Девушка мечты. Елена Невмержицкая: выбираю свободу

Хорошо, что сегодня мы бегать не будем — только лишь внимательнее обычного просмотрим фотоальбом на предмет извлечения наиболее эффектных ее фотографий. Все остальное — за обеденным столом, где Невмержицкая должна рассказать о себе, о том, как белорусская спринтерша номер два собирается догнать первого номера — Белую Молнию Юлю Нестеренко. У меня к Лене множество вопросов, потому как кажется она собеседником интересным и глубоким. Проверенным мастер-классами для белорусских детей и долгими дорогами домой, во время которых можно откровенно говорить о большом спорте и о том, как там все обстоит на самом деле…

— Изучив стены твоего жилища, не обнаружил никакого намека на конкурирующие организации. Отчего-то казалось, что этот раздражитель, мобилизующий тебя на рекордные свершения, должен постоянно маячить перед глазами. Как немой укор: мол, давай, Лена, надо прибавить…
— Для меня лучший раздражитель — это Юля Нестеренко. Даже не раздражитель, а… Какое бы это слово лучше подобрать?..

— Вдохновитель.
— Точно. Когда Юля выиграла Олимпиаду, я поняла, что в жизни все возможно. Это феноменальное достижение оказалось по плечу не какой-нибудь очередной темнокожей американке, а девушке, вместе с которой я тренировалась. И это дало очень большой стимул в жизни и работе.

— Как она вообще этого добилась?
— Думаю, что-то нашла в методике тренировки. Именно для себя. У Юли чрезвычайно высокий уровень самоощущения. Она интуитивно чувствует, какая работа окажется для нее наиболее эффективной. У меня такого нет, хотя с моим тренером Леонидом Сафронниковым постоянно ищем что-то новое.

— Ну а нельзя ли просто поговорить с Белой Молнией где-нибудь за чашкой чая, дескать, как же это удалось, а? Где ключ к успехам?
— Юля — человек открытый и отвечает на все вопросы, которые ей задают. Хотя, если так задуматься, в лоб я не спрашивала Нестеренко о ее секретах… Думаешь, менталитет виноват?

— Он.
— В принципе подготовка зависит от множества индивидуальных факторов, но некую закономерность найти, безусловно, можно. В самом деле, что ли, позвонить?

— Ну, положим, чтобы опередить Юлю на мемориале Овсяника, тебе звонить никому не понадобилось. Обрадовалась, поди, когда ее обогнала?
— Да вы же, журналисты, сами из этого помпу и сделали. Мол, обыграла олимпийскую чемпионку. Это был обычный старт, в котором я и участвовать-то не хотела — побаливала нога. Тренер сказал: “Хочешь — участвуй, не хочешь — не участвуй”. Ну ладно, все бегут и я побегу. Особого ажиотажа после победы не было, просто на тот момент оказалась готова лучше других. А после финиша улыбалась, потому что победила в хорошей компании. Не плакать же было по этому поводу, верно?

— На чемпионате Европы ты наверняка рассчитывала свои секунды улучшить…
— Там я просто обязана была оказаться в финале. Без особых проблем. Но этот старт… Самое слабое мое место. Могу попасть, а могу и очень-очень проспать. Так и получилось в забеге. И, естественно, начала форсировать и ломать технику, хотя последняя не должна ломаться ни в коем случае. Так вот и пролетела…
А может, это чисто психологический момент. Я была в очень хорошей форме и, наверное, думала, что как только выйду на дорожку, то тут же всех разорву. Мой личный рекорд на стометровке 11,24, в Гетеборге была готова выбежать из 11,20. А получилось только 11,40…

— Ты вообще обломы сильно переживаешь?
— Депрессия длится полчаса, не больше. Потом уже спокойнее становишься, но от мыслей все равно никуда не деться. Почему? Как? Вроде бы все правильно делали. Не знаю, мне, наверное, психолог требуется. А где взять? К обычному не пойдешь, нужен спортивный.
Хотя на зимней “республике” я с одной девушкой работала. Она учится в БГУ на психолога и проходила у нас практику. Взяла тесты, а потом сказала, что у меня проблемы как внутри себя самой, так и взаимоотношений в коллективе. Дала рекомендацию, мол, я слишком активная и мне не надо метаться как угорелой, а спокойно отдыхать и беречь нервную энергию. Мне та студентка понравилась. Молодые специалисты, возможно, не совсем зрелые, но много читают, всем интересуются и вполне могут найти нужную методику.

— Говорят, в национальной эстафетной команде главный “завадатар” и идейный вдохновитель, как ни странно, та самая Невмержицкая, которая, как я теперь понял, сама нуждается в поддержке психолога…
— Юля больше с Богом общается — по своим каналам. Натаха Сафронникова — человек земной, ей, с одной стороны, хочется, а с другой — колется. Оксана Драгун всегда молчит и со всеми соглашается. Приходится мне всех заводить.
Вечно жалуются друг другу: у меня это болит, а у меня то… Так давайте вообще на старт выходить не будем, раз такие прибитые. Надо как-то народу настроение поднимать, а то ведь на таком, с позволения сказать, кураже мы далеко не уедем.

— Ну, положим, в ближайший год эта проблема актуальность свою теряет — Нестеренко будет готовиться к Олимпиаде, и чемпионат мира придется бежать без нее.
— Согласна. Да в команде сейчас не то что Юля, любая выпадет и заменить ее будет некем. Ну разве что только Бобрик, может, подтянется… Буду только рада, если у нас за спиной вырастут еще четыре бегуньи с результатами уровня 11,40. Пусть даже 11,50.

— А как вообще можно вырастить классного спринтера? В ГДР потенциальные спортсмены в детском возрасте сдавали специальные тесты и родители уже знали название вида спорта, в котором их отрок мог с высокой долей вероятности достичь отменных результатов…
— Так они умные люди. Я вот, например, не знаю, зачем мы каждый год проходим тестирование в нашем НИИ при университете физкультуры. Для галочки, что ли? Я в прошлом году просила свои результаты посмотреть — ни в какую! Словно военная тайна. Все- таки интересно узнать, какие у меня там с научной точки зрения тенденции наблюдаются. Хотелось бы от отечественной науки поиметь какие-то новые методики восстановления, но в принципе той старой системы, по которой тренируюсь сейчас, мне хватает.

— А вот родине — нет. Она ведь от тебя медалей ждет, а не мест в третьем десятке.
— Думаю, дело не в передовых препаратах, а во мне. В умении собраться.
— Слишком просто. Ты же ведь не в шахматы играешь. Здесь счет на сотые доли секунды идет и мелочей быть не может.
— Все от врачей зависит. Если они где-то что-то подсмотрят, узнают, думаю, большей частью от российских и украинских коллег, то в дело и идет.

— Но это же несерьезно.
— Ну понятное дело… А какой выход? Не предлагают нам ничего. Самим все надо как-то разведывать. Я, например, с удовольствием поехала бы в Америку посмотреть, как они там тренируются.
В Корее познакомилась с тренером Алена Джонсона. Сильвианом зовут. Поговорили в том пределе, который позволяет мой английский. Он сказал, что хотел бы со мной поработать у себя в Майами. Спрашиваю: “А с каких это побуждений?” Отвечает: “Мне просто это было бы интересно”. И добавил, что наблюдал за мной на разминке и что я хорошо сложена для спринтерши.
Указал, кстати, на допущенные ошибки, но сделал это в мягкой форме, дипломатично. Мол, мы многие вещи делаем по-разному хотя бы потому, что тренируемся в разных условиях, у вас зима почти полгода, а у нас каждый месяц — летний.
Но в Америку ехать страшно. По существу, это шаг вслепую. Не знаешь, чего ждать. А с другой стороны, я так же вслепую начинаю каждый сезон… Нет, все-таки Майами и тренер Джонсона — это, конечно, заманчиво. И все же объяснила американцу, что скоро Олимпиада, а еще я получаю хорошую зарплату, которую не хотелось бы терять. Он спросил, сколько. Ну я ответила. “О!” — Сильвиан поцокал языком, как мне показалось, все-таки с иронией. Если бы сказала, сколько у нас рядовой гражданин зарабатывает, он бы, наверное, под стол упал. Хотя, конечно, такое предложение в загашнике иметь приятно. Никогда ведь не знаешь, как жизнь повернется…

— В федерации чего советуют?
— Так они не знают ничего.

— Резонно. Мое мнение: поезжай, чего думать. Учиться у сильных всегда полезно…
— Полезно. Но страшно. Кто я для них такая?

— Да, Юля Нестеренко сказала мне то же самое. Только еще под патриотическим соусом. Мы — белорусы…
— Юля — голова. Она умеет собрать все свои силы и реализовать их по максимуму в нужный момент. Чего у меня никогда не бывало. Ну разве что в эстафете. Правда, там такая ответственность на тебя ложится, что лучше умереть, чем подвести команду. Хотя под гнетом тоже бежать не подарок…
Вот представь, как легко было Юле выиграть Олимпиаду, когда от нее никто ничего не ожидал и как трудно сейчас, когда все только на нее и смотрят, обсуждая каждый старт. Даже те, кто никогда не интересовался легкой атлетикой.
Ей тяжело в первую очередь потому, что она не столько другим хочет доказать неслучайность своего успеха, сколько самой себе. Юльке бы успокоиться, перестать на этом зацикливаться, и тогда, уверена, все будет нормально.
Она и сама это понимает, однако все равно переживает. И я на ее месте переживала бы, но все-таки не так. Разные мы люди. Хотя у нас и много общего. Я тоже не могу, когда кому-то рядом плохо. Всем хочу помочь.

— Последний пример?
— Подарила своей подруге форму. И не только ей. Сейчас мало людей, кто возьмет экипировку и просто так ее отдаст: “На, бегай быстро!”

— Тимуровец?
— Ну да. У меня еще брат болеет. Рак. Уже лет шесть. Пока приступы не начались, в нашем славном Ельском районе Гомельской области ничего не находили. Когда он приезжает в Минск, я, естественно, хожу по больницам. На самом деле у нас очень много людей в этом горе купается. Очереди сумасшедшие…
Но я — человек боевой, захожу к любому врачу и, если надо, достучусь до кого угодно. Так что сражаемся с братом вместе. А представляешь, сколько детей болеет этим в зараженных районах, и никто об этом ничего не знает… Мы каждый год куда-то выезжали на оздоровление, считай, с детского сада по санаториям. А толку? Когда десять лет назад приехала в Минск, у меня щитовидка была увеличена. Вторая степень — если не вырезать, то ничего хорошего не жди. А сейчас нулевая, потому как на зараженной территории бываю только наездами.
Хотя, с другой стороны, если посмотреть, то все злые болезни даются нам свыше, для того чтобы пересмотрели свою жизнь и исправили допущенные ошибки.

— Ты их часто делала?
— Да всякое было. Покуривала. Выпить могла. Солгать, чего уж скрывать… Тоже ведь грех.

— Ты прямо как Юля, она тоже любит про грехи и их искупление.
— Да нет, это мое. Я и раньше в церковь ходила, а сейчас тем более. Молюсь за брата… За маму, которая до сих пор пытается мне помогать, за себя. Ой, тяжело все это, надо тему разговора поменять.

— С кем ты еще можешь об этом поговорить?
— Есть подруга, которой рассказываю все. Вообще у меня много друзей и приятелей, обожающих приходить ко мне в гости. Ну скажи, готовлю классно?

— Да я уж оценил. А вообще с болью или с радостью в федерацию можешь зайти? Она ведь по идее тебе дом родной…
— Когда главным тренером был Рудских, то запросто. Он и выслушал бы, и совет дал умный. Александр Григорьевич как-то умел отвечать за все сразу. Сейчас такого нет. Другие люди… Нет к ним никакого смысла ходить. Не поймут…

— Чем увлекается по жизни Лена Невмержицкая? Девятовский у вас стихи пишет, Михневич песни сочиняет…
— Так Наташа Сафронникова тоже по творческой части пошла. Она знаешь какие стихи мне по случаю обмывки лейтенантских погон забомбила?! Прямо по дороге с тренировки и сочинила! Талантище! Да она вообще раньше печаталась в газете “Зорька”! Я по сравнению с этими вундеркиндами человек скромный. Вязать могу. Вышиваю. Читаю.

— Интересно.
— Под настроение. То бульварные романчики всякие, то вдруг берусь перечитывать “Войну и мир”. Первый том двести страниц прошла, и бросила.

— Что ж так?
— Да сбор закончился, и времени резко не стало. Жду теперь следующего раза.

— Что с телевизором?
— Уважаю программы о животных. Сериалы не люблю, они все какие-то одинаковые. Олигархи, заговоры, спецагенты… Вечно кого-то разводят, кидают, душат, убивают — в общем, дурдом.
Нравятся “Звезды на льду”. Не все согласятся там участвовать, верно? Только сильные люди. Моя любимая пара — Марат Башаров и Татьяна Навка. Обожаю их.

— Если бы тебя туда позвали, с кем хотела бы танцевать?
— С Башаровым, конечно. Нравится! Особенно здорово сыграл в “дозорах” — “дневном” и “ночном”. Еще Безрукова люблю. Тот вообще титан. Но чего-то в “Звездах” не участвует. У Сережи жена постарше, так, наверное, не пускает его. Или времени не хватает на все. Ему ж недавно памятник поставили. Не Безрукову — Есенину, но лепили с актера, который, как показалось, сыграл великого русского поэта просто гениально.

— Ладно, хватит о российском. Что-нибудь хорошее про родное телевидение скажи.
— Я его редко смотрю. Разве что иногда новости, это когда хочется поднять себе настроение. Узнать, сколько страна накосила и надоила. Как-то наткнулась на репортаж о том, как мы героическими усилиями вырастили рекордный урожай яблок. Ура!!! Правда, потом выяснилось, что никто не знает, что с этими яблоками делать, куда их девать.

— Однако ты критично настроена…
— Мне кажется, наши люди сами рады обманываться. Местечковый уровень прибивает. Довольствуются мизером, Минска боятся как огня — для них это такой мегаполис, как для минчан Нью-Йорк! Я-то по миру уже поездила, могу сравнивать… А вообще в глубинке народу живется тяжело. В 7 утра на работу, в 7 вечера с работы, руки в мозолях и мазуте, а зарплата 270 тысяч. А если до поздней ночи задержишься, то будет 350. Большие деньги! Но как на них прожить? Хотя, с другой стороны, каждый сам выбирает себе дорогу в жизни.

— Когда-то Лена Невмержицкая выбрала спорт.
— Да это он меня выбрал. Раньше хотела стать учительницей. Нет, сначала проводницей. Все спрашивали: “Почему именно проводницей?” — “Потому что по проводам лазает”. Это я так в первом классе думала. Черт знает почему: то ли богатое воображение было, то ли, наоборот, слишком мелкое.
Стала вот спортсменкой и совсем об этом не жалею. Я, например, своей жизнью довольна. Хотя бы потому, что в любой момент могу помочь близким, которым живется труднее, чем мне. Если честно, получая другие деньги, стала более свободной. Если раньше ходила к косметологу один раз в квартал, то теперь могу это делать дважды в месяц. Еще не так давно не было машины, ездила на тренировку сразу на нескольких видах транспорта.

— То есть со свободой у тебя теперь все нормально.
— Я независима. И горжусь, что с нуля сумела к 26 годам заработать на квартиру. Хотя мама помогала, она и сейчас пытается, так уж устроена, и я никак не могу ее перестроить.

— А что бы ты перестроила в соотечественниках?
— Хотелось бы, чтобы они были смелее, решительнее, особенно в попытках шагнуть за горизонт, старались преодолеть потолок, отпущенный природным менталитетом. Не плыли по течению, не довольствовались данным, а реально меняли свою жизнь к лучшему, шли сложным, но ярким путем.

Последнюю фразу Лены при желании можно легко спроецировать на ее саму. Кто знает, может быть, преодолев такой закономерный страх и изменив многое в своей жизни, она наконец достигнет того, о чем пока не решается говорить вслух? Девчонка, приехавшая десять лет назад покорять Минск, ищет в этой жизни следующую ступеньку, чтобы когда-нибудь покорить и весь оставшийся мир. Прости, Лена, за твою ненароком обнародованную мечту…