Гребля на байдарках и каноэ. Портрет. Щедрый Батя

— Cаша, напрягите память. Сколько лет вы в спорте?
— Двадцать четыре года.

— Как вас величают в сборной?
— Одни называют отцом, другие — Батей.

— Батя у нас один…
— Ермашевич, да?

— ???
— Просто у нас в Бобруйске есть боксер, все его Батей зовут. Даже не знаю, почему к человеку приклеилась такая кличка.

— А к вам почему? Опекаете, учите, советуете?
— Если ребята подходят, спрашивают, я ничего не скрываю. Хотя считается: когда сам занимаешься спортом, все секреты выдавать нельзя, что-то надо придерживать. Но мне это не по душе. Стоит увидеть у кого-то ошибку, обязательно укажу на нее.

— Недочеты касаются специфики гребли?
— В основном. Как работать — в какой зоне, с каким пульсом. Обычно молодежь зимой начинает тренироваться по принципу “с места в карьер”. Дают задание, вышли на воду — и поперли. Колбасят, пока есть силы. А надо же базу накатывать — не форсировать подготовку, а делать все постепенно. Молодые гребцы доверяют мне, слушаются.

— И постоянно дышат в спину. Того и гляди — обгонят.
— Не сомневаюсь. У нас смена очень перспективная. Большой вклад в подготовку резерва внес главный тренер каноистов Николай Николаевич Банько. Ребята заметно усилились, потому что наставник фактически поменял им технику. Я видел, как раньше гребли тот же Саша Волчецкий, Костя Щербак. Как только парни попали в команду, смотрел на них со стороны — многое мне не нравилось. Сейчас же бороться с ними тяжело.

— А в чем заключается правильная техника?
— Руки должны быть полностью прямыми, туловище — падать на воду. Чем сильнее ты “упадешь” и чем резче встанешь, тем быстрее продвижение лодки. Ноги надо держать жестче, особо не ходить вперед-назад. В принципе, подход здесь у каждого индивидуальный. Некоторые гребцы — кубинцы, румыны — держат весла под самую лопату. У венгров другое приложение силы. Есть такой спортсмен Колонич, так тот вообще садится в лодке на шпагат. Благодаря растяжке он лежит над водой. Как говорится, все средства хороши, ведь главное — скорость. Свою технику белорусы переняли от Ивана Клементьева. Во времена СССР этот спортсмен был олимпийским чемпионом, чемпионом мира. За образец взят также наш Виктор Ренейский.

— В Бобруйске от каноэ деваться было некуда?
— Старший брат Викентий занимался греблей, он и привел в секцию. Врачи обнаружили у меня шумы в сердце, ни в какие другие виды спорта тренеры не брали. А после того как сел в лодку, этот недуг перерос.

— Достижения брата перекрыли?
— С лихвой. Трехкратный призер чемпионатов мира, теперь уже трехкратный — Европы. Кубковые этапы выигрывал, может, с десяток раз. А чемпионом Беларуси был раз пятьдесят-шестьдесят. Очень хочется победить на чемпионате мира — желание огромное. Как-никак карьера близится к завершению, не мешало бы поставить в конце восклицательный знак.

— Вам сейчас тридцать четыре. На топ-турнирах еще встречаете своих ровесников?
— И много. Как-то мы с товарищами по сборной сидели, считали старожилов. Получилось, в байдарке и каноэ я по возрасту только девятый-десятый. Помимо меня, есть и бабушка Биргит Фишер, и кое-кто из румын, и венгры с немцами.
— За счет чего держитесь на плаву?
— Не знаю. Возможно, сказывается наследие школы сборной СССР. К тому же рядом тренер, который работал со мной еще со времен спортивного интерната — имею в виду Банько. В 2000 году он отговорил меня уходить из большого спорта. Я вновь попробовал грести — и стало получаться. Через год на международных регатах был уже в призах.

— Уточним: в составе каноэ-четверки. А это неолимпийский класс лодок.
— Что поделаешь?! Хочу, чтобы получилось и в двойке, надеюсь на это. На Олимпиаде в Афинах чуть-чуть не хватило. Игры вспоминать тяжело, больно. Когда проигрываешь 0,580 первому месту и две десятых бронзовым медалистам, становится обидно. Каждый раз, мысленно возвращаясь к финальному заезду на “пятисотке”, расстраиваюсь. До такой степени, что аж дрожь по телу.

— У нас в редакции есть фотография. На ней вы с партнером Сашей Богдановичем — оба потерянные, убитые горем.
— Для меня это было мечтой — попасть на Олимпийские игры. Впечатлений осталось очень много, словами не передать. И от древней культуры (запомнился Акрополь, где непривычно ярко, светло), и от соревновательной атмосферы. В Грецию съехалось много спортсменов из разных стран — я даже не знал, где чьи флаги. На чемпионатах мира по гребле африканцы редкие гости, а в Афинах их было — пруд пруди… На “тысяче” выступили не очень. Прилетели, всю ночь сидели в аэропорту, а гонка у нас через день. Пока освоились, заезд на 1000 метров получился скомканным, хотя на эту дистанцию делали ставку. На деле же вышло, что коронкой стал спринт. “Пятисотка” у каноэ-двоек была последней. Мы ехали по первой воде, при попутном ветре. Поскольку канал “Шиниас” — бывшая взлетная полоса, там с моря никогда не задувает. Помнится, олимпийские чемпионы Барселоны-92 Масейков с Довгаленком тоже стартовали по первой “дорожке”. Мы финишировали — не знали, чем все закончилось. Думали, может, зацепились за бронзу. Что не первые, было видно точно. Чуть впереди нас проехали румыны. Решили, победа досталась им. А Симеонченку — Попеску оказались только четвертыми. Потом, когда табло высветило шестое место, поникли. Много раз с Сашей просматривали этот заезд, гоняли кассету взад-вперед и ахали…

— От чего?
— Честно говоря, сами не ожидали от себя такой прыти. Еще одно подтверждение прописной истины: в команде должен быть психолог. Если бы нас настроили на гонку, могло бы получиться гораздо лучше. Просмотрели запись трансляции, проанализировали. И выяснилось: все-таки силы еще оставались. Можно было добавить после 250 метров. А так стали, влупили, выдали время “минута 41” — и все. Даже опомниться не успели. Едешь — не видишь никого впереди себя, как будто ты первый. Выходишь на воду, гоняешься, и подумать толком некогда. Что делать? Как? В голову лезут совсем не те мысли.

— Значит, выездной состав гребцов не мешало бы расширить за счет квалифицированных специалистов?
— Нам однозначно нужен психолог. В этом я вижу способ усилиться. Из-за того, что его нет, мы проигрываем тысячные доли секунды. Взять хотя бы нынешний сезон. На этапе Кубка мира в Познани наш дуэт стал седьмым, в Дуйсбурге не попали в число девяти сильнейших. А все потому, что настрой был не тот. По расписанию полуфинал на “тысяче” был в последний день. У ребят чемоданное настроение: грузят лодки, выселяются из гостиницы, готовятся к отъезду. Вот мы и не смогли собраться. Вдобавок задул встречный левый ветер. Наша лодка ехала по седьмой воде, рядом с чемпионами мира, и оба экипажа не попали в финал.

— Чего еще недостает команде?
— Хромает медицина — биохимия, восстановление. Желательно, чтобы медики постоянно были в сборной и следили за твоим здоровьем. Остальное, сказать по правде, в норме. Так что жаловаться грех.

— А как же сборы в теплых краях? “Любимый” Белоозерск по ночам в кошмарных снах не является?
— Теперь мы туда и носа не кажем. А с 93-го по 2000-й тренировались там постоянно. Просто некуда было ехать. Нигде в Беларуси нет незамерзающих каналов, а в Белоозерске ТЭЦ, из которой вытекает теплая вода. Зимой, когда речка стоит, гребли при двадцати градусах мороза. Бывало такое, что кожа с рук слазила. Намочишь их по локоть, потом тебя паром обдаст, ветром холодным. Особенно доставалось “байдаристам” — у них руки постоянно в воде. Выбегали на берег, друг друга толкали, грелись. Иногда поднимался такой ветер, что вообще невозможно было работать. Теперь в межсезонье направляемся в Хорватию. Правда, в последние годы там стала портиться погода — в феврале на Балканах еще прохладно. А наши соперники тренируются и в Испании, и в Африке. В итоге на первый кубковый этап приезжаем неготовыми. Потому что они постоянно в тепле, а мы только с холода. Начинаем своих противников догонять. К концу лета, ближе к чемпионату мира, выходим с ними на один уровень.

— Базы в Грузии, Узбекистане с ностальгией не вспоминаете?
— Потерянного не вернешь. Хотя, с другой стороны, развал великого и могучего сыграл и свою положительную роль. В сборной Союза была жесточайшая конкуренция: в состав не пробиться. Я тогда числился в молодежной команде, а одним из первых номеров был Виктор Ренейский.

— Самая памятная медаль в те годы?
— Ее я завоевал на чемпионате СССР, и напарником у меня был Тимур Гальтмундинов из Таджикистана. По-моему, он даже не значился в сборной. Решили с ним выступить, что называется, с листа. В ту пору я только вышел из юношей, первый год начал гоняться по мужикам. На 10 километрах мы стали вторыми вслед за украинцами. Вот мне эта дистанция и запомнилась. Как-никак первая взрослая награда. Тактика борьбы в гребном марафоне была очень специфичной. Представьте: едут вровень лодок пять, друг друга пасут, выжидают, сидят на волне. Главное — не проворонить, когда кто-то рванет вперед. Стоит такому случиться, волна пошла в сторону — и тебя закидали. А поскольку суда находятся бок о бок, гребцы потихонечку наливают веслами водичку, чтобы усложнить конкурентам жизнь. С весла цепляются капли, пригоршни, но лишнего груза в корму по чуть-чуть добавляется.

— Что для вас десять километров, когда за сезон вы их наезжаете тысячи? Кстати, сколько точно — не подсчитывали?
— В среднем по четыре с половиной тысячи. “Байдаристы” побольше, у них скорость лодки выше. Еще многое зависит от олимпийского цикла. Сразу после Игр немного отдыхаешь, потом начинается более интенсивная работа — тысяч шесть. Затем нагрузки падают, подводишься, чтобы к Олимпиаде накатать базу.
— Как образовался ваш с Александром Богдановичем дуэт?
— Раньше в двойке я греб с Жуковским. Потом Саша попробовал одиночку, и у него стало получаться. И Николаич предложил объединиться нам с Богдановичем. Вроде вышло ничего. Постепенно начали набирать обороты. Методом проб и ошибок установили, что загребать буду я. Постепенно с каждым годом стали подниматься по ступенькам все выше и выше. В 2005-м были уже четвертыми.
— Оттуда до призовых мест рукой подать?
— Выиграть медаль очень хочется. Но для этого надо сильно готовиться, что мы и делаем. Со следующего года прибавим, договорились с Саней тренироваться. Просто перемены происходят и внутри команды. Экипаж могут поменять, спортсменов — пересадить. Не все зависит от нас. На “Европе” удалось выстрелить братьям Богдановичам. Возможно, за два года до Олимпиады появится не один боеспособный тандем.

— С напарником вы разные?
— Я более спокойный, покладистый, он — заводной. На выезде стараемся вместе не селиться, чтобы не надоедать друг другу. Только на соревнованиях размещаемся в одном номере, потому что приходится вместе вставать, ехать на канал.

— Что вас может вывести из состояния равновесия?
— Ничего. Спросите любого в команде, вам подтвердят. Даже тренер, бывает, ругается, а я остаюсь невозмутимым. Стою, слушаю спокойно.

— Благодушие не идет вам во вред, не отражается на итоговых протоколах?
— Во время стартов я настраиваюсь. Это осталось еще со времен Союза: на соперника надо смотреть со злостью. Внешне это незаметно, но внутри я собран.

— В пристрастиях вне спорта с партнером тоже не сходитесь?
— Я заядлый рыбак. У Саши хобби сложно назвать.

— Может, девушки? Он парень молодой, видный.
— Возможно, и так. Мне как человеку семейному это ни к чему. Что до моего увлечения, то на сборах стараюсь рыбалкой не злоупотреблять. Это страсть Ромы Петрушенко, я у него числюсь в помощниках. А вот дома — другое дело. Беру удочки и еду в Осиповичи. В сорока километрах от Бобруйска — на машине это полчаса езды — водохранилище Вязьма. Там отдыхаю душой, забываю про спорт. Как возвращаюсь со сборов, хоть раз, да выберусь туда. Очень люблю ловить карася.

— Случался богатый улов?
— Один снимок в качестве доказательства у меня есть даже на телефоне. Во-о-от такая рыбина!

— С вами, наверное, всей команде очень комфортно. Как у семьянина со стажем все у вас есть: и нитка с иголкой, и стиральный порошок.
— Есть. Жена помогает готовить багаж.

— Ваша вторая половина не ропщет, что месяцами пропадаете на сборах и турнирах?
— Переживает, конечно. Бывает, уезжаю — заплачет. Но все равно поддерживает меня. Говорит: “Это твоя работа”.

— Прическа “а-ля Котовский” — это суеверие или дань футбольному чемпионату мира? Как-никак Бартез теперь в почете.
— Ни то и ни другое. Она мне просто нравится. Когда жарко — постоянно так стригусь. Если обкорнают сильно коротко, жена ругает. Так что обычно я хожу к парикмахеру на сборах, чтобы к отъезду домой волосы успели отрасти.

— В каноэ-четверке все бобруйчане. Это дополнительный плюс?
— Конечно. Понимаем друг друга с полуслова. Раньше с нами был еще и Иван Сковородкин. Когда нас первый раз вместе посадили, мы сразу же выиграли у Ренейского, Масейкова. После этого поверили, что можем добиться успехов.

— В Бобруйске вас узнают на улицах?
— Часто подходят с просьбой взять автограф, представляются поклонниками. Фамилии гребцов не сходят со страниц местных газет. У нас Михаил Бондаренко, мэр города, — фанат спорта. Особенно добавила популярности Олимпиада в Афинах. Так что у меня есть стимул попасть и в Пекин.