ЛИЦОМ К ЛИЦУ. Людас Румбутис: ни слова о футболе

Во всяком случае, на территории бывшего Советского Союза. Да, поклонники этого вида спорта наверняка назовут еще имена Стасиса Баранаускаса, Вальдаса Иванаускаса, Эдгараса Янкаускаса, Беньяминаса Зелькявичюса, однако они, как мне кажется, не добрались до тех футбольных вершин, которые смогли покорить Румбутис, Нарбековас и Янонис. Хотя, стоп. Имею ли я право причислять обладателя золотой медали одного из сильнейших чемпионатов Старого Света в составе минского “Динамо” к литовским “подданным” спорта номер один? Разумеется, первые шаги по дороге в большой футбол Людас Румбутис проделал собственно в Литве, однако сначала как игрок, а по завершении кпрьеры и как тренер состоялся именно в нашей стране. Более того, в декабре исполнится 22 года с той поры, как Беларусь стала для него второй родиной…

— Вы переехали в Минск из Паневежиса в 1975 году. То есть большинство из прожитых вами лет связаны с Беларусью. Кем сегодня в первую очередь — белорусом или литовцем — ощущает себя Людас Румбутис?

— Скажем так, обелорусившимся литовцем. А если серьезно, был и остаюсь литовцем. Я никогда не забывал и не отрекался от собственных корней. И не намереваюсь этого делать впредь, поскольку считаю, что у человека, который не помнит своего прошлого, скорее всего, нет и будущего. Да, у меня белорусское гражданство, однако в любой момент могу обратиться в посольство Литвы и после прохождения необходимых процедур получить литовский паспорт. Другое дело, что я не вижу необходимости в смене подданства. Тем паче Литва рядом — от Минска до границы каких-то полторы сотни километров, а так как ни мне, ни супруге не нужно каждый раз открывать визы, то мы довольно часто бываем на моей исторической родине. Например, когда в июле стояла очень жаркая погода, мы несколько уик-эндов подряд выбирались на Балтику, в Палангу.

— Литовский язык на “чужбине” не забыли?

— Нет, что вы… Но знаете, когда пару лет назад меня пригласили поработать с национальной сборной Литвы (Людас Румбутис был вторым тренером с сентября 99-го по июль 2000-го. — “ПБ”.), то во время первого сбора на Кипре вдруг с ужасом для себя обнаружил, что неправильно говорю на родном языке. Приходилось сначала подбирать в уме нужные слова по-русски, переводить их на литовский, в результате чего неверно строил предложения. Справедливости ради замечу, что к окончанию сбора, который продолжался около двух недель, все вернулось на круги своя — я окончательно вспомнил разговорный литовский.

— Кстати, мне тоже доводилось отдыхать в Паланге. Поэтому вполне понимаю польского короля Ягайлу, который еще в 1427 году писал своему кузену великому князю Литовскому Витовту, что “ежели отдашь Палангу крестоносцам, то рыдать об этом придется и Литовской земле, и Жемайтийской, и самому правителю”. Как вы считаете, за годы независимости город сильно изменился?

— Несомненно, причем в лучшую сторону. Сегодня Паланга — чисто западный курортный городок, в котором создана вся инфраструктура для комфортного отдыха. И если у человека есть деньги — замечу, не очень большие: качественное времяпрепровождение на балтийском взморье Литвы доступно людям со средним достатком, — то для аборигенов совершенно неважно, кто приезжий, — негр, русский или эскимос. Ведь Паланга, по большому счету, активно живет всего три месяца в году, и за это время местное население должно суметь заработать достаточно средств, дабы их хватило до следующего июня. Так что летом курортный бизнес там поставлен во главу угла, а времена, когда могли нахамить только за то, что ты не разговариваешь по-литовски, канули в Лету. Недаром же в этом году все места в гостиницах города давно забиты вплоть до сентября. Видимо, свою роль здесь сыграла и уникально теплая погода, и не совсем спокойная обстановка на южных курортах, однако факт остается фактом: очень много россиян, белорусов снова, как и в советский период, предпочитают отдыхать в Паланге. Потому что там, подчеркиваю, за относительно небольшие деньги ты получаешь сервис европейского уровня.

Правда, по сравнению с прошлым годом Литва для нас подорожала в среднем на 15-18 процентов. Что, очевидно, связано с падением курса американской валюты по отношению к евро. Но тем не менее двухместный номер в приличном палангском отеле можно снять долларов за двадцать, а чтобы вкусно пообедать в одном из многочисленных кафе, хватит и десятки. Не знаю, найду ли я в Минске ресторанчик, где меня смачно накормят за 20 тысяч рублей… И это при том, что продукты питания в Беларуси стоят дешевле, нежели в Литве. Парадокс? Отнюдь. Все просто: налоговое бремя в Литве давит на предпринимателя не так сильно, как в Беларуси. Да и в целом, считаю, Литва развивается сейчас в нужном направлении. Наши северные соседи берут в пример все то хорошее, что есть в Германии. Поверьте, на немецкую модель есть смысл равняться. Сегодня в Литве все стоит реальных денег — вода, квартиры, бензин и так далее. Думаю, если бы в Беларуси государство не отапливало, скажем так, целую страну, то и бюджет не был бы таким хилым. Другой вопрос, что без помощи державы люди с их скудными зарплатами и пенсиями просто не выживут.

— Людас Ионович, давайте мысленно вернемся на одиннадцать с половиной лет назад, к 13 января 1991 года. Какие чувства вы испытали, когда, включив телевизор, увидели кровь ваших земляков на подступах к телецентру и советские танки на улицах Вильнюса?

— Боль. Всепоглощающую боль… Поскольку, как мне тогда казалось, за годы правления Горбачева все обязаны были осознать, что перемены в обществе неизбежны, что Кремлю придется дать советским республикам больше самостоятельности (генсек компартии Литвы Бразаускас не скрывал, что местные коммунисты должны выйти из состава КПСС), и вдруг смерть ни в чем неповинных людей на улицах Вильнюса… Увы, в Москве так и не поняли: мои соотечественники испокон веков стремились к суверенитету, к свободе, а их национальное самосознание, как ни души его или маскируй, всегда прорывалось на волю и было видно невооруженным глазом.

Однако если вы помните, танки в Вильнюсе — не первая пролитая литовцами кровь за независимость: до 13 января 1991 года имел место еще и бессмысленный расстрел погранзаставы в Медининкае. На мой взгляд, это была чистой воды провокация, демонстрация силы, попытка побряцать оружием, чтобы запугать народ и заставить забыть о свободе. Мало того, над крупными литовскими городами — Каунасом, Паневежисом, Шяуляем — сутками напролет барражировали боевые вертолеты, создавая очень неприятный психологический эффект, будто за тобой постоянно следят. А не исключено, так оно и было на самом деле…

— Затем ведь последовали и экономические санкции к непокорной республике.

— Совершенно верно. И тоже приходилось очень тяжело, но люди в большинстве своем не роптали, поскольку прекрасно понимали, что просто так, за здорово живешь, свободу не завоевать. Знаете, когда я ездил к маме, то всегда набирал полный багажник бензина, дабы хватило и на обратную дорогу, и часто наблюдал характерную для той поры картину: идет фура с российскими, белорусскими, латышскими номерами, а следом за ней на прицепе “легковушка”. Таким, достаточно экзотическим, способом литовцы добирались из одного города в другой… В начале 90-х в Литве в ходу была довольно печальная шутка. Уезжает муж на пару дней и дает напутствие жене: “Я оставляю тебе целых 20 литров бензина!” Смешно? То-то и оно, что не очень.

Так или иначе, но события тех дней в очередной раз доказали: у прибалтийских народов жажда независимости, замешанная на здоровом национализме — в Латвии эта черта развита, по-моему, чуть меньше, чем в Литве или Эстонии, — взращена настолько, что никакими силовыми методами этих свободных и гордых людей надолго не покорить.

— Нам, белорусам, не помешала бы инъекция, другая здорового национализма.

— А я вообще не вижу в национализме ничего дурного (считаю, национализм и патриотизм очень близки по своей сути), и не нужно это понятие смешивать с шовинизмом или нацизмом.

— Следующий вопрос логично вытекает из предыдущего. Как обелорусившийся литовец Румбутис воспринял декабрьское соглашение 1991 года, подписанное Станиславом Шушкевичем, Леонидом Кравчуком и Борисом Ельциным в Беловежской пуще, после чего Советский Союз сыграл в ящик?

— Предвосхищая конкретный ответ, хочу вспомнить август 91-го. Когда в Москве власть захватил ГКЧП, я уже на второй день путча пришел в нашу первичную партийную ячейку и написал заявление о выходе из состава КПСС. Тогда у многих глаза на лоб полезли, на меня смотрели, как на шального: “Что ты делаешь? Не спеши, подожди чем все закончится”. А что, спрашивается, я необычного сделал? И как я мог поступить иначе, коли на улицах Москвы грохотали бронемашины, а агонизирующие коммунисты-ортодоксы готовы были пойти на массовые убийства мирных людей, дабы сохранить хиреющий Советский Союз? Конечно, если бы тогда победили путчисты, то мне, вероятно, не поздоровилось бы, однако находиться, пусть и формально, в одних рядах с Янаевым, Крючковым, Павловым, Пуго, Язовым я не имел морального права. Тем более что после вильнюсского января минуло всего полгода…

Беловежское соглашение? По-моему, никто не ожидал, какие последствия принесет этот договор, и не просчитал все варианты развития событий. Видимо, изначально планировалось, что подписанная в Вискулях конвенция произведет эффект большой хлопушки: шума много — и ничего. Но, как оказалось, в этой “хлопушке” был заложен, образно говоря, не просто тротиловый, а ядерный заряд. Который в клочья разорвал дышащий на ладан Советский Союз. Образовавшееся же тогда СНГ в силу объективных и субъективных причин до сих пор действует ни шатко ни валко. Думаю, недалек тот день, когда Беларусь, Россия, Украина поймут бесперспективность Содружества и отношения между странами будут строиться на уровне межгосударственных связей.

— Надеюсь, вероятность реанимации СССР близка к нулю…

— Я уверен, что этого просто не может быть. Да, иногда по улицам Москвы, Минска некоторых других городов ходят горстки людей с плакатами “Верните нам Советский Союз!” О чем это говорит? Всего лишь о том, что демонстранты не понимают современных реалий, живут позавчерашним днем. Пенсионеров, безусловно, жалко, им нужно по возможности помогать, однако молодежь — и это очевидно! — не хочет возврата в прошлое. Например, общеизвестно, что во времена СССР выехать за границу являлось сумасшедшей проблемой. Пуще того, в течение месяца тебе капали на мозги, чтобы за “бугром” ты вел себя достойно. О подобного рода собеседованиях ходят легенды! Помните у Высоцкого: “А за месяц до вояжа инструктаж проходишь даже — как там проводить все дни: чтоб поменьше безобразий, а потусторонних связей — ни-ни-ни”. А соглядатаи из КГБ? Молодым этого не осмыслить, даже тридцатилетним не понять, что сие значит, когда в составе, допустим, делегации минского “Динамо”, отправляющегося на матчи еврокубков, всегда присутствовали один или два человека из органов — так называемые сопровождающие. Которые зорко следили за тем, как ведут себя на чужбине советские футболисты.

— В процитированном вами же стихотворении Владимира Семеновича есть и такие слова: “Исполнительный на редкость, соблюдал свою секретность и во всем старался мне помочь: он теперь по роду службы дорожил моею дружбой просто день и ночь”.

— Вот именно. У Высоцкого, что ни строчка — все в точку. Так зачем, спрашивается, предаваться ностальгии по тем временам?

— Но о золотой поре минского “Динамо”, небось, вспоминаете. Действительно ли команда была настолько дружна, как об этом писали в прессе?

— Нельзя сказать, что все мы были “не разлей водой”, однако коллектив тогда действительно подобрался замечательный: никто никого не подставлял, не строил каких-то козней или интриг. Даже за Сашу Прокопенко — царство ему небесное — все без исключения всегда стояли горой. Несмотря на то что некоторые из ребят, естественно, прекрасно понимали: если Прокоп уйдет из команды — освободится место в составе. Короче говоря, мы умели работать, отдыхать и дружить.

— Наслышан, что и покутить игроки минском “Динамо” образца начала-середины 80-х были совсем не дураки.

— Это вы бросьте. Выпить, конечно, могли, но только в свободное время: отметить, например, окончание сезона, или когда в ходе чемпионата наступал двух-трехнедельный перерыв. Хотя дело обстояло далеко не так, как рассказывали в “Прессболе” наши “писатели”, как я их называю, Пудышев и Мельников — тоже мне, Тургеневы нашлись…

Не поверите, но когда Люба Вергеенко прочитала их откровения, она в ужасе спросила мужа: “Миша, вы действительно так безбожно пили?” Все понятно, Юра и Валера преувеличивали для красного словца, недаром же говорят, что, не приукрасив, складный рассказ не сложишь. И главное — из того состава “Динамо” водку практически никто не употреблял. Вино, шампанское, или шампусик, как называл Пудик, — да, но сорокоградусную… Иными словами, такого, как сейчас, когда кое-кто из игроков водки нажрется, а затем три дня отходит, — в мое время в минском “Динамо” не было.

— А чего не хватило, чтобы спасти Александра Прокопенко, который, не секрет, часто пил просто “по-черному”?

— И, к несчастью, не он один… Болезненное влечение к алкоголю заложено на генетическом уровне, поэтому, чтобы преодолеть зависимость, нужно быть очень сильной личностью. У которой такие черты характера, как долг, ответственность, забота о семье, любовь, должны превалировать над тягой к спиртному. Саша в этом плане, увы, оказался достаточно слабым. Пока Прокоп был молодым, его организм худо-бедно, но справлялся с болезнью. Не стоит также забывать, что любая команда — это словно взрослый детский сад. Где главное для тебя, в каком бы состоянии ни был, — дойти до автобуса. После чего — на базу, а там тренировки, хорошая пища, здоровый сон вкупе с медицинской помощью быстро поставят тебя на ноги. Иными словами, до следующих выходных ты оказываешься вовлеченным в процесс, из которого сложно, практически невозможно вырваться. Тут уж сильно не погуляешь! Тем паче Малофеев не больно-то и жаловал выходные. Помню, в 82-м я играл почти без передышки дней сорок — то за основу, то за дубль. Игроки подходили к тренеру, говорили: “Эдуард Васильевич, смилуйтесь. Мы уже до чертиков надоели один другому”. На наши сетования Малофеев возражал: “Нет, ребятки, давайте еще раз соберемся, посмотрим друг на друга”.

Так вот, пока Саша находился в этих командных жерновах, ему, разумеется, было не до загулов, и хотя он срывался порой, однако всегда возвращался в команду. Когда же Прокопенко завершил карьеру игрока, то был предоставлен самому себе. Рядом с Сашей не оказалось людей, способных поддержать в трудную минуту, вокруг него вились сплошные “приятели”, которым льстило, что они находятся в одной компании с легендарным Прокопом…

— Давайте, Людас Ионович, если не возражаете, поговорим о менее печальных вещах. Расскажите о своих увлечениях.

— С юных лет души не чаю в музыке. Сам “профессионально” играл на гитаре. В паневежеской спортшколе-интернате мы с друзьями организовали ансамбль, который пользовался определенным вниманием среди сверстников. Да что там кривить душой и скромничать: считался лучшим в Паневежисе среди аналогичных музыкальных коллективов. Что еще? Нравится ездить на автомобиле, следить за ним. Ведь машина для водителя — это средство передвижения, которое сохраняет или отбирает у него жизнь. Зимой иногда выбираюсь на “Зарю”, чтобы погонять по кругу, насытить кровь адреналином… С детства обожаю играть в хоккей. К литературе и кино достаточно безучастен, но прессу читаю регулярно и систематически отслеживаю телевизионные новости, чтобы находиться в курсе событий.

— Каковы ваши музыкальные пристрастия?

— Российскую эстраду органически не перевариваю, люблю старый добрый рок, хард-рок, рок-н-ролл — “Deep Purple”, “Uriah Heep”, “Nazareth”, “Queen”, “The Beatles”, “Rolling Stones”, “Slade”… Композиции этих же групп играли в ансамбле: наш вокалист неплохо знал английский. Теперь, если в Вильнюс приезжают какая-нибудь из легендарных команд или исполнители уровня Стинга, мы с женой обязательно отправляемся на концерты. В Минске не получается, поскольку билеты в Беларуси почему-то стоят на порядок-два дороже, чем в Литве. Да и приезжает к нам преимущественно российская попса.

— Откуда записи добывали в то время? Наверняка переписывали с помехами, создаваемыми “глушилками”, из программ Севы Новгородцева по Би-Би-Си.

— Нет. У нас в Литве было несколько “толкучек”, где втридорога по 30-50 советских рублей можно было приобрести привезенные из-за границы виниловые пластинки. Милиция, конечно, гоняла, ловила, штрафовала и продавцов, и покупателей, но бизнес все равно процветал. Кроме того, переписывали записи друг у друга. Иногда за деньги, но чаще процветал бартер: я тебе, допустим, свежий альбом “Pink Floyd”, ты мне — “Rainbow”. У меня, например, уже в 1973 году был переносной катушечный магнитофон — правда, совершенно не помню, откуда он у меня взялся, — но зато не забыл, что качество записей было вполне сносным, да и не самому же все время петь.

Мне также очень нравятся песни Высоцкого — как серьезные, так и потешные. В самом деле, это же каким талантом нужно обладать, чтобы эзоповым языком написать такие слова, чтобы церберы от цензуры не упрятали за решетку! Рязановские фильмы конца 70-х, к слову, из той же области. “Гараж”, например. Там ведь очень едкая сатира на существовавшие в советские времена нравы, ущербность характеров, когда из-за гаражного бокса у людей души менялись… Скажу больше: песни Высоцкого, Талькова, фильмы Рязанова не стали менее актуальными и сегодня.

— А вам не кажется, что раньше юмор, звучавший с эстрады, был смешнее?

— Согласен, сейчас юмор с примесью горечи. Теперь мы нередко смеемся, извините, над собственным дебилизмом. Приятным исключением в этом плане я назвал бы Евдокимова, Хазанова, Винокура, Альтова: на их концертах можно просто хорошо отдохнуть. Но в целом у тех же Аркадия Райкина или Михаила Жванецкого юмор всегда был более глубоким. Они, как и Высоцкий с Рязановым, зачастую в сатирической форме демонстрировали глупость советских устоев. Ведь было время, когда крестьянам запрещалось держать в личном хозяйстве больше двух свиней! И специально набранные люди ходили по подворьям и переписывали, сколько конкретно хряков и свиноматок имеет селянин… Ну не дикость ли? Райкин мог эту тему так обыграть, что ни один цензор был не в состоянии придраться, а народ, отсмеявшись, расходился после концерта и задумывался: не все, видать, у нас ладно…

— Вы не упомянули еще об одном хобби: каково чувствовать себя в роли дедушки?

— Очень приятно. Не по возрасту, естественно, а потому, что есть маленький человечек, которого ты любишь и можешь отдать ему часть душевного нерастраченного тепла. Да и он, похоже, тянется к деду. Я многое могу ему позволить, однако здесь важно тоже не переборщить, не разбаловать ребенка: и строгость, и ласка должны быть в разумных пределах, а Андрей, как мне кажется, уже понимает ту грань, за которую не стоит переходить. Ведь чего греха таить: мы, спортсмены, раньше по триста дней в году проводили вдали от семей и практически не участвовали в воспитании детей. Я, например, закончил играть, когда сыну было 11 лет, то есть как личность он уже фактически сформировался. Поэтому стараюсь уделять внуку максимум своего свободного времени, тем более что он замечательный мальчишечка. И, знаете, ему очень нравится играть в футбол, хотя Андрюшку никто из нас к этому специально не подталкивал. Он готов гонять мяч часами, а однажды заявил: “Дедушка, я — футбольный футболист”.

— И последний вопрос, Людас Ионович. Какие три желания вы попросили бы исполнить золотую рыбку?

— В принципе человек не должен ждать милостей откуда-то свыше, а рассчитывать исключительно на собственные силы. Ну а коли вдруг попадется в сети золотая рыбка — тем лучше. И если бы я ее вдруг словил, то для своей семьи пожелал бы: пусть все остается как есть, главное — чтобы не было хуже. Для себя: чтобы смог помочь внукам — надеюсь, я еще не один раз стану дедушкой — твердо войти в жизнь. А всем людям — ума и здоровья. Всего остального человек в состоянии добиться сам.