ЧЕЛОВЕК НА ПЬЕДЕСТАЛЕ. Гуманитарный футбол Юрия Шуканова

Стартовые Юрины сезоны во взрослом футболе оказались исключительно интересны для журналистских наблюдений — нетрафаретностью биографических коллизий. Даровитый воспитанник престижной в ту пору столичной футбольной школы в специфику провинциального клуба второй союзной лиги вписывался не без трений. Прежде всего ментально. Не сказать, что сына минских интеллигентов, совмещавшего футбол с прилежной учебой на стационаре геофака главного вуза страны, приняли в КИМе как своего. Тогдашние примы витебского клуба — форварды Гридюшко и Наумов — с ходу оценили диспетчерские способности новобранца, поставленного на поле “под ними”. Но, как показалось, аксакалы не прочь были сделать из юноши подносчика не одних только мячей.

…Прежние интервью Шуканова выдают нерасположенность к воспоминаниям о кимовском старте карьеры. Скорее всего, из-за морального дискомфорта, который оставил в памяти Витебск. В быту ершистого Юру не сломали, в клубную иерархию главенства и подчиненности вписать так и не смогли. Но, уразумев своенравность парня, кое-кто из партнеров стал компенсировать “разницу в этажах” придирками и сведением счетов в тренировочной работе, а то и в игре. Сейчас незадачливых витебских корифеев впору за то благодарить. Через годы, оказавшись в своей нынешней тренерской ипостаси, Шуканов словно продолжал спорить с ними. И шел от противного. Вместе с нежданным “главным” в мае динамовский молодняк сполна получил то, чего недодали в юности самому Юрию: доверие и доброжелательно-взыскательную опеку…

А вначале 90-х о закисавшем в Витебске Шуканове думалось с неизменным сочувствием. На втором году его северной ссылки ради чьих-то смотрин на матч КИМа пожаловал Михаил Вергеенко. Помню, в дебюте игры, после фирменного шукановского соло “обводка — пас на ход”, он резко обернулся к ряду выше: “Девятый номер! Как фамилия?” И с надеждой подумалось: “Ну вот, Юра. Это твой шанс”. Весну-92 он встретил уже в минском “Динамо”… И никто не подозревал, какой значимости персонаж динамовской истории вернулся тогда “на родину” благодаря наметанному вергеенковскому глазу.

…Спустя чертову дюжину лет в меня стреляет тот же колючий шукановский взгляд. Юрий сидит напротив — за столом, не занятым коллегой по случаю редакционного выходного. Перед ним — чашка кофе и диктофон. Этот аппарат делает нас условными оппонентами. Согласно “технике жанра”, дабы разогнать беседу, намеренно заостренные вопросы нужны уже на старте. И искорка лукавства, вспыхивая во взгляде Шуканова при первых же словах, сигнализирует, что он готов подыграть нашему условному конфликту.

— Тренер-дебютант, приступивший к работе по ходу чемпионата и не снявший при этом до самого финиша игровую форму, приводит команду к золоту. Такой итог сезона заставляет предположить одно из двух: либо уникальность личности Шуканова, либо несерьезность нашего первенства. Какой вариант выберешь ты?

— Для человека, и для меня в том числе, самое сложное — объективно оценить себя. Поэтому ответ на твой вопрос должен давать сторонний наблюдатель. Мне остается лишь добавить, что старался поступать согласно своим взглядам, своему восприятию футбола. Я ведь в нем не один день. Поиграл с множеством партнеров, поработал с разными тренерами — хорошими и похуже. При этом, сколько себя помню, постоянно анализировал возникавшие ситуации. Прочел у кого-то из классиков: “Нет ничего невозможного для человека с интеллектом”. Вот и попытался доказать две вещи: во-первых, что интеллект у меня есть, во-вторых, что классик был прав. А если серьезно, то предложение возглавить “Динамо” повергло в шок. Тренером себя, не стану скрывать, представлял. Но я сторонник постепенности. Не терплю громких заявлений, прыжков из стороны в сторону. Предполагал, что начну на вторых ролях, чьим-то помощником. То есть такого революционного скачка в судьбе никак не ожидал. Согласиться-то — согласился. Однако иллюзий касательно своего опыта и знаний не питал. Их могло не хватить. Поэтому сразу настоял на приглашении в команду и такого квалифицированного, в моем понимании, специалиста, как Леонид Константинович Остроушко. Этого человека и его футбольную философию знаю не один год. Думаю, получился неплохой симбиоз: его опыт и мои взгляды…

— И все же: ваш тандем мог бы так победно выстрелить в каком-нибудь другом чемпионате, помимо белорусского?

— Допускаю, что мог бы. Конечно, имею в виду не только чемпионат Казахстана — он ниже нашего уровнем. Давать белорусской высшей лиге уничижительные характеристики не стоит. Турнир неплохой, в нем большая группа примерно равных соперников. Так вот, мы стали первыми с совсем молодой командой. По ходу сезона перелопатили состав, ввели в него ребят из дубля, кардинально перестроили игру. В результате победили и БАТЭ, и “Шахтер”, которые имели над нами существенное превосходство по части опыта. Считаю, выиграли во многом за счет тренерских действий и решений, благодаря верно расставленным акцентам. Думаю, это могло бы дать результат и в другом турнире.

— Естественно, сейчас я начну задавать вопросы из серии “Как это было?” Обстоятельства твоего сенсационного появления во главе “Динамо” интересно узнать в подробностях настолько мелких, насколько это возможно.

— Мне повезло. Наверное, это звезды на небе расположились таким образом, чтобы в один из дней я понял, как страшно устал. Что продолжать играть за “Кайрат” нет никакого желания. Что мне безразличны те немалые деньги, которые там можно было еще заработать. Какой-то внутренний голос подсказал вернуться в Минск — по сути, в никуда. В таком странном эмоциональном состоянии провел три месяца. И психологически это начинало уже тяготить. И вдруг поступило предложение играть за “Динамо”. До этого всплывали варианты и других белорусских клубов. Но я сразу отказывался. Пришлось бы снова покинуть Минск, а хотелось стабильной домашней жизни, без переездов. “Динамо” — дело другое, это родная команда. Поэтому согласился сразу, финансовую сторону даже не оговаривали. Попросил лишь выкупить мой трансфер у “Кайрата”, с которым имел действовавший контракт…

— Вариант переключения в “Динамо” на тренерскую деятельность тогда не обсуждался?

— В беседе с Юрием Александровичем Чижом обронил фразу, что по окончании игровой карьеры не прочь попробовать себя в тренерской ипостаси. Но того, как это произойдет в реальности, не предполагал тогда, конечно, ни он, ни я, ни кто-либо другой.

— Новость о твоем назначении главным тренером узнал в Германии, за день до старта молодежного чемпионата Европы. Помню, как у динамовских сборников, прочитавших “эсэмэску” из Минска, глаза сделались по пятаку…

— Я увидел в тот день такие же глаза. Только их было больше. Смотрели два десятка человек, и каждый — в прострации. Примерно такой сцену своего представления команде воображал еще накануне, после разговора с председателем правления клуба.

— Если можно, кульминацию вашей беседы — по ролям.

— Дело было за ужином, в ресторане, куда пригласил меня Юрий Александрович. Мы говорили о команде, о ее последних матчах. Ничего судьбоносного в этом я поначалу не заподозрил. Похожие беседы несколько раз случались и раньше: у него в офисе, на стайковской базе. Иногда мы отвлеченно обсуждали футбольные дела вообще, иногда он интересовался моими оценками работы и игры команды. Поэтому, когда он вдруг спросил: “Ну, а если я тебе предложу стать главным тренером? Как думаешь, справишься или нет?” — я, кажется, начал сползать со стула, чтобы спрятаться под стол. Вот так… Уж не знаю, каким в тот момент был мой пульс. Во всяком случае, даже сутки спустя, когда незадолго до представления команде мне измерили давление, верхний уровень оказался 150. Доктор истолковал это вполне определенно и сочувственно вздохнул: “Ладно, Юра. Я никому ничего не скажу”. Думаю, как только Чиж озвучил свое решение, подобный скачок давления случился у многих.

— Ты долго размышлял тогда, прежде чем дать ответ?

— Минут пять. Просто сидел и молчал. Потом почувствовал, что пауза затянулась, и согласился.

— Как думаешь, то предложение Чижа было спонтанным? Или он позвал тебя на разговор, все уже решив?

— Это не тот человек, который принимает сиюминутные решения. Наверное, он долго над этим думал. Возможно, допускалась иная расстановка фигур, при которой я, став играющим тренером, мог бы кому-то помогать. Ведь он много расспрашивал о российских тренерах, с которыми мне довелось работать раньше. Не исключаю, что идея назначить меня именно главным пришла к нему именно в ту минуту. Хотя потом, после знакомства с приехавшим по моей протекции Остроушко, он наверняка еще взвешивал все “за” и “против”.

— О чем ты задумался на пять минут, перед тем как ответить Чижу согласием?

— Честно говоря, не помню. Зато немного погодя сильно испугался. Первые три-четыре дня беспрестанно спрашивал себя: куда ты полез, зачем? Засыпал в четыре утра, просыпался в шесть и больше не мог уснуть. Пик стресса был, когда среди ночи разбудил жену и сказал, что есть желание от всего отказаться.

— Что угнетало сильнее всего?

— Каждый день появлялись новые знания и ответственности. Ощущение, что тебя накрывает лавина дел, с которыми никогда не справиться. Один по мелочам со своими вопросами подходит, другой, третий… За два дня я поплыл. А ведь надо было еще продолжать играть в футбол! А я был трупом, не готовым ни к одной из ролей. Требовалось что-то менять. В конце концов, когда доктор пришел с очередным вопросом, сказал: “Послушай, это твоя ответственность. Принимай решение сам. А я за него потом просто спрошу”. То же самое — с массажистами, кухней… Недели через полторы, когда все “разрулил” и появилась система, стало намного проще. Успокоился. Всерьез волновался только во время матчей, да и то когда сам не играл.

— А чем завершился тогда твой порыв от всего отказаться?

— Утром в ожидании Чижа мысленно подготовил речь: “Извините, но…” Он вошел и с порога спросил: “Ну, как дела? Какие у тебя планы?” От него исходила такая уверенность! Своей энергетикой, харизмой он как-то сразу погасил во мне панику. И мы стали говорить о том, что надо сделать сегодня, что завтра, что — в перспективе.

— Допускаю, что примерно так же, теми же вопросами с порога, Чиж очаровал поначалу с десяток тренеров.

— Возможно. Но я при этом не присутствовал.

— Это, Юра, к тому, что итоги всех тех историй были схожи — отставки без добрых слов вослед. Ты ведь не мог этого не знать и не учитывать, впрягаясь в динамовский воз.

— А я знаю, что закончу с тем же общим знаменателем. Это нормальная футбольная практика. Всегда кто-то уходит, кто-то приходит. Меня только назначали, а я уже понимал, что в любом случае когда-нибудь и снимут. Вопрос лишь во времени. По этому поводу никогда не стану комплексовать. Вечером после золотого матча против БАТЭ я даже спросил у Юрия Александровича, каким был наш тренерский гандикап, при каком итоге сезона мы оставались бы в команде. Оказалось, только при первом месте. Хотя я предполагал, что удержались бы и при втором, а может быть, и при третьем…

— Деликатный вопрос. От ответа на подобные уходит большинство тренеров. Поэтому ответь на него, к примеру, как игрок. Какова была ситуация в команде ко времени отставки Петра Шубина?

— На мой взгляд, совершенно неправильно строился тренировочный процесс. А потому, во-первых, не получалось командных взаимодействий, во-вторых — близким к критическому оказалось функциональное состояние. Я зацепил в “Динамо” только последний предсезонный сбор. Однако знаю, что на всех предыдущих было то же самое: в одном режиме, в том же объеме, с той же интенсивностью. В итоге в седьмом туре мы с превеликим трудом обыграли “Неман”. Дальше было бы еще хуже. Считаю, это стало тем самым моментом, когда требовалось принять кардинальное кадровое решение.

— Ты говорил об этом Чижу?

— Нет, конечно. Но когда он интересовался состоянием команды, не скрывал, когда и где, на мой взгляд, могут возникнуть проблемы.

— Со стороны тандем Шуканов — Остроушко выглядит, если угодно, парадоксом. У вас так мало схожего: разные возрасты, темпераменты. Различные, как бы точнее сказать, направленности интеллектов…

— Нас связывает уже нечто большее, нежели просто профессиональные отношения. В семейном кругу я называю Леонида Константиновича Дедом. А то, что мы разные, — это так. Он жесткий и категоричный. Не церемонится ни в выражениях, ни в действиях. Я, наверное, деликатнее и мягче. Зато за плечами Остроушко огромный опыт, еще советская футбольная закалка. И при этом он согласился стать в “Динамо” вторым, помогать, по сути, пацану! Это о многом говорит.

— В “Кайрат” из питерского “Динамо” тебя перетянул он?

— Да. Мы познакомились в Санкт-Петербурге. Они пришли в “Динамо” с Валерием Гладилиным. После той работы, которую они дали команде, сказал себе: вот на этих тренеров — да попасть бы раньше! Был в отличном функциональном и психологическом состоянии, забил десять голов. Когда Константиныч позвал за собой в “Кайрат”, уехал без колебаний. И очень правильно сделал. Научился у него многому. Хотя наши взгляды на футбол порой расходятся, и далеко.

— Как в таких случаях принимаете решения?

— Иногда доходит до крика. Но последнее слово — за мной. Он это признает, за что я ему благодарен. Остроушко с его весом — во всех смыслах слова — умеет себя отодвинуть. Но, мне кажется, это касается только меня.

— При расхождении ваших позиций тебе когда-нибудь приходилось в итоге признавать его правоту?

— Последний раз — когда в матче против “Звезды” выпустил в стартовом составе Златинова. Леонид Константинович возражал категорически. Но когда понял, что меня не переубедить, сказал: “Хорошо. Но, помни, я был против”. Сам я выходить на ту игру не планировал. Но уже минуте на двадцатой первого тайма увидел, что ничего не получается, и начал готовиться на вторую половину. Повернулся к Остроушко: “Вот сам напортачил, сам и пойду исправлять”. Он только хмыкнул: “Я тебе говорил!” Такие моменты присутствуют. Однако в основном всегда находим общий язык. Иногда на уровне подсознания чувствую: здесь надо уступить, и будет правильно.

— Ваш штаб формировался впопыхах. Ведь Чиж отправил в отставку не только Шубина, но и его ассистентов — Михаила Мархеля и Андрея Сацункевича. Как, к примеру, оказался в “Динамо” тренер вратарей Тарас Гребенюк?

— Помнишь, был в днепропетровском “Днепре” такой голкипер — Сергей Краковский? Для меня стала откровением его работа в элистинском “Уралане”. Можно сказать, впервые за карьеру встретил настоящего специалиста по подготовке вратарей. Благодаря ему понял, насколько это серьезное и ответственное место в тренерском штабе. К Краковскому и обратился за советом. Он попросил время подумать, а когда я перезвонил, назвал Тараса Гребенюка из Запорожья. Теперь я в восторге уже от его работы. В ближайшее время в Беларуси тренера вратарей такой квалификации даже не предвидится. Причина проста: ни один из наших голкиперов не получил подобающей школы. В целом очень доволен тем, как трудится наш штаб. В нем каждый занят своим делом.

— Есть еще непривычная нам должность тренера-аналитика. На ней у вас Владимир Поторочин…

— А в помощники ему взяли и Василия Князюка. В их обязанности входит главным образом подготовка информации о сопернике, анализ статистических данных о нашей игре. Это ответственный участок, на котором, если работать всерьез, и двоих будет маловато. Недавно съездил на короткую стажировку в донецкий “Шахтер”. Там в штате целый аналитический отдел. Что отличает этих работников от наших аналитиков — они воспринимают себя и держатся как скромный техперсонал. Не представляю, чтобы кто-то из них взялся подсчитывать, сколькими очками измеряется его вклад в достижения клуба. Поэтому о Поторочине скажу, что порой он берет на себя слишком много. Больше, нежели может унести. Хорошо бы, чтобы на своем участке работы он делал больше, а говорил — меньше.

— Прежде тебе доводилось близко наблюдать опыт совмещения кем-либо функций тренера и игрока?

— Никогда. По-моему, такие случаи единичны. Если честно, как игрок к концу сезона прилично сдал. Управляться в двух таких ролях нелегко. Конечно, основное время забирали тренерские дела. Много внимания мы уделяем тактике. Потому после матча подолгу изучаю запись, делаю нарезку эпизодов, которые потом разбираем вместе с ребятами. Обязательно смотрим, как играет будущий соперник. Программа тренировочного процесса составляется на недельный цикл, а подробная — на каждый день. Делали это совместно с Константинычем. Он и проводил тренировки, поскольку я пахал вместе со всеми — без послаблений.

— Каково это — выходить на матч, в полной мере отвечая не за одного себя, а за верность всего игрового плана? Собственные игровые ошибки — не помеха тренерской взыскательности в отношении других?

— За весь сезон ни разу, ни во время матча, ни после него, не упрекнул игроков за технические огрехи, какими бы они ни были.

— Даже так? Почему?

— Это бессмысленно. Человек ошибается не потому, что этого хочет, а потому, что так получается. Возможно, наши ребята не боятся встречаться с мячом потому, что не опасаются бесконечных окриков со скамейки? Отвлекусь. Некоторые тренеры, с которыми сводила меня судьба, так жестко распекали за малейший ляп, что играть у них было просто невозможно. Думаю, как игрок я не до конца раскрыл свой потенциал. Конечно, не имел данных Лени Ковеля: скорости и мощи бега, такого, как у него, удара. Но есть ведь и сильные качества. Однако использовать их сполна не смог из-за проблем с психологией. Иммунитет к боязни ошибок выработал только к концу карьеры. И помогли мне в этом Остроушко и Гладилин. Стараюсь учитывать свой печальный опыт, строя отношения с подопечными. Необоснованное психологическое давление закрепощает игрока. Сложно определить, что важнее: функциональная готовность, техника, тактическая грамотность или психология. Если любой из этих компонентов выпадает, то игрока уже нет. Поэтому уделяю много внимания психологии с позиции “не навреди”. А по возможности — “помоги”.

— Как в эту гуманную концепцию вписываются примеры “воспитания” чеха Дэвида Зоубека? Пару раз вы выпускали его на замену, а затем заменяли, не давая доиграть матчи.

— Это другое. Человек выходил со скамейки и не соответствовал на поле тому заданию, которое получал. Поэтому мы снимали его с игры. Да, это било по самолюбию 30-летнего футболиста, к тому же легионера. А назавтра я с ним совершенно нормально общался и объяснял, по каким причинам его действия нас не устроили. Это рабочий момент. В таких ситуациях ради чьего-то душевного равновесия рисковать результатом не стану. Но потом игроку помогу. С тем же Зоубеком была другая история. Когда мы заменили его в матче против МТЗ-РИПО, он швырнул на дорожку майку. На следующий день разговор с ним начал с того, что признал свою ошибку: заменивший чеха футболист не усилил игру, а выглядел еще хуже. “Но ты, Дэвид, швырнул майку с эмблемой клуба, который мне дорог. И за это оштрафован на триста долларов. Согласен? А еще вчера ты что-то говорил в мой адрес по-чешски, и я не понял. У тебя были претензии? Повтори их сейчас”. Претензий не было. Кстати, именно после этого Зоубек выдал серию хороших встреч.

— В сезоне наверняка случались и игровые ситуации с твоим участием, после которых приходилось признавать перед командой свою неправоту?

— Конечно. Припоминаю смешной эпизод при разборе матча на видео. В ключевом моменте на позиции слева допущена тактическая неточность. Комментирую: вот этот игрок должен был сделать это и то. Думаю, что это Володенков, и обращаюсь к нему: “Виталик, смотри…” Говорю, говорю — в ответ молчание. Потом он возражает: “Владимирыч, так это же вы”. Репутацию надо спасать. Оборачиваюсь к Гребенюку: “Тарас Александрыч, ладно, у Константиныча зрение слабое. Но ты-то мог бы подсказать, кто это. Я бы этот момент вообще не выписывал”. Смех в зале, проехали. И ничей авторитет, полагаю, не пострадал.

— Сразу после назначения ты многое изменил в отношениях с ребятами?

— Поначалу плохо представлял, как буду общаться с ними с позиции главного тренера. Кое-что менял постепенно. Порой — методом тыка. Допускаю, что этот процесс дался ребятам даже сложнее, чем мне. Сейчас у нас абсолютно нормальные рабочие отношения. Хотя есть игроки, с которыми в быту по-прежнему общаюсь, скажем так, по-приятельски. Но за воротами базы требования ко всем одинаково жестки.

— Характер у тебя — не сахар. Человеком, удобным для окружающих, Шуканова, пожалуй, не назовешь. В этом смысле теперь приходится сдерживаться в выражении точки зрения, далекой от общепринятой, что-то в себе менять?

— Ничего менять в себе не собираюсь. Если ты всем удобен, то ты — никакой. А что до выражения своей позиции… Вспоминая некоторые поступки, совершенные в бытность игроком, теперь, конечно, понимаю: часто оказывался не прав. Какой бы ни была твоя позиция, за результат отвечает тренер. Но это ведь не значит, что он должен отказывать игроку в праве на точку зрения. Хорошо, если ее будут иметь мои футболисты.

— Иметь или высказывать?

— А для чего она нужна, если молчать? Схема примерно такая: мы вместе все обсуждаем, решение принимаю я, а они делают то, что я с их помощью посчитал нужным.

— В одном из телеинтервью в паузе между кругами ты обещал, что в трансферный период команда укрепится за счет игроков с именами. Этого не произошло…

— Не получилось. С кем-то не нашли общий язык. На кого-то оказалась завышена цена. А кто-то благодаря нашему интересу выторговал условия получше на прежнем месте. Честно говоря, теперь даже рад, что все сложилось именно так. Что мы поверили в своих ребят из резерва. И оказалось, что наши игроки не хуже тех, на кого мы рассчитывали. Причем обладают очевидным преимуществом: они моложе.

— Поговорим об особенностях динамовской тактики. На протяжении всего сезона вы практически неизменно использовали одну схему — 3-5-2…

— По понятным причинам не хочу говорить об этом много. Единственное, что важно для меня принципиально, — это роль крайних полузащитников. Если раньше принято было считать, что при таком построении два фланговых игрока — это челноки, на которых выпадает наибольшая функциональная нагрузка, то при нашей системе игры это не так. Фактически Разин и Володенков являлись игроками атаки, фланговыми полунападающими. А основная оборонительная нагрузка падала на двух опорных полузащитников. Причем оборона для них начиналась с прессинга, который и Рожков, и Чалей исполнять умеют. А в организации атаки от них требовались хорошее начало и поддержка второй волной.

— Чем диктовалось именно это построение? Твоими убеждениями? Подбором игроков?

— В большей степени моими взглядами на футбол. Но подбор исполнителей, конечно, тоже имел значение. Опытному Павлюковичу определили место в центре обороны. Два сильных в единоборствах партнера — по сторонам от него. Правда, не припомню, чтобы в России какой-то клуб постоянно использовал зонное построение в три защитника. Мы пошли на это по двум причинам. Во-первых, переходили на классическую “зону” в ходе сезона. Начни мы играть в четыре защитника, надо было бы переучивать больше людей. Это сложнее. Во-вторых, считаю, в нашем чемпионате ни к чему держать в обороне четверых, пока у соперника не будет трех форвардов или хотя бы двух нападающих и очень сильных флангов.

— Твои предпочтения в мировом футболе? Игру каких клубов смотришь с наибольшей пользой?

— Хватает и пользы, и удовольствия. Если играет “Челси”, слежу первым делом, как работает оборона. Если “Барселона” — обращаю внимание прежде всего на атаку. А если “Арсенал” — то интересуюсь организацией игры в целом. Мне кажется, что эта команда наиболее гармонична в сочетании оборонительных и атакующих действий.

— У тебя нет тренерского образования. Как справлялся с очевидной нехваткой специальных знаний? Проблема ли это для тебя?

— Мой главный учебник — лет пятнадцать футбольной практики. Дабы разбираться, например, в тактике, этого, по-моему, достаточно. В функциональной подготовке дока у нас Остроушко с его огромным опытом. Главному тренеру не обязательно знать, какие давать таблетки и витамины, чтобы игрок чувствовал себя хорошо. Как уже говорилось, у каждого своя ответственность. Со временем придут и эти знания, и они совсем не помешают. Потому я и документы на поступление в московскую высшую школу тренеров уже подал. Хотя, если учиться ради проформы, для лицензии, то гораздо проще было пройти курсы в нашем университете физкультуры. Знания, конечно же, важны. Но не спешу объять необъятное.

— А университетское гуманитарное образование — серьезное подспорье в тренерском деле?

— Думаю, да. Леонид Константинович говорит, что еще не встречал тренеров и игроков моего возраста, способных так грамотно и доступно излагать свои футбольные взгляды. У меня нет оснований ему не верить.

— Ты назвал “Динамо” родным клубом. Хотя на него пришлась сравнительно небольшая часть твоей карьеры.

— Но за эту команду всегда болел. В нее стремился, в нее, наконец, попал. Помню, даже когда впервые надел майку с буквой “Д” уже в питерском “Динамо”, испытал какое-то странное душевное состояние. “Динамо” — родное навсегда.

— Насколько ты вписался в белорусский тренерский цех?

— Об этом не задумываюсь. У меня есть своя философия, свои представления о работе. Не собираюсь встраивать их в какую-либо систему.

— Тебя совсем не волнуют взаимоотношения с коллегами?

— Есть профессиональные рамки приличия. И ими наши отношения ограничиваются. На стадионе мы противники.

— Но такой ответ вовсе не исключает, что кто-то втайне мечтает занять твое место.

— В любом случае решение на сей счет будет принимать один человек. Я уже говорил, что совершенно этого не боюсь.

— Ты абсолютно уверен в своем будущем?

— Нет. Думаю, у любого человека будущее не определено. Но никакого дискомфорта это для меня не создает. Наверное, к такому состоянию уже привык. Вот когда мне было лет 27, мысли о завтрашнем дне ввергали в стресс. Что дальше? Чем займусь, когда не станет футбола? Получится — не получится? Вероятно, через такие тревоги проходит каждый. А сейчас главное — понимание того, что и как нужно сделать. И что в этом понимании, как мне кажется, мы полные единомышленники с Юрием Александровичем Чижом. А время все расставит по местам.

— В бытность игроком ты не был склонен к оседлому образу жизни. А если тенденция найдет продолжение?

— Не думаю, что частые смены клубов — следствие моего характера. Скорее, стечение обстоятельств. Но отчет в том, в какой ситуации сейчас оказался, вполне себе отдаю. Понимаю, как тяжело быть чемпионом. Это другие требования, другое отношение к тебе соперников. Однако снова же смотрю на это философски: смогу испытать себя в новом качестве. Я провел в команде шесть месяцев и колоссально пополнил багаж знаний о футболе и жизни вообще. Но ведь несоизмеримо больше еще впереди! А результат… Он ведь не возникает из ничего и никуда не исчезает. Это закономерное следствие проделанной работы, вложенных знаний, труда.

— Сегодня ты на пике?

— Относительно того, что уже прожил, — да. Это высшая точка. В профессиональном смысле. В плане гармонии моего внутреннего состояния и внешнего результата.

— Ты читал “Мастера и Маргариту”?

— И не один раз. Правда, давно.

— …

— А почему ты об этом спросил?

Пару лет назад в интервью Сереге Щурко динамовский хозяин Юрий Чиж заговорил о своих литературных пристрастиях. Из его тогдашних пассажей крепче всего в память врезалось признание о том, что загадочный шедевр Булгакова он несколько раз откладывал, добравшись до страницы двадцатой. Подозреваю, это то место, где в сюжет врывается линия Иешуа и Понтия Пилата…

Я встречаю вопрошающий шукановский взгляд и не могу решить, заканчивать ли интервью ответом на Юрин вопрос. Впрочем, два года — немалый срок. Когда Щурко отправится на следующее интервью с динамовским рулевым, обязательно попрошу его снова завести речь о литературе. Есть подозрение, что Чиж преодолел-таки барьер двадцатой страницы и добрался до последней…