ЮБИЛЯР. Владимир Новицкий: о себе, письме, песне и пенсии

— Вас хорошо знает любой белорусский болельщик, и вместе с тем о фактах биографии не осведомлен почти никто.

— Что ж, попробую удовлетворить любопытство. Родом я из Бреста, рос в семье военного врача. Большую часть школьных лет провел в ГДР — отец тогда служил в Группе советских войск в Германии. Правда, заканчивал школу в родном Бресте — к тому времени мы вернулись в Беларусь. Получив аттестат в 71-м, пытался поступить в политехнический институт на инженерно-экономический факультет. Конечно, уже в те годы был страстным болельщиком, влюбленным в футбол, хоккей и статистику. Однако в 17-летнем возрасте о карьере спортивного журналиста и уж тем более комментатора не задумывался. Увы, но даже мои школьные успехи в точных науках не позволили набрать на вступительных экзаменах пару лишних баллов. Конкурс тогда был просто сумасшедшим. Вернулся в Брест с перспективой загреметь в аримю во время ближайшего же призыва. Признаться, особого восторга по этому поводу не испытывал.

— Довольно странно для сына военного.

— Хочу напомнить, что мой отец был офицером военно-медицинской службы, и по характеру и менталитету являлся скорее врачом, чем солдатом. Поэтому никакого нажима, мол, ты обязательно должен отслужить, на меня не оказывалось. Равно как никто из родителей не настаивал и на продолжении военной династии. В общем, призыва избежал и встал вопрос, чем себя занять до следующих вступительных экзаменов в вуз. Удалось устроиться разнорабочим в брестский “Облкниготорг”. По тем временам, считай, повезло: это был период кошмарного книжного дефицита, а я получил возможность достать почти любое издание. Через четыре месяца место работы сменил — перешел на ту же должность разнорабочего, но уже в отделе технического контроля брестского электролампового завода. Так прошел год, и я отправился на второй абитуриентский заход. Памятуя предыдущий опыт, решил не рисковать дважды, и вместо инженерно-экономического поступил на энергетический, довольно легко выдержав испытания. Пару лет отучился без проблем, пока не случилась беда, в память о которой остался шрам на шее. Не пугайтесь, никакого криминала — проблема была чисто медицинской, на шее вздулся нарыв. Меня в больницу: вскрыли, зашили — вроде все нормально, но через пару дней история повторяется, причем все это на фоне температуры под сорок. Позже мне дали понять, что тогда находился на грани: было общее заражение крови, и вполне могло случиться, что мы сейчас не разговаривали бы с вами. Слава богу, за меня в конце концов взялся грамотный хирург, доктор Соколова, как сейчас помню. Она поставила наконец точный диагноз: “врожденная киста шеи” — и сделала сложную операцию. Правда, хэппи-энд затянулся на несколько месяцев, догнать однокурсников было уже нереально, пришлось взять академический отпуск. Студенчество, таким образом, продлилось на год дольше стандартной пятилетки. Но в 78-м вожделенный диплом был получен, я стал, как шутили, специалистом по кабеляґм. Еще одним студенческим приколом было место распределения — в Швейцарию. Естественно, не в буквальном смысле: просто аббревиатура “Белэнергоремналадка” звучала как “Бэрн”.

Получается, что в те годы был “летуном”: перед институтом работал в разных организациях по нескольку месяцев, и в “Бэрне” задержался не больше полугода.

— Чувствовали неудовлетворенность?

— Что-то вроде этого. Просто ощущал, что это не мое, хотелось чего-то иного. Правда, чего именно, тогда еще не осознавал. Перевелся в проектный институт “Гипросвязь”. Но в 81-м опять появилось чувство неудовлетворенности. Мне шел 27-й год, уже был отцом семейства, родился сын. Именно тогда и решился на революционный шаг, написав письмо в редакцию спортивных программ Белорусского телевидения. В нем делился своими соображениями по улучшению спортивных программ, за которыми, само собой, следил постоянно. К счастью для меня, сей опус не был отправлен в корзину. И тогдашний главный редактор Владимир Борисович Шпитальников и уже ушедшая от нас Фаина Романовна Антипова, работавшая в то время ответственным секретарем, отнеслись к предложениям заинтересованно. Меня пригласили на своеобразное собеседование. Изложенные аргументы дали право на шанс, и он был предоставлен. По понедельникам тогда выходил радиожурнал “Спортивная орбита”. Стали давать различные задания: подготовить репортаж, очерк и так далее. Быстро познакомился со многими людьми из мира спорта. В числе первых были совсем еще молодой Виталик Щербо и его тренер Сергей Сергеевич Шинкарь. В таком режиме проработал несколько месяцев, а однажды узнал, что на телевидении есть вакансия старшего администратора главной редакции информации. При громком названии должность предусматривала фактически функции мальчика на побегушках: забрать с вокзала пленку, отнести эскиз заставки художникам и все в таком роде. Доводилось работать и в студии, правда, в весьма оригинальной роли. Например, менять заставки. Это сейчас студии оборудованы компьютерами, а в те времена “задники” менялись вручную. Идет, скажем, сюжет о сельском хозяйстве, за диктором — пейзаж с пасущимися коровами. Дают команду, что следующий блок о промышленности — меняешь коров на заводские трубы.

— Столь скромная роль не тяготила?

— Абсолютно нет. За полгода такой работы почерпнул много полезного, вник в тонкости технологического процесса, понял, что собой представляет телевидение. Отдельное спасибо жене, которая здорово поддержала в то время. Уйдя из института, я даже несколько потерял в зарплате. И, конечно, кто-то из знакомых говорил, что я веду себя по-мальчишески. Тем более что седина у меня от мамы, и еще до тридцати стал стремительно белеть. Но вместе с женой мы все преодолели. Она видела, что это шанс, который мне нужен. Поступил на заочное отделение журфака, которое, похвастаюсь, окончил с красным дипломом. В середине 80-х даже были предложения перейти на преподавательскую работу. Но тогда я их, естественно, отклонил, ибо уже на первом курсе представился шанс появиться в эфире. До этого вновь сменил должность: в спортивной редакции освободилась вакансия редактора. А осенью 81-го провел первый репортаж.

— Он, надо полагать, памятен до мелочей…

— Еще бы! Как сейчас помню: матч “Динамо” — “Пахтакор”. Рядом со мной в комментаторской кабине находился уже известный журналист Леонид Малявский. Он должен был подстраховать, если вдруг от наплыва чувств хватит обморок.

— Ну и как?

— Обошлось. Волновался, само собой, жутко. Меня и так не причислишь к молчунам, но в тот вечер был говорлив даже сверх всякой меры. Хотелось одним махом выпалить сразу все что знаю не только о наших игроках, но и о гостях. В этом здорово помогала Ленинская библиотека, которую посещал постоянно. Туда приходили газеты ЦК компартий союзных республик, где были и спортивные разделы. Вот за этим эксклюзивом и гонялся. Хотелось сообщить что-то новое, недоступное широким массам.

— Каковы были отзывы о дебюте?

— Общая оценка положительная. Правда, мне сказали, что пауз в репортаже не просто мало — их вообще нет. (Смеется.)

— Тем самым нарушались какие-то каноны?

— Ну, шаблона в нашем деле, насколько я знаю, нет. Не уверен даже, что в Советском Союзе был какой-либо факультет, целенаправленно готовивший спортивных комментаторов. Все знали, что, например, единственная кафедра спортивной медицины есть только в эстонском Тарту. А вот о подготовке именно комментаторов слышать не доводилось.

— С кого же брали пример?

— С огромным уважением относился и отношусь к Николаю Николаевичу Озерову. Но мне была ближе манера Перетурина и Орлова. Первый постоянно стремился отойти от избитых фраз и закостенелых конструкций. Как можно по нескольку раз за матч произносить, например, такую конструкцию: “Итак, идет 10-я минута первого тайма, счет не открыт — 0:0…”? Это же масло масляное, всем понятно, что если счет не открыт, то на табло нули. И таких примеров море. Перетурин же старался их избегать, искать что-то новое, причем не без чувства юмора. У Орлова учился рассудительности и желанию найти тот же эксклюзив. Причем не только из каких-то малодоступных газет, но и из предматчевых бесед с тренерами и игроками. До сих пор не представляю, как можно подходить к микрофону, хотя бы накоротке не пообщавшись с наставниками команд. Из этих разговоров можно почерпнуть много “вкусного”. И тогда, например, замена футболиста на 20-й минуте или слабая игра хоккеиста не будут сюрпризом, ты уже выйдешь в эфир с готовым объяснением: может, у него травма, играет на уколах, или, скажем, какие-то житейские проблемы. Профессия комментатора, как, впрочем, и газетчика, — перекапывать тонны руды в поисках золотой песчинки. И никогда не знаешь, где ее обнаружишь. Свежайший пример: перед матчем “молодежек” Беларуси и Швейцарии слегка “допросил” сотрудника футбольной федерации Славу Киселева, он был гидом гостей. Хотел узнать, что интересное или курьезное произошло со швейцарцами за несколько дней их пребывания в Минске. Святослав рассказал о том, что они в восторге от красоты белорусских девушек и от… цен на рынке “Динамо”. Там гости под завязку отоварились джинсами, которые в Берне стоят 150 евро, а у нас всего-то 25. Главный тренер, говорят, приобрел сразу шесть штук. Вроде бы мелочь, но она здорово оживляет эфир.

— Доминантой вашей работы всегда считалось телевидение. Газетная же стезя освоена не в пример меньше.

— Ай-ай-ай, как мы плохо знаем свою историю! Поднимите подшивки “Прессбола” и сами себя опровергнете. Возьмите в руки самый первый номер… Простите за нескромность, но когда у вас все только начиналось, частенько с прессболовскими аксакалами (Димой Беленьким, Сашей Борисевичем, Володей Бережковым) обсуждали, спорили, какой должна быть газета. Сейчас, признайтесь, работать стало легче: вы и ваши коллеги, как правило, имеете возможность воочию наблюдать большинство турниров, в том числе и за границей. А десять лет назад, если я выезжал куда-то на игры, будучи единственным белорусским журналистом, — с удовольствием писал для “Прессбола”. Но насчет доминанты вы правы — все-таки ею всегда было и остается телевидение. Для меня это наркотик, как, наверное, для вас газета. К слову, мне даже удалось поработать оператором на Олимпиаде-94 в Лиллехаммере. В то время БТ еще не в состоянии было закупать полноценную “картинку”, но возникла идея проекта “Эхо Олимпиады”. Виктор Викторович Новожилов дал мне свою камеру, и мы с Леной Данильченко взялись за дело. Правда, в Норвегии возникали проблемы вроде тех, что были у коллег с СТВ на недавнем хоккейном чемпионате мира в Осло. Представителям телекомпаний, не купивших прав, запрещали работать буквально везде. С точки зрения закона, это, наверное, правильно. Хотя выход всегда есть: пусть и не на самих аренах, но интервью мы тогда взяли у всех наших олимпийцев. Сейчас вновь делаю телепередачи: в цикле “Есть только миг” мы рассказываем о великих белорусских спортсменах и тренерах.

— Когда почувствовали себя знаменитым?

— Знаете, к популярности я отношусь довольно сдержанно. Куда важнее ощущение того, что ты делаешь свое дело. Это чувствовал, и когда из Москвы на трансляции матчей перестали приезжать Перетурин, Маслаченко, и когда с бригадой шести советских комментаторов был командирован на чемпионат мира по футболу в Италию и провел оттуда тринадцать репортажей.

— Тогда вы попали в компанию к признанным мэтрам. Удалось с ними сойтись ближе?

— Конечно. Особенно сдружился с Геннадием Орловым, с которым мы весь чемпионат прожили в одном гостиничном номере.

— Как складывались отношения с легендарным Котэ Махарадзе?

— Наверное, зкадычными друзьями мы не стали, но доброжелательные отношения поддерживали всегда. Общались и на том чемпионате, и позже, когда сводила судьба. Последний раз — несколько лет назад. Тогда он как раз вернулся из Израиля, где ему сделали операцию на сердце. Как мог, поддержал Котэ Ивановича. Многие его выражения навсегда вошли в классику советского спортивного репортажа. Порой в творчестве Махарадзе присутствовала и легкая эротика: “Манучар Мачаидзе доходит до угла штрафной, встречается с мячом и о-вла-де-ва-ет им…” Или вот еще цитата: “Вратарь выбивает мяч, и — пока он в воздухе — быстренько о составах…” Это — высший пилотаж!

— Как отнеслись к “параду суверенитетов” начала 90-х?

— С двояким чувством. С одной стороны, было жаль, что мы теряем возможность постоянно видеть команды калибра “Спартака” или киевского “Динамо”. С другой — свой, независимый чемпионат воспринимался с трепетом. Вот оно, родное, близкое. Энтузиазм был такой, что выпуск “Третьего тайма”, выходивший в эфир за месяц до старта первого национального чемпионата, делал на костылях: незадолго до этого сломал ногу. Поехали в Стайки, где тогда тренировались лидский “Обувщик” и брестское “Динамо”. Одни — в манеже, другие — под открытым небом. И я на костылях прыгал от одной команды к другой. С гипсом на ноге комментировал и матчи хоккейного чемпионата — меня из дома забирала машина, везла во Дворец спорта, и дальше уже на костылях карабкался на комментаторскую позицию.

— Новицкий образца 1981 года и 2004-го — это…

— …абсолютно разные люди. С годами приходит осознание того, что нужно постоянно меняться. Не знаю, насколько это ощутимо по тут сторону экрана, но я стараюсь. Раньше был ближе к фотографу, этакий акын: мяч направо, мяч налево. Сегодня добывать “эксклюзив” и легче, и труднее одновременно: появились новые возможности, здорово помогает Интернет. Но вместе с тем понимаю, что он доступен не только мне, но и многим зрителям, поэтому стараюсь копать глубже. Благо неплохо владею английским, жена в совершенстве знает французский, помогает быть в курсе газетных публикаций в зарубежных изданиях. Самое же сложное — поиск золотой середины, того, что делает мою работу одинаково привлекательной для всей аудитории. Слежу за Интернет-форумом “Прессбола” и вижу, что у двух болельщиков на одну проблему диаметрально противоположные взгляды. И угодить обоим — непростая задача.

— Полагаю, общение со зрителями 80-х также отличалось от встреч с болельщиками начала XXI века…

— Безусловно. Особенно остро разница почувствовалась в тот период, когда я стал все чаще работать на белорусском языке. “О, “сам-насам” пошел или “у адзiн дотык” — такие реплики доводилось слышать чуть ли не на каждом шагу. Обидно, но ирония в этих словах была какой-то злой, хотя я не открывал в белорусском языке ничего нового. Вступать с каждым в дискуссию, конечно, бесполезно.

— Это — в прошлом, ведь в последнее время репортажи ведете преимущественно по-русски…

— Встречный вопрос: а почему “Прессбол” не печатается на белорусском?

— Но ведь наша газета никогда не была белорусскоязычной, вам же могут поставить в вину фактически предательство родного языка.

— И это будет очень обидно и несправедливо. Но вы согласны, что, если “Прессбол” перейдет на белорусский язык, тираж упадет?

— Возможно.

— А я, увы, почти уверен в этом. С удовольствием использовал бы в репортажах и “матчыну мову”. Но, во-первых, политику телеканала, в том числе и языковую, определяю не я. Во-вторых, не раз доводилось слышать от болельщиков: “Когда вы ведете репортажи на белорусском, мы просто выключаем звук”. Больно наблюдать такие пробелы в воспитании национального самосознания, но мы должны соответствовать запросам аудитории. Остается верить, что когда-нибудь она изменит свою позицию. Язык не должен умирать.

— Тем более что по-русски ваше фирменное прощальное “Бывайце здаровы, жывiце багата” абсолютно не звучит. Кстати, какова история легендарной “фишки”?

— В какой-то момент это стало модным у большинства коллег. Тут действительно присутствует некий шарм. И я задумался над собственной “подписью”. Честно говоря, думал долго, пока не осенило: а зачем, собственно, изобретать колесо? В конце концов, эту песню знает каждый, она же народная. Да и пожелание жизнеутверждающее. Этими словами я заканчивал репортажи лет 6-7, пока не понял, что нужно меняться. Один известный спортивный деятель мне даже сказал: “Володя, это звучит как издевка. Многие ведь живут совсем не богато, а ты таким бодрым голосом…” Даже Мария Леонтьевна Иткина — добрейшей души человек — была солидарна с ним: “Володя, многое нравится в репортажах, но вот это…” Пришлось сдать “подпись” в архив. А может, и зря поторопился. Знаете, на выезде из Минска, кажется, по Слуцкому шоссе, “Бывайце здаровы, жывiце багата” начертано на большом плакате. Разумеется, не считаю, что стал вдохновителем появления стенда, но видеть его каждый раз очень приятно.

— Еще одним моментом, который неоднозначно воспринимается в среде зрителей, является временами зашкаливающая в эфире преданность власти.

— Вы о чем? О Нагано? А можете привести другие примеры, имевшие место в недавнем прошлом?

— Навскидку нет, но если постараться…

— Если постараться, можно увидеть что-то даже там, где этого нет. Хотя и ту Олимпиаду мои критики воспринимают как-то поверхностно. Немного коллег могут похвастать тем, что им довелось комментировать хоккейный или любой иной матч в дуэте с президентом их страны. И более чем уверен, что никто из них не отказался бы от подобного шанса. Никакого “прогиба” здесь нет. В конце концов, мы же тогда не о политике рассуждали, а о хоккее.

— Считаете себя аполитичным человеком?

— Ни в коем случае. У меня, как и у любого нормального гражданина, существует свой взгляд на происходящее в стране и мире. Но при этом помню, что я представляю государственное телевидение. Естественно, однозначно не приемлю, когда журналист пытается идти на компромисс со своей совестью, которая колеблется в такт “генеральной линии”. Слава богу, в жизни ситуаций, когда приходилось делать такой выбор, у меня было немного.

— Один из них — суд весной 2000-го, когда вы выступили по ту сторону баррикад от “Прессбола”?

— Тогда я был искренен. Но повторись ситуация сейчас, возможно, поступил бы иначе. Понимание приходит с годами. Кому-то может показаться это мягкотелостью, отсутствием стержня, что ли. Многим видится, что Новицкий для всех хочет быть добреньким: для Боровского, Вергеенко, Малофеева, Байдачного, Сидоренко, Варивончика, Крикунова, Захарова… Абсолютно опровергнуть подобное мнение вряд ли смогу, но, поверьте, это не бесхребетность и угодничество, а жизненная установка на положительное восприятие человека, на позитив. По крайней мере я так это понимаю. Но, возможно, правы и те, кто считает, что журналист должен быть более жестким. Это опять же к теме о трудных поисках золотой середины.

— Аудитория одинаково воспринимает вас и как футбольного, и как хоккейного комментатора. Что вам ближе?

— И то, и другое близко в равной мере. Одинаково обожаю оба вида спорта, хотя при освещении каждого из них, понятно, присутствует своя специфика. В футболе чуть проще: одиннадцать игроков с каждой стороны плюс два-три выходящих на замены. Рисунок игры постоянно перед глазами, изменения хорошо видны. В хоккее все гораздо динамичнее: регулярные смены пятерок, перестановки в звеньях, возможность варьирования тактики в каждой из смен. Но в этой динамике как раз и присутствует своя прелесть.

— В последнее время количество телекомментаторов возрастает в арифметической прогрессии. Вам не кажется, что при этом общий уровень комментаторской работы снижается?

— Начнем с того, что публичных отрицательных оценок своим коллегам, пусть даже самым молодым, не даю. Сейчас действительно в эфире появляется много новых голосов. Оценивать их работу пока рано: должно пройти несколько лет, чтобы ребята набрались опыта. Само же появление молодых комментаторов только приветствую. Как известно, недавно Белтелерадиокомпанией проведен конкурс, по итогам которого из двухсот пятидесяти кандидатов были отобраны трое. Стараюсь помогать, давать дельные, на мой взгляд, советы. Благодарен и “Прессболу”, который делится с нами интересными кадрами. Очень понравилось сотрудничать с Сережей Олехновичем на финале Кубка Стэнли. Надеюсь, что Юрий Довнар и Николай Цынкевич также продолжат работу у микрофона. И, поверьте, никакой ревности при этом не испытываю. Хотя в ней меня и пытаются порой обвинить все те же посетители вашего Интернет-форума. Мол, Новицкий расставил локти и никого не подпускает к эфиру.

— Обижаетесь?

— Если честно, да. Хотя и понимаю, что жизнь должна была нарастить некий панцирь, щит, который позволил бы равнодушно относиться к нападкам. Не получается. Или вот: пару месяцев назад довелось прочитать, дескать, Новицкий обленился. Ему уже “западло” выехать на периферию, а приятнее “под кефирчик” комментировать купленную за границей “картинку”. Но это же не так, дорогие мои! Совсем не ощущаю себя на свои 50, и мне по-прежнему абсолютно все равно, куда ехать — в Осло, Гомель или Новополоцк. Другое дело, что опять-таки политику спортивного вещания БТ определяю не я.

— И все же согласитесь, что она далеко не совершенна.

— Ничего совершенного нет. Но знаете ли вы, что среди общеполитических национальных каналов по насыщенности спортивными трансляциями наше телевидение занимает почетное второе или третье место в Европе?

— Однако отстают от БТ, вероятно, общественные каналы тех стран, которые имеют специализированные спортивные.

— Возможно. Это также перспективное направление. Хочется надеяться, что рано или поздно подобный проект появится и в Беларуси. Гораздо легче стало после создания “Лада”, но и он не способен удовлетворить все запросы. Хотя бы потому, что охватывает страну не на сто процентов.

— Болельщики постоянно сравнивают работу в эфире Владимира Новицкого и Сергея Новикова. Как вы к этому относитесь?

— Сравнивать — неотъемлемое право зрителя. Возможно, он делает это просто из-за схожести наших фамилий, возможно, из-за того, что с 80-х годов привык к двум голосам “за кадром” — моему и Сережиному. Упреждая вопрос, скажу, что никакой нездоровой конкуренции между нами нет, каждый делает свою работу по-своему. Горячей дружбы между нами, может быть, и не завязалось, но при встрече никто не отворачивает голову и не прячет руку в карман. Преклоняюсь перед профессионализмом коллеги. Кстати, в недавней передаче цикла “Есть только миг”, посвященной Александру Каршакевичу, вспомнили и о том, что четверть века назад гандбол стал популярен у нас во многом благодаря Белорусскому телевидению, читай — Сергею Новикову.

— И все-таки в футболе у вас есть пусть и заочный, но достойный конкурент. В хоккее же таковых пока не просматривается.

— Абсолютно несогласен. Вспомните хотя бы Эйндховен 1996 года, где мне довелось комментировать в паре с Володей Бережковым. Возможно, кто-то воспримет это как реверанс в адрес газеты — его право. Ваш редактор в отличие от меня сам занимался хоккеем, воспитанник “Юности”. В каких-то моментах он тоньше и глубже чувствует игру. Кроме того, у него живая речь, в репортаже было много сленга и удачных метафор. Уверен, что зрителям это понравилось. Или Александр Шумидуб. Разве не готовый комментатор?

— Сейчас есть “молодые и перспективные”, которые, как вы когда-то, без всяких конкурсов приходят и предлагают свои услуги, новые идеи?

— Увы, почти нет. Недавно, правда, со мной связался парень, который постоянно следит за НХЛ. Он предложил помочь в освещении грядущего финала Кубка Стэнли. Постараюсь привлечь его к эфиру.

— Опыт не подталкивает на преподавательскую стезю, от которой в свое время отказались?

— А как вы себе это представляете? Ходить по городу и кричать о желании поделиться опытом? Однажды, правда, мне позвонили из университета культуры, предлагали прочитать несколько лекций. Я согласился. Обещали перезвонить, жду до сих пор.

— Насколько, на ваш взгляд, вы далеки от комментаторского идеала?

— Не измерял. Я уже отмечал, что совершенствоваться и искать что-то новое нашему брату нужно постоянно, чтобы не приесться аудитории. У меня, естественно, тоже были свои “перетуринки”. Одна из них вылетела на открытии Олимпиады в Солт-Лейк-Сити. Список почетных гостей, приглашенных на церемонию, нам принесли буквально за пять минут до ее начала. Разобраться что к чему просто не было времени. И вот камера выдает крупный план какого-то гостя, и я читаю титры буквально: “Арчи Бишоп”, сдабривая перевод предположением, что это какой-то известный в этих краях деятель. Он и правда был таковым, а именно — архиепископом, имя и фамилию которого я перепутал с церковным саном. Это сейчас выглядит забавно, а тогда “Белорусская деловая газета”, помнится, здорово прогулялась по моей некомпетентности, прицепив “паровозом” и еще кучу обвинений. Не все из них были абсолютно обоснованны, но в принципе получил по заслугам и еще раз утвердился в мысли, что самообразованием нужно заниматься постоянно. Да и рано еще почивать на лаврах: от “полтинника” до пенсии — целых десять лет…

P.S. Коллектив редакции “Пресс- бола” поздравляет Владимира Николаевича с 50-летием и желает, чтобы еще много лет он оставался для болельщиков голосом белорусского спорта.