Фигура шахмат. Девушка в удовольствие

Стала в 20 лет самым юным гроссмейстером в истории белорусских женских шахмат и уже воображает. Я вполне могу так подумать, но команда от левого полушария еще в пути, как меня настигает ответ ее изумительно красивых глаз. “И вовсе я не воображала, а хорошая девочка”. Журналистская физиономия едва успевает принять озадаченное выражение, как еще одно послание грозит взломать мой почтовый ящик. Тем более в этом кафе нет Интернета.
“Если ты спросишь, не мечтаю ли я попозировать для журнала “Playboy”, а ты это, вне всяких сомнений, сделаешь, я отвечу отрицательно!” Вот тебе и е2-е4… Таких дебютов мы еще не разыгрывали… Девушку явно кто-то хорошо проинструктировал. Специально обученные люди? Как бы я хотел встретиться с ними — тонкими и умными стратегами, знающими ответ на любой вопрос, мутящими темы, от которых их западные коллеги — такие же спортивные менеджеры топ-уровня — с завистью кусают собственные локти.
“Куды? Чаво?” — нет, не в этой жизни и не здесь: тутошние исполнительные директоры далеки от понятия “менеджер” так же, как отечественные футбольные клубы от Лиги чемпионов. Это, кстати, и один из ответов на вопрос, почему в воображении среднестатистического болельщика самая красивая девушка мировых шахмат устойчиво ассоциируется с Александрой Костенюк. Грамотно проведенная пиар-кампания, затраты на профессиональные портфолио — и ага…
“Не спорю, Саша сделала для популяризации шахмат в мире много, но, если честно, в жизни она не так потрясает воображение, как на фото. Многие говорят, что я лучше”, — будто бы читая мои мысли, стеснительно замечает собеседница и на всякий случай бросает взгляд на мужчину приятной наружности и явно нездешнего происхождения: не слишком ли короткую юбку она себе позволила сегодня?
Мужчина (каков наглец!) одаривает ее улыбкой Чайширского Кота. Аня делает строгий вид и мгновенно теряет к нему интерес. Костенюк сейчас заботит ее куда больше. Краткий пересказ биографии и творческого пути соперницы приводит к неутешительным выводам, которые, впрочем, можно было предвидеть.
До третьего мирового рейтинга россиянки нашей героине еще расти и расти (топ лучших у женщин ограничивается 50 персоналиями, куда Шаревич пока не входит, тем не менее его подпирает), но “там же ведь и затраты совсем другие…” А то мы не знали. Я уже навел справки. У Александры муж преуспевающий бизнесмен, три дома в разных точках земного шара, а также наставники — сплошь знаменитости, кого она захочет, того себе и затребует. Наша Аня не замужем, живет в Бресте в обычной, ничем не примечательной квартире и тренируется у отца, кандидата в мастера спорта, для которого шахматы скорее хобби, чем основная работа…
Если, от души удивившись этому несправедливому факту, мы поднимем общественность и ударим в набат, то… Нет, ничего не получится. Даже если напишем открытое письмо президенту, Аня все равно не поменяет своего папу на более маститого наставника. “Он слишком хорошо знает мой стиль. А вот от сборов с участием известных шахматистов я не отказалась бы. Но на шахматы в Беларуси выделяют не слишком много денег… Вид-то неолимпийский”.
Этот неолимпийский вид, несмотря на его незавидный статус, — едва ли не единственный, по которому проводится собственная олимпиада. Аня долго вспоминает, какое место заняли на последней белоруски. “22-е или 21-е? Нет, мы же поделили места с 18-го по 21-е!”
Результат отменный, особенно в сравнении с аналогичными рейтингами футболистов. Все-таки думать у нас получается лучше, чем гонять мяч по зеленым газонам. Правда, во втором случае больше резонанс: кажется, мы знаем уже все, что думает каждый из наших мастеров о своих коллегах, ездящих не в том автобусе и отдающих пасы не по тем диагоналям.
В женских шахматах как-то спокойнее и академичнее. По идее они должны цапаться по пустякам и втайне недолюбливать друг друга, даже сражаясь в одной команде. Женщины все-таки…
“Здесь много от тренера зависит, — дипломатично замечает Аня. — Андрей Ковалев, считаю, внес большой вклад в наше, как ни крути, хорошее выступление на олимпиаде. Он сумел создать в сборной такую атмосферу, что каждая из девчонок чувствовала себя раскрепощенно. Это очень важно, когда после проигранной партии не ощущаешь психологического давления. Нет угнетающего комплекса вины, наоборот, тебе стараются вернуть веру в собственные силы и настроить на следующий матч”.
Согласен, Ковалев — тренер отличный, но странная белорусская привычка к максимализму заставляет заняться дальнейшей ревизией состава, дабы вывести некую закономерность в ее выступлении. Я, конечно, не шахматный обозреватель, но кое-что из истории популярной игры знаю. Самый звездный белорусский гроссмейстер Борис Гельфанд энное количество лет назад уехал на землю обетованную, так и не дав мне толковый ответ на вопрос, отчего корифеи так или иначе имеют к этой древней земле самое непосредственное отношение.
А у нас… Тренер Ковалев, игроки Азарова, Попова, Шаревич… В волшебном переливе этих фамилий угадывается все что угодно: шум белых берез, бескрайние просторы, залихватская трехдневная свадьба персон на триста с обязательным мордобоем в самом конце наиболее усердных ее участников, но только не испепеляюще-суровый взгляд отрешенных от всего карих глаз, обладателей которых хоть и обзывают в кулуарах всякими словами, но, несомненно, уважают и боятся.
Внушает оптимизм разве что запасная доска (между прочим, оказавшаяся лучшей среди себе подобных). Берлин — это то, что нам нужно. “Кстати, до замужества она была Мартынюк”. А по мне, так сделала верный выбор. “Играть стала лучше?” — “Хм… Ну в общем-то да…”
Хорошо бы выдать какой-нибудь специальный указ насчет смены фамилий. Нет, право, как славно было бы нашей красавице Ане выйти замуж, скажем, за Владимира Крамника. И заодно выманить его в синеокую на постоянное жительство. Встреча с главными лицами государства, квартира в олимпийском доме по льготному кредиту — что еще нужно новому белорусу для полного счастья?
Да и технология немудрена: заставить просмотреть чемпиона десятка со два наших новостных выпусков, и сам запросится в благодатный край победителей по всем показателям. А потом…
Жаль, фантазию мою — согласитесь, государственного масштаба — Аня никак не поддерживает. Ей почему-то Володя не очень нравится. Даже в последнем матче за звание чемпиона она болела за скандального Топалова.
“И ничего он не скандальный, а весьма милый молодой человек. Только непонятно, почему дал добро играть в Элисте. Ведь ясно было, что там все станут болеть против него”. Ну дает, за гарантированные “пол-лимона” где хочешь можно сыграть. Даже на верхушке четвертого блока чернобыльского реактора.
Иронию мою в отношении современных шахмат красавица поддерживает с грустной улыбкой. Да, сейчас шахматы в качестве шоу могут сравниться практически с любым видом спорта. Правда, далеко не все разделяют уверенность, что первым это пойдет на пользу. Даже Борис Гельфанд — толерантный белорус до мозга костей, и тот стал писать открытые письма президенту. Хорошо, хоть не нашему…
А ведь было время: Багио, Мерано, Фишер, Корчной, Карпов, Каспаров…
Десять лет назад юная Анечка Шаревич сыграла вничью в сеансе одновременной игры с Анатолием Карповым. Представляю, сколько было радости дома — по этому поводу мама, наверное, испекла торт. А то! Карпов по-прежнему ее любимый шахматист. Хотя самым сильным из ныне живущих она считает Каспарова. “Он ушел из шахмат, потому что не осталось мотивации. Гарри слишком многогранная личность, чтобы всю жизнь заниматься одним делом”.
Зачем-то она еще сообщает, что Гарри Кимович имеет уже третью жену. “А почему бы и нет, если может всех содержать!” — в ее голосе звучит уважение к гроссмейстеру. Согласен, бакинец сумел прогнуть под себя если не весь мир, то во всяком случае его половину. Да, такого к нам не заманишь даже калачом. Почему-то кажется, что страну победившего социализма многогранная личность должна любить, конечно, сильно, но не так чтобы очень…
Впрочем, Аня уверена, что ее будущий муж точно не будет шахматистом. И не ровесником. “Не хочется водить мужчин в кафе за свой счет”, — это уже откровенно и из прошлой жизни, в которой, как мне кажется, по-настоящему больших ошибок она совершить еще не успела.
Не нравится ей эта идиллия: совместные многочасовые бдения за шахматной доской, изучение староиндийской защиты или пролистывание свежего номера журнала “64”: мол, какие там нам приготовили последние новинки — мы их счас на практике и проверим. А над кроватью их будет висеть картина с изображением шахматного коня или, в худшем случае, портрет друга степей Кирсана Илюмжинова, опять-таки на лошади…
Отчего-то кажется, что шахматистки втайне должны тянуться к людям хотя и умственного потенциала, но все же имеющим в характере некий стержень, на который обычно в тренажерном зале насаживают тяжелые стальные диски. “То есть он будет большой и сильный”. Аня не спорит, добавляя, конечно же, еще несколько штрихов к образу мужчины своей мечты. “Уверенный в себе и с чувством юмора…”
Естественно, без юмора в совместной жизни им никак нельзя будет обойтись, ибо наша интеллектуальная героиня после окончания вуза решила обзавестись специальностью преподавателя физической культуры, для чего заканчивает соответствующий факультет Брестского университета. Физруков, надо отдать должное, в Бресте готовят капитально: студенты сдают экзамены и зачеты по всем олимпийским видам спорта, даже по борьбе.
Если честно, мне не очень понятно, зачем стройной и изящной Анечке Шаревич вольная и греко-римская борьба вкупе со стремительным гандболом и каким вообще ветром занесло ее в эту, бесспорно, овеянную легендами, но все же не очень подходящую нашей героине альма, с позволения сказать, матер. “Ну да, — соглашается Аня. — Мои сокурсники тоже очень удивляются, что я постоянно таскаю книжки на английском языке”.
Место ее, конечно, в инязе, куда она хотела поступать после окончания школы. Но… “Так уж получилось”, — грустно замечает моя героиня. Все до банального прозаично: со спортивного факультета на соревнования отпускают с гораздо большей охотой, нежели с какого-либо другого.
А вот Гарри Кимовичу такая же дилемма не помешала закончить институт иностранных языков. “Ты сравнил… То Каспаров, а то я…” — однако по ее интонации мне кажется, что даже этим не самым уместным сравнением я сумел-таки польстить ей.
В конце концов, Аня не скрывает, что хочет добиться большего. В Беларуси она уже это сделала: никто столько не выступает за зарубежные клубы, сколько она. Кроме саратовского, с которым не так давно заняла четвертое место на чемпионате Европы, есть еще турецкий и немецкий. Играя за последний, она пытается общаться на языке Гете. “С английским у меня проблем нет, нужно подтянуть немецкий. Как только получу водительские права, пойду на курсы. А еще мечтаю научиться кататься на коньках и ездить на лошади. И записаться в студию бального танца. Я раньше увлекалась восточным танцем живота, но сейчас забросила. Надоело. Всегда хочется чего-то нового…”
Меня, как гражданина и неистового болельщика отечественных шахмат, подобный факт искренне огорчает. А как же результат? Душа белоруса наполняется гордостью, когда в графе очередного рейтинга возле фамилии соотечественника появляется цифра 79 или 64, а еще лучше — 38, не говоря уже о 12 или (прости, господи!) 3.
Не променяем ли мы ветреную птицу удачи на коней, коньки и бальные танцы? Спортивное счастье (а с ним и соответствующие премиальные) улыбается тем, кто сидит за доской от заката до рассвета, сосредотачивая свою жизнь на 64 черно-белых клетках. Конечно, это не очень-то весело, скорее даже скучно, и тем не менее…
“Игра должна доставлять удовольствие, — говорит Анна. — А когда она превращается в изнурительный труд, то зачем тогда такие шахматы? По идее в жизни все должно приносить удовольствие…”
Мисс мировых шахмат улыбается каким-то своим мыслям, и, кажется, я начинаю догадываться, о ком именно она сейчас думает, но в нашем повествовании тоже должна быть интрига, и мы безжалостно обрываем его на самом интересном месте…