Какие люди! Антон Лакизо: уйти в IT в Германии, но остаться настоящим белорусом

Увы, обстоятельства не позволили Антону ЛАКИЗО трансформировать данные и талант в опыт выступления в топ-клубах и титулы. Последние матчи и голы за сборную (всего их 68 и 121) левый крайний СКА провел в 25 лет — в 1999-м на турнире в Австралии… На следующий год он отбудет в Германию — в “Штасфурт” из третьего дивизиона, да там и осядет. Переквалифицируется в полусреднего, сменит еще несколько клубов, приобретет репутацию большого бомбардира в немецком миноре, но так и не прорвется в первую бундеслигу, которую обещало начало карьеры. Удивительно, но еще в прошлом году, почти в 45, Лакизо можно было увидеть на площадке в составе любительского “Кюнштадта”, где он тренирует. “ПБ” разыскал одного из представителей нашей большой гандбольной диаспоры в Германии...

— Когда договаривались об интервью, ты всякий раз говорил, что можем созвониться после 18.00 по немецкому. До 18 занят на работе? Слышал, ты сейчас системный администратор.
— Да. До пяти работа, полчаса доехать домой, полчаса на раскачку. В нынешней фирме работаю почти два года. До этого еще два трудился на другой.

— Не самый очевидный выбор для спортсмена…
— Ха, а какой очевидный? Если не вдаваться в подробности, то в последние годы думал, чем заняться. Понимал, что работать профессиональным тренером — это все время быть на чемоданах. Хотел получить образование. Пробовал какие-то практики. Например, механиком в автохаусе. Неделя там, неделя там. Но тянуло к этой работе. Три года учился. Если по-нашему, получил среднее специальное образование. Пока не могу сказать, вышло что-то или нет.

— В чем конкретно заключается работа?
— У нас небольшая фирма, которая помогает компаниям поменьше, у которых нет финансов на собственный IT-отдел. Обслуживаем серверы, следим, чтобы все работало. Пока не жалею. Это что-то новое. Бывает, кое-что не получается. В моем возрасте четыре-пять лет — небольшой опыт. Эту сферу не объять, постоянно надо учиться. Но с каждым месяцем получается все больше.

— Работа тренером в “Кюнштадте” из региональной лиги — хобби для души?
— Правильнее сказать, из шестой лиги. Естественно, для души. В то же время получаю какие-то деньги. Значит, и то, и другое. Испытываю удовольствие от того, чем занимаюсь всю жизнь. И параллельно немножко платят. Сейчас мы на паузе из-за коронавируса. Так понимаю, до Нового года все будет глухо.

— Еще в прошлом году ты сам выходил на площадку — иногда даже с травмой. Зачем?
— Даже не знаю. Кроме удовольствия, и незачем. В команду приходил как игрок. Надо было помогать. В последнее время появлялся в основном в защите. В нападении — в экстренных случаях. Гандболистов моего роста в лиге мало. Нужно было учить людей игре в обороне. Сам понимаешь, какой уровень в шестой лиге. Последние пару сезонов у нас было два играющих тренера.
Когда играешь, чувствуешь себя гораздо лучше. В прошлом сезоне порой было мало людей, ребята просили помочь. Но я уже отказывался. Понимал, что занимаю чье-то место. Есть парни, которые хотят побегать. Решил заняться одним делом, тренировать — и все. А поиграть в футбольчик и немножко в гандбол всегда можно на тренировках.

— В гандболе трудно заработать столько, сколько в должности сисадмина?
— Интересный вопрос. Смотря где. У меня как у начинающего специалиста зарплата сейчас, может, даже ниже средней по Германии. Профессиональный гандболист, думаю, зарабатывает на порядок больше. Имею в виду не топ-игроков. У них другие деньги. Но, работая системным администратором, знаешь, что эту зарплату можешь получать до пенсии. А со временем она, возможно, и увеличится.

— Все, с кем говорил про тебя, отмечали, что ты был мегаталантом, потенциальной звездой. Часто задумываешься, что карьера могла сложиться гораздо лучше?
— Понятное дело, в жизни об этом много раз задумывался. Конечно, есть какие-то обстоятельства, нюансы. Но считаю, что каждый человек в основном виноват сам. Ни к кому, кроме самого себя, претензий нет.

— В чем эти претензии?
— В каких-то моментах, наверное, требовалось больше уверенности, больше наглости на площадке. Может, стоило и поответственнее к тренировкам относиться, но в первую очередь — больше брать инициативу на себя.

— На теперешний ум не согласился бы на то предложение из третьего немецкого дивизиона?
— Для меня тогда это был самый оптимальный вариант. О карьере в Германии точно не жалею. Отыграл там процентов на восемьдесят от способностей. Доволен, как все прошло. Просто о том, чтобы уехать в лигу получше, нужно было думать не здесь, а еще в Минске. Может, чуть по-другому относиться. Не факт, что все было бы иначе. Но, повторю, от меня ситуация зависела больше всего. Каждый человек должен начинать с себя.

— Неужели вообще не жалеешь?
— Пойми, я уже взрослый человек. Ходить и жалеть… Нормально все получилось. Неизвестно, что со мной было бы, если бы играл в бундеслиге и стал олимпийским чемпионом. Может, машина сбила бы. Каждый отвечает за свою жизнь сам.

— Почему третья лига была оптимальным вариантом?
— Раньше очень мало угловых переходили в топ-клубы. Это сейчас такое в порядке вещей. Чтобы крайнему уехать, надо было действительно находиться на высоком уровне.

— Но ты ведь и был на нем.
— Выходит, не на таком высоком. Если предложений не было, значит, не достал до того уровня.

— Может, стоило уехать сразу после ЧМ-1995, где ты хорошо себя проявил?
— В том и дело, что, если бы была возможность, уехал бы. По-моему, я тогда отправился на три месяца в командировку в другой клуб третьей лиги. Не помню, почему не остался. Мне кажется, до двадцати пяти лет нельзя было уехать.

— Межпозвоночная грыжа сильно повлияла на карьеру?
— Даже не знаю. Самым главным было выкарабкаться в тот год, когда не тренировался в Минске. Нервная ситуация. Много специалистов-советчиков. От работников диспансера до тренеров в спорткомитете.
В итоге Спартак Миронович с Гердом Бутцеком помогли. Поехал в Германию — либо на лечение, либо на операцию. Все люди, которые окружали в Беларуси, говорили: не думай, что будешь нормально играть, прыгать. Некоторые даже не давали направления к профессорам. Один врач говорил: я сам парашютист, зачем тебе направление? С тобой все понятно, забудь про спорт.
А в Германии в меня вселили моральную уверенность. Врачи провели обследование, сказали: попробуем обойтись уколами в позвоночник. Если не получится, сделаем операцию. Но, мол, при любом раскладе будешь играть. Не забуду физиотерапевта, молодую немку примерно моего возраста. Она была дзюдоисткой. Говорит: у меня четыре грыжи, но я занимаюсь спортом, так что не волнуйся. Такое отношение подбадривало.

— Операцию в итоге делал?
— Нет. Сделали четыре или пять уколов, где-то через месяц начал потихоньку заниматься. Спустя полгода тренировался процентов на восемьдесят, а еще через три-четыре месяца боязнь ушла, и, в принципе, все стало нормально. Проблема была в голове. Естественно, потом спина давала о себе знать — грыжа или что-то другое. Но я не боялся, например, поднимать штангу.

— В последний год в Минске задумывался о завершении карьеры?
— Так я только об этом и думал. Были мысли: что сейчас делать?

— В Германии во второй-третьей лигах тебя все устраивало, или просто не было шансов выбраться в первую?
— До этого два раза по несколько месяцев выступал в Германии. Но все равно какую-то адаптацию требовалось пройти. Играл там не крайним, а полусредним. Совсем другая специфика. Но наша школа помогла. Нас многому учили, и мы выделялись на фоне третьей лиги.
Потом в Германии вышел закон, по которому гандболисту в моем статусе нельзя было поменять команду, если только это не клуб первой бундеслиги. Не мог переехать в другой коллектив в третьей лиге или во второй. Это тоже имело свои последствия. Из первой лиги тогда не поступало предложений. А вот из второй были. Но юридически перейти не мог. Для этого надо было отыграть пять-шесть лет в одном клубе и получить вид на жительство.

— А вообще из первой бундеслиги когда-нибудь звали?
— Спустя лет пять. Приглашали две команды. Одной из них был “Росток”, который шел на вылет. Но все ведь зависит от мелочей. От коллектива, от задач, от того, как делается предложение. Порой поговоришь с тренером и понимаешь, что он тебе не по душе.
Так не бывает: первая бундеслига — собрал шмотки и полетел. Есть ведь клубы из второй лиги, но с хорошими отзывами. Может, лучше выбрать команду с амбициями, чем ту, которая идет на дно и в которой все ссорятся. Не все так просто. Мне тогда уже было за тридцать. Выбрал вариант, о котором не жалею.

— Германия стала родной за двадцать лет?
— Вряд ли. В любом случае чувствую себя иностранцем. Но с уважением отношусь к стране и людям. Большую часть взрослой жизни прожил здесь. И в Германии уже легче реализоваться, чем в Беларуси. Но в Минске ощущаю себя по-другому.

— За белорусским гандболом следишь?
— Конечно. Мысли? Положительные. То, как ребята работают в последние годы, какие игроки выросли… Как можно к этому отрицательно относиться? Рад за парней, выступающих в хороших клубах. Знаю, что это стоит большого труда. Сборная в любом случае идет вперед. Хотя кому-то, может, хочется, чтобы это происходило быстрее.

— Когда-то ты был активным пользователем форума pressball.by. Что подвигло?
— Молодой был, дурной. Становясь взрослее, понимаешь, что лучше с человеком поспорить за бокалом пива, чем на форуме.

— Ты один из подписантов письма спортсменов. Почему решил присоединиться?
— Потому что надо было как-то обозначить свою точку зрения. Мне, думаю, как и многим, не нравятся вранье, несправедливость. Еще до августа хватало вопросов относительно эффективности тех или иных законов. Жестокость же, которая произошла потом, не может оставить в стороне. Это основное.

— Удалось проголосовать?
— Ездили с Димой Радкевичем в Берлин. От моего Кобурга до столицы 420-430 километров. Добрался до Халле, где живет Дима, переночевали и поехали. Часа три простояли в очереди. Думал, проведем больше времени. Прибыли около двенадцати, часа в три-четыре вышли из посольства. Но очередь стояла такая же, может, даже еще больше.

— За политикой и событиями в стране начал активно следить на волне выборов?
— Нет. Следил постоянно. Для меня это всегда было важно. Но голосовал впервые. Вначале не было возможности. Не забывай, что мы могли находиться на сборах или соревнованиях. Хотя если бы эта возможность и была, тоже, наверное, не пошел бы. А потом не видел смысла. Но позиция все эти годы одинаковая.

— Кто-то из знакомых в Беларуси пострадал?
— Как сказать… В Гомеле умер знакомый знакомых.

— Хорошо ли знаешь Наталью Петракову, с которой не продлили контракт в сборной?
— Не слишком. Но, естественно, пересекались в Беларуси. В курсе этого дела. Что думаю? То же, что и обо всей ситуации. Это абсолютная несправедливость, когда человека за его позицию лишают чего-то. Хотя она профессионально и хорошо делает свою работу. В этом вся проблема.

— Что больше всего удивило из произошедшего?
— Вначале — то, как люди отнеслись к выборам, сколько человек остались неравнодушными. А еще — что даже после событий в августе многие продолжили выходить и отстаивать свою позицию. Абсолютное большинство из них — мирные люди. Это, конечно, вызывает гордость. О жестокости говорить не буду. Это не удивляет, вызывает немножко другие эмоции.

— Никогда не гордился страной так, как сейчас?
— Вроде как всегда гордился. Были разве что мелкие ситуации в жизни. Помню, пять лет назад летел в Минск с одной женщиной. Идем на посадку, и она говорит: красиво, да? Говорю: да. Она в ответ: а там такое г… Может, хотела обсудить эту тему. А я повернулся и сказал: но там же люди живут… Разговор, естественно, не продолжился.
Однако последние события порождают какую-то особенную гордость за белорусский народ. Вызывает уважение молодежь. Да многие, в принципе. Все, кто мирно, открыто говорит о своей позиции — это смелые люди. И за ними, по большому счету, будущее.

— Заметил, что гандболисты подписывают письмо и высказываются чуть ли не активнее всех?
— Ну почему? Думаю, не нужно их выделять. Там спортсмены из разных видов. Многих знаю — приятно. Немножко приятно и за вид. Но, считаю, там все достой- ные люди. Ха, сам себе комплимент сделал.

— Насколько остро отреагировал на задержания Елены Левченко, Андрея Кравченко, других людей из мира спорта?
— Не хочется отличать задержания спортсмена от задержания простого человека — медицинского работника или кого-то еще. Естественно, здесь слов мало. Что говорить? Только негативные эмоции.

— Чего ждать дальше? Твой прогноз на ближайшее время.
— Не буду делать прогнозов. Я всегда стараюсь думать позитивно. Хотя в голове бывают всякие мысли. Когда так много хороших позитивных людей, ничем плохим это закончиться не может. Продолжим следить за ситуацией, переживать и надеяться, что все будет хорошо. За молодым поколением придет новое молодое поколение, и все в конце концов станет на свои места.

— Многие твои коллеги-айтишники уезжают из страны. Это беспокоит?
— Понимаешь, самое неприятное в том, что многие тесно связаны с государством. Учителя в школе, тренеры могут потерять работу, возможность кормить семью. Естественно, они могут пойти в грузчики, переучиться. Но те же IT-специалисты менее зависимы от системы. Если с ними такое случается, им легче принять решение уехать. У них больше шансов найти новую работу в другой стране. А у многих людей эти шансы просто отсутствуют.