Юбиляр. Анатолий Юревич: все, что думаю по этому поводу

И первая же его фраза, оживляющая диктофон, верность такого предположения подкрепляет:
— Помните телерекламу? Наступит момент, когда я скажу все, что думаю по этому поводу…

— Наступил?
— Не хочу подстраиваться под юбилейную оказию. Раз уж вы приехали, хорошо бы просто поговорить о том, что сегодня происходит вокруг, в нашем футболе. Об этом ведь тоже будут вопросы?

— Ну, скажем, такой. Вы долгое время входили в исполком БФФ. А на последней конференции вас туда не выдвигали…
— На исполком у меня нет здоровья. Постоянные нервы. Еще два года назад порывался написать заявление о выходе. Отговорили. Получался заколдованный круг. Что ни заседание — или я не в Минске, или страшно занят. Мною были недовольны. Или другая сторона медали — ходить туда после всех моих проблем с сердцем. Человек я очень эмоциональный. Бывало, расстраивался из-за того, как решались вопросы, важнейшие для развития футбола в стране. Всякий раз себя уговаривал: ни в коем случае не вмешиваюсь ни в какую дискуссию, просто присутствую. Получалось в лучшем случае наполовину. А если потом принималось неверное, с моей точки зрения, решение, корил себя: сам виноват, не сумел убедить. Короче, перед последней конференцией попросил в исполком меня не рекомендовать, потому что работать там полноценно попросту не готов.

— И все же попробуйте поставить себя на место теперешних его членов, которые единогласно и почти без дискуссий утвердили для сборной Беларуси иностранного тренера.
— Когда назначался Байдачный, с которым мы были тогда мало знакомы, я был категорически против. Так и голосовал. Это восприняли как нонсенс. А я ведь был не столько против Байдачного персонально, сколько против системы. Точнее, против ее отсутствия. Назначали тренера по принципу: “Мы так хотим”. Сегодня ситуация примерно та же. Нет критериев оценки работы, нет преемственности, последовательности. Есть шараханья. Можно подумать, что у нас футболисты сплошь из топ-клубов Европы, где они на ведущих ролях. И страна сокрушается, что вся проблема в нюансах, детальках, неудачливости тренера. Такой подход могут позволить себе Бразилия или Италия. Но никак не Беларусь. У нас в серьезном клубе играет только Глеб. И тот по своему стилю футболист дополняющий, хотя и высочайшего индивидуального уровня. Есть еще игрок цементирующий, определяющий — это Кульчий. Вот и все. У нас всего два классных футболиста! А мы полгода твердим: вся проблема в тренере.

— Так в ком же? Или в чем?
— На Востоке говорят, что неверно намеченная цель приводит к обратному результату. Проблема в постановке задачи. Считаю, что сейчас в отборочной группе мы должны бороться с Албанией — за право быть в итоге выше. Может быть, и со Словенией, учитывая, что там сейчас много проблем. Но кто это решил, что мы конкуренты болгарам, румынам и голландцам? Получается парадокс. Тому же Глебу задают вопрос о шансах в матче с Болгарией. Он отвечает: 70 на 30, не в нашу пользу. С одной стороны, игрок-то как раз подобные оценки до матча позволять себе не должен. С другой — он парень неглупый и в принципе оценивает ситуацию намного адекватнее тех, кто ставит задачу команде и тренеру.

— Тогда предложите свой критерий при постановке задач.
— Он очень простой. Экономика. Уровень жизни в стране и в футболе в частности. Он у нас пока недостаточен даже для того, чтобы в полном смысле зажить по законам ФИФА и УЕФА.

— Мы как-то отклонились от темы исполкомовского единогласия.
— Наверное, людям надоели пустые дискуссии. Положились на приход Старика Хоттабыча.

— Вы-то чего ждете от его прихода?
— Наконец-то за национальную сборную не отвечает никто из моих белорусских коллег. И у меня появляется возможность высказывать мнение о ее игре, никого из них не обижая. Мне вообще интересно, когда люди, не зная реальной ситуации в чужой стране, становятся там в очередь на пост главного тренера.

— Теперешнее возвращение в Гомель — это для вас своего рода замыкание круга? Когда-то вы там и стартовали…
— Не совсем так. Были еще два тренерских года до Гомеля. Поэтому, если говорить о замкнутом круге, — разве что для красоты. А если по правде — захотелось чистого творчества. Чтобы ничто не отвлекало от профессии.

— Получается?
— Ну, их величества иллюзии присутствуют в жизни всегда. Все равно много времени уходит на организационные вопросы, развитие клубных структур. Но творчество, конечно, есть. Должна получиться серьезная команда.

— Что для этого в первую очередь нужно?
— В Беларуси — чтобы хотя бы процентов семьдесят состава сохранилось на второй год работы.

— В Гомеле это реально?
— Коллектив хороший. Важно, когда есть внимание со стороны человека, от которого многое зависит. В нашем случае это заместитель губернатора Владимир Надточаев, который понимает и разделяет наши интересы. А это колоссальный импульс в работе. Рассчитываю, что такое отношение будет постоянным. И тогда не важно, кто будет там работать: я или кто-то еще. В любом случае в “Гомель” придут настоящие тренеры, не шпана…

— А это вы про кого?
— Про тех, от кого давно пора было защитить наш футбольный рынок. Мы ведь постоянно общаемся с российскими, украинскими тренерами. Знаем их уровень. Никуда они от нас не ушли. Там образовался свой круг, из которого иногда выпадают единицы. И тогда они приходят к нам, как бы делая нам одолжение, а на самом деле — не представляя из себя ничего. Посмотрите, где люди работали, чего достигли. Я ведь давно на федерацию давил: давайте лицензировать тренеров. Еще до того, как Россия это начала. Хотя сегодня проблема не в тренерах уже. В наших клубах почти нигде нет должности спортивного директора. А она ключевая.

— Вам в “Гомеле” так уж нужен спортивный директор?
— Конечно. Тогда у меня развяжутся руки. Буду заниматься только тренировочной работой в главной команде. Сегодня же до половины рабочего времени трачу на текучку. А спортивную составляющую клубной оргработы должен вести спортивный директор. Я вообще предлагал сделать эти должности обязательными. В исполкоме мне возражали: мы не можем навязывать клубам штатное расписание. Почему? Внесите норму в положение о лицензировании! Пресс-атташе обязателен, а спортдиректор — нет? Где здесь логика? Причем работник этот должен быть не из прыжковой ямы — обязательно с футбольным образованием. Как еще изжить нашу футбольную местечковость? Она же у нас во всем. В клубы даже с хорошей материальной базой боятся пригласить серьезного тренера. Потому что знают, что с его приходом прекратится балаган. Он ведь перед местной властью может поставить вопросы о компетентности руководства, о его соответствии. У наших футбольных боссов позиции вообще идеальные. Назовите хоть одного президента клуба, которого сняли с работы за результат. Не назовете — нет таких. Классно мужики устроились! Занимают ключевые должности, но ни за что не отвечают. Да еще и государственные деньги делят.

— В последнее время на должности главных тренеров у нас в массовом порядке назначаются люди, еще не успевшие и бутсы расшнуровать…
— Так речь о той же местечковости! Хорошо сказал Карлос Билардо: “Качества игрока никогда не переходят в качества тренера, тренер — это фундаментальные знания плюс божья одаренность”. А старый еврей Сергей Абрамович Сушанский дал мне когда-то мудрый тренерский совет: “Стремись окружать себя умными и бойся дураков”. У нас же в ход идут совсем другие резоны. Это даже не пресловутое “а вдруг”. Смысл в чем? Если выдвинем человека, который будет нам за это обязан, мы сможем двигать им, как хотим. Задача — поставить управляемого, не допустить появления рядом личности. Чистая забота о собственной заднице, о материальной стороне. Набираем неучей, а столько серьезных специалистов не востребованы! Судьба Сергея Солодовникова показательна. Он уже не тот амбициозный парень, который шумел после матчей. Вырос мощный тренер. Но он никогда сам не наберет телефон и ни к кому проситься не станет. Человек полон сил, энергии, серьезных знаний, работает над собой — и никому не нужен? Как не смеяться? Нет, доверять молодым, конечно, надо. Но они для начала лет пять-семь должны набираться опыта, проявить себя. Тогда есть основания для серьезных назначений. А лишь предполагать одаренность — это несерьезно.

— Но ведь может быть и так, что футболист начинает загодя готовиться к тренерской карьере: запоминает, учится, записывает, просит совета…
— Такое случается очень часто. У меня такими были Олег Кононов, Леша Кучук, Слава Левчук. Кононов как-то признался: “Иваныч, когда писал конспекты, наблюдал на сборах за другими, мне казалось, дайте команду — и я тут! А только начал самостоятельно работать, сразу понял, что вообще ничего не знаю”. Через это проходят все. Молодости свойственны амбиции. Это нормально, это не ее вина. У меня есть давнее обыкновение раз в пять лет менять тетради, в которые тезисно заношу свои мысли о тренерской профессии. Недавно просматривал эти записи. В первые десять лет — сплошная категоричность. Мне все было понятно. Через пятнадцать лет появились сомнения. Через двадцать — уйма вопросов. Если сравнить — словно разные люди писали. Первым мне сказал это недавно Кучук, потом слово в слово повторил Кононов: “Какие же мы были бестолковые!” Я им объяснил: не бестолковыми они были, а просто рассуждали с позиций тех знаний, которые тогда имели. Сегодня знают больше — и видят все по-другому. Так что, когда мне рекомендуют кого-то как сильного тренера, я спрашиваю: а он лет десять поработал? Если нет — то это всего лишь начинающий молодой человек, выбравший тренерскую профессию.

— Что из усвоенных вами за эти годы знаний было наиболее интересным, неожиданным?
— Однажды задал себе вопрос: в большой ли степени влияют на процесс создания команды масштабы города? Когда ехал в Мозырь, имел семь предложений из высшей лиги Беларуси. А выбрал провинциальную студенческую команду второго дивизиона. Только потому, что интересно стало, сумею ли создать клуб, который задумал. Вроде бы удалось… Я был первым тренером, кто переиграл его величество “Динамо”. Но главный свой успех вижу совсем не в этом. А в том, что назавтра после вручения золотых медалей, оставшись дома один, я взглянул на себя со стороны и возненавидел. Потратил четыре года на создание клуба, стадиона, инфраструктуры, достижение титула. Все это было замечательно, кроме одного. Я понял, что сшибаю очки любой ценой и от этого… тащусь. Но ведь при этом не стал сильнее в знаниях, не прибавил творчески. Я превратился в конвейер. Как сегодня помню то состояние: стало страшно. Это был колоссальный толчок в сознании. Полностью пересмотрел все взгляды. У меня снова было много предложений. Но принял “Торпедо”, которое еле удержалось тогда в высшей лиге и имело развалину-стадион. Минск важен был мне не как столица. Меня интересовал его научный потенциал. Подключил к работе НИИ физиологии и биохимии спорта. У меня в научной бригаде работали два кандидата наук — Ковалев и Рымашевский. Я старался при любой возможности бывать на стажировках в Европе…

— Неучтиво перебью. Но ведь после Мозыря вы ничего не выигрывали! Уже больше десятка лет.
— Не важно. Зато я получал наслаждение от истинного творчества. Это когда вывел “Торпедо” с составом левее левого в кубковый финал. Помните тот трагический матч со “Славией”? Там можно было побеждать. А выход в финал моего “Локомотива”? Он только вышел в высшую лигу, и его нельзя было сопоставлять по силам вообще ни с кем. Знаете, тренер в своем деле абсолютно зависим от исполнителей. Если их уровень довольно высок, ты можешь выглядеть вполне респектабельно. Но это мало скажет о твоем уровне. Чтобы оценить способности тренера, дай ему команду со скромным подбором игроков и через года три посмотри, что он из нее сделал.

— Если продолжать воспоминания, то после проигранных вами финалов оба раза возникало схожее впечатление: вам резко становилось неинтересно.
— Это со стороны. В действительности были экономические барьеры, мешавшие двигаться дальше. Но творческий интерес я все равно находил. Набирал молодых, и через два года они уезжали в Россию, на Украину. В один из сезонов двенадцать человек из “Торпедо” уехали в разные страны мира.

— Это достижение?
— Невероятное. У нас по пальцам можно пересчитать тренеров, которые брали 17-летних и через два года те уезжали.

— Уходя из своих прежних клубов, вы неизменно оставляли налаженные хозяйства. Но несколько сезонов спустя они оказывались в запустении…
— Когда все завязано на тебе, окружающим начинает казаться, что это делается само собой, что это они со всем справляются. А потом оказываются бессильны, когда самим надо преодолеть трудности. Время одиночек уходит. Если коротко, проблема тех мест — в том, что после меня не оставалось дееспособных штабов.
— Есть некий возрастной порог, за которым тренер начинает чувствовать, что свой пик он миновал?
— Работаю без пауз семнадцатый чемпионат. А если бы была такая возможность, то тренеру стоило бы через каждые три-пять лет уходить в отпуск. Хотя бы на год. Тогда он дольше сохранит кураж. А так с каждым годом теряется выносливость. Человек устает. Случаются инфаркты.

— В чем выход?
— Ставить новые задачи. Поначалу рвешься к медалям. Повесил их — стремись глубже познать методику. Потом подналяг на индивидуальную подготовку игроков. Если ставишь цели — растешь. Если занимаешься сшибанием очков — наступает деградация. Полнейшая.

— Какая цель у вас сегодня?
— При нормальной экономической базе создать в Гомеле команду с уровнем игры, соответствующим пятому-шестому месту в России.

— У вас будет на это время?
— Надеюсь. Любой тренер скажет, что для результата ему нужны два-три года. Лучше три. Это не от фонаря. Сначала надо разобраться в людях, их потенциальных возможностях. Второй год — чтобы вывести их на другие объемы и интенсивность. Если не уйти здесь с белорусского уровня — рассчитывать на другое качество игры не стоит. Ну а третий год — на реализацию того, что заложил. И, естественно, все это время — тактика, тактика, тактика…

— Вы назвали себя человеком эмоциональным и впечатлительным. Это никак не вяжется с вашим поведением во время матчей.
— Первые пять лет от бровки не отходил. А потом как-то осенило, что не вижу игру, просто участвую в эпизодах. Да еще и в раздевалке бесполезен. Это сегодня взял бы методики, которые позволяют управлять своим эмоциональным состоянием. А тогда долго с собой боролся, пока заставил сесть на скамейку и видеть общую картину игры.

— Зато контрасту ваших имиджей на скамейке и во время тренировки впору изумиться. Там сплошная экспрессия. Это естественное состояние или умышленно избранный образ?
— Это и есть работа, кураж. В короткое время надо найти с игроками решение темы тренировки. Если это удается, она и в игре потом легко решается. И если ты не проводишь занятие сердцем, не выплеснешь энергетику, ничего не будет. Порой после тренировки жить не хочется. Опустошенность полнейшая.

— Похоже, вам удается разгадка одной из главных тайн белорусского футбола: кто такой Роман Василюк?
— Это футбольный интеллект. Настолько высоченный, что с точки зрения тренерской работы он мне неинтересен. Не нужны слова. Человек понимает все с полувзгляда. С ним абсолютно легко.

— Его интеллект — это врожденное или приобретенное?
— Думаю, здесь баланс. Заложенное генетически дополнилось опытом.

— Но почему-то Рома давно не играл так, как нынче у вас.
— Серьезный разговор был у нас только раз. И он сразу меня понял. Девяносто процентов белорусских футболистов сошли бы с ума от тех предложений из России и Украины, которые он получил этим летом, но не принял. На первом плане в его жизни не деньги. Взять Василюка просто деньгами — это, по-моему, исключено.

— Похоже, вы не напрямую соотносите такие понятия, как талант ученика и ваше творчество…
— Тренеры ведь часто с гордостью говорят: я подготовил такого-то футболиста… Если откровенно, то самые любимые из моих учеников особого творчества и не требовали. Какое творчество могло быть в работе с Сашей Кульчием, Ромой Мелешко, Мирославом Ромащенко, тем же Максом, Борей Горовым? Это от природы богатые футболисты. Их просто надо разумно тащить. А вот, скажем, раскрыть Колю Кашевского или Пашу Кирильчика, или создать Сережу Омельянчука, или Володю Корытько поднять за полтора года из белорусской глубинки в российскую премьер-лигу, или Серегу Демидчика переделать так, чтобы он два года блистал в Китае, тогда как таланта там не было вообще, — вот где пришлось поупираться. Так что истинное творчество тренера чаще всего не там, где кажется.

— У вас важнейшая игра с МТЗ пришлась как раз на день юбилея. Не помешает отпраздновать?
— Один мой хороший знакомый пошутил: “Юбилеи — репетиции поминок”. Подумав, полностью с ним согласился. Устраивать массовые мероприятия подобной направленности в мои планы не входит. Это будет просто мой день. Я, может быть, даже на игру не пойду…