Возвращение. Владимир Жук: сухого закона у нас не будет

Карточка делает свое дело — уже заметно погрузневший и потерявший часть своей великолепной шевелюры Владимир Вадимович расплывается в ностальгической улыбке, легко называя партнеров по славным свершениям в эпоху великого и нерушимого Союза.
“Да, нам здесь лет по 17-18… Между прочим, ту команду, 1967 года рождения, многие специалисты считали самой перспективной в истории отечественного гандбола”.
Я не удерживаюсь от соблазна задать резонный в таком случае вопрос и слышу ответ, который лишь укрепляет меня в осознании того, что именно так все и было. “Нынешний чемпионат страны? Я уверен, что мы бы в нем победили даже тем, восемнадцатилетним, составом…”
У них все должно было быть хорошо, но из той славной команды в СКА по-настоящему заиграл лишь Михаил Якимович, остальных судьба разметала по свету, чтобы спустя два десятка лет одного из них — ее капитана Владимира Жука — вернуть в Минск в ту же студенческую команду, теперь уже “Викторию-Регию”, на должность главного тренера…
— Команда у нас в середине восьмидесятых подобралась очень хорошая — выигрывали в своем возрасте Союз, были призерами Спартакиады, обыгрывали Россию, за которую тогда выступали Атавин, Киселев, Карлов, Мурзаков. Они остались в гандболе, побеждали потом на Олимпиадах, а нашу плеяду многоуважаемый мэтр похоронил. Гандболистов хороших было в республике много, а вторую команду по вполне объяснимым причинам Миронович делать не давал. В те золотые для него времена мы были для тренера, чего уж скрывать, пушечным мясом… Думаю, Спартак Петрович, с которым теперь мы очень хорошие друзья, сам это прекрасно понимает.

— Как ты попал к нему в немилость?
— Да женился без разрешения, а для армейского человека — я тогда служил и играл в дубле СКА — это поступок весьма гнусный. После этого всю нашу команду отправили в часть.

— За что?
— Для меня это тоже загадка. Играли свадьбу в “Журавинке” — очень скромно, из ребят были только двое: Саша Миневский — свидетелем и Толя Литвиненко. Никто не упивался — я такой формат не люблю, но соглядатаи, которые тогда имелись в любом злачном заведении, все равно свое дело сделали. Никто ничего объяснять не стал, мы собрали вещмешки… Правда, через два с половиной месяца нас вернули обратно — для подготовки к Спартакиаде народов СССР.

— Поговорили с Мироновичем?
— Да, он сказал: “Работай”, я и работал… Конкуренция в СКА тогда была нешуточная. Я еще застал Кашкана, который до сих пор является для меня одним из лучших игроков в амплуа разыгрывающего. После ухода Кашкана в ЦСКА первым стал Жора Свириденко, затем к нам пришел служить Саша Майстренко, но он мне сразу сказал: “Это не моя команда, отслужу и сразу вернусь домой, в Ленинград. Я не привык, чтобы людей за людей не считали”. Ты что так смотришь, я говорю что-то новое?

— Это у меня просто взгляд такой — удивленный…
— СКА — типично армейская команда. Человек появился — использовали и тут же забыли о его существовании. За примерами далеко ходить не надо: Сапроненко, Мосейкин, Толя Галуза, с которым дружу до сих пор.

— А что, всем следовало по дембелю генеральские погоны выдавать?
— Считаю, что в их дальнейшей судьбе надо было принимать большее участие. Вот почему уехал Юра Шевцов? Спроси у него как-нибудь при случае…

— Обязательно это сделаю, но пока давай вернемся к твоей армейской карьере…
— А так все просто получалось. После свадьбы меня пару раз не отпустили на сборы молодежной сборной СССР, и в последней о существовании такого игрока, как Владимир Жук, просто забыли. Служба подходила к концу, перспектив в СКА не наблюдалось, а играть хотелось…

— Грустно.
— Да не совсем, потому что на горизонте нарисовались грузины и предложили мне в Тбилиси такие условия, которых не имели в Минске даже олимпийские чемпионы. Дали весь набор, который тогда полагался спортсмену хорошего уровня: квартиру, машину, достой- ную зарплату. Меня, как человека к тому времени семейного, это, сам понимаешь, не огорчило. Но более всего прельщало то, что я сразу становился в стартовую “семерку”. Кроме того, вся задняя линия была из Минска — там уже играл Володя Михута, а вместе со мной приехал Валера Тиунчик.
Я, если честно, прибыл туда не без проблем. Минск хотел меня дисквалифицировать, что вполне соответствовало логике того времени. Не себе, так никому, но грузины меня отстояли. Правда, в том сезоне мы выступили неудачно, вылетели из высшей лиги. Однако на следующий год вернулись.
А в 90-м я с Минском поквитался, победив его, по существу, в одиночку. На скамейке сидит Миронович, меня персонально держит Миневский-младший, в воротах Толя Галуза, Миша Якимович бегает, а я им десять мячей… Выиграли всего мяч, но мне этого было достаточно. Естественно, после этого матча состоялся разговор с Мироновичем, в ходе которого он предложил вернуться на родину. Но я так понял, что меня потом хотят продать и заработать на этом денег, что, конечно, устроить никак не могло. Я ведь и сам себя могу продать, верно? Тем более тогда уже началась волна первых отъездов за рубеж.
Звали в “Кунцево”, в “Гранитас”, Испанию и Германию, а в итоге вместе с Тиунчиком мы оказались в португальской “Бенфике”. Лиссабон стал транзитом по пути в Испанию, где я попал в клуб второй лиги “Лерида”, заключив контракт на три месяца. А вышло так, что остался там на пять лет. Финансовые условия такие же, как и у ребят, что выступали в высшей лиге ASOBAL, только стрессов поменьше, так почему было не задержаться там подольше?
Поначалу у меня был тот же менеджер, что у Миши Якимовича и Таланта Дуйшебаева, однако затем я решил продаваться сам, без добрых дядей, которые только и смотрят в твой кошелек.

— То есть с хорошими агентами тебе в жизни не везло…
— Да где ты их видел-то? Таких просто не существует в природе. Мог бы назвать их одним словом, но думаю, что вы его не напечатаете. Просто знаю слишком много историй о том, как ребят обманывали и бросали тогда, когда им была нужна помощь. Я вообще считаю, что менеджеры нужны лишь мегазвездам, а остальные, к которым причисляю и себя, вполне могут обойтись без них.
Испанию покинул тогда, когда выступал за “Аликанте”. В тамошнем гандболе наступили не лучшие времена, потому и переехал в более стабильную Германию.
Вначале три года играл за клуб третьей лиги “Бернбург”, затем перебрался в дивизион выше — в “Эмсдеттен” к Андрею Барбашинскому, где отыграл еще шесть сезонов.

— Чем можешь похвалиться, оценивая немецкий период своей карьеры?
— Когда пришел в “Эмсдеттен”, команда боролась лишь за то, чтобы не вылететь, потом все наладилось и стабилизировалось, и сегодня там хотят чуть ли не выйти в первую лигу. Но это утопия — в бундеслиге все решают деньги. Никто не думает ни о каких детских школах: есть деньги — играем, нет — разбежались.
В Эмсдеттене ситуация была противоположной. Средств особых нет, и потому пристальное внимание уделяется подготовке местных кадров. В команде царит семейная обстановка, и это здорово сказывается на игре.

— Ты стал похож на эдакого бюргера. Тебе об этом никогда не говорили?
— По-моему, это нормально, когда ты, находясь где-то продолжительное время, свыкаешься с образом жизни, которую ведут уроженцы тех мест. Например, в Тбилиси я выучил грузинский язык и даже сейчас помню многие слова, которых хватает для того, чтобы выбрать зелень на рынке, доставив приятное закавказским продавцам. Но пожив долгое время в Германии, хочу тебе сказать, что наши представления о немцах во многом стереотипны.

— Какие же они на самом деле?
— Дисциплинированные, но ленивые, лишнего шага в сторону не сделают. Экономны до ужаса, зато халяву любят будь здоров, не оторвать. Чтобы все понять о немецкой нации, надо съездить на Мальорку и посмотреть, как они там отдыхают. Почему-то мы считаем, что больше всех в мире пьют россияне. Так вот я уверен, что немцы по этому показателю легко с ними посоперничают. Они пьют все, что льется и горит.

— Кстати, как сам относишься к спиртным напиткам?
— Положительно. В своей команде, например, я не собираюсь вводить сухой закон. Помню, как при Мироновиче, при всех запретах и контролях, ребята все равно находили время и место для того, чтобы выпить. Так лучше мы сядем вместе, возьмем, кто что любит — вино, пиво, водку, решим все наши вопросы и разойдемся по домам, а не будем прятаться по углам и травиться неизвестно чем.

— А непьющие гандболисты тебе в жизни часто встречались?
— Я, кстати, нормально отношусь к таким людям и уважаю их решение не пить. Юра Карпук такой всегда был. Теперь вот Андрей Барбашинский. Мужчина, смог завязать и решить проблему, которая многим не поддается.

— Раскрой секрет, как тебе удалось столько времени играть за рубежом, для многих ведь это тоже проблема.
— Самое главное — это адаптироваться. В Германии, например, гандбол очень жесткий, особенно страдают новички. Их бьют — зачастую исподтишка, при первой же возможности. Психологическое давление тоже надо иметь в виду. Не очень-то приятно слышать с трибун “руссиш швайн”. Но я к этому привык еще в Испании. Там болельщики тоже с представителями бывшего Союза особо не церемонились и любили высказать свое мнение по национальному вопросу.
А вообще, я всегда хотел вернуться домой. У меня есть вид на жительство в Испании и Германии, однако когда приезжаю в родной город и встречаюсь со старыми друзьями, получаю такое колоссальное удовольствие, которого не испытываю нигде.

— Теперь мечта сбылась… Приехал ты как-то чрезвычайно удачно, извини за оборот, по “коноплевскому призыву”. Самое время познакомить болельщика со своим тренерским кредо.
— Сегодня одной работой в тренажерном зале или на площадке больших успехов не достигнешь, надо жить с ребятами одной жизнью, видеть в каждом из них личность. Что, кстати, всегда было в нашей стране проблемой. Думаю, умные люди поймут, что я имею в виду…

— То есть посиделки с вином и пивом намереваешься в своем клубе сделать регулярными…
— Ну не желательно, конечно, возводить это в ранг традиции, и все же хотел бы, чтобы у нас был свой клуб. Мне очень приятно работать с Геннадием Гургеновичем Мосесовым. Многие удивляются, как мы ладим, но на сегодня мне нравится то, что происходит.

— Каким ты увидел чемпионат Беларуси?
— Я не назвал бы это чемпионатом в общепризнанном значении слова. Бал правит только одна команда, располагающая неплохими источниками финансирования. Но теперь ситуация, думаю, выравняется, организуются новые клубы, тот же Могилев сейчас ведет активную трансферную политику…

— Это те, что умыкнули у вас Каршакевича?
— Ну да, потеря для нас очень существенная. Макс — классный игрок, что он лишний раз доказал на студенческом чемпионате мира. Парень прикипел к этой команде и долго колебался, принимая решение, но все-таки выбрал Могилев. Не думаю, что из-за денег — для Максима это не главный фактор. К тому же и в Минске он зарабатывал неплохо. Может, повлияли какие-то родственные отношения, ведь Саша Жиркевич его крестный папа. Хотя надеюсь на то, что он к нам еще вернется.

— А с другой стороны, в Беларуси действительно классных игроков и на один клуб не наберется, мы же расширяем географию, будто бы от этого что-то изменится. Просто средние гандболисты начнут ходить из команды в команду, искусственно завышая таким образом потолок своих зарплат.
— Согласен, от увеличения количества клубов не обязательно появится качество, и все же талантливой молодежи в Беларуси хватает, надо с ней только хорошо поработать. Появились же откуда-то у нас Климовец, Горбок, Рутенко.

— Кстати, как бы ты поступил на месте последнего, имея вполне конкретное предложение принять испанское гражданство?
— Знаешь, сколько паспортов ни имей, для европейцев мы по-любому будем русскими. То же самое и у нас — в душе-то мы все равно останемся белорусами. Решение принимать только Сергею, но, понятное дело, я с удовольствием увидел бы его в рядах нашей сборной.
Вообще, это тема для отдельного разговора… Сборная — дело государственное, и отношение к ней тоже должно быть соответствующим. Не хочу обидеть местных вратарей, но лучшее, что у нас есть на данной позиции, — это Виталий Фещенко, которого не звали в сборную лет пять. И я знаю, почему.
Нельзя свои частнособственнические интересы ставить выше национальных, мол, я с ним поругался и вызывать не буду. Да не вызывай, если у нас есть еще двадцать таких Фещенко, так ведь нет!
Вот сейчас прошла жеребьевка финала чемпионата Европы. В какую группу попали белорусы, рассказывать не надо — не в самую легкую. И лишь посмотрев на нее, все сказали: “Мы едем туда только присутствовать”. Я не говорю о том, что наши всех разорвут, но ехать на чемпионат с пораженческим настроением — увольте. Надо кардинально менять свои взгляды и подходы, иначе мы никогда не научимся выигрывать.

— Похоже, в тебе говорят амбиции человека, который в силу разных причин не смог реализовать свой потенциал игрока и теперь хочет реабилитироваться на тренерском поприще…
— По-моему, это понятно, иначе зачем было возвращаться? Получается только тогда, когда чего-то очень хочешь, а если желания прошли и тебе все надоело, то, по-моему, лучше отойти в сторону…

— Чего хочешь добиться с командой “Виктория-Регия”?
— Пройти в европейских кубках как можно дальше, а в чемпионате биться не за 3-4-е места, а за чемпионское звание. Но для этого нам надо еще поработать и создать боеспособный коллектив. Могилев — темная лошадка. Никто пока не знает, чего от него ожидать. С Брестом тоже не все понятно, по моим сведениям, пару основных игроков еще не определились со свом будущим.

— А к вам они не хотят?
— В этом году селекцией ведает Геннадий Гургенович, потому что я пришел не так давно, а вот в следующем займусь этим вопросом целенаправленно.

— Если деньги к тому времени не закончатся, все сведется к войне бюджетов…
— Если мы сумеем создать в своей команде особый климат, это станет основным аргументом. Поверь, зарплата далеко не определяющий фактор, тем более что во всех клубах она будет примерно одинаковой. В бундеслиге есть такие команды, где ребята играют лишь за имя. Многие мне не верят, но на самом деле это правда. В первой лиге половина клубов имеют полупрофессиональный статус. Ребята учатся, работают, потому что знают: гандбол — это не на всю жизнь.

— А у нас почему никто не работает?
— Это белорусская болезнь, многие не то что работать, учиться не хотят. Люди ленятся ходить сдавать экзамены, хотя от общежития до института пройти всего 200 метров. Вот с чем приходится бороться…
Надо дать ребятам понять, что жизнь одним лишь гандболом не ограничивается. Получишь завтра травму и куда пойдешь? Даже для того, чтобы стоять в подземном переходе и играть на гармошке, требуется умение.

— Кстати, о гармошках… Хороший клуб — это не только команда, но и верный отряд болельщиков, который смог бы заполнять трибуны родного зала. Последних, кстати, у вас нет…
— О чем я очень сожалею.. В университете отличный тренировочный зал, однако, увы, разместиться болельщикам там негде. Хотя если перепланировать и снести одну из стен, то можно было бы сделать трибуну человек на 600-800. Команда начинает жить тогда, когда на ее матчи приходят зрители. Когда игроков знают в лицо и носят майки с их фамилиями, а также клубные шарфики и все остальное.
А у нас… На тренировочном поединке с литовцами в манеже СКА на трибунах сидели только специалисты да друзья игроков. А где минчане? В Эмсдеттене, население которого составляет 30 тысяч человек, зал на 1500 сидячих мест регулярно забивался до отказа. Если приезжали лидеры, там вообще творилось что-то невообразимое. Когда узнаешь такую атмосферу, то хочется дышать ею снова и снова…