Сергей Горбок. Люблю Беларусь. Как я могу сейчас не переживать?

Пусть с Беларусью и связана лишь первая часть его противоречивой, но интересной карьеры, вместившая 42 матча и 193 гола за национальную команду. Вторая пришлась на сборную России, и то резонансное решение сменить спортивное гражданство мы с Сергеем, конечно, тоже не могли не обсудить. Так вышло, что ни одна из этих частей не принесла счастья и не исполнила мечту сыграть на Олимпиаде. Зато почти все желания осуществила клубная карьера, которая протекала в “Аркатроне”, ЗТР, “Целе”, “Райн Левен”, “Чеховских Медведях”, “Вардаре” и “Пике”. За давностью лет и по знаковому поводу даже на самые острые темы мы могли говорить легко и свободно. Сергей делал это, находясь в Скопье, где по-прежнему проживает, несмотря на прощание с “Вардаром”.

— То, что карьеру нынче завершили не только вы, но и многие ваши минские друзья, — совпадение?
— Ну, как сказать… Каждый сам выбирает время для этого. Думаю, все приняли взвешенные решения. Кто-то закончил по возрасту, кто-то из-за травм… Плюс эта ситуация с коронавирусом. Очень сложный год не только для спорта, но и для экономики, для всего. Говорил и с Денисом, и с Димой, и с российскими ребятами, которые тоже закончили. Кто-то, возможно, еще хотел бы поиграть. Спортсмен всегда думает, что что-то недоделал.

— У вас такое чувство есть?
— Конечно, тоже недоделал. Я хотел выиграть Олимпиаду — я ее не выиграл. А в остальном все, можно сказать, доделано. Если откровенно, горжусь карьерой. Большое спасибо тем, кто вложил в меня знания, труд, веру. Может, это будет нахально с моей стороны, но скажу, что получилось многое.
— Нравится эта новая жизнь без гандбола?
— Что значит — без гандбола? Он по- прежнему со мной. Извините, секундочку (Сергею звонит одна из его дочерей-тройняшек. — “ПБ”.).

— С детьми разговариваете по-русски?
— Да, дома обязательно. А обучение у них полностью на английском. Плюс система “карусель”. Двенадцать недель учишь еще один язык — они начали с французского. Потом двенадцать — испанский. И еще двенадцать — немецкий. Испанский они уже знают, французский им нравится, да и немецкий хотят выучить. Они ведь и родились в Германии. А вот в общении между собой девочки миксуют. Если заходят к себе в комнату, переходят на английский. Есть такая проблема. В какой-то мере им сейчас проще общаться подобным образом.

— Но вернемся к жизни без гандбола…
— Повторю, гандбол не ушел. Иногда прихожу тренироваться с “Вардаром”, смотрю игры. Когда был в Москве, посещал матчи женской и мужской команд ЦСКА. Летом общался с Димой Никуленковым. Недавно пару дней у меня провел Даниил Шишкарев, приезжал на операцию. Гандбол останется в моей жизни навсегда. Он и был моей жизнью. А так я сейчас помогаю волейбольной команде моих девочек — как тренер по физподготовке. В свободное время учусь. И немножко занимаюсь бизнесом. Всего по чуть-чуть.

— Можно ли сказать, что волейбол вам сейчас ближе гандбола?
— Нет. Но моим детям очень нравится волейбол, они прониклись игрой. А я как папа и моя супруга Вероника как мама им помогаем. Сейчас у меня есть свободное время, которого раньше не было. Почему нет? У девочек хорошие перспективы. Они были записаны в олимпийскую школу в Москве. Сару уже привлекают в сборную девочек 2008 года рождения. А Ева и Даниэла еще должны пройти отбор.

— Речь про сборную России?
— На сегодня — да. Но это еще детский уровень. Они хотят пробовать одно, второе, третье. На первом месте у них сейчас учеба. Поэтому мы в принципе и остались в Скопье. Плюс нравится погода здесь. Вот сегодня восемнадцать градусов тепла. А солнце многое решает.

— Если бы обновленный “Вардар” захотел продлить с вами контракт, задержались бы еще на год?
— Мне поступало такое предложение. Были и другие. Я отказался. Считаю, что всегда надо уходить вовремя и с высоко поднятой головой. Я очень ценю “Вардар”. Если бы сильно надо было помочь — согласился бы. А так — нет. Когда отсутствует определенная мотивация, лучше сказать всем спасибо.

— Игроков, которые завершают карьеру, часто просят составить символическую сборную из гандболистов, с которыми они выступали. В вашем случае это особенно интересно.
— Ой, вы знаете, нереально сложно это сделать. Не потому, что не хочу никого обидеть. Мне довелось выступать со многими классными гандболистами. Могу сказать про Ваню Бровко — нравилось играть с ним. Сергей Рутенко — человек, который давал мне стимул в гандболе. Отмечу и Эдуарда Кокшарова, и Тимура Дибирова, и Уве Генсхаймера, и Гудьона-Валура Сигурдссона. Можно мне остаться без символической сборной?
Мне ведь даже довелось потренироваться с Мишей Якимовичем, понимаете? Его слова в какой-то мере дали крылья. Он сказал: малыш, не расстраивайся, у тебя все будет хорошо, ты станешь сильным игроком. Но себя я в эту сборную точно не поставил бы. Есть много ребят получше.
То же самое тренерский состав. Мой первый тренер — Николай Жук. У нас были своеобразные отношения, но мы друг друга уважали и любили. Спартак Миронович, Владимир Максимов, Юрий Шевцов… Словенские, норвежские, исландские, испанские специалисты… Каждый дал частичку для формирования меня как игрока и человека.

— Вы говорили, что, когда волна коронавируса спадет, хотите съездить к тренерам на стажировку. Это к кому?
— Когда был в Москве, встретился с Яном Лесли, который работает в женском ЦСКА. Он устроил для меня мастер-класс, мы обсудили мою дипломную работу на тренерских курсах. Обязательно надо побывать у Хуана-Карлоса Пастора, Рауля Гонсалеса. Очень интересно пообщаться с Гудмундуром Гудмундссоном, Бентом Далем. Когда приезжаю в Чехов — разговариваю с Максимовым. Помню слова Спартака Петровича Мироновича. Мне нравится микс. Если хочешь стать тренером, надо в какой-то мере убрать в себе игрока.

— Вы целенаправленно готовите себя к тренерской работе?
— Мне это интересно. Есть такая возможность. Почему бы и нет? Не знаю, буду ли я этим заниматься. Предложений пока не возникало. Но у меня есть опыт игры в гандбол, работы с разными специалистами. Нельзя заходить в какую-либо профессию, не зная ее вообще.

— Расскажите хотя бы в общих чертах про свой бизнес.
— Скажем так: у меня есть недвижимость, она сдается. Часть финансов направляется также в недвижимость, которая покупается и продается. Плюс финансовые инструменты и инвестиции. Направлений много.

— Недвижимость — где?
— В Минске, Москве, Словении.

— Среди этой недвижимости есть трехкомнатная квартира в Минске, которую вам когда-то обещали в сборной?
— За ту квартиру я заплатил сам.

— Что вам приносило больше в последние годы карьеры: гандбол или бизнес?
— В последнее время у нас в клубе были финансовые проблемы. Мы жили за счет того, что приносили прежние наработки. Пытаюсь выйти на уровень гандбола, зарабатывать так же много, как там. Пока такой суммы нет. Но, честно скажу, я не жалуюсь. Могу спокойно жить в любой стране мира. Но вы же понимаете, что у меня большая семья, нужно платить, например, за хорошую школу, в которой учатся девочки.

— Сколько вам было, когда начали развивать бизнес-проекты?
— Наверное, двадцать четыре — двадцать пять. Нас так учили. Были хорошие тренеры. Они говорили: никто о вас не позаботится, кроме вас самих. К этому подтолкнули жизнь и понимание того, что я хочу чего-то большего. Чтобы потом не зависеть ни от кого, не приходить и не просить. Гандболом зарабатывать сложнее, чем другими, более популярными, видами. Но если наша игра дает возможность стартануть, это нормально.

— Талант Дуйшебаев рассказывал, что в свое время звал вас в “Сьюдад-Реаль”. Это самый большой клуб, в котором могли оказаться, но не оказались?
— Когда я был “маленьким”, мог поиграть в “Монпелье”. Тогда, когда команда там была ой-ой-ой. Мог оказаться в “Киле”. Был вариант с ТУСЕМом Юры Шевцова. Из “Барселоны”, насколько знаю, предложений не поступало. Плюс многие мои клубы тоже были большими.

— Что не срослось с “Килем”, “Сьюдад-Реалем”, “Монпелье”?
— Не срослось не из-за денег. Просто свой выбор я делал заранее. Когда Звонимир Сердарушич хотел, чтобы я приехал в “Киль”, уже подписал контракт с “рейнскими львами”, решил, что еду к Шевцову. Позже Сердарушич и сам мог перейти в “Райн Левен”. Но я раздумывал о переходе в “Чеховские Медведи” или другую немецкую команду. К примеру, был вариант с “Фленсбургом”.
Тогда как раз произошла та трагическая история с белорусской федерацией, когда заболели дети и я не приехал в сборную. Но, если честно, не жалею, что отправился в “Чеховские Медведи”. Поработал с российскими ребятами, Владимиром Салманычем Максимовым. За каждым действием идут последствия — иногда хорошие, иногда плохие. Ты не можешь знать, какой шаг правильный на твоем пути. Главное — идти к цели и быть честным перед собой.
Когда звал “Сьюдад-Реаль”, у меня уже был контракт с “Целе”. Поступило такое полупредложение. Мог оказаться и в “Атлетико”, который пришел на смену “Сьюдад-Реалю”. “Чеховские Медведи” тогда распадались. У Таланта сложилась похожая ситуация: будет команда, не будет? Я сказал: конечно, было бы классно поиграть под твоим руководством. Договорились: если финансирование подтвердится, он мне наберет. Но у команды случились проблемы, и вскоре она закрылась.

— Как-то вы сказали: “В жизни жалею только об одном”. Кажется, сейчас самое время рассказать, о чем именно.
— Нет, не могу. Это личное.

— Речь не о переходе в сборную России?
— Нет. Это с гандболом не связано.

— В январе сборные Беларуси и России сыграют на чемпионате мира в Египте. За кого будете болеть?
— За две команды. Приоритета нет. Мне реально близки обе эти сборные и страны. Если выберу что-то одно, наверное, совру самому себе.

— В истории с переходом в российскую сборную есть подробности, о которых еще не рассказывали?
— Ой, эта тема такая обмусоленная. Миллион раз рассказано. Когда я был молодым, мы пытались поддерживать сборную на определенном уровне. Потом пришел Коноплев, который начал делать больше. Позвали Юру Шевцова, который поменял подход. Лес рубят, щепки летят — наверное, это моя история. Определенный результат у команды сейчас есть. Я рад за ребят и тренерский штаб. Сборная развивается, появляются новые имена. В любом случае преподношу всему свету, что я белорус и несу флаг белорусской школы гандбола.

— Возможно, с высоты прожитых лет смотрите на произошедшее чуть иначе, чем раньше?
— Если бы мы с Коноплевым не поговорили тогда, перед квалификацией на Кипре, на высоких тонах, все могло бы быть немножко по-другому. Но жалею ли я об этом? Нет. Если бы это произошло еще раз, сделал бы то же самое. Коноплев тоже поступил бы точно так же. Мы такие люди. Повторю, только об одном жалею.

— Как проходил тот ваш разговор с Коноплевым?
— Он был по телефону. В резкой форме. С одной и с другой стороны. Это немножко касалось моей семьи. И я соответственно отреагировал. Жена была испугана, говорила, что мне надо ехать в сборную. Но я не мог оставить ее с дочерями одну. Ситуация исчерпана. Что было — то было. Больше всего страданий этот случай принес родителям, близким. Я на высказывания других смотрю более философски.

— Главная претензия болельщиков заключалась в том, что вы не предупредили о решении заранее, то уходили из сборной, то возвращались. И если бы, мол, сказали сразу и прямо, что будете выступать за Россию, отношение было бы другим.
— О принятии российского гражданства сразу речи не шло. В юности, когда выступал в “Аркатроне”, отправился в Россию, в Красноярский край, просить руки и сердца моей будущей жены. Оттуда поехал в Астрахань, в “Лукойл-Динамо”, куда мог перейти. И уже тогда для определенных целей у меня появился российский паспорт.
Если бы я так сильно хотел поменять гражданство, мог бы спокойно поехать на Олимпиаду еще в Пекине в 2008-м. Понимаете? Но я туда не поехал. В итоге получил гражданство в 2011-м. И произошло это из-за ситуации, которая сложилась. У меня не было цели просто заскочить на Олимпиаду. Хотел пройти этот путь.

— Правильно ли понимаю? Изначально вы все же нацеливались на Пекин в составе сборной России, но потом в наш гандбол пришел Коноплев, который развернул ситуацию.
— Нет. Все было не так. Еще до Коноплева у меня тоже были проблемы с руководством сборной. Случались травмы, но мне предъявляли, что я симулирую. Хотя они были реальными. И да, имелось предложение от сборной России. Я бывал на сборах команды. Но никаких телодвижений не делал.
В “Чеховские Медведи” я мог перейти еще тогда, из “Целе”. И на более выгодных условиях, чем в итоге оказался в “Райн Левен”. В то время создавал свою карьеру. В Европе по ходу сезона возникали паузы, к которым не привык. И я брал неделю-две и занимался — либо в Словении с личным тренером, либо в сборной России. Почему не перенять опыт? Не вижу в этом ничего плохого.

— Если человек приезжает на сбор другой национальной команды, это говорит о том, что он по крайней мере рассматривает возможность выступать за нее.
— Я был на тех сборах не как член российской команды. Обычное движение спортсмена.

— Обычным его точно не назовешь.
— Слушайте, до Олимпиады еще было полтора года. И больше я там не появлялся. Можно было сказать в Беларуси: всем большое спасибо, я поехал на Олимпиаду. Но такого не было. Додуманное — это одно. А реальная картина немного другая.

— Признайтесь: если бы в 2011-м вам сказали, что сборная Беларуси будет финишировать на топ-турнирах выше российской, удивились бы?
— Может быть. Но еще когда я играл за Беларусь, уже был взят курс на развитие гандбола. У нас очень хорошая детско-юношеская школа. Понимал, что результат будет. Плюс знал Юру, у которого есть система. Что касается российского гандбола, думал, он тоже будет развиваться. Но проблема в том, что много школ пропало. Не было необходимого прилива молодой крови. Генерально там еще предстоит сделать такую же работу, как в Беларуси. Только это будет сложнее. Потому что территория больше.
И чтобы вы понимали: в сборной России меня все равно называли белорусом. Вы видите все только в черном или белом цвете. Не бывает такого в жизни.
Сейчас взошли ребята, такие как Королек, которые желанны для различных клубов. Это феноменальные люди. И в СКА парни растут. Если таких игроков, как Королек и Кулеш, будет больше, сборная спокойно может поехать и на Олимпиаду.

— Вам ведь предлагали выступать и за сборные Словении, Германии и даже Исландии?
— Было такое, да. В сборной Словении предлагали играть, когда выступал в “Целе”. Переговорили, и я отказался. Все спокойно. Когда переходил в “Райн Левен”, зашла речь о сборной Германии. Плюс у моей жены немецкие корни. Сразу дал понять, что это меня не интересует. А предложение от Исландии возникло, когда я был еще “маленьким мальчиком”. Там тогда натурализовывали игроков.

— Когда последний раз виделись с Шевцовым и Коноплевым?
— С Юрой, наверное, год назад. Поздоровались, и не более того. С Шевцовым у нас сухие отношения. Никто не пойдет навстречу другому. Знаем характеры друг друга. Здороваемся для этикета, и все. С Коноплевым встреч особо не помню.

— Вас расстраивает, что отношения сухие?
— Слушайте, мы хорошо дружили с Шевцовым. Потом произошла та ситуация, кто-то обиделся. Говорить, что я жалею, будет неправдой. Но хочу, чтобы у него и у его семьи все было отлично. Думаю, у него точно такие же пожелания. А все остальное — наши мужские заморочки.
Моя философия: для всех нельзя быть хорошим. Мне не хотелось, чтобы так было, — это да. Но раз произошло, то произошло. Поменять невозможно. Зачем мусолить? У нас и так мало времени в жизни, а если мы еще будем сотрясать воздух просто так…

— Кстати, ваши Сара, Даниэла и Ева в курсе, что вы когда-то резонансно не поехали в сборную Беларуси, чтобы побыть с ними?
— Конечно. Они прекрасно знают все от начала до конца. Это касается и гандбола, и жизни вообще. Недавно прислали мне запись матча сборной Беларуси с чемпионата Европы в Норвегии. Вот буквально сегодня перед отходом в школу смотрели на ютьюбе. Смеялись: мол, какой папа молодой. Они любят и Беларусь, и Россию. И там, и там родственники. Мы не знаем, что они выберут. Принимаем их решения. Я в этом плане демократичен.

— Давайте пофантазируем. Если бы вы остались в сборной Беларуси, что было бы с вами и с ней?
— Думаю, все происходило бы точно так же. Пришли бы молодые ребята, и я покинул бы сборную. И мы сейчас тоже разговаривали бы. Только обсуждали бы не две сборные, а одну. И то, что я дал белорусскому гандболу, а не, как сейчас, — то, что я дал белорусскому, российскому и мировому. Представлять и мечтать не по мне.

— Вы в Скопье, но ситуация в Беларуси продолжает вас тревожить?
— Конечно. У меня там родители, сестра, друзья, знакомые. Это страна, в которой я родился и которую люблю. Как я могу не переживать? Считаю, что так, как есть, не должно быть. Все можно было сделать более гуманно. Насилия в любом случае надо избегать. Беларусь всегда была страной спокойствия. Происходящее мне сильно не нравится. То, что творилось перед выборами и после них, — это ужасная ситуация.

— Не так давно вы были в Беларуси. Что увидели своими глазами?
— Гуляли с семьей, и людей выдирали из толпы, задерживали. Это было еще до выборов. А что было после — это вообще шокирующая картинка. Так в принципе нельзя обращаться с безоружными людьми, которые просто высказывают свою позицию. Это неправильно.
Ситуация складывается так, что надо что-то менять. И разговаривать с людьми. Ничего не происходит просто так. Если люди недовольны, а мы видим, что недовольно большое количество граждан, соответственно, есть проблема. А если она есть, “замолчать” ее, “прибить” не получится. Зерно заложено. Человек уже не сможет спокойно на это смотреть.

— Что говорят о ситуации в Беларуси ваши друзья-гандболисты из других стран?
— На Балканах более горячая публика. Для людей было немножко удивительно, что здесь протестуют спокойно, просто ходят. Я объясняю: народ не хочет насилия. И с одной стороны, и с другой. Всем и дальше ходить по этим же улицам. Приступать к радикальным мерам никому не хочется.
Знаю здесь и пару человек, которые выступают за жесткую руку. А в основном ребята высказываются, что люди могут выражать мнение, а власть должна прислушиваться. Есть и знакомые гандболисты-звезды, которые выражали солидарность с белорусским народом. Чтобы вы понимали: европейцы смотрят на постсоветское пространство как на коммунистический строй. Основной вопрос в мире: что правда, что ложь? Мы ведем игру, в которой непонятно, кто прав, а кто неправ.

— Что шокировало вас сильнее всего?
— В хорошем смысле — что так много народа вышло. Горжусь, что люди проявили солидарность и показали, что у них есть мнение. Белорусов по всему миру много. И все говорят: мы вроде тихие, но, когда надо, в любой точке можно обратиться к соотечественнику, и он поможет.
А больше всего шокировало — в негативном плане — именно насилие. Это уму непостижимо. А ведь насилие, как мы знаем, порождает насилие. Слава богу, в Беларуси люди не хотят этого. А еще меня поражает, что мы все можем жить нормально, только нам, как всегда, не дают это делать.

— Часто приходится объяснять своим девочкам, что сейчас происходит в Беларуси?
— Разговариваем на эту тему не так много. Но здесь их учат, что выражать мнение — основополагающее право. У них есть вопросы: почему так происходит? Они видели кадры. Приходилось объяснять, что вот так вот, оказывается, бывает в жизни. Хотя, наверное, это даже для меня была шоковая ситуация. Объяснить сложно. В сознательном возрасте увидел такое впервые.

— Что думаете о демарше “Витязя” с последующим исключением из чемпионата и непродлении контрактов с Петраковой и Грибовым?
— Считаю, солидарность спортсменов должна быть. И как уже звучало: когда подобное делает один человек либо одна команда, все это можно замять. Мое мнение: ребята — молодцы. В то же время понимаю, что в федерации у нас тоже люди “подневольные”. Не думаю, что это было их спонтанное решение.
Спортсмены отдают свое здоровье, силы, время на благо страны. Давайте будем говорить откровенно: наказывать их за мнение — это низко и подло. Это еще больше спровоцирует других людей, нежели приведет к чему-то хорошему. Проблема, как уже говорил, в том, что заставить замолчать и бояться не получится. Люди уже молчали и боялись. Пройдена точка невозврата.
Я солидарен со спортсменами, которые могут высказывать свое мнение. Есть разные спортсмены. У кого-то это мнение одно, у кого-то — другое. Так и должно быть. Все не могут смотреть в одну сторону. Мы это уже тоже проходили. И результаты были не всегда хорошие. Должно быть выслушано мнение каждого.

— Если бы все это случилось во времена, когда вы выступали за сборную Беларуси, отозвались бы на вызов в команду?
— Уфф… Считаю, в сборную надо приезжать, что бы ни происходило. Свою позицию можно выражать на площадке и в интервью. А если бы заставляли делать что-то, подписывать ненужные бумаги — этим я не занимался бы точно. Мы же, грубо говоря, не в 1937 году. В принципе я свою позицию выражал и тогда. Буду делать это и сейчас.