Звезды спорта. Александр Тучкин. Бобруйский феномен с волшебной левой

Выиграл два олимпийских золота с разными командами: в 1988-м со сборной СССР, а спустя 12 (!) лет — с командой России.
Тучкин — атлет, опередивший свое время, гандболист, с оглядкой на которого и сейчас воспитывают больших мастеров. Он никогда не боялся новых вызовов. Со СКА завоевал все титулы, которые были в Европе. Затем покорил вершину Игр-1988 со сборной СССР в Сеуле. А в 36 лет стал лучшим в финале олимпийского турнира в Сиднее-2000 и привел российскую дружину к золоту. Еще через четыре года снова стоял на олимпийском пьедестале, правда, с бронзовой медалью.
Ну как не восхититься таким человеком, как не преклонить голову перед таким уникумом?! Побыл президентом клуба “Пермские медведи”, понял, что это не то, и сейчас просто живет ради детей и семьи. По-прежнему ждет серьезного вызова. Смотрит на перспективу. Это Тучкин — наш родной бобруйский парень.

О “старичках” и “молодняке”
— Не похожи вы, Александр, на бывшего спортсмена. Судя по внешнему виду, ни килограмма лишнего веса после окончания карьеры.
— Это я воздух в себя втягиваю, когда на меня смотрят пристально. А если серьезно, то выступления в спорте дают о себе знать. Когда бросаешь заниматься, начинает что-то болеть. Поэтому за собой слежу. От физической нагрузки не отказываюсь. По мере возможности заглядываю в тренажерный зал. Пробежаться уже, к сожалению, не могу — в ноге титановый сустав, поэтому хожу хромая. Но самое главное — не печалиться. Мужчина в самом расцвете сил, как говорил знаменитый Карлсон! Многие при встрече до сих пор спрашивают: “А ты почему еще не переоделся? Выходи на площадку!” Улыбаюсь в ответ. Переодеться могу, но на площадке буду представлять из себя жалкое зрелище. Руки работают, но ноги уже не тянут. А как хочется, вы не представляете!

— Спорт сейчас в некотором роде постарел. Если в Советском Союзе человек в 28 уже считался ветераном, то тот же Ларионов в 41 год Кубок Стэнли завоевал. Вы с Лавровым в похожем возрасте на олимпийском пьедестале дважды стояли. Значит, все возможно?
— Это очень глубокий философский вопрос. Я много думал над ним. Все дело в том, что в сборных СССР была огромная конкуренция. Поэтому спортсмен не мог долго выступать на высоком уровне — за спиной десятки молодых, да ранних. Если два человека показывали одинаковый результат, но одному 24, а другому 32, выбор делался в пользу более юного. В минском СКА в мое время, например, было практически три команды. И каждый ждал своего шанса. А потом, получая его, готов был грызть землю. Исполнилось 30 — уже ветеран.
Потом страна развалилась. И выбирать пришлось уже не из десяти, а из одного. Вот и стало руководство бережно относиться к любому спортсмену высокого уровня. И в паспорт перестали заглядывать. Берегут. Поэтому и спорт повзрослел.

— А может, еще и та подготовка советская виновата? Сколько примеров долгожительства можно привести! Игорь Басинский, например. Ваш белорусский друг не так давно взял пистолет в руки после долгой разлуки и намного опередил подопечных по сборной, хотя и не тренировался, как они, дважды в день.
— Что касается Игоря Михайловича — это исключительный случай. Я всегда говорил, что он с пистолетом в руках родился. Басинский будет выигрывать и в 150 лет! То же и нас, гандболистов, касается. Спартак Миронович заложил такую базу, что мы все играли на очень приличном уровне долго-долго. За редкими исключениями.

— С этого места немного подробнее…
— В 1982-м я оказался в самом красивом городе мира — Минске. До этого о гандболе не слышал. В военное училище не поступил, математику не сдал — гуманитарием был. Пошел работать на завод в Бобруйске. Приехал как-то в город майор. Посмотрел на мой рост (203 сантиметра), как бросаю в баскетбольное кольцо левой рукой — попросил прибыть на просмотр в СКА. Конечно, поехал. Хотя где-то в подсознании сидела мысль: лучше в спорте работать, чем на производстве, все-таки немного легче.
Это настоящая фортуна, судьба. В семнадцать с половиной лет я попал в СКА, где на площадке сразу два чемпиона мира в крутых адидасовских костюмах, а на скамейке замечательный тренер Спартак Петрович Миронович.
Сразу попробовал показать себя с лучшей стороны. Бросил “между ушей” опытному голкиперу. Уже в следующей атаке лежал возле семиметровой линии — защитники поработали, чтобы не наглел. Но только оклемался, все равно снова пошел на ворота и забросил. Вижу: переглянулись наши армейцы, увидели, что парень может за себя постоять. С тех пор никаких конфликтов. Ребята поняли, что есть характер, значит, свой. А сейчас… Человека тихонько в брюшной пресс ткнут раз — и все, он со скамейки запасных не поднимается. У нас все было иначе.
Рад, что оказался в такой великой команде. Так создателю было угодно. Отец мне всегда говорил: “Мимо спорта, сынок, ты не пройдешь”. Я очень четко осознавал, куда попал и что мне надо делать. Понимал, что по “физухе” вряд ли конкуренцию потяну. Поэтому стал тренировать бросок своей рабочей левой. Кидал камни, баскетбольные мячи на точность. И перед тренировкой и после ее окончания. Прекрасно понимал, что защитники находятся на семиметровой линии, значит, надо бросать с девяти-десяти метров. Ростом был не обделен, а после всех занятий появилась мощь в броске.

— Однако после блестящих побед решили расстаться со СКА?
— Уехал в 1990 году. Понял, что можно и нужно пробовать себя на другой стороне. И было без разницы, куда отправляться. Замаячила на горизонте Испания. Потом поступило предложение из Германии. На первой же предматчевой установке чуть не выпал в осадок. Там собралось все руководство клуба. Рисовали что-то на доске. Игроки в это время курили сигареты и пили кофе. Я был просто поражен: как такое возможно? Шок!
Затем ко всему привык. Очень стремился общаться. Поэтому и немецкий выучил довольно-таки быстро, и испанский, когда на Пиренеи перебрался. Но время было какое? У меня после всех перегрузок в сборной Союза буквально развалилось колено. Собирали его по частям. Врач в немецком “Миндене”, когда посмотрел снимок, только диву давался: “Сколько войн этот человек прошел?” Пришлось трудно. А газеты написали, что Тучкин, мол, психологически сломался, не хочет играть. А я на ногу ступить не могу. Доктор, мой хороший друг, очень ярко описал в одном интервью мое состояние: “Знаете, что такое инфаркт сердца? Так вот у Тучкина такое с ногой”. Все сразу успокоились. Я стал восстанавливаться. Пропустил Олимпийские игры в Барселоне — обидно. Потом был чемпионат мира 1995 года в Исландии. Играл там за команду Беларуси, порвал крестообразные связки. Думал, на этом карьера закончена.
Однако все время на связи был мой добрый друг по сборной СССР Андрей Лавров. Он все уговаривал продолжить карьеру в сборной России. И это сработало в конце концов. Не устоял перед его авторитетным мнением. И стал олимпийским чемпионом в составе сборной России. В финале забросил семь мячей. Затем, через четыре года в Афинах, была еще и бронза. И это в сорок лет! Так что Лаврову бесконечно благодарен.

— В 36 вы отважились на серьезный шаг, решив спустя 12 лет сыграть на Олимпийских играх. Сомнения не одолевали?
— Так ведь Лавров меня не оставлял. Постоянно звонил, интересовался делами, приглашал в российскую команду. Отвечал ему: “Да там же все молодые, хватит одного старика — тебя”. Но в душе, конечно, хотелось попробовать. Я ведь чемпионом мира ни разу не был! Да-да, не удивляйтесь. Но опасения были. И не потому что “старичок”. В своих силах не сомневался, не такой человек. Однако мысль была: а тебе это надо? Я в то время играл в Германии. Жизнь налажена, к ритму “два матча в неделю” привык. А здесь надо вновь на сборах пахать. Игры, турниры… У меня девять лет этого не было. И все же согласился. Вопрос с российским паспортом решился быстро. Приехал на чемпионат мира 1999-го уже с другим гербом на груди. Финал — против шведов. Мяч проиграли. Как всегда. Я на пьедестале медаль снял — обидно до слез… Потом в олимпийском Сиднее рассчитались с ними.

Кричащий Миронович
— Это было ваше второе золото. Первое выиграли в сборной СССР, которой руководили Анатолий Евтушенко и Спартак Миронович. О том тренерском тандеме слагали легенды. “Они сошлись. Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень не столь различны меж собой”…
— Вы абсолютно правы. Ту олимпийскую победу все преподносят как достижение Евтушенко. Ведь он формально являлся старшим тренером. Но для меня главный и единственный — Миронович. Евтушенко бесконечно уважаю, однако, как по мне, он никогда не был тренером. Анатолий Николаевич — организатор. Блестящий, толковый, инициативный. Великолепный менеджер — тогда ведь даже такого слова никто не знал, а он им уже был. Может, и получилась та олимпийская победа, потому что оба они опередили свое время — один как тренер, второй как менеджер. С той поры как в сборной СССР оказался Миронович, весь тренировочный процесс замкнулся на нем. И я ни на йоту не отклонюсь от этого постулата. Спартак Петрович — реально великий специалист. Таких планета раньше не знала. Сейчас все европейские клубы работают именно по его методикам. Я играл в гандбол много лет, разных наставников видел. Но таких, как он, не встречал. Он учил думать на площадке, обыгрывать соперников за счет разума. Все остальные — жалкое подобие. Величайший человек. Очень ему благодарен. Он всегда хотел быть первым, и для него не существовало другого места. А какие у него методики! Мне все западные тренеры говорили, что, как только в открытом доступе появились методики Мироновича, все начали по ним работать. Хотя здесь отмечу одно но. У них всегда была демократия — приказной порядок не прокатывал. А у нас что прикажут, то и будешь делать. Запомнился Эдуард Малофеев на одном из чествований после золота чемпионата СССР. Он был честен: “А чего мы добились? Возьмите гандбольный СКА. И Кубок европейских чемпионов выиграл, и чемпионом Союза стал несколько раз подряд. Вот с кого пример надо брать”.

С закрытыми глазами
— Вы знаете, как мы играли? С закрытыми глазами. Наш разыгрывающий Жора Свириденко отдавал мяч в любой угол площадки, зная, что там точно есть партнер. Не глядя. А если гандболиста не было в той точке, значит, что-то пошло не так. И виноват в этом совсем не Жора.
Я часто вспоминаю первый легионерский матч в карьере. Выпрыгиваю, на мне два человека висят, вижу — линейный один перед воротами. Я ему пас отдаю. Тот не попадает в “рамку”. И так раз, два, три. Потом я уже беру его за шкирку: мол, что не так? А он отвечает: “Мне раньше за всю игру таких пасов было три-четыре. А ты за десять минут уже пятнадцать сделал, поэтому я и отвык”.

— Период выступления за СКА — самое счастливое время?
— Абсолютно. Мы выезжали на любой турнир и знали, что победим. Потому что соперник не сделал и грамма того, что отработали мы. У команды была уверенность. И даже если уступали в первом тайме, всегда знали, что надо сделать во втором, чтобы переломить ситуацию. Не забивает Тучкин — есть Якимович, не удалось оторваться Шевцову — вперед летел Каршакевич. Не ладилось дело на последнем рубеже у Галузо — в дело вступал Васильченко. Вот такая была команда. Мечта. Самая настоящая.

— Еще один сеульский чемпион Саша Каршакевич на вопрос о заслуге в той олимпийской победе в процентном отношении Мироновича и Евтушенко высказался предельно откровенно: Спартак Петрович — сто, Анатолий Николаевич — ноль.
— Я больше не буду распространяться на эту тему. Уже ответил на этот вопрос.

— Миронович до сих пор возится с мальчишками, учит уму-разуму более взрослых, но, как кажется, он немного несчастлив — его время безвозвратно ушло….
— Зря вы так. Нет, я не согласен. Он счастливый человек. Спартак Петрович не может быть недовольным своей судьбой. У него прекрасная семья, замечательные дети, в спорте он добился всего, что человек может достичь.

— Признаться, приятно было услышать из ваших уст: “Мой учитель — Миронович”.
— Это абсолютная истина. Я даже начал говорить аллегориями. Этот человек для меня придумал гандбол. Воспитал Александра Тучкина как игрока, научил его всему. В довольно зрелом возрасте познакомился одновременно и с Мироновичем, и с этим видом спорта. И рад, что так получилось. А то, может, до сих пор работал бы на молочном заводе в Бобруйске. Миронович не просто научил меня и других бросать по воротам, обороняться, ставить блок. То, что он преподавал в гандболе, в то время не существовало, не было известно никому в мире. И все прекрасно понимают, что некоторые моменты, которые применяются и по сей день, придумал именно он. Спартак Петрович опередил свое время не на год и не на два — на десятилетия. Он величайший тренер. И я никогда не боялся этого говорить.

— Вы были в то время друг за друга горой, радости и огорчения — только вместе. А как объяснить, что после завершения карьеры многие даже не общаются друг с другом?
— А это издержки всех игровых видов спорта. Покажите мне хоть один из них, где бывшие партнеры по команде и через двадцать лет общаются в компании более двух человек? Спорт закончился — у всех свои судьба и путь. У меня, к примеру, много друзей среди борцов. Те друг за друга держатся и спустя десять лет, кто бы как ни спотыкался. Всегда приходят друзья на помощь и тянут за собой. Но это что-то борцовское, то, что им внушали с детства. А у нас была команда. Мы должны были выйти и 60 минут отработать. Кто как ведет себя и что делает вне площадки — никого не интересовало.
Нам никогда не прививалось, что мы должны беречь и опекать друг друга. Так и в других игровых видах. Когда у тебя коллектив из двадцати человек, ты его не сможешь сделать настолько единым. У борцов другая ситуация. Яркий пример перед глазами. В конце восьмидесятых мы с ними были на сборах. Они отбирались на чемпионат мира. В каждой весовой категории по восемь (!) человек на место, а ехал один. Что они вытворяли! Мы ходили, как на бои гладиаторов. Это было шоу! Честно. Трещали кости, кровь лилась… Они кусались, грызлись. А после обнялись: ты, мол, победил, ты лучший. Дружба по полной. Не знаю почему. Так исторически сложилось в борьбе. А вот бокс (тоже единоборство) — совсем другой.

Победы и свершения
— Побед в вашей биографии много. Какая стоит особняком?
— Завоевывал множество титулов. Выделить какой-то один немыслимо.

— Но олимпийские успехи все равно стоят особняком?
— Ну, это понятно. Золото Олимпийских игр не сравнить ни с чем. Эмоционально все. Передать ту радость словами невозможно. Как потрогать то чувство, показать? Например, это как квадрат или треугольник. Нереально.

— Сердце молодого парня, который в 24 года стоит на высшей ступени олимпийского пьедестала, небось, колотилось?
— Еще бы! И коленки тряслись. Радость безмерная. Дрожь по телу. Куда без этого?

— Шампанское лилось до утра?
— Что же вы провокационные вопросы задаете? Подняли ли за победу бокал с шампанским? Да. И не один. Ясно, что никто спать не ложился. Это абсолютно нормально.

— Было ли в душе чувство, что все, я теперь король?..
— Подобное даже в голову не могли прийти! Вернулся в Минск, медаль в сторону. Она твоя, пусть лежит дома, а дальше ждет новая работа. Это спортивная жизнь. Лишь мгновение ты наверху, а потом стремительно падаешь.

— Однако спустя 12 лет после Сеула второй раз стали олимпийским чемпионом.
— Никаких медалей тогда не планировал абсолютно. 36 лет… Думал, поеду, потусуюсь с молодежью на сборах. Старше меня только Лавров. Отнесся к этому вызову весьма легкомысленно. А в финале Олимпиады из пятнадцати тысяч на трибунах сидели двенадцать в желтых майках во главе с королем Швеции. Никто не верил, что Россия может победить. Но мне было за что бороться — два финала чемпионата мира прошли без золота, уступили шведам.

— Всем памятна победа в Кубке чемпионов-1989 над румынской “Стяуа”… В гостях СКА проиграл шесть мячей и на банкете капитан соперников подошел и спросил у минчан: сколько вам положить в ответной встрече, чтобы не было стыдно перед родной публикой? Завелись от тех слов?
— Не знаю, кто как на те слова отреагировал. У каждого внутренний самоконтроль. У нас было свое лицо. То, что мы привыкли побеждать — это одно, а что не привыкли проигрывать так, — другое. Каждый о своих ошибках знал. Потом Спартак Петрович на них в “мягких” тонах указал. И “Стяуа” в Минске увидела совсем другой СКА. Румыны были ошарашены, удивлены нашей защитой. Наш клуб так никогда ни с кем не играл! Это Миронович. За неделю он отреагировал на неудачу так, что соперник был раздавлен уже после первых минут. Просто вынесли его с разницей в четырнадцать голов (Тучкин забросил 12 мячей. — “ПБ”). Все благодаря тренерской мысли.

— Мироновича кричащим видели?
— Много раз, поверьте мне. С бранью на устах тоже.

— Страшно было?
— Страшно? Нет, конечно. Он нормальный человек, и ему также нужно выплескивать эмоции. При этом, вы же знаете его, иногда скажет так, что просто заходишься от смеха. Человек, опередивший свое время на века.

— В ту пору расцвета гандболистам в метро невозможно было проехать: просили автографы, приставали с расспросами?
— Популярность была дикая. Узнавали абсолютно все. Минск — маленький город. А тогда он был еще более компактным, уютным. И очереди за билетами на километр, и просьбы с пригласительными на матчи, и болельщики в проходах (сесть было негде) — все было. Как хватало и мнимых друзей, которые во время больших побед крутятся возле тебя. Такие люди никогда не переведутся. Там, где слава — всегда есть и те, которые пытаются ею воспользоваться. Исторический факт. Было непросто, но приятно. Ты участвуешь в победах великой команды. Волнительное чувство.

О немцах и греках
— А уезжать из той великой команды было не страшно? Германия, все другое: язык, люди, автомашины, питание, уклад жизни, наконец…
— Нисколечко. Это гандбол. Мяч, площадка, ворота. В 1990-м я после чемпионата мира сразу сказал: хочу уехать и уеду. Если нет — бросаю гандбол. Сезон стартовал, а меня никто не отпускает. Я на тренировки ни ногой. Бегал по лесу и бросал камни по деревьям, чтобы рука не утратила силу. В итоге приехал ко мне начальник команды Валерий Худоба, обо всем договорились.

— Первый матч в сильнейшей лиге мира надолго запомнился?
— Дебютировал в эссенском “Тусеме”. В первой же атаке мне пасуют, а пятеро наших игроков тормозят. Смотрят, как я буду сетку рвать. Но это же командный вид спорта! В СКА все друг другу помогали. А в Германии решили, что все могу организовать: и пас отдам самому себе, выпрыгну, стяжку сделаю, забью. Страшновато как-то. Немецкий язык не знал, поэтому в перерыве обратился к польскому линейному Кшиштофу Шаргею: “Скажи ребятам, что я так играть не умею. Дали мяч и смотрят, чтобы я бросил. Мы одна команда. Забиваем и пропускаем вместе”. Потом, когда выучил немецкий, часто этот случай в пример приводил. Хотя партнеров понять можно: в команду пришел олимпийский чемпион, лучший бомбардир чемпионата мира.

— Кроме Германии, Испании, России, в вашей карьере была и Греция…
— Из Испании собирался возвращаться в Москву. Решил: все, набегался. И вот на чемпионате Европы ко мне подходит “работорговец”, как мы называем агентов, и говорит, что есть интерес. Я думал, шутит. Назвал сумму и забыл о разговоре. Через месяц звонок: покупай билет в Салоники. У трапа вручили контракт. На следующий день в газете заголовок “Гандбольный бог приехал в страну богов”. Когда пришел на первую тренировку, голова закружилась: все носятся как угорелые. Говорю: “Подождите, мы не к стометровке готовимся”. Линейный получил от меня десяток скидок-передач, удивленно спрашивает: “Мне за год столько пасов не делали, сколько ты за полчаса“. А я еще и Славу Атавина (олимпийский чемпион, самый молодой защитник в основе советской сборной) попросил подъехать. Тот всегда держал себя в форме. И началось представление! Он в обороне двух игроков под руки брал и поднимал в воздух. Зрители в восторге. Мы выиграли чемпионат, Кубок Греции, вышли в финал еврокубка (впервые в истории их гандбола).
Там же, в Греции, случился и еще один приятный и волнующий момент. В 2004-м в Афинах я в 40 лет со сборной России выиграл бронзовую медаль Олимпиады. А рядом на подиуме стоял вратарь Андрей Лавров, которому исполнилось 42.

О талантах и поклонниках
— Так отчего гандбол деградировал, особенно мужской? Россияне давно на пьедестал не поднимались. Неужели страна на таланты оскудела?
— Я с большой осторожностью отношусь к слову талант. Пробежал один спортсмен на Олимпиаде в Пекине сто и двести метров с мировым рекордом — вот он большой талант. Я разговаривал с легкоатлетами, те сами поражены. Усэйн Болт — первый двухметровый спринтер за всю историю. И у нас есть игроки с определенными данными. С ними нужно много работать.
Когда на первой тренировке в сборной Союза я исполнил специфический опорный бросок “между ушей” — мяч просвистел у головы ветерана, — все как-то странно на меня посмотрели. Понятно стало, когда в следующей атаке меня сложили, как перочинный ножик, и отнесли в сторонку. Мол, отдохни, парень, подумай. Но когда снова вышел на площадку, бросил точно так же. Не боялся получить по шапке еще раз. А вот большинству нынешней молодежи характера явно не хватает. Они боятся, перестраховываются. Поэтому и не выигрывают. Мы — другие. Тридцать взрослых мужиков перед Олимпиадой на месяц увозили куда-то, они там безвылазно поливали потом землю по три тренировки в день. Жара под сорок, а ты бежишь шесть километров кросса после часа штанги. Но прекрасно понимаешь, для чего все это.
Сборная приносила прежде всего материальные блага. В 88-м в 24 года за победу на Олимпийских играх я получил трехкомнатную квартиру. У меня, единственного в доме, был телефон. Соседи ко мне на вы обращались.

— Современный гандбол интересен?
— Нет. Пустая беготня. Вот все набросились на Юрия Шевцова. А что он может сделать? Ребята просто не привыкли к такому опыту, не имеют умений и навыков в таких ситуациях. Что может сделать главный тренер? Этому не научишь. В России ситуация не лучше
“Чеховские медведи” вот уже три десятка лет лучшие. А где конкуренция, соперничество?

— Карьеру закончили в Германии?
— Да. После Олимпиады в Афинах в 2004 году подписал контракт с клубом третьей немецкой лиги “Бургдорф”. Никаких серьезных нагрузок, тренировки на мое усмотрение. Главное — помочь команде выйти во вторую лигу. В итоге мы выполнили задачу. Руководство довольно, просило даже остаться. Но я ответил: “Ребята, когда в 40 лет я выхожу на площадку вместе с 18-летними пацанами и бегаю, а они нет — это слишком”.

— А как в Перми оказались?
— Сначала пробовал развивать гандбол в Москве. Но в этом городе есть футбол, хоккей, баскетбол, волейбол. Неимоверно сложно что-то сделать. Потом позвонил хороший знакомый: мол, давай в Пермь. Я сразу уточнил: “А что, у вас ручной мяч есть?” Тот не очень уверенно ответил: дескать, есть команда, которая выступает в первой лиге. Загорелся идеей. Добились с клубом успехов, вышли в высшую лигу, боролись за медали. Однако потом понял, что и здесь гандбол никому не нужен. Обошел полсотни кабинетов, десятки офисов — все без толку… Сказал, что больше альтруизмом заниматься не буду, и ушел. Устроился на должность советника руководителя клуба. А какая здесь обязанность главная? Никому ничего не советовать…

Счастливый человек
— Расскажите немного о своей семье…
— Супругу зовут Эвелина. Она из Литвы. Познакомились у общих друзей в Испании — удивительная история. Дочь Александра занимается баскетболом. Потому что в 14 лет уже имеет 41-й размер ноги. Младший Арсений плавает. Почему не отдал его в гандбол? Не навязываю и не заставляю. Основной упор делаю на развитие мышления, чтобы голова работала как надо.

— В Минске давно были?
— Несколько лет назад меня принимал Игорь Басинский. Поводил по самым красивым местам города. Очень радостно было. Сердце буквально распирало. Все, кто находился рядом, только отмечали, что у меня улыбка, как у ребенка, который получил заветную игрушку. А как иначе? Здесь все самое светлое, радостное, памятное…

— …и режим где иногда нарушали.
— Не без этого. Но мы были другие. Умели делать все. А сейчас поколение такое, что ни украсть, ни покараулить не могут.

— Вы счастливый человек?
— Однозначно. У меня все хорошо.

— Знаю, что и серьезной литературой увлекаетесь…
— Иногда интересно что-то почитать. Люблю заглянуть в книжку. Детективы? Категорически нет. Только когда был на сборах в Стайках — чтобы быстрее заснуть. Интересует история государств, политика. Я всеядный, что касается литературы. В последнее время на первом месте моих предпочтений — классика. Захотелось перечитать Достоевского. Я сам удивлен. Но, как говорит моя родная сестра — профессор русского языка и литературы одного из московских университетов, — это приходит к каждому человеку. Наступает момент, когда надо взять именно эту книгу.

— Высокий рост никогда дополнительных неудобств не доставлял?
— Нет. После нашего армейского “Фердинанда” (микроавтобус такой) ничего не страшно. В Минске сложился вдвое, в Каунасе надо было заново раскладываться. И еще полдня ходить согнувшись.

— Жизненный девиз, которым руководствуется Александр Тучкин?
— Верь в себя. Делай то, что считаешь нужным. И всегда доводи до конца то, за что взялся.