Прочитано верно. Иван Жекю: Буре устает быстрее Лукашенко

Одесса — мой первый Париж

— В футбол перешел из гандбола, из легкой атлетики, — говорит Иван Жекю. — Я был обыкновенным деревенским пацаном, который мог 24 часа в сутки заниматься футболом, баскетболом, легкой атлетикой. В те годы в Беляевке была хорошая база для этих видов спорта. Меня заметили после того, как наша юношеская команда выиграла первенство области, победив в том числе и одесситов. На стадионе “Спартак” мы играли против сборной города, Валаха забил гол, а я отстоял “на ноль”. По завершении того сезона Юрий Михайлович Линда и Владимир Петрович Тодоров забрали меня в ДЮСШ-3, так что после школы я садился на автобус и ехал из Беляевки в Одессу, а потом с тренировки возвращался домой. Однако последний автобус уходил в полдесятого вечера, и раза четыре я на него опаздывал. Тогда мне приходилось бежать легкий кросс километров сорок… Но ничего страшного, добирался домой к двум часам ночи.
В то время Одесса была для меня другим миром, я словно попал в Париж. После школы собрался подавать документы в политех, но меня уговорили пойти на геологический факультет университета, где подбиралась хорошая футбольная команда. Короче, меня тоже переманили. Мы неплохо играли, пара человек регулярно тренировались в дубле “Черноморца”, а наша команда даже выиграла спартакиаду среди университетов Украины.

Геологов тысячи, футболистов — единицы

— Правда, первых два курса я очень хотел учиться, жил в общежитии, ходил на лекции, писал все работы и соответственно забросил тренировки. Так продолжалось до тех пор, пока меня не вызвал к себе Анатолий Федорович Зубрицкий и не спросил: “Сколько в год выходит геологов? Три тысячи. А футболистов сколько? Может быть, один. Так что давай, сынок, начинай тренироваться”. После этого разговора мое отношение к футболу стало более серьезным, я попал в дубль “Черноморца” — и пошло-поехало…

— Вы помните свой первый матч в основном составе?
— Я его сыграл в 1977-м, мне было 20 лет. “Черноморец” встречался с киевским “Динамо”. В первом тайме мы вели — 1:0, а во втором я встал в ворота, и Олег Блохин забил мяч, в результате мы сыграли вничью. Был прострел в штрафную, и Блоха, что называется, “подставил пятака”. Так что свой первый мяч в высшей лиге я пропустил от Блохина, от него вообще много “закусывал”. Нужно сказать, что дебюты мне никогда особо не удавались. За дубль я впервые сыграл в Ереване, когда там только открыли стадион, и, как говорится, “закусил двушечку”; за минское “Динамо” в дебютном матче в Днепропетровске тоже пропустил два мяча. У голкиперов есть такая тенденция, в шутку даже говорят, что пока голкипер не пропустит тысячу мячей — он не вратарь вовсе. За Минск вообще весело стартанул — за три тура семь голов пропустил. Однако наш тренер Вениамин Арзамасцев все-таки оставил меня в воротах, и я оправдал его надежды — 18 туров мы провели без поражений.

В Одессе говорят в глаза, а лексикон богатый

— Что вы можете рассказать о проведенных в “Черноморце” сезонах?
— Футбол в Одессе — больше, чем футбол, это часть жизни всего города. Я считаю, что футболист живет от победы к победе, а в перерыве между ними просто существует. Особенно в Одессе. У нас была команда — гроза авторитетов, на своем поле мы никого без борьбы не отпускали, да и на выезде любому могли дать бой. Но стоило один раз дома ошибиться, и просто так в такси уже не поедешь — тихо садишься на заднем сиденье и делаешь вид, что ты не футболист, иначе можно было и по шапке получить. Поверьте, так, как болеют в Одессе, не болеют нигде. А ведь я поиграл в разных местах, даже в Марокко, и могу с уверенностью это утверждать. В Одессе люди могут говорить тебе в глаза все, что думают, не стесняясь никаких слов и выражений, а лексикон у них богатый. Но люди здесь понимают футбол и живут им. Я был недавно на Соборке, сейчас там не так много людей, как раньше. Уже нет того поистине сумасшедшего фанатизма. Если ты на поле выкладывался по полной, болельщики это чувствовали и могли простить тебе все, но, если они замечали какой-то ляпсус, моментально ставили тебя на место, чтобы не зазнавался и работал над ошибками. Здесь не бывает, чтобы просто любили и не замечали провалов, в каждой игре необходимо было подтверждать свой класс.

— Как вы оказались в Минске?
— В 1982 году попал в одесский СКА после операции на мениске. Если бы не эта злосчастная травма, мог бы оказаться и в ЦСКА. Когда же отслужил, мне поступило несколько предложений от “Днепра” и минского “Динамо”, “Черноморец” же немного опоздал. А дядька Малофеев как раз был с минской командой в Кишиневе. И в том, что я попал в “Динамо”, большая заслуга нынешнего врача “Черноморца” Лени Севастеева, который сам родом из Белоруссии, работавшего в то время как раз в СКА. Он созвонился с людьми из минской команды, а мы уже уехали играть последний матч в Черновцы. Туда от “Динамо” — Миша Вергеенко, и так получилось, что тот матч СКА выиграл — 1:0, причем я потащил пенальти. После игры Мишка поговорил со мной и предложил перейти в их команду. Мне Минск импонировал, и я согласился. В “Динамо” уже тогда начали воплощать в жизнь “искренний футбол” — победы со счетом 1:0, 2:0 Малофеева не устраивали, нужны были результаты 4:3, 5:4. Забивать у динамовцев получалось, но пропускали-то еще больше, вот и приехали за мной. Так я очутился в Минск и там остался.

Пижон должен знать свое место

— Самый знаменитый пенальти, который вы отбили…
— …это удар послематчевой серии от Жордао в матче со “Спортингом” в Минске в Кубке УЕФА (на самом деле одиннадцатиметровый не реализовал Шавьер, но эта неточность вполне простительна — минул почти 21 год. — “ПБ”.). Как сейчас помню, это было 7 ноября. Пенальти стоит того, чтобы о нем говорить. На выезде мы проиграли 0:2, дома же быстро ликвидировали дефицит уже в первом тайме, а во втором пошла вязкая игра — поле было не очень хорошее, и мы никак не могли забить третий гол. А после португальского матча Жордао заметил, что счета 2:0 им хватит с головой, так как у нас слабая команда. Меня это сильно задело, я сказал ребятам, что таких пижонов надо наказывать. Как говорят у нас в Одессе, пижон должен знать свое место. Поэтому мне хотелось выиграть у португальцев во что бы то ни стало. Но так как счет в обеих встречах был равный, пришлось бить серию пенальти. Пятый удар исполнил Жордао, и я этот мяч поймал. Следом должен был бить Алейников. Смотрю на Аленя, а он весь дрожит. Я посоветовал ему ничего не выдумывать, а ударить так, как он делает на тренировках — Серый своей маленькой ножкой бил неотразимо для голкипера. Алейников послушал и закатил вратарю “Спортинга” мяч “между ушей” по центру, и мы выиграли по пенальти — 5:4.
Еще один запомнившийся одиннадцатиметровый был на 90-й минуте в Ереване. “Раздан” — такой характерный стадион, находящийся в ущелье, и если ветер дует в сторону ворот, то мяч в них залетает пулей, а если наоборот, то забить его невозможно. Минское “Динамо” вело — 1:0, и в конце матча судья указал на “точку”. К мячу подошел Хорен Оганесян. Я подумал, что он вряд ли будет что-то оригинальное выдумывать, прыгнул и принял мяч в корпус. Хорик подбежал ко мне, но у него хватило выдержки сказать: “Молодец”.

— С кем из знаменитых футболистов тех времен у вас были хорошие отношения, и кому из форвардов противостоять было сложнее всего?
— Труднее всего было играть против Валерия Газзаева. Обе мои травмы мениска от него. Он был очень настырным, вредным, противным нападающим. Наверное, Газзаев кровь попил не только мне, но и ребятам в обороне. Он всегда был очень хваткий, уже и мяч у тебя в руках, а тот все равно лезет, прыгает… Хотя косвенно именно Газзаеву обязан местом в основе минского “Динамо”. Меня тогда долго не ставили, тянули Юру Курбыко, пока он не пропустил от московского “Динамо” мячей шесть в четвертьфинале Кубка СССР. Газик просто порвал тогда минчан, но зато меня пустили в основу.

Дети солнца и “искренний футбол”

— Расскажите о работе с Эдуардом Малофеевым, об “искреннем футболе” минчан ходят легенды…
— Увлеченность футболом у него была фантастическая, он мог заставить проникнуться своими идеями кого угодно; поверить, что команда способна на все. На базе утром он выводил команду на поле, игроки разувались, и Малофеев говорил: “Мы — дети солнца, тянем руки. Солнце, напои нас энергией!” Сначала меня это шокировало немного, но потом ничего, привык. Благодаря его усилиям в сборной Беларуси одно время даже был шаман. Он однажды подошел ко мне и предложил что-то сделать с моими травмированными коленями, но я отказался, сказав, что еще все-таки хочу в футбол поиграть. У нас практиковалось и чтение стихов, пение песен (особенно в слегка подвыпившем состоянии), рассказы, анекдоты. В “Динамо” была очень дружеская и веселая атмосфера.
Правда, так получилось, что Минск я покинул со скандалом, оттуда ни один игрок иначе не уходил. Причем меня обвинили в том, что я якобы обыгрываю молодежь в карты… Хоть в команде в карты играли все, и ничего такого тут не было. Но тренер хотел обновить команду, делал ставку на молодых игроков, и ему нужна была причина. В 87-м я снова вернулся в “Черноморец”.

В Марокко есть король и футбол

— Как состоялся ваш трансфер в Марокко?
— Мы приехали туда на сборы, я ловил пенальти на тренировках, а местные футбольные деятели увидели меня и заинтересовались. Когда приехал в Марокко, немного знал английский, на нем и изъяснялся, но привез с собой два французско-русских словаря. По приезде обо мне забыли на четыре дня и оставили в гостинице. Я на ломаном английском и с французскими словами кое-как пытался объясняться с официантами, но они ничего не понимали. В общем, решил учить язык, писал слова даже на туалетной бумаге. Не рассчитал одного: ее постоянно меняют, так что приходилось писать заново каждый день. Со временем меня стали учить все служащие гостиницы, и я все спрашивал, когда же заговорю на французском (точнее, на франко-арабском, потому что там общаются на своеобразной смеси этих языков). На седьмом месяце пребывания в Марокко вдруг проснулся и понял, что во сне говорил на этом миксте. И вскоре уже давал интервью на французском языке.
Страна это очень интересная, за год снимают четыре урожая. У них есть король и спорт, причем футбол, разумеется, на первом месте. В главной марокканской газете “Le matin” всего 24 страницы, из них 18 о жизни короля, 5 о футболе и других видах спорта, а на последней погода и статейка об экономике. Тамошние футболисты техничны, но работать не хотят, физически их нагрузить невозможно, нужно было только в игре что-то отрабатывать. Когда я сам стал тренером, то понял: таким макаром мы не вытянем. Поэтому играл с ними в футбол каждый день, но на песке или в океане — и футбол, и нагрузка одновременно. Правда, через 20 минут они уже играть не хотели.

Лукашенко играет, где захочет

— В каком году вы закончили свою карьеру?
— Я попрощался с футболом в Марокко в 1995-м. Причем уезжал из СССР, а вернулся в Беларусь, и сидел в аэропорту 4 часа с детьми и чемоданами, так как меня не пускали в страну до тех пор, пока меня не узнал один из таможенников. После футбола немного занимался автомобильным бизнесом, сигнализациями, а затем стал тренировать сборную парламента Беларуси.

— Как получилось, что вас позвали на этот пост?
— Мне позвонил Геннадий Павлович Алексеенко, бывший первый замминистра спорта, а сейчас помощник президента по спортивной работе и пригласил на тренировку в манеж. Он рассказал, что ежегодно в Сочи проводятся межпарламентские игры, и что сейчас к этим соревнованиям готовится белорусская команда. Начал работать с командой. А белорусские министры тем хороши, что все они нормальные мужики — на тренировке так сразу и не определишь, кто большой начальник, а кто поменьше: все подчиняются футболу. Они могут друг друга послать, заслать… Так получилось, что на одной из первых тренировок я тоже послал одного мужичка, не зная, что он министр МВД. Он мне ответил тем же. Потом в раздевалке все говорили, мол, что ты делаешь. А у него хватило мужества подойти и сказать: “Молодец, сынок, так и надо строить команду…”
И пошло-поехало. Мы в итоге становились вторыми, пятыми, были чемпионами этих соревнований.

— На какой позиции у вас играет Александр Лукашенко?
— На той, на которой он хочет играть. И в футболе, и в хоккее. Если захочет действовать впереди и забивать — пожалуйста. С ним, конечно, жестко никто себя не ведет, к нему обращаются по имени-отчеству. От столкновений, естественно, берегут, но он не любит, когда его пропускают без борьбы, особенно когда играет в хоккей. Мой товарищ Мишка Захаров, тренер минской “Юности” и правительственной команды, незаметно делает замечание подопечным, если кто-то увлечется и сыграет против президента слишком жестко, но если Лукашенко это услышит — всем не поздоровится. У него колени не очень здоровые, но он, как станет на коньки, так и ездит два часа — у Пашки Буре ноги устали раньше, чем у него. Для руководителя государства он играет очень прилично и в хоккей, и в футбол, и на лыжах бегает. Он действительно заставил всю эту правящую верхушку, всех государственных чиновников встать на лыжи, играть в хоккей, футбол. Это великое дело. А то, что он делает для спорта в целом, тоже трудно переоценить. Все вопросы решает за несколько мгновений. Спрашивает: сколько стоит Дворец спорта? Ему отвечают: 12 миллионов и строить надо пару лет. Он требует, чтобы за 8 миллионов и максимум за 6 месяцев. Так при Лукашенко столько хоккейных коробок и Дворцов спорта отгрохали… А когда от налогов освободили тех, кто помогает спорту, весь бизнес не на шутку этим увлекся.

— Ваши дети пошли в спорт?
— Сын долго тренировался, но потом у него возникли проблемы со здоровьем, с сердцем… Он — компьютерщик, сейчас на 3 курсе университета управления предприятиями и менеджмента. Дочка закончила факультет международных отношений, работает ведущим менеджером в фирме, занимающейся мобильной связью. Жена занимается детьми. Внуков еще нет, не спешат дети с этим…