Память. За своих птенцов он готов был разругаться со всем светом

И не только на пять лет учебы. Попросив вспомнить о Михаиле Алексеевиче его воспитанников — Александра КУЛЯ, Андрея КРИВОНОСА, Алексея ПЫНТИКОВА, Дмитрия КУЗЬМИНА, Александра ВЕРЕНИЧА, — я услышал то, что в принципе и ожидал: в судьбе каждого из этих замечательных спортсменов Тренер сыграл определяющую роль. Несмотря на то, что наставник наших “золотых мальчиков 94-го” семь лет назад уехал на землю обетованную с надеждой побороть многочисленные болячки, связь между ними не прерывалась. С помощью телефона он живо интересовался их делами, давал советы и даже помогал с работой. Вероятно, не было человека, счастливее Тайца, когда его пригласили в Минск на чествование десятилетнего юбилея славной победы белорусской “молодежки”. Подарок благодарных учеников согрел душу, убедил, что на родине его по-прежнему помнят и любят. Два с половиной года он прожил воспоминаниями о той памятной встрече, надеялся на новую — на этот раз в его израильском доме. Увы, встреча не состоялась. Не выдержало сердце…

А.В.: Почему он уехал? Если бы у нас ценили людей, которые столько сделали для баскетбола, помогали, когда те уходят на пенсию, может, и остался бы. Правда, у него сильно пошатнулось здоровье. Да и вообще, как мне кажется, в какой-то момент он потерял опору в жизни: любимые ученики разъехались, работу в РУОРе отдал другим. Ходить и всем улыбаться для него было в тягость.
А.П.: Зато получил в подарок семь лет беззаботной жизни. Без ежедневных хлопот, давления извне, головных болей и вечного ощущения, что в баскетбольном кругу далеко не все тебя любят. У него была отличная компания, в которой его звали не Михаил Алексеевич, не Тайц, а Мишаня. Преферанс, коньячок, сигаретка — ему-то и нельзя, но под карты чуть-чуть позволял себе. Он отдыхал. Хотя его дом в городке Акка на севере Израиля и оказался в эпицентре военной заварухи с Ливаном и их порой бомбили. Когда с волнением звонили ему, сетовал: “Надоело в бомбоубежище бегать. Больше не пойду”. Как Штирлиц, во время бомбежки оставался дома.
А.В.: У Михаила Алексеевича было огромной доброты сердце. Так получилось, что я серьезно заболел. И Тайц каждый выходной приходил в больницу с торбой продуктов и шахматами под мышкой, часа по четыре развлекал. Отношения строил не просто “тренер — игрок”: если поверил в ученика, был ему как родной отец. Он единственный мне тогда говорил: “Не торопись, встань на ноги. Еще наиграешься”. Верил, хотя мой внешний вид, — а я стал худющим, как тростинка, — убеждал в обратном. Потом, когда удалось побороть болезнь и закончить учебу, помог устроиться в “Шахтер” из Черемхово.
Ан.К.: Мы приехали в Минск 14-летними. Оторвались от дома, думали, почувствуем свободу. Тайц же за нами ходил по пятам, опекал внимательнее, чем мама с папой. И это на первых порах даже шокировало. В юности многого не понимаешь, и только с годами становится ясно, как много вложил в тебя детский тренер. Не будь Тайца, вряд ли бы мы выиграли молодежный чемпионат Европы.
А.К.: Благодарен за то, что Михаил Алексеевич вовремя поставил меня на правильные рельсы. Расскажу один случай. Команда находилась на сборе в Витебске. Тайц старался все держать под контролем и, чтобы мы выступили как можно лучше, заставлял режимить — вовремя ложиться спать. Нам же, естественно, хотелось допоздна смотреть телевизор. Как с этим бороться? Самый простой способ — изъять предохранители. Он так и сделал. Но я умел делать “жучки” — поставил в свой телевизор, в других комнатах. И мы балдели, радовались, что провели тренера. Но недолго, подвело неумение конспирироваться. Однажды утром Михаил Алексеевич заглянул в комнату, а там кровать, на которую вечером ставили телевизор, забыли вернуть на место. Он догадался, что к чему: щелкнул тумблер — работает! Не думаю, что меня кто-то из ребят сдал. Вероятнее всего, тренер вычислил автора идеи. В тот же вечер я был вызван на ковер, и у нас состоялась трехчасовая беседа. Душевная! Без криков и назиданий объяснил, что от меня требуется и как надо тренироваться, чтобы имевшиеся задатки дали “всходы”. Ожидал чего угодно, только не подобного откровенного разговора. И мое отношение к тренеру кардинально изменилось. Увидел в нем друга, который хочет помочь стать человеком. Позже не раз бывал у него дома, ночевал, был обласкан вниманием и чуткостью.
А.П.: У Михаила Алексеевича была коронная фраза: “Даже с температурой 38 градусов разбуженный ночью баскетболист обязан попадать как минимум 8 из 10”. Никогда не забуду, как на одной из тренировок, когда мы слишком уж мазали штрафные, он взял мяч и по-футбольному ногой уложил его точнехонько в кольцо! Хотелось бы научиться подобному трюку, однако не получается.
Д.К.: Он обладал своеобразным юмором. Когда я появился в группе, все подкалывал: мол, если родом из Орши, где три тюрьмы и один кинотеатр, значит, хулиган. Но я-то был из интеллигентной семьи. Разумеется, первое время обижался. Да, наверное, не один я. Впрочем, все это быстро улетучилось. Тренер имел подход к ребятам, отлично знал их психологию.
А.П.: Так вышло, что весной 1991 года Михаил Алексеевич едва не отчислил меня из училища. На сборах в Сухуми случился конфликт. По молодости я был несдержанным. Если на меня кричали, отвечал тем же, причем без меры. В общем, повел себя некрасиво. Тренер нам многое прощал, а здесь, видимо, я его достал. И по прилете домой встал вопрос о моем отчислении. Огромное ему спасибо, что до этого не дошло.
А.К.: Заставляя ребят учиться, тренер пытался донести до нас простую истину, что одним баскетболом не проживешь. Объяснял, по большей части с юмором, простые житейские истины, часто приводил примеры из своей жизни. Это счастье, когда на пути встречаются подобные педагоги.
А.П.: После 11-го класса все ребята были на сборах, а меня и Вадика Пупунина он отправил в Минск сдавать экзамены, потому как оба шли на медали. Говорил: “Вы должны доказать, что в наших условиях можно не только хорошо играть, но и успешно учиться”.
Ан.К.: И парни не подвели: Вадик сдал на серебряную медаль, а Леха — на золотую.
А.П.: Тренер не вмешивался в наши амурные дела. Тем не менее порой поступал своеобразно. В зале училища мы, как правило, тренировались перед девчонками. Так вот он настоятельно просил ждать своей очереди в коридоре, чувствовал, что их взгляды будут отвлекать подопечных. Кровь заиграет — начинаем выпендриваться, а это ему ужасно не нравилось.
Д.К.: Он чудесным образом мог выйти из любой ситуации. Помню, в 94-м отправились в турне по Америке. Из города в город передвигались на двух микроавтобусах. За рулем были агент и Руслан Бойдаков. И так вышло, что машины столкнулись: один резко тормознул, другой не успел среагировать. Стоим, ждем полицейских. Вдруг до нас доходит: мы торчим в центре негритянского района, где белым не очень-то рекомендуется появляться. Видим, навстречу направляется пьяный, оборванный негр. Ну, думаем, началось. А он прямиком к Тайцу: дескать, дай, братишка, закурить. Михаил Алексеевич спокойно так достает “Орбиту”, угощает да еще что-то радушно говорит. Уж не знаю, понял ли что-то американец, но отчалил от наших автобусов с явным удовлетворением.
А.П.: Многие говорят, мол, самое красивое в матче — счет. А для Тайца главным было содержание. Иногда за проигранные встречи нам доставалось больше лестных слов, чем за выигранные.
Д.К.: Залог успеха нашей команды, мне кажется, крылся в том, что она была очень сплоченной. Мы, как мушкетеры, “один за всех и все за одного”. Михаил Алексеевич втолковывал, что баскетбол — коллективный вид спорта, и индивидуализм должен отходить на второй план. Вероятно, поэтому никто не тянул одеяло на себя.
А.П.: Кое-кто называет победу белорусской “молодежки” на чемпионате Европы случайной. Я так не считаю. Наша команда 1975 года рождения, ставшая ее основой, к тому времени была здорово обкатана, мы провели и выиграли множество соревнований. Тайц как никто другой умел организовать поездки на турниры.
Ан.К.: Хотя в то время путешествия давались нелегко: в самолетах не летали — дорого. Скажем, на полуфинальный раунд европейского первенства в турецкую Бурсу добирались на автобусе почти трое суток. Назад вообще с приключениями ехали. Под Гомелем поломались: второй водитель устроился сзади у двигателя и по команде основного — какую передачу включать — втыкал. Так и ехали. Ребята неприхотливые: сказано — вперед. Только со временем эти передряги отразились на здоровье, проявились в травмах. Никогда не забуду фразу Михаила Алексеевича: “А теперь, ребята, разбегайтесь”. После трех дорожных суток “разбегаться” было неимоверно сложно. Как мы после этого выигрывали, ума не приложу. С другой стороны, такие путешествия здорово сплачивали коллектив.
А.К.: Тайц был специалистом, какого еще поискать. В детстве этого особо не понимаешь, и лишь со временем, когда заложенную в тебя баскетбольную школу поздно менять, становишься благодарным судьбе за то, что столько вложили в тебя. Ведь результаты говорят сами за себя. Команда нашего возраста трижды становилась сильнейшей в Союзе на крупнейших соревнованиях, позже выиграла чемпионат Беларуси и, наконец, молодежное первенство Европы.
Д.К.: Многих удивлял тренерский тандем в “молодежке”, но он получился плодотворным. Тайц мог на нас повлиять, зажечь, Борисов больше налегал на тактику, придумывал комбинации. Уверен, без Михаила Алексеевича повернуть нас в нужное русло Сан Санычу было бы значительно труднее.
Ан.К.: Самым сложным для нас оказался полуфинальный матч с испанцами. После первого тайма катастрофически “горели”. В перерыве Борисов настраивал на то, как переломить игру, а Тайц вдруг сказал: “Ребята, послушайте, что творится в соседней раздевалке”. А у испанцев такой галдеж стоял, будто они уже вышли в финал. Естественно, нас это крепко задело за живое. И мы их наказали. А заключительный поединок — это как сказка с чудесным концом.
А.П.: Не думаю, что в тренерском дуэте отношения были гладкими. Об этом мы могли только догадываться — перед ребятами они никогда не конфликтовали. Хотя спорили всю жизнь и противоречий между ними хватало. Спасибо им огромное, что сумели договориться, найти общий язык и привести сборную к победе, которая, как оказалось, стала исторической для белорусского баскетбола.
А.В.: Только после того как закончил училище, дошло, что тренер для нас сделал. Иногда обижались, думали, он в чем-то не прав. Но с годами осознали: все советы пошли на пользу. Многие ребята не раз ночевали в квартире Михаила Алексеевича на Кнорина — мы были для него родными детьми.
А.П.: Хотя старался не выделять никого, все же к Сане Кулю отношение было особым. А ведь сколько было рева, что Тайц продал его и Свиридова в Америку, сколько грязи на него тогда вылили!
А.К.: Перед тем как отправиться в Штаты, естественно, советовался с тренером. Настало время определяться, что делать: начинать профессиональную карьеру в зарубежном клубе или откликнуться на приглашение университета Джорджа Вашингтона. Обсудили все “за” и “против”. Михаил Алексеевич не настаивал, но мягко подвел к мысли, что стоит воспользоваться шансом получить образование и поиграть в студенческой лиге. К тому же я грезил о НБА, а тогда существовал стереотип, что дорога туда значительно короче из университетской команды. Я верил, что смогу попасть в НБА, и потому решил пожертвовать возможностью зарабатывать деньги ради мечты. Правда, она не исполнилась, но я нисколько не жалею о том решении.
Ан.К.: Пока мы учились, Тайц к нам в Америку прилетал дважды — обследоваться, подлечиться. Говорил, что получал удовольствие от общения с нами. Его все интересовало: как мы живем, с кем общаемся, чему научились. Особенно был тронут, когда я его познакомил с Рэдом Ауэрбахом.
Д.К.: Михаил Алексеевич был как большой ребенок. Как-то весной поехали играть в Москву. В гостинице меня с ним заселили в один номер. Рано утром, часов в шесть, вдруг просыпаюсь от шума. Продираю глаза: Тайц высунулся в окно, два пальца в рот и задиристым свистом разгоняет котов под окном — спать мешают.
А.П.: Немногие знают, что Михаил Алексеевич — первый белорусский судья всесоюзной категории. Вспоминал он об этом, правда, редко. Бывало, на тренировках произойдет какой-нибудь спорный эпизод, обе стороны уверены в своей правоте, кричат: “Мой мяч!” На что невозмутимый Тайц отвечал: “Мяч не твой, а индийский” — мы тогда играли такими мячами. И для убедительности напоминал, что он, между прочим, судья всесоюзной категории. Иногда показывал свои знаменитые фото — с гигантами Семеновой и Ахтаевым. Кстати, будучи тренером, умело воздействовал на судей. Если чувствовал, что они не совсем лояльны к команде, шел на конфликт, получал технический фол. Арбитр успокаивался, посчитав свою миссию выполненной, “отпускал” команду, а ему только это и требовалось.
Ан.К.: Идея пригласить Михаила Алексеевича на десятилетие победы в чемпионате Европы, по-моему, исходила от Куля и Мещерякова. Конечно, он с огромной радостью откликнулся на приглашение. Тем более что приехали ребята, осевшие в других странах: Лобажевич и Родионов — из Франции, Юшкин и Кузнецов — с Украины, Ольшевский — из Польши.
А.К.: Юбилей — это как машина времени, которая унесла нас на десять лет назад. Тренер был счастлив увидеть всех вновь, позже часто вспоминал ту встречу.
Ан.К.: В последние годы он хоть и отошел от активной работы, но все равно жил баскетболом. До ночи смотрел по телевизору, как играет любимый “Хапоэль”, следил за матчами НБА, друзья присылали ему “Прессбол”, интересовался, что творится в Беларуси.
А.В.: Однажды он узнал от ребят, что я без работы. Тут же позвонил, нашел мне в Израиле команду. Я подписал контракт и, пока устроился, пару дней жил в их доме. Они с Людмилой Кузьминичной меня обхаживали, на экскурсии возили.
Ан.К.: Мы еще не осознаем, что его нет. Думаю, память о нем надо обязательно увековечить в каком-то турнире. Ведь таких тренеров, как Тайц, крайне мало.
А.К.: Перед Новым годом звонил в Израиль, поздравил Людмилу Кузьминичну с днем рождения, переговорили с Михаилом Алексеевичем. Он был не в лучшем здравии, простыл. Ничего не предвещало беды. И вдруг получаю эсэмэску от Леши Пынтикова. Шок! До сих пор не могу поверить в то, что это случилось…