Лыжные гонки. Откровение. Леонид Корнеенко: подумал, решил, сделал...

Какой он, Леня Корнеенко? Упивается ли успехом? Что было бы простительно даже для более зрелого возраста. Оказывается, вовсе нет. Пережив сладкие минуты, когда он, осознав, что стал призером, помечтал, как его встретят дома, Леня теперь невозмутим. И даже, ведя неторопливый рассказ о перипетиях сезона, упоминает о знаменательной гонке вскользь, мимоходом. Спрашиваю: а у других белорусских ребят есть шанс? Конечно, отвечает, ведь и он вырос далеко не в идеальных условиях. Так, попав в Могилевское училище олимпийского резерва, первую зиму катался в ботинках 43-го размера, хотя нога у него была 39-го. А сломанные по многу раз палки он тогда клеил до бесконечности, и те становились тяжелее лыж…
Ершистый и рассудительный, взрывной и упорный. Именно таким предстал Корнеенко из разговора на отнюдь не легковесные темы. А интересовало меня все: какими путями шел он к успеху? Как случилось, что студента БГУФКа лишили поездки на Универсиаду? Можно ли было избежать его провала на юниорском чемпионате мира? Каким видит он себя в обозримом будущем?
Чтобы услышать ответы, заглянула к нему в затертую комнатушку общежития, которую Леонид получил среди зимы. Не заметив там телевизора, честно говоря, удивилась, а он сказал, что для него главное — была бы музыка.

— Как молодой человек проводит свободные часы? Посещая модные дискотеки?
— В последнее время у меня даже тяги к ним нет. Пока есть возможность, я лучше отдохну. Поваляюсь, съезжу куплю что-нибудь, прогуляюсь, потренируюсь. Веду неспешный образ жизни. Мне нравится покой, весна, когда нет особо никаких дел, не надо никуда бежать, собирать вещи, суетиться, спрашивать, когда отъезд. Я люблю это время. Хотя сам про себя не скажу, что человек спокойный.

— Отпуск подошел к концу…
— Скоро уже первый сбор, который начнется 23 мая на озере Нарочь. Диспансеризация, тесты, по всему чувствуется, что новый сезон на подходе. Единственное, хотелось бы на юге отдохнуть. Мог бы, конечно, и сам скататься, однако куда же без паспорта? Я отдал его менять, так как в старом чистые страницы закончились, отметки о визах некуда ставить. А отвлечься, сменить обстановку неплохо было бы. В принципе и эта сильно не надоела, времени-то с конца зимы прошло немного: пока туда-сюда съездил, даже толком и дома еще не побыл. Успел к первому тренеру зайти, в родной школе побывать да к родственникам заглянуть. Спортивная жизнь такова, что я уже лет десять не видел двоюродных братьев.

— Как учеба у первокурсника-заочника?
— За зимнюю сессию рассчитался, частично досрочно сдал летнюю.

— Намерен быть тренером?
— Нет. Бегать мне больше нравится. Это проще: думаешь лишь о себе, в том смысле, что работаешь только на свой результат. А на работу тренеров я уже насмотрелся.

— Как полагаешь, с тобой им тяжело?
— Думаю, да. Почему? Не знаю, такой характер. О том, что он нелегкий, мне говорили и первый тренер, и потом в училище.

— А в чем это проявляется? Ты общителен, легко находишь с людьми контакт. Другое дело, каждый наставник хочет, чтобы его указания выполнялись от “а” до “я”.
— Вот именно, большинство тренеров требуют полного подчинения. Скорее всего, от этого и все мои проблемы. С теми же, кто общается с народом, пытается его понять, войти в положение, убеждает, объясняет, а не просто приказывает делать то-то и то-то, легче. Не знаю, как другим, но мне быть роботом не нравится.

— Наверное, это и называется аналитической жилкой. А когда в тебе проснулся интерес к построению тренировочного процесса?
— Да сколько себя помню, хотелось не просто выполнять план, а привносить что-то свое, куролесить. Если чувствовал, что надо отдохнуть, уходил с тренировки, а если что-то было не по мне, старался разнообразить.

— А что тебе не нравится делать?
— С детства не люблю кроссы, имитацию. Быстро бегать никогда особо не получалось. Однако нравится или не нравится, а эти средства подготовки необходимы и потому занимают большое место в годовом планировании. А люблю я ролики и лыжи.

— Ведущие норвежские и немецкие лыжники много катаются на велосипеде.
— Мы тоже в начале лета используем его. Да и сейчас я чередовал: то в футбол поиграю, то на велосипед сяду, то на кросс схожу. Делал по одной тренировке в день.

— Как весной насчет режима?
— Честно сказать, я расслабился. Ложился поздно, то фильм посмотрю, то еще что-нибудь. Соответственно и спал допоздна. День как-то сместился. Пора в другую сторону привыкать!

— А как тебе вообще режим тренировочных сборов? Подъем в семь часов, зарядка, завтрак, тренировка…
— Адаптируюсь к режиму очень быстро. Но вот насчет зарядки всегда трудности возникали. Можно на пальцах пересчитать, сколько раз я рано вставал и при этом хотел сразу бежать. А если еще насильно заставляют — подъем! — да устраивают общее построение, тогда вообще все желание пропадает. От приказного порядка пользы мало.
Когда же высыпаюсь, в восемь выхожу, то тогда и стремление есть что-то сделать, размяться. Поэтому лучше уж одному тренироваться, ни под кого не подстраиваться.
В последнее время мне часто приходилось самостоятельно работать. Выходил выспавшийся, со спокойной душой на полчаса позже, чем остальные, и успевал сделать все, что мне надо. В этом и состоят плюсы самоподготовки.

— Когда это ты на нее ушел?
— Летом и осенью готовился в национальной команде, а начиная со “вкатки” — самостоятельно. Мы тогда были в Финляндии, основной состав уехал на этапы Кубка мира. Остались втроем: Лазуткин, Иванов и я. А потом поссорился с тренерами национальной команды и до нового года работал хоть и на сборе, но отдельно. Мне было еще и лучше. Единственное, приходилось самому беспокоиться о смазке, выходить пораньше и готовить лыжи.
После всей этой самодеятельности меня после Нового года не взяли на Универсиаду. Не посчитали нужным.

— Подожди, а что, и никаких соревнований перед этим не провели, чтобы силу твою проверить?
— Нет, снега-то в Минске не было. А на первые этапы Кубка мира меня не взяли. Контрольные старты? Да, когда мы были в Австрии, мне сказали, что контрольную должен пробежать: надо посмотреть, как по сравнению с другими выгляжу. За день до ее старта мне говорят, что Лазуткин и Иванов пойдут “классикой”, а я с Долидовичем — “коньком”. Как-то даже не знаю: что толку вдвоем соревноваться? А когда уже на место приехали, слышу: “Побежишь один, Долидович будет делать свою работу”. Ладно. Там как раз Кубок Австрии проводился, правда, нас не допустили. И контрольную бежал так: стартанул, встал за Хоффманном, два круга за ним прокатился, он финишировал, а я еще круг доехал.

— Продержался за Кристаном Хоффманном? Это сильный гонщик, все-таки олимпийский чемпион Солт-Лейк-Сити.
— Форма нормальная была, хорошо себя чувствовал. А потом отправились на этапы Кубка мира: сначала в Италию — там я нигде не участвовал, затем во Францию, где поставили только в эстафету. Выступил плохо. Почему? Время теряешь в переездах, стартовать не можешь, снега мало, на трассу не пускают, а вечером максимум километров двадцать-тридцать накатать успеваешь. И опять отдыхаешь, кроссики бегаешь. Разве ж это подготовка? Так всю форму и растерял.
Не мог участвовать в личных гонках, потому что у меня не было “фис”-пунктов. И я еще в Италии предлагал тренерам отпустить меня вместе с молодежной командой Маркашанского в Россию, чтобы там, никуда не переезжая, набрать стартов. Но мне сказали: “Решать, куда тебя отправлять, будем мы”. Вот и вышло, что и не стартовал, и готовиться толком не мог — просто работал в поддерживающем режиме. Это примерно как сейчас, когда тренируюсь один раз в день, мне бы сказали: “Давай-ка пробеги соревнования”. Что хорошего может получиться?..
А потом, не знаю, за что, не попал в команду на Универсиаду. И я остался в Минске.

— Снега-то здесь не было!
— Да, причем вообще, а меня оставили готовиться к юниорскому чемпионату мира! Хорошо, Владимир Николаевич Маркашанский, тренер молодежной команды, подошел: “Давай вместе подумаем, что делать”. И мы решили обратиться к председателю федерации Мельникову. Виктор Владимирович все понял и отправил меня на сбор в Австрию. 6 января я полетел и дней десять тренировался один.

— Хорошо иностранный язык знаешь?
— Нет, три слова на английском.

— Но до Тауплица добраться не так-то просто.
— Подумаешь, сначала на самолете, затем на поезде с двумя пересадками, дальше на такси. Потом хозяину гостиницы позвонил, чтобы встретил меня и завез на гору. Поскольку место заказано не было, а туристов много, то пожил в одном отеле, потом переселился в другой, куда через пару дней заехала остальная команда.
И мы начали тренироваться с Владимиром Николаевичем. С ним тоже поработал плодотворно. В общей сложности нагрузился я прилично. Форму набрал хорошую. Бежали контрольную, в которой участвовала российская сборная. Я выиграл.

Мы спланировали, что команда переедет в Италию к началу юниорского чемпионата мира, а я останусь и появлюсь в Тарвизио за день до своей 15-километровой гонки.

— Почему?
— Это наработанная схема. Так я выступал, например, в 2005 году на Олимпийском фестивале молодежи Европы, где стал третьим. Знаю по себе: после того как спустишься с гор, бежать надо либо на следующий день, максимум через день, либо побыть там хотя бы неделю, чтобы адаптироваться.
Спланировать-то мы спланировали, однако буквально накануне юниорского чемпионата мира пришло известие о его переносе на март. Верить в это не хотелось. Однако пришлось возвращаться домой.
Участвовали в чемпионате страны в Раубичах. Меня поставили бежать не с юниорами, а со взрослыми. Снега было мало, но круг насыпали пятикилометровый, правда, кое-где лыжня доставала до асфальта. После двадцати дней в горах я попал в акклиматизационную яму. Пришлось непросто. Однако на 15-километровой гонке был вторым за Сергеем Долидовичем. Вот и решили везти меня на чемпионат мира в Саппоро.

— Как я поняла, ты упирался, что называется, “всеми четырьмя лапами”.
— Просто чувствовал, что состояние вообще никакое. Надо было спокойно, равномерно откататься, восстановиться, а потом опять набрать стартов перед юниорским чемпионатом мира в Тарвизио. И все. А они меня в Японию: давай, надо бежать “тридцатку”, “пятнашку” и эстафету. Куда, скажите, после этого есть смысл ехать? Поэтому я настроился так: раз участвую в Саппоро, мне уже потом вряд ли повезет на чемпионате мира среди сверстников…
Как только приехали на сбор в Японию, стали настаивать на том, чтобы я бежал даже дуатлон. Причем пытались доказать, что сходить с дистанции нехорошо, в следующий раз трудно будет дойти до финиша. Я, говорю, все это понимаю. Но тогда проще вообще не стартовать, зачем эти тридцать километров мучиться, если не могу, если реально загружен? Отбегу свои пятнадцать и все, буду готовиться дальше. “Нет!” — сказали, будто не видели, как я там на сборе еле ползал.

— Ближе к началу чемпионата почувствовал себя лучше?
— Да, постепенно откатался, делал подводящие тренировки — небольшие силовые, легкие скоростные, — и спад прошел. Потом форма стала повышаться. В эстафете вообще хорошо бежалось. Единственное, конечно, результат оставлял желать лучшего, так как не попали в смазку. Представьте: на подъеме догоняешь троих человек, а они за два спуска укатывают еще дальше, чем были. А само состояние было вообще супер.

— Даже лучше, чем в 15-километровой гонке, где ты стал вторым?
— Думаю, да. Тем более что в эстафете, как в масстарте, видишь соперников и мобилизация выше, чем когда один бежишь.
Еще не закончился чемпионат мира, а в Саппоро уже звонил Владимир Николаевич и говорил, что если хотите, чтобы Корнеенко что-то показал в Тарвизио, то надо либо сразу после эстафеты ему уехать в Италию или Австрию на высоту, либо отправлять к самому старту “пятнашки”. Тренеры в ответ: “хорошо-хорошо”. В итоге же я дождался окончания всей программы в Саппоро, потом вместе с командой долетел до Москвы, затем на автобусе добрались до Минска. И меня одного высадили сразу в Раубичах, сами поехали по домам.

— План хоть дали?
— О чем речь? Разве я не знал, что мне на этом этапе нужно и к чему готовлюсь? Думал, поскольку задержался в Беларуси, то отправлюсь в Тарвизио к самому старту моей коронной гонки, в соответствии с проверенной схемой.

— Раз остальная команда была уже в Италии, значит, тем более следовало спланировать отъезд под тебя.
— Прихожу в министерство, говорят: билеты на 10 марта, старт 14-го.

— Что называется, ни в два, ни в полтора…
— Отправить меня одного особо проблем не было. Просто отнеслись к этому, будто “ай, все уже”, с опущенными руками. А приехал на место, и все действительно уже стало ясно. Потому что после Японии дома еще толком акклиматизироваться к часовому поясу не успел, просидел в Раубичах четыре дня, затем попал на высоту 1000 метров. Первую скоростную сделал и понял — бесполезно.

— Может, ты себе это заранее внушил?
— Нет, я, несмотря ни на что, настраивался. Но когда стартовал, уже на первом подъеме отказали руки и ноги, меня парень из Казахстана догонять стал. Только через несколько дней к эстафете состояние более или менее выправилось, смог перебороть усталость, заставить себя что-то делать…

— Смазанное окончание сезона получилось. Обидно…
— 18 марта вернулись домой, а 28-го надо ехать в Мурманск на “Праздник Севера”. То есть десять дней на лыжах не стоять, двое суток в дороге, а потом что, еще бежать?

— Можно было просто закататься.
— А смысл ехать на четыре дня? Я попросился остаться, чтобы раньше сессию сдать. Вот так сезон завершился…

— Слушаю тебя и думаю: разве все это можно назвать полноценной подготовкой? Счастье еще, что так сложилась 15-километровая гонка в Саппоро!
— Получилось, что практически весь сезон готовился в одиночестве. В этом году впервые пришлось это испытать.

— Но чтобы тренироваться одному, надо, выстраивая процесс, на чем-то основываться?
— Ориентировался по старым наработкам, планам. Да и опыт уже есть. Вот, например, национальная команда к первым этапам Кубка мира делала скоростные, короткие тренировки, а мне это было не к чему, я знал, что мой старт в конце января — начале февраля. Спокойно и подольше катался, силовые тренировки выполнял, старался базу наработать. Заранее продумал все, проанализировал. Так и тренировался. Потом Владимир Николаевич Маркашанский помог, мы сели вместе, обсудили, согласовали, он подсказал кое-что. Но это уже после Нового года.

— Далеко не каждый способен тренировать себя. А ты с самим-то собой ладишь? Вот запланировал тренировку, выходишь и вдруг понимаешь: “Не хочу! Не могу!” Такое бывает?
— Нет, сам себя не обманешь, поблажки не дашь, не срежешь. Другое дело, если перед соревнованиями чувствуешь, что тренировка может вред принести. Тогда и скорректируешь. А так не сачкуешь — самому перед собой стыдно.

— Не так уж часто спортсмен умеет прислушиваться к своим ощущениям и их анализировать. Как давно у тебя возникло желание вести себя самостоятельно?
— Я сказал бы, что вести себя мне нынче пришлось. А чувствовал свое состояние всегда, тренеру доверял, подходил и высказывал пожелания о направленности работы: так и так, мне бы сегодня скоростную сделать. Решение принимали вместе. Когда же ты один, то, оказывается, проще: подумал, решил, сделал. Нужно лишь понять, что развивать, что у тебя хромает.

— И что же хромает?
— В последнее время я в технике бега кое-что упустил — из-за того, что тренировался один. Раньше мы уделяли этому много внимания, каждая наша тренировка снималась на видео, потом смотрели, детально разбирали. А в прошедшем сезоне я видел себя пару раз в ноябре. Вот, пожалуй, и все.

— Послушай, это же ненормально. Ты можешь сказать причину, почему один готовился?
— Не будем ворошить.

— Но как же дальше ты собираешься тренироваться?
— Сейчас и решается, кто, с кем и как станет работать. Я просто делаю свое дело и жду.

— М-да. Могу сказать одно: редко когда бывает, что абсолютно неконфликтный, мягкий и покладистый человек добивается высот в спорте. И как тебя мама такого терпела?
— Она если и терпела, то только в детстве, когда пару раз в школу вызывали.

— И что ты творил?
— Конфликтный был. С учителями спорил. Даже сын моего первого тренера, Вадим Викторович, он историю преподавал, тоже вспоминает сейчас, смеясь, как мы с ним общего языка не находили. Маме я старался ничего не говорить, потому что человек она восприимчивый, может из-за мелочей волноваться и переживать. И сейчас в свои проблемы ее не посвящаю.

— В семье спортом кто-то занимался? И в кого ты такой рослый?
— Сложением я в отца. Но к спорту он отношения не имел. Зато мама в детстве на любительском уровне на лыжах бегала и кроссы. Ее брат коньками увлекался. А меня, четвероклассника, в секцию друг позвал: “Пошли с горок покатаемся!” Вскоре тренер Виктор Венедиктович Шапоров контрольную устроил. Я еле доехал, как раз с другом мы и рубились за последнее и предпоследнее места. Не помню, кто выиграл, но суть в том, что было интересно. Через год начал побеждать. Потом стал соревноваться со старшими. Кто-то из моих сверстников безнадежно отставал, кто-то постепенно бросал, а я все бегал и бегал…

— Часто приходится слышать: да что интересного в этих лыжах? Бежишь себе и бежишь по лесу, кроме лыжни ничего не видишь. И что тебя держало в этой секции? В футбол поиграть куда более захватывающе.
— Это компанией старых друзей собраться, мяч покатать интересно. Когда же футбол работой становится, тогда, думаю, тоже не об интересе речь, а о цели. Так и в любом виде спорта: работаешь и хочешь что-то от этого получить. Главное — это финиш и то, что будет после него: счастье, радость, удовлетворение. Мне кажется, все занимаются ради того, чтобы в конце что-то почувствовать. Разве у вас не так было? Конечно, случается, когда все надоедает, иногда хочется и отдохнуть.

— А в другом виде спорта мог бы себя проявить?
— Ничего другого и не пробовал. Хотя друзья в детстве успевали и в музыкальную школу, и в секции борьбы, ходьбы и так далее. А я по характеру такой, что если уж начал с чего-то, то с дороги не сверну. Даже в биатлон не сманили, хотя он и близок к лыжам. Стрелять стрелял, этот процесс мне интересен. Но в биатлон не тянет.

— Но в нем же больше побед и разочарований: каждый рубеж, каждый выстрел как новое испытание.
— Да, эмоций в биатлоне хватает не только на финише. Почему не согласился перейти? У меня была цель, она есть и сейчас: когда чего-нибудь в лыжах достигну, сделаю то, что запланировал, тогда можно будет и что-то другое попробовать. Иначе всю жизнь будешь метаться, бегать и искать. Пока все идет планомерно, зачем дергаться? Надо сначала чего-то добиться.

— Постой, а медаль на чемпионате мира — это еще не то, к чему ты шел?
— Нет. (Смеется.) Это произошло преждевременно. Надо еще выждать запланированный срок.

— Чего хочешь достигнуть в ближайшем будущем? Стабильности?
— Ну, до стабильности, думаю, далеко. Надеюсь еще развиваться и развиваться. Ориентироваться есть на что: на записи прошлых лет, где зафиксированы результаты прохождения кругов, на ощущения того, как бежишь, можешь ли на полной скорости контролировать свои движения. Или вновь как в детстве несешься, а руки и ноги тебя догоняют? Моя цель — совершенствоваться во всем.

— Данное себе слово обычно держишь?
— Я такой человек, что могу дать слово, даже если сам пойму, что можно уже и отступить. Раз сказал, то буду до конца упираться. Привести пример? Ладно, из детства, который можно рассказать. На одном из первых занятий по лыжам поехали мы с тренером Аллой Павловной Шапоровой в рощу. Там котлован — с крутой его стороны мы скатывались, в пологую поднимались. А я, еще толком на лыжах не умел стоять, полез по отвесному склону. Два метра вверх, три вниз. И так всю тренировку напролет. Проще было лыжи снять и пешком взобраться! Но я ковырялся и ковырялся. Мне уже кричали: “Что ты там ползаешь? Пошли домой!”

— Залез?
— Не помню. В памяти осталось лишь, как меня отзывали от склона, а я упорно карабкался вверх…