ТМ. Свой взгляд. Совсем белый

Из фактического отсутствия в стартовом алгоритме фундаментальной опции трудяги-опорника можно выводить заключения о смелости задуманной перестройки. В густоте поднятой в ружье поросли национального чемпионата следует видеть природную тягу к младым кровям. С появлением на левом крыле обороны номинального центрфорварда Мозолевского (уж точно запримеченного в Бресте не в защите) размах замысленных инноваций надлежит считать зафиксированным на точке радикального удаления от прежних генеральных линий.
Вероятно, во многих головах в полуночную среду терзались смутные сомнения: как относиться к этому импозантному германскому веянию? Категорично отвергать как ересь-авантюру или принимать на бис в счет первого блина на натурально щедром карт-бланше? Пожалуй, ни так, ни иначе не стоит. А стоит вспомнить маленькую, но много объясняющую частность: герр Штанге не знает, на что способен Леня Ковель. Исходя из того, что о карпатском форварде сморгонско-динамовского происхождения исчерпывающе много — от буйной скорости до убойного удара — известно каждому сколько-нибудь пытливому болельщику наших стадионов, явствует: представления нового главного тренера белорусской сборной о белорусском же футболе, мягко говоря, пока не очень глубоки. И в том нет ничего предосудительного, это никак не компрометирует подлинный тренерский уровень немецкого ландснехта, потому что в наших благословенных краях он без году неделя. Если быть точным — три недели, в течение которых — есть свидетели — без дела не сидел, колесил по стадионам с инспекцией доставшегося хозяйства.
А уж в ультракороткий срок стать эрудитом в столь специфической области, как наш национальный футбол, едва ли получится у любого внучка старушки-Европы. Это на обратном примере — случись каким-нибудь чудесным образом тренеру-белорусу поехать по найму в “бундестим” — легок путь познания. Подольски не Ковель, Клозе не Василюк — собрать основу “маншафт” помогут и в славянской глубинке. Не то что в нашем случае… Ты всего месяц назад жил в немецкой эпохе футбольного просвещения, а нынче уж необходимо экскурсировать, пардон, в средневековье (максимум, учитывая лигочемпионские лихачества БАТЭ, — в возрождение). В этом смысле Штанге проделал путь вниз по крутой лестнице — из бюргерской светлицы с лазурным видом из окна в наше ситцевое подполье, темное и сырое. Как здесь в процессе осмотра целины, сознавая переломность момента ротации поколений, обойтись без разбитых горшков, опрокинутых крынок и грохочущих тазиков…
Все, что, по большому счету, знал о футбольной Беларуси седовласый немец, беря билет в Минск, так или иначе ассоциировалось у него с именем Александра Глеба. Которого он самым естественным образом и “опоясал” капитанской перевязью.
Ведя свою первую игру со скамейки, Штанге много жестикулировал, но мало походил на дирижера большого симфонического оркестра, делая замены, большинство из которых планировал изначально. Задача войскового смотра-парада, очевидно, перевесила в стратегической дилемме вариант тактической гибкости во имя непременной победы. Какой из немецкого коуча “схемотехник”, нам еще только предстоит узнать. Позавчерашний же матч был сыгран, в сущности, на естественной экзальтированности команды по случаю обновления на мостике, принятого по преимуществу одобрительно. Страсть, с какой сборная противостояла каштановой гвардии, в чем-то даже беспримерна, и большой тренерской функцией становится эту страсть как минимум сохранить до завтрашних дней. При переходе из праздничной возвышенности в бренные будни не разбалансировать все такой же разнокалиберный и разношерстный коллектив, подкрепить авторитет футбольной наукой и педприемами, угадать с дозой патриотического пафоса, не переборщить с шуткой.
А пока уместна и экстравагантность, вроде ответа “почему бы и нет” по поводу того же Мозолевского-защитника. “Кто в молодости не был радикалом, у того нет сердца”, — говаривал старина Черчилль. Бернд Штанге в нашей системе координат — вполне еще молодой человек, по велению сердца и играющий. Посмотрим, каким консерватором он будет во взрослости и не будем категорично воспринимать первые штрихи на том самом чистом листе. Куда важнее, что там напишется завтра и какого цвета — хоть бы только не черным по белому.