Окна и двери Харальда Ирмшера. Лам ничем не лучше Сквернюка, только играет в "Баварии"

Сам же непроизвольно устроился словно по заказу нашего фотокора: под настенным календарем с чудесным видом заснеженной Йены — города, где ковалась не только былая футбольная слава канувшей в Лету ГДР, но и, возможно, будущая белорусская, узнать о коей нам только предстоит…

— Харальд, нашим читателям вы известны главным образом как ассистент герра Штанге, работавший в связке с ним в сборной ГДР, кипрском “Аполлоне”, теперь вот в Беларуси. Любопытно расширить представления о вашем тренерском послужном списке.
— По окончании игровой карьеры я пять лет, с 78-го по 83-й год, работал в юношеской футбольной академии своего клуба “Карл Цейсс”. А затем до 88-го вместе с Берндом — в сборной ГДР. Потом еще какое-то время в Цвиккау, полгода — в “Виктории” из Франкфурта-на-Одере. Затем пала Берлинская стена, открылись границы. Жизнь изменилась. Найти тренерскую работу можно было только в маленьком клубе. Тогда решил уйти из футбола, открыл свой бизнес. В 91-м году купил фирму, занимавшуюся ремонтом дверей, окон, лестниц. И посвятил этому делу тринадцать с половиной лет. После объединения Германии наши услуги были востребованы: многие ремонтировали дома, строили новые… Все это время никого не тренировал, только играл — в матчах ветеранов. Но потом Штанге получил приглашение на Кипр. Он пробыл там три недели, после чего позвонил и спросил, нет ли у меня желания поработать вместе с ним. Я посоветовался с семьей и согласился. Правда, бизнес пришлось закрыть. Все произошло буквально в два дня. Сейчас кажется, что решение далось легко. Но вообще-то тогда было сложно: дела в фирме шли хорошо, я мог бы зарабатывать на жизнь. Однако футбол всегда оставался в моем сердце. И я сказал себе: сейчас или никогда. И не жалею, что вернулся.

— Но пока вы занимались дверями и окнами, футбол не стоял на месте. Не было опасений, что вы немного отстали?
— Нет. Я постоянно обновлял тренерскую лицензию. А для этого приходилось учиться. Так что был знаком с последними научными разработками и тенденциями. Мысли о возможном возвращении никогда меня не оставляли. Жизнь непредсказуема — надо было иметь запасной аэродром.

— К воспитанию кого из известных немецких футболистов вы причастны?
— В сборной ГДР работал с Ульфом Кирстеном, Томасом Доллем, Андреасом Томом, Райнером Эрнстом, Франком Роде. Та команда проводила много матчей — и официальных, и товарищеских. Всевозможные турниры, спарринги в Африке и Южной Америке. Зимой сборы проходили по две-три недели. Тогда для работы с национальной командой было больше времени, чем сейчас. Не было фиксированных дат ФИФА, игроки чаще оказывались в нашем распоряжении. К тому же в сборной ГДР не было легионеров. Все находились под рукой: в Йене, Магдебурге, Дрездене, Лейпциге, Эрфурте, Ауэ. Не то что теперь, когда футболисты белорусской сборной разбросаны по всей Европе.

— Когда и как возникла идея вашего со Штанге тренерского тандема?
— Мы познакомились в 70-м. Я был игроком “Карл Цейсс”, а Бернд закончил институт в Лейпциге и был назначен туда вторым тренером. Главным в Йене был Ханс Майер, известный последующей работой с клубами бундеслиги. Штанге на два года меня моложе. Но так получилось, что он меня тренировал. В 78-м, когда играть закончил, Бернд порекомендовал меня в академию “Карл Цейсс”. Так мы начали совместную работу. Кроме того, сдружились семьями. А потом Штанге пригласили в сборную — сначала молодежную, затем олимпийскую, национальную. И он позвал меня в помощники.

— Почему именно так вы распределили роли? Ведь ваша биография игрока куда богаче, нежели у Штанге. Вы по натуре — ведомый, реализатор чужих идей?
— Бернд — голова. Он умен, хороший организатор, владеет несколькими языками. Это тренер, который смотрит вперед, видит перспективу. А я предпочитаю работать на поле. Передаю футболистам игровой опыт. Заодно имею возможность учиться у Бернда теории, планированию и многому еще. Также просматриваю игроков, занимаюсь скаутингом.
Думаю, у меня есть нюх на таланты. В общем, мы со Штанге хорошо понимаем друг друга и составляем единое целое. Каждому надо четко представлять свои возможности.

— Какие события и люди оказали наибольшее влияние на формирование вашего мировоззрения — футбольного и не только?
— В первую очередь — все мои детские тренеры. Они помогли сделать первые шаги в футболе, научили жить и работать в коллективе. Во взрослой жизни мне тоже встречались хорошие наставники. Лучший — Георг Бушнер. Это легендарная личность, он 11 лет был моим тренером: в Йене и сборной. К сожалению, в прошлом году он умер. Отмечу и Ханса Майера. У этих людей я научился ведению тренировочного процесса, тактике, умению руководить. А события… Конечно, объединение Германии. Предположи кто-нибудь такое в начале 80-х, ему посоветовали бы полечиться. Хотя мы, футболисты, все же бывали за границей и могли предвидеть нечто подобное. А вот мои братья и сестры, родители — они не могли поверить, что такое случилось. В спортивном плане больше всего запомнились Олимпиада-72 в Мюнхене, где мы взяли бронзу, и прежде всего чемпионат мира в 74-м. Это величайшее событие в моей жизни. И теперь в ней появилась еще одна большая цель — попасть на чемпионат мира со сборной Беларуси. Считаю, мечтать не вредно. Кто в 2004 году мог подумать, что Греция станет чемпионом Европы? А это случилось. Страна с населением в десяток миллионов человек, такая же, как ваша, праздновала триумф.

— Кстати, с немецким тренером во главе…
— Да. Так совпало… Для этого все мы теперь должны работать каждый день.

— Считаете удавшейся свою карьеру игрока?
— Да, конечно. Вспомним, что в ГДР не было профессионального футбола. Поиграть в бундеслиге или, скажем, в Италии — это так и осталось мечтой. Хотя предложения из зарубежных клубов были у всех игроков той нашей сборной. Но тогда никто не должен был об этом знать — опасались последствий. Об отъезде легальным путем даже не думали — можно было только сбежать. Некоторые так и делали. Но это был не мой путь. А по меркам ГДР карьера получилась успешной. Выступал на чемпионате мира, Олимпиаде, во множестве отборочных матчей.

— Играли в полузащите?
— Да, справа.

— Насколько достижения бывшего футболиста сборной ГДР весомы в сегодняшней Германии?
— Они актуальны. Особенно, конечно, на востоке. Там любители футбола помнят всех, кто играл за сборную в 70-х. На западе страны мы известны меньше, там были звезды ярче: Беккенбауэр, Герд Мюллер, Нетцер. Телевидение ГДР в ФРГ смотрели разве что в приграничных районах.

— В каком контексте сегодня вспоминают в вашей стране знаменитую победу ГДР над ФРГ на чемпионате мира в 74-м, победный гол Юргена Шпарвассера?
— Ту игру действительно не забывают. Отмечают даже ее юбилейные даты, периодически показывают по телевидению. Это волнующие воспоминания для многих. Наверное, в бывшем СССР так грустят об успехах некогда единой сборной. Тогда наш футбол стоял на несколько ступенек ниже, чем западногерманский. А мы победили ту звездную сборную, которая стала затем чемпионом мира.
Конечно, у того поединка была и политическая подоплека. Но она была важна только для руководства. А мы просто делали на поле свою работу.
Никакой войны на газоне не было — ни до игры, ни во время ее, ни после. Тем более что обе сборные к тому дню уже имели путевки в следующий раунд.

— Доводилось читать, что после того матча вы обменялись футболками с самим Беккенбауэром.
— Да, так и было. Этот сувенир до сих пор хранится в моем доме в Йене. Майками обменялись все без исключения игроки. Это такая память! Хотя это не поощрялось и было запрещено на поле, перед камерами. Но в раздевалках запреты рушились.

— Насколько сложен был для вас процесс адаптации в большом немецком футболе после объединения страны?
— Практически всем тренерам из ГДР пришлось очень трудно. Среди них было немало хороших специалистов — во многом они были даже сильнее, чем некоторые западные немцы. У нас была хорошая школа тренеров, как и в Советском Союзе. Но после падения стены все оказались не у дел. На восток хлынул поток специалистов с запада. Пришли новые спонсоры. Они приглашали тех, кого считали нужным. Так, в 91-м году в Йене появился Шляппнер, который прежде возглавлял заштатный “Вальдхоф”, а классный специалист Ханс Майер оказался не востребован. Ведущие западные тренеры как работали в бундеслиге, так там и остались. К нам же ехали третьеразрядные специалисты. И их основной целью было заработать. Это длилось лет пять-семь и ни к чему хорошему не привело. Только тогда в восточных землях осознали, что есть свои сильные профессионалы, и стали приглашать их вернуться. Что касается меня, то во времена ГДР я был всего лишь вторым тренером. В новых условиях без тренерского имени не было шанса найти в футболе приличную работу. Мог устроиться разве что в пятом-шестом дивизионах. Но там были маленькие деньги, на которые не прожить. Поэтому и подался в бизнес, пока обо мне не вспомнил Бернд.

— Долго ли размышляли над его предложением поехать в Беларусь?
— Нет. До этого мы со Штанге два года успешно трудились на Кипре: “Аполлон” выиграл чемпионат и Суперкубок страны. И идея Бернда поработать со сборной Беларуси пришлась мне по душе. Мы знали, что в странах бывшего СССР созданы хорошие условия, там есть быстрые и техничные футболисты, настоящие атлеты. Штанге первым приехал в Беларусь в июле и был впечатлен увиденным. Потом и я был приятно поражен, как нас здесь встретили. Ведь прежде в Беларуси бывать не доводилось. Будучи игроком, приезжал в Москву, Киев, Львов, Донецк.

— Насколько ожидаемым для вас было то, что вы здесь встретили?
— Ничего другого и не представлял. Здесь очень хорошие условия. Рядом много людей, с которыми нас объединяет общая цель: вывести белорусский футбол на новый уровень. Это Геннадий Невыглас, Леонид Дмитраница, Михаил Вергеенко, тренеры юношеских и юниорских сборных. Да, мы попали в очень сильную отборочную группу: Англия, Хорватия, Украина. Многие считают, что эти соперники нам не по силам. Но начинать отбор с такими мыслями — это заранее проиграть. Ведь у нас тоже очень хорошая команда. В ней есть и талантливая молодежь, и классные опытные игроки: Глеб, Кутузов, Кульчий, Жевнов, Булыга, Ромащенко, когда он здоров. Я очень надеюсь, что футболисты, которых включили в “список 45”, воспользуются этим шансом. Они должны работать каждый день, чтобы закрепиться в сборной, стать основными игроками. Надо бросить все вредные привычки: курение, алкоголь, надо заботиться об образе жизни. Век футболиста — 10-15 лет. Это малая часть жизни, которую надо использовать оптимально. Очень хочу, чтобы сборная Беларуси попала на чемпионат мира. Знаю, как мечтает хоть раз в жизни выступить там Александр Глеб. Или тот же Кутузов. Виталию уже 28 лет — это, наверное, его последний шанс. У молодых шансов больше. Но наша задача, чтобы ребята это осознали. Для меня участие в чемпионате мира было уникальным и незабываемым. А для нынешнего поколения — это еще и возможность заключения новых контрактов, новый имидж…

— Что стало и, возможно, остается на белорусском отрезке карьеры самым сложным?
— Пришлось учить русский — занимаюсь им каждый день. Изучал его в школе четыре года, но с тех прошло более сорока лет. В Минске все для меня было новым. Предстояло узнать, как действуют здесь механизмы управления, как работать с игроками, какой у них менталитет.
Да и футболисты были настороже — они привыкли работать с русскоязычными наставниками, а здесь приехали два немца. Но мне кажется, что постепенно ребята понимают, чего мы хотим.
Успех приходит не в одночасье, а в результате долгой и кропотливой работы. Они должны поступательно, понемногу прибавлять. Мы постоянно просматриваем DVD с последними матчами сборной. Анализируем ошибки, отмечаем, что получалось. Хочется, чтобы игроки нам доверяли. И вместе с тем понимаем: мы не волшебники, и кардинально перестроить белорусский футбол за полгода невозможно. Это длительный процесс, а времени у нас немного. К началу отборочного цикла в сентябре нужно выставить боеспособную команду. Мне кажется, мы на правильном пути. Пригласили молодежь, которой нужен опыт. У Глеба, Кутузова, Кульчия его достаточно. А теперь его должны накопить Филипенко, Радьков, Путило, Павлючек, Пласконный, Сквернюк. Когда молодые ребята будут иметь за плечами по десятку-полтора игр за сборную, они ощутят уверенность. На деле разница между ними и признанными мастерами не так уж велика. На днях смотрел матч Кубка Германии “Бавария” — “Мюнхен-1860”. Те же Лам, Клозе — чем они лучше наших? Лам точно ничем не лучше Сквернюка, только играет в “Баварии”. Филипенко ничем не хуже того же Мертезаккера. В Беларуси по-настоящему классные, хорошо подготовленные футболисты. Могу похвалить их детских тренеров. Надо лишь, чтобы игроки поверили в возможность добиться чего-то серьезного. Вспомним Глеба. Он совсем юным приехал из БАТЭ в “Штутгарт”. Там поначалу сидел на скамейке, но постоянно прогрессировал. А теперь без него невозможно представить “Арсенал”. Карьера Александра должна стать примером для других белорусских футболистов.

— Часто ли возникают разногласия между вами и герром Штанге? Если не секрет, в чем они заключаются? Выработан ли у вас некий механизм разрешения подобных ситуаций?
— Конечно, наши мнения совпадают не всегда. В частности, при определении состава. К примеру, я могу сказать: надо ставить Пласконного. А Бернд хочет выпустить Сквернюка. Каждый из нас приводит свои аргументы. Я говорю, что Пласконный выше, он — что Сквернюк быстрее. Или споры о Ромащенко: я могу сказать, что он в плохой форме, а Штанге считает, что важнее его опыт. Так мы порой дискутируем в интересах дела. Но всегда приходим к единому решению. И после матча, даже если проигрываем, не отвлекаемся на упреки.
Ведь мы проводим одну линию. И нет ничего хуже, если второй тренер начинает обсуждать действия главного у него за спиной.
Мы не ссоримся, остаемся друзьями. Просто порой смотрим на некоторые вещи по-разному. Я не поддакиваю Бернду. Но, если понимаю, что он был прав, а я нет, то так ему и говорю. И он поступает так же. Это наша общая команда.

— Насколько необычен для вас опыт работы в условиях нашего затяжного межсезонья?
— Это непривычно. В Германии чемпионат возобновляется уже в конце января, но там климат мягче и все поля с подогревом. Однако что поделать — в Беларуси что-то может измениться, только если здесь будет другой климат. Впрочем, говорят, он уже становится мягче — в этом году мало снега. Но ведь белорусские команды и зимой находят занятия: играют под крышей, проводят сборы за границей. Вы знаете, что мы со Штанге тоже ездили в Турцию, плодотворно провели там время. Встречались с игроками, тренерами, президентами клубов, в которых выступают футболисты сборной. Там собралось много команд: из Беларуси, России, Украины. Сейчас Бернд вновь отправился туда. Ну а я еду в Германию. Пообщаюсь с Путило, Хомутовским, их тренерами. Узнаю, как у ребят дела.

— Следите за идущей сейчас дискуссией о целесообразности сокращения белорусской высшей лиги?
— Признаться, нет. Но я постоянно слышу мнения о том, как можно поднять уровень чемпионата, улучшить финансовые возможности клубов. Чтобы ведущие футболисты оставались на родине. Чтобы тот же БАТЭ не продавал лидеров, а удерживал их, покупал сильных новичков и успешно выступал на евроарене. Чтобы минское “Динамо” не отдавало 18-летних ребят, таких как Юрченко, в Россию, где они засядут на скамейке, а сохраняло их еще на пару лет. Надо искать спонсоров, создавать условия, чтобы звезды оставались дома. Это сделает белорусский футбол привлекательнее, на матчах будет больше зрителей. Надо разворачивать маркетинг. Как в Германии, где клубы становятся сильнее, солиднее. Белорусские команды должны развивать инфраструктуру, поля, стадионы, заботиться о подогреве, освещении, академиях, интернатах. Должна существовать система подготовки хороших тренеров. Это одна большая пирамида.

— В заключение хотим спросить о вашей семье. Каково вам вдали от родных?
— Моя жена — школьный учитель. Детей у нас двое: сын и дочь, есть уже и двое внуков. Наша семья живет в Йене, в трех километрах от семьи Штанге. Мы постоянно общаемся с родными по телефону. Но сюда в гости ко мне пока никто не выбирался. Супруга собирается сделать это в мае, с началом школьных каникул. Думаю, ей здесь понравится. Я рассказывал ей о Минске много хорошего. Да и жена Бернда, которая побывала здесь осенью, мои слова подтвердила. Нам и впрямь здесь очень нравится.