Старая гвардия: Александр Сатыров. Гомельский звал меня Профессором

В сезоне-1982/83 минский РТИ в чемпионате СССР, который, по нынешним меркам, можно смело называть малым первенством Европы, впервые (и единственный раз) вошел в пятерку сильнейших клубов страны. А через десять лет национальная сборная суверенной Беларуси в первом официальном матче квалификации чемпионата Европы-1993 сенсационно переиграла грозную литовскую дружину, за которую играли звездные Марчюленис, Хомичюс, Карнишовас, Эйникис, Крапикас. К обоим этим памятным событиям напрямую был причастен Александр САТЫРОВ. Талантливый защитник, воспитанник гомельской баскетбольной школы, он после окончания столичного училища олимпийского резерва был сразу принят в основу флагманского клуба республики, минуя дубль радиотехников, что было большой редкостью. В 1979-м в составе юношеской сборной СССР под руководством олимпийского чемпиона Модестаса Паулаускаса выступал на первенстве Европы. Креативные качества Сатырова высоко оценил и главный специалист советского баскетбола Александр Гомельский, пригласив белоруса в национальную сборную страны. Правда, до официальных матчей дело не дошло: на турнире в Италии Папа рассердился на дебютанта, и на этом карьера белоруса в сборной оборвалась.

Папа — большой оригинал

— Александр, признайтесь, что так не понравилось тогда в ваших словах Гомельскому?
— Да ничего особенного я не сказал. Дело было так. После турнира памяти Александра Белова в Тбилиси мы поехали в турне по Италии. В одном из матчей проиграли одно очко “Милану”. Тараканов бросал на последней секунде, но не попал. После игры все взмыленные, мрачные, сидят, опустив головы, — Валтерс, Хомичюс, Мышкин, Тараканов. Проигрывать никто не любит, а тут сборную превзошел клуб. Раздевалка была необычная: вход один, а дальше она делилась на две комнаты, чтобы свободнее было. Я играл немного, свежий. Попытался ребят утешить: мол, всякое бывает, ничего страшного не случилось, умывайтесь да поехали в гостиницу. Вижу, парни настороженно смотрят мимо меня. Оборачиваюсь, а там стоит Гомельский. Чайник, так его ребята звали за глаза, оказывается, был в соседней комнате и услышал мои слова. “Ты что профессор, такой тонкий знаток баскетбола?” После этого у меня в сборной и появилась кличка Профессор.
Гомельский был своеобразен во всем. Слышал байку, что перед игрой он давал пятерку телеоператору, работавшему рядом со скамейкой ЦСКА, чтобы тот только его показывал крупным планом.

— Неужели из-за безобидных слов он вас больше не звал в сборную?
— Нет, конечно. Просто в состав вернулись Марчюленис, Миглиниекс, Сабонис и Тихоненко, которых выдернули для усиления союзной юниорской сборной перед чемпионатом Европы. Выиграть же у них конкуренцию было просто нереально. Наверняка сказалось еще и то, что получил травму. Мы тогда по северу Италии проехались со спаррингами, и в одном из них я надорвал мениск. Так что домой прибыл в гипсе. Кстати, возвращаться пришлось с приключениями. Как раз в сентябре 1983-го над Сахалином сбили южнокорейский самолет с пассажирами, и мы моментально стали врагами мира. Наш лайнер даже не хотели выпускать из Италии. Пришлось на чешском лететь до Праги, а уже оттуда до Москвы.

Начинал с водного поло

— Ваш баскетбольный путь к сборной стартовал где?
— В обычной гомельской школе. Когда к ней пристроили спортзал, то там открыли секции футбола и баскетбола. Тренер Борис Басин прошелся по классам: “Ребята, кто хочет, приходите”. Я в детстве был полный, как шарик. Увлекся ватерполо. Решил за компанию сходить на баскет. Понравилось. Затем стал заниматься в спорткомплексе, который возле цирка. Кстати, со мной тренировался отец знаменитой теннисистки Марии Шараповой — Юрий. Он был невысокий, но очень заводной. Их семья потом переехала в Сибирь из-за аварии на Чернобыльской АЭС.
В баскетболе у меня получалось, наверное, неплохо, если постоянно играл за сборные Гомеля и области разных возрастов — от 1959-го до 1963-го. Когда закончил седьмой класс, нам устроили поездку в Хатынь. Она памятна вот по какой причине. Вернулся домой, а мама протягивает конверт и плачет: “Не пущу”. Я, конечно, ничего не понял. Открываю конверт, а там приглашение на учебу в училище олимпийского резерва от Михаила Алексеевича Тайца. Мама-то уже прочитала. Сказал: “Если не отпустишь, все равно уеду”. Желание было огромным. Маме пришлось смириться, потом проводила меня в столицу.

— И как проходила адаптация?
— Нормально. Мне очень везло с тренерами, поэтому к новому месту привык быстро. Покойный Тайц — гениальный тренер и психолог. В том, что в 1994 году наша “молодежка” стала чемпионом Европы, именно его огромная заслуга. Помнится, перед выпускными экзаменами Михаил Алексеевич на три ночи даже приютил меня у себя в квартире.

— Выгнали из общежития?
— Попросили. Меня вызвали в Москву в юношескую сборную СССР, поэтому выпускные экзамены в училище не сдавал. Зачли годовые оценки. До отъезда оставалось три дня — все зубрят, готовятся, а я беззаботно болтаюсь по общежитию. Вот завуч и попросила Тайца: “Уберите Сатырова, он всех смущает”. Так эти три дня у тренера я и прожил. Когда вернулся из сборной, ребята рассказывали, как весело отмечали выпускной. Один очень известный нынче хоккейный тренер, не буду называть фамилию, залез на крышу общежития и пел песни, а пацаны его фотографировали. Да, счастливые и беззаботные были времена. Есть что вспомнить. С одной только авиацией сколько забавных историй приключалось.

— Например?
— Летим в Сочи на сбор с интернатовской командой Тайца. И наш Ту-134 попадает в грозовое облако. Как лупануло! Свет в салоне погас, самолет стал падать в воздушную яму. Я уже мысленно перекрестился. Но долетели. А когда вернулись домой, Витька Макаренко, отец которого работал в аэропорту, рассказал: молнией обожгло самолет, летчики еле-еле дотянули до Адлера.

— После этого не страшно было летать?
— Страшно, но куда денешься? Были и смешные случаи. С венгерского этапа квалификации чемпионата Европы белорусская сборная добиралась до Москвы двумя группами. Мы летели из Будапешта на Ту-154. И нам достались билеты в бизнес-класс. Заходит женщина и показывает квиток на это же место. Как быть? Стюардесса и говорит: “Ребята, кто пойдет в кабину пилотов?” Я, конечно, вызвался. Сидел за спиной командира. Летчики все показывали, рассказывали. Здорово!
Кстати, это был не первый раз, когда попал в кабину пилотов. Как-то РТИ летел в Киев на игру со “Строителем”. Винтовой самолет. Мы с Пустогваром сидим в последнем ряду. Заходит экипаж. Пилот веселый такой: “О, спортсмены! Что за команда?” — “Баскетбольный РТИ”. — “Кто у вас лучший игрок?” Пустик на меня тычет: “Он”. “Пошли со мной”. Ребята видят, что иду с летчиками в кабину: “Ты куда?” Говорю: “Спокойно, я вас довезу”. Как напророчил. Должны были в Жулянах садиться — нас там и автобус ждал. Подлетаем — такой ливень ударил! Начинаем садиться, шасси выпустили, а за лобовым стеклом — дождь стеной. Уже приближается земля, как вдруг команда диспетчера: “Отмена!” Командир штурвал на себя, двигатели на полную мощь, а на панели, возле которой я сидел, как взвоют звуковые сигналы, замигают все лампочки. Трухнул не на шутку. Пришлось сменить курс — ушли на Борисполь. Потом полтора часа ждали, пока за нами автобус приедет. Вот так я прокатил команду.

В РТИ была лихая “банда”

— В начале 80-х РТИ превратился в грозу авторитетов: вы могли “пощипать” ЦСКА, “Жальгирис”, московское “Динамо” или киевский “Строитель”…
— Да, у нас была приличная “банда”: Шереверя, Якубенко, Попков, Парфианович, Пустогвар, Жедь… Тогда союзный чемпионат был очень высокого уровня. Двенадцать команд с разной баскетбольной школой: Россия, Украина, Литва, Латвия, Эстония, Грузия, Беларусь. После первого этапа проходил раздел на шестерки, и мы несколько лет подряд пробивались в компанию фаворитов. В этом большая заслуга Алексея Алексеевича Шукшина — он очень много работал над тактикой, ставил коллективную защиту…

— …которой РТИ и славился.
— Мы в совершенстве владели несколькими фирменными приемами. Скажем, я запускал игрока влево или вправо, и успевал из-за спины выбить мяч своими длиннющими руками. Парфианович знал это и был готов поймать его. Соперники не успевали рты открыть, а я уже мчался под чужое кольцо, где и получал длинный пас от Толи.
Или еще нюанс. Знаете, за что меня Пустогвар прозвал Цап-Царапыч? Идет человек в проход, меня обходит, делает два шага и на мгновение психологически расслабляется, думает: “Все, прошел, сейчас спокойно забью”. И в это мгновение я у него выхватывал мяч. Если бросить, судья всегда свиснет, даже если ты не попал по рукам. А если выхватываешь, то нарушения нет. Цап — и до свидания. Частенько так получалось.

— В РТИ вы поиграли вместе с отцом Анастасии и Владимира Веремеенко. Говорят, одноклубники его звали Железный.
— Володя таким и был. Для центрового роста не хватало, но он брал физической мощью. Пальцы, как у краба клешни, одни мышцы, ни капли жира. Железный!

— Как ветераны воспринимали приход в команду молодых?
— В целом нормально. Хотя ревность порой чувствовалась. Помнится, как-то на тренировке в Стайках меня решил проучить Костя Шереверя. Он уже был близок к завершению карьеры, тем более травмировал ахилл. Физически не успевал за мной. Я его раз обыграл, второй, в очередной раз обхожу и вдруг получаю удар локотком в солнечное сплетение. Ноги подкосились, дышать нечем. Но что я, молодой, мог сказать? Понял: у ветерана взыграло самолюбие.
Бывали со “стариками” и смешные эпизоды. Не знаю, рассказывать ли. Ну да ладно, надеюсь, Витя Гузик не обидится. Играем в Киеве. Массажистом в РТИ был Кормилкин. Гузик ложится на массажный стол: “Юра, натри-ка мне спину, болит”. Сколько того финалгона надо — натер. Витя продолжает лежать: “Что ты жалеешь этого г..на”. Юра еще добавил. Смотрим: майку еще не надел, а спина уже красная. Ладно, начинается матч, Гузик в “старте”. Минут семь прошло, идет наша атака. Вдруг он срывается с площадки и мимо нашей скамейки запасных пулей летит в раздевалку. Судьи в шоке, никто ничего понять не может. Потом уже узнали: как только он разбегался, финалгон вместе с потом пополз вниз. Сами понимаете, какие неприятные ощущения испытал. В перерыве заходим в раздевалку, а Витя под холодным душем стоит — приходит в себя. И смех, и грех.

— Те, кто попадал на карандаш тренера сборной СССР, как правило, получали предложение перебраться в Москву. Вас звали?
— Был разговор о моем переходе в московское “Динамо”, которое тогда тренировал Александр Сидякин.

— И что не сложилось?
— Так я же патриот. Сан Саныч Борисов не хотел отпускать, говорил: “Все, что тебе обещано, будет”. А потом в “Физкультурнике” написали: “Сатыров стал терроризировать руководство команды, и с ним расстались”. На самом деле я сам написал заявление.

— Почему?
— Психанул. Не мог стерпеть обмана. В советскую пору у нас был якобы любительский спорт, но квартиры и машины давали, да и зарплаты тоже платили. Так вот, подошла моя очередь на “Волгу”. Иду в Спорткомитет, а там говорят: “Действительно, пришла машина. Но мы ее отдаем олимпийцу, а ты получишь “Жигули”. — “Ладно. Даже лучше, “Жигули” меньше стоят”. Прошло какое-то время, звонят из профсоюзов, куда меня переадресовали: “Зайди”. Предлагают ВАЗ-21013. А у нее двигатель слабый, поэтому говорю: “Извините, я подожду “шестерку”. Жду-пожду, никто не звонит. Сам пошел узнавать. А там сидит такой бюрократ, выпучил на меня глаза: “Вы отказались от машины, мы ее отдали человеку из нашей бухгалтерии”. — “Я не отказывался, а хотел подождать другую, с более сильным движком”. — “Ничего не знаю”. Так и остался я без машины. Ну а последней каплей стала эпопея с телефоном. В Спорткомитете железно обещали провести, но долго мурыжили, а затем и вовсе сослались на то, что якобы пришел отказ. Мол, в очереди стоит больше полусотни ветеранов войны, а тут какой-то баскетболист. В общем, завелся тогда: с машиной — проброс, с телефоном тоже. Решил “завязать” с баскетболом. Написал заявление и пошел работать на завод “Строймаш”.

— Кем?
— Инженером в отделе снабжения. Я ведь окончил технологический институт. Тоже интересная история. Когда вернулся из юношеской сборной после училища, мои документы уже были в технологическом. Как говорится, без меня меня женили. В РТИ администратором работал Мазуренко, который в этом институте преподавал физкультуру и, естественно, тянул к себе сильных баскетболистов. Помимо меня, там были Якубенко, Сланевский, Габрусевич. Да, помогали учиться. Позволяли сдавать экзамены и зачеты, когда нам было удобно.

— То есть стать тренером не хотели?
— В том-то и дело, что хотел. Уже собирался переводиться в ИФК. Но Мазуренко отговорил: “Саша, не занимайся ерундой. Получишь высшее техническое образование. А захочешь работать тренером, запросто сможешь это делать — ты же мастер спорта”. Послушал его. А позже вышло постановление: тренировать могут только те, у кого специальное спортивное образование.

За границу попал почти случайно

— Зато конфликт в РТИ помог попасть в первую волну баскетболистов, уехавших в зарубежные клубы.
— Да, так и вышло. Причем неожиданно. Работаю на заводе, и вдруг мне из военкомата приходит повестка — отправиться на год лейтенантом в Нечерноземье. А тут звонит Шукшин: “Не хотел бы поехать поиграть в Болгарии?” — “С удовольствием, но меня в армию забирают.” — “Не беспокойся, я все решу”. И решил — связи в верхах у Алексеевича были хорошие. Оформляемся с Саней Попковым и едем в софийскую “Славию” на двухлетние контракты. Команда военная. Играли неплохо, были в середине таблицы. Хорошая зарплата, двухкомнатная квартира. Но через год все резко изменилось в худшую сторону. В стране начались волнения, инфляция скакнула, цены взлетели до небес. Скажем, десяток яиц стоил двадцать левов, а один лев тогда равнялся одному рублю. Поиграли еще сезон и распрощались.
Дальше была польская Еленя-Гура. За год поднялись в элитный дивизион, но долго там не продержались. Может, потому, что постоянно происходили задержки зарплат, а это сильно всех нервировало. Да и команда была укомплектована слабенько.
Третий же легионерский опыт получил в Литве. И самый запоминающийся. “Шяуляй” только зарождался. Все игроки местные, из приглашенных — я и Олег Буланцев, сейчас он второй тренер “Новосибирска”. Возглавлял команду Антанас Сирейка — позже он дорос до национальной сборной. Литва — баскетбольная страна, чемпионат очень интересный. Шарунас Марчюленис тогда создал мощную лигу LKL из одиннадцати клубов, подтянул сильных спонсоров, эдакую мини-копию НБА. Требования к клубам серьезные. Если выиграл вторую лигу, но бюджет меньше миллиона долларов и зал не соответствует регламенту, путь наверх тебе закрыт. Плюс “Шяуляй” заявился в Северную лигу — ездили в Швецию, Эстонию, Латвию. Выступили и в Кубке Корача. Жаль, быстро вылетели. Но все объяснимо. В соперники нам попался “Милан” с Бодирогой и Фучкой. Состав — сумасшедший! Они к нам летели на самолете, а мы к ним — сутки на автобусе тряслись. Дома сражались почти на равных, а там посыпались. Одно приятное воспоминание — побывали в Венеции. Сезон-1994/95 действительно сложился у меня удачно. По коэффициенту эффективности был восьмым в лиге, по передачам — четвертым, по перехватам — третьим.

— Забрасывали много?
— Это не было моей профильной обязанностью. Вот в “Кедайняе”, куда перешел после двух лет в “Шяуляе”, однажды выдал “день коня” как называют литовцы. В Каунасе играли против “Атлетаса” Владаса Гарастаса, и у меня почти все летело в кольцо: попал семь “трояков” из восьми. Наши фанаты, которые ездили на выездные матчи, кричали тренеру: “Не сажай Сатырова, посмотри, что он творит!”.

— Литовская тема наверняка приятна вам и в применении к сборной?
— Точно. Первый официальный матч сборной Беларуси, и сразу победа над грозной Литвой. Польская газета тогда озаглавила отчет о матче “Вуйка и дети” — “Дядя и дети”. Дядя — это я, а дети — Куль, Кривонос, Пынтиков, Бойдаков, Кузьмин, талантливая молодежь, которую тогда обкатывал Шукшин.

— Перед игрой волнение испытывали?
— Еще бы! Мы ведь литовцев ни разу не обыгрывали. А тут пошло. Дайнеко и Куль стали забивать, Кривонос упирался в защите, все остальные помогали. Нам повезло, что у литовцев не было Сабониса. Да и Марчюленис, приехавший из “Голден Стэйт”, испытывал проблемы со спиной — он даже начинал не в “старте”.

— Во встрече с Хорватией вы опекали непревзойденного снайпера Дражена Петровича. Каково это?
— О, тяжело! Он был звездой НБА. Взрывной, шаг сделает, взлетает и бросает. И почти без промахов. Пуля! А через день после финиша квалификации всех ошарашило известие: Петрович в Германии погиб в автокатастрофе. Шок!

— Вернувшись домой, вы поиграли в белорусском чемпионате за минский “Автозаводец”, витебский “Локомотив”, борисовский “Папирус”. Один из ветеранов столичной команды Анатолий Парфианович рассказывал в интервью “ПБ”: “В “Автозаводце” сзади игрой руководил Сатыров. Попробуй побеги не туда, куда сказал Саня! Молодым доставалось от него по полной программе”. Помню смешной эпизод, когда вы во время тайм-аута эмоционально “наехали” на юного Дувакина, а потом дали ему хлесткого пинка под зад.
— Ха, так он был какой-то бесбашенный. Ему говоришь одно, а он другое. Да еще и огрызается. Вот и поучил уму-разуму.

Стритбол — не мое

— В отличие от вас сын Павел нашел себя в баскетболе 3×3. Не ревнуете?
— Нисколько. Ему очень нравится, а это главное. Вижу, что попал в струю. Для Паши баскетбольный мяч — желанная игрушка с детства. Обожал ходить на мои матчи. Когда мама за какую-то провинность не пускала, это было самое суровое наказание. Из-за моих путешествий по Европе сыну пришлось несладко — сменил одиннадцать школ в четырех странах. Каждый раз в новом классе надо было знакомиться, налаживать контакты, доказывать, что не хлюпик. Школа жизни серьезная. Зато коммуникационные навыки здорово выручают сейчас в работе.

— А как вы относитесь к баскетболу 3×3?
— Я за. Сам пробовал на “Палове”. Но это совсем другой баскетбол, очень интенсивный. Нужна хорошая “дыхалка”, а я уже на исходе. Стритбол — игра для молодых.