому и с Магатом особо не пересекался.

— Вы из Омска, как и Дмитрий Сычев. Правда, что в детстве тренировались с ним на земляном поле с камнями?
— Точно. После тренировок мы их собирали и уносили. Но это еще считалось хорошим полем. По крайней мере не асфальт, где Саша Глеб вырос. Да, земля с песком. Но мяч ровно катится — уже хорошо. А ничего другого и не было. На турнир в Данию ездили и восторгались обычными травяными полями. Сказка!

— После этого вам даже газон в Светлогорске не страшен.
— В прошлом году играли в Минске на стадионе БГАТУ. Там, такое ощущение, синтетику просто положили на бетон. Вот это самое тяжелое поле, которое застал во второй лиге. А заканчивали чемпионат матчем в Узде. Так там прямо на поле грибы росли. Оно и нестриженое было. Еще и слякоть, и раздевалочки крохотные — два на два метра. Ничего страшного, конечно. Просто окунаешься в детство.

— Самое ужасное поле в вашей карьере?
— Ох, я играл от Владивостока до Калининграда. И столько всего было! Вагончики вместо раздевалок? В Литве встречались с командой “Круоя” из Пакруойиса — вот там как раз такие были. А еще в Кубке играли против “Шиласа” в городке Казлу-Руда, что недалеко от Каунаса. На поле стояли громадные лужи. Цирк! Уже на пятой минуте все были грязные, как поросята.

— У вас знаменитая фамилия. С Павлом Мамаевым часто путают?
— Не сказал бы. Мы, кстати, знакомы. Когда приехал из Германии в Россию, до перехода в “Шинник” неделю тренировался с московским “Торпедо”. Там и пересеклись. А Мамаевых в чемпионате России немного. Еще в “Анжи” был Эльдар Мамаев, ну и мы с Пашей. Что касается шуток, то у отца на работе спрашивали, не его ли сын угодил в тюрьму. Естественно, нас сравнивают, но я этого не люблю. Паша добился в футболе гораздо большего — честь ему и хвала.

— Не надоедает каждый день ездить на тренировки в Дзержинск и обратно?
— А сколько тут ехать? Я живу в Минске в микрорайоне Малиновка. Это рядом с выездом из города на трассу. Нас забирает микроавтобус — и вперед. На дорогу уходит семнадцать минут. Некоторые парни больше времени тратят, чтобы добраться до Малиновки с другого конца города.

— Что-то похожее раньше было? Рассказывали, что в “Шиннике” из Ярославля ездить каждый день приходилось.
— Да. Нас в центре города забирали, а до базы — километров тридцать. Но это пустяки. Помню, во Владивостоке нам так хватало этих перелетов, что час на автобусе — ерунда. Мы же иногда и по двадцать три часа добирались в другой город. Целые сутки! Это самолетом — с ожиданием в аэропорту и пересадкой на другой рейс. По-моему, в Калининград так летели. Одиннадцать часов через всю страну, а потом еще пять до стыковки, когда ни полежать, ни толком отдохнуть.

— Веселого мало.
— Да уж. Тем, кто родился в европейской части России, после перелета из Владивостока в Москву адаптироваться легче. Они оказываются в своем часовом поясе. А когда “Луч” возвращался отсюда домой, то проще было уже местным парням. Мы всегда прилетали с гостевых игр во Владивосток в десять утра, и нужно было до вечера терпеть — не спать. Иначе не восстановится режим. А не уснуть днем, конечно же, не получалось. Вырубались, а потом уже ночью было не до сна. Сериалы смотрели, еще как-то время проводили, а утром на пару часов засыпали. Только на третьи сутки становилось легче. А нормально — и вовсе на четвертые.

— Чем запомнилась игра в “Шиннике”?
— Дебютом в премьер-лиге. После первого сезона в Ярославле позвонил Курбан Бердыев. Позвал в “Рубин”, предложил зарплату вдвое больше. А “Шинник” тогда принял Сергей Юран. Стал уговаривать: “Зачем тебе эта Казань? У меня постоянную практику будешь иметь. Еще и зарплату поднимем”. А мне — двадцать один год. Подсказать особо некому было. К тому же понимал, что у Бердыева не забалуешь. А гулять-то тоже иногда надо. Но там либо это, либо футбол. Да и уходить с нагретого места в Ярославле не хотелось. Вот и остался в “Шиннике”. Провел в 2007-м в ФНЛ шестнадцать матчей, и руководство сказало, что Мамаев ему не нужен.

— Вот так поворот.
— Переехал в Грозный, где работал Грозный. Он говорил: “Юра, отправляйся в аренду”. А я же молодой, да еще и игрок премьер-лиги. Какая аренда?! Закончилось тем, что перебрался в Одессу. А это такой город, где молодому тяжело. Мысли были не о футболе.

— Из “Черноморца” пришлось уехать из-за сокращения зарплаты?
— Там вообще все пошло наперекосяк. Только прибыл в Одессу — проблемы с коленом. Потом пришло новое руководство клуба, и меня отправили в дубль. А затем этот дефолт ударил. Последнюю зарплату так и не отдали. И мы с Вовой Корытько после того сезона из “Черноморца” уехали, и парни из сборной Перу — у них зарплаты хорошие были.

— В “Балтике” с вами работал Роман Пилипчук, в прошлом году возглавлявший минское “Динамо”. Он самый сильный тактик в вашей карьере?
— Пожалуй, да. Это было десять лет назад. Команда в ФНЛ выступала. “InStat”, “Wyscout” — все только начиналось. И Пилипчук — один из первых тренеров, от которого я обо всем этом узнал. Он уже тогда делал подсчеты технико-тактических действий и так далее. Но футболисты все цифры воспринимали в штыки, отторгали. Особенно те, кто постарше. А талант тактика Пилипчук, мне кажется, раскрыл позже, когда прогресс шагнул вперед, и для этого появилось больше возможностей.

— Соперников изучали досконально?
— А то! Но теория не затягивалась. Кое- где бывало и по два часа. А у нас — минут сорок. Хотя даже при этом случалось, что ребята уже через полчаса кемарили.

— За что выставили на трансфер?
— Та же история: полностью поменялось руководство клуба. А у меня до окончания контракта было еще полгода. До этого в Калининграде играл регулярно. А здесь предложили остаться в команде и заново доказывать состоятельность при условии, что пойду на сокращение зарплаты. Такое постоянно происходит при смене власти. Новый тренер, новые игроки — наверное, это нормально. А от меня требовалось отказаться от половины денег за год, ведь к тому времени нам полгода не платили. Сумма, которую в таком случае не получил бы, выходила немалая — под двести тысяч долларов. Можно было не одну квартиру купить. Я, естественно, терять эти деньги не хотел. Поэтому перевели в дубль, где и тренировался полгода. А затем в “Балтике” мне все вернули.

— В “Даугаве” вы играли с нигерийцем Стэнли Ибе, который признавался, что все игроки знают — у команды хватало договорных матчей.
— Мы выступали с ним в “Даугаве” в 2012-м, а это уже про 2013-й. При мне ничего такого не было. Число угловых, что-то еще — возможно. Но точно не исходы матчей. Мы же тогда сражались за чемпионство. Отличная банда! И игроки были и без того мотивированы. Кто-то хотел вернуться в футбол после травмы. А кто-то, как Серега Яшин, долго выступал в московском “Динамо”. Такие уже заработали денег, и ради трех копеек портить репутацию им просто ни к чему. А что было потом… Никого же не заставляют. У каждого своя голова на плечах.

— Самый памятный матч в еврокубках в “Тракае”? Вспоминали игру с “Аполлоном” на Кипре.
— Да. Жара стояла под сорок градусов. Через пять минут майку можно было выкручивать. Для команды тот матч стал первой серьезной проверкой. Но соперник был сильнее, и мы уступили 0:4. Интересно: у нашего Рональда Соломина зарплата была пятьсот евро, а он играл против футболиста, у которого пятьдесят тысяч.

— Почему в “Арсенале” не играете?
— У нас и так ветеранов хватает. А если еще и меня на поле выпускать, то средний возраст станет еще выше. Так что я больше для подстраховки, для глубины состава. Но ни на что не обижаюсь. Потому что лучше так, чем совсем никак. Иначе вообще дома сидел бы без дела.

— Здесь самая маленькая зарплата в карьере?
— Наверное, да. Но денежный вопрос мы вообще не обсуждали. Я же сюда не зарабатывать приехал, а скорее помогать молодежи. Что потом? Пока трудно сказать. В “Тракае” помогал тренировать детей. Но не чувствую, что к этому есть склонность.

— Чем интересен проект “Арсенала”?
— Отношением основателей клуба к делу. Некоторые президенты и директоры, грубо говоря, из своих кабинетов не выходят. А здесь этим проектом живут. Чувствуют атмосферу в команде.

— Частному футболу в Беларуси туго.
— Знаю об этом. Не думаю, что в “Арсенале” выбрасывают столько денег на ветер, чтобы через год закрыться. И не понимаю, почему никто не хочет клубу помочь. С дополнительными спонсорами ему будет гораздо легче развиваться. У “Арсенала” же и игровое поле есть, и база своя под боком. То есть уже имеется фундамент, на котором можно расти.

— У вашего игрока недавно было подозрение на наличие коронавируса. Какова обстановка в команде?
— Все нормально. Паники не было. Сделали тесты, возобновили тренировки. Пока оставались дома, получали от тренеров задания по видео. Плохо только, что пропускаем второй тур подряд. Никому не хочется выпадать из игрового ритма.

— Многие спортсмены суеверны. А вы?
— К этому спокойно отношусь. Вспоминается, что в “Шиннике” нам запрещали на игры под футболку надевать майку, если она дырявая, допустим, на рукаве. Потому что через дырку якобы деньги уходят.

— О чем жалеете больше всего?
— После выступления в Германии относился бы к футболу по-другому, чтобы достичь большего. Но это сейчас понятно. А когда ты молодой… В шестнадцать лет, еще до поездки в “Штутгарт”, вообще забросил тренировки — занимался брейк- дансом. Собирался закончить с футболом, потому что тогда это было интереснее. Я только на голове крутиться не умел — все остальное мог. Наверное, для нижнего брейка не хватало пластики. И научиться ему мне хотелось больше, чем футболу. А когда танцы внутри тебя, они и через много лет просятся наружу. Но на улице же не станешь один плясать. Вот и выбирались на дискотеки, на танцполы. Молва в футбольном мире распространилась быстро. В России меня так и называли — Танцор.

— Увлечение сильно мешало игре?
— Нет. Тренировки не пропускал. Но после них следовало оставаться и заниматься самостоятельно, а я мчался на дискотеку. В “Шиннике” нужно было работать над собой. Но до этого в Германии пять лет никуда не выходил. А здесь — Ярославль, где все доступно. Вот и хотелось познать другую жизнь. Однако выбирать нужно что-то одно: или играть, или танцевать.