ЮБИЛЕЙ. Владимир Василевский: я — патриот

Баскетбол — моя соломинка

— Владимир Михайлович, большую часть жизни вы посвятили баскетболу. Двадцать лет трудились в должности гостренера, были начальником управления Минспорта, теперь — на преподавательской работе. Но почему именно баскетбол завладел вашим сердцем?

— Мне импонировала динамичность этой игры, а еще — буквально очаровали люди, в чьи руки я попал. В столичном районе Комаровка, где прошли мои юные годы, спорт пользовался огромной популярностью. Записался в баскетбольную секцию “Буревестник”, в которой тренировки проводили студенты-третьекурсники ИФК Регина Довнар (по мужу — Пышник) и Анатолий Гарковенко. Когда видел их на площадке, где они всегда были лучшими, ужасно гордился, что именно они учили меня азам баскетбола. К сожалению, мои потенциальные возможности оказались ограниченными, и довольно быстро понял: стать великим баскетболистом не суждено. Но я настолько влюбился в эту игру, что не связать с ней жизнь уже не мог. Баскетбол — это соломинка, которую бросила мне судьба и которая вывела в люди. В 1969 году поступил в институт физкультуры и с первого курса начал тренировать детей. Самый продуктивный отрезок трудовой биографии — работа государственным тренером. Это было время моего творческого становления. Судьба свела с такими замечательными людьми и специалистами спорта, как Виктор Ливенцев, Валентин Сазанович, Герман Бокун, Виктор Путьков, Николай Заичков и многими другими. Мне посчастливилось трудиться плечом к плечу с великими тренерами — Семеном Халипским, Владимиром Колосом, Иваном Паниным. Каждый — личность. Но я умел ладить с ними, идти на компромиссы, делать все для того, чтобы наше общее дело — развитие белорусского баскетбола — двигалось вперед. И мне есть чем гордиться: в советские времена Беларусь котировалась высоко.

— Куда же все делось после развала Союза? Ведь суверенным белорусским сборным ни разу не удалось пробиться на чемпионат Европы.

— Мы потеряли великолепную игровую практику. Кроме Америки, никакая страна ничего подобного не имела. Советский баскетбол слагался из нескольких самобытных школ. Эстонская — ум, литовская — физическая подготовка и техника, грузинская — авантюра, быстрота, изящество. Шло взаимообогащение, значительно ускорявшее рост мастерства. Теперь же наши баскетболисты варятся в собственном соку, выступая в слабеньком национальном первенстве. Второй момент — потеря тренеров высокой квалификации. В ближнее зарубежье зовут Халипского, Буяльского, несмотря на молодость, отличные перспективы имеет Вавлев. А отъезд лучших тренеров морально угнетает коллег, работающих здесь. Исчезает конкуренция, снижается требовательность к себе, теряется престиж профессии…

— Людей можно понять: почему не использовать возможность пополнить семейный бюджет? Вы бы отказались?

— Я — патриот, так воспитан. В свое время мог первым из белорусских судей отправиться за границу на заработки. Но не захотел, предложил вместо себя ехать в Ливан Борису Царикову. А насчет тренеров скажу так: чтобы они не стремились на чужбину, нужно создавать достойные условия дома.

От хандры спасла работа

— Вы — деятельный практик. Не сложно ли было окунуться в академическую атмосферу высшего учебного заведения?

— В жизни, наверное, не может быть все гладко. Оказался в роли “стрелочника” в скандальном деле с футбольной командой “Динамо-93”. Пришлось оставить работу в Минспорта. Получил болезненный нокаут, в котором находился пару лет. Тяжелый был период. Но спасла работа. Отличные отношения в коллективе нашего университета, большой объем работы, в которую я с удовольствием впрягся, — все это позволило быстро восстановиться психологически.

— Переход к педагогической деятельности сопряжен с возникновением некоторых проблем.

— Мне он дался легко по той причине, что, работая гостренером, директором РШВСМ по игровым видам спорта, начальником управления спорта, я постоянно имел тесный контакт с институтом. Со студентами в принципе работать не тяжело, если ты имеешь на это моральное право, не лукавишь и не учишь тому, в чем слабо разбираешься. Осознанно расширил круг своей деятельности: совмещаю решение проректорских вопросов с работой на полставки доцентом на кафедре спортивных игр. Затеял со студентами эксперимент: начиная с первого курса, они проходят практику в детской спортивной школе.

— Какое качество считаете главным в молодом тренере?

— Умение влюбить ученика в свой предмет. Существует множество факторов, которые наверняка собьют молодого человека с пути, если он фанатично не влюбится в выбранное дело. Не боюсь признаться, что для решения педагогических моментов я использую некоторые антипедагогические методы. Известно, что даже положительный человек, попав в компанию пьяниц, за пять лет обязательно станет похожим на них. Вот и я хочу привязать своих студентов к баскетболу, чтобы они пять лет поварились в этом деле, и потом уже не представляли своей жизни вне его. Мы открыли воскресную баскетбольную школу. Финансово она невыгодна, зато крайне важна в профессиональном плане. Судите сами: из шестнадцати студентов, занимавшихся с ребятишками, всего через год половина получила тренерскую работу в школе олимпийского резерва. Первое время они не понимали, почему я заставлял перед приходом детей украшать спортзал, делать его максимально привлекательным. Проводил аналогию с храмом: человек приходит в церковь — красота ее убранства чарует, привязывает, и он обязательно придет туда еще и еще. Вот и мы обязаны сделать так, чтобы после первого баскетбольного занятия у ребят появилось стойкое желание посетить следующую тренировку.

— Слышал, что учите своих подопечных не только баскетболу.

— В трехлетней программе обучения детей предусмотрено знакомство с двадцатью видами спорта.

— Это-то зачем?

— Ведь не у всех из них баскетбольные способности, а так ребенок может найти себя в другом виде, не будет потерян для спорта.

— Окунувшись в университетскую жизнь, вы не изменили своего отношения к отъезду наших баскетболистов в Америку?

— Нет. Зря едут. Будь моя воля, посылал бы на договорной основе на стажировку в соседнюю Литву. Чтобы они получали баскетбольную школу. Мы же ее теряем! Всегда приводил в пример белорусскую художественную гимнастику. Была Годеева, затем Крыленко, теперь Лепарская, уедет она — обязательно найдутся последователи школы. Я первое занятие по специализации “баскетбол” проводил в… гимнастическом зале. Ректор, когда узнал, за голову схватился. Посадил своих двухметровых ребят на лавочке, и они целый день наблюдали за тем, с какой интенсивностью пахали “тростиночки”. А вечером сказал им: “Если наши баскетболисты на тренировках будут выкладываться так, как гимнастки, чемпионами Европы они будут однозначно”.

Боялся не бандитов, а КГБ

— У вас огромный стаж судьи международной категории, пришлось работать на соревнованиях высшего уровня. Рискну задать вопрос, на который не любят отвечать арбитры…

— Подсуживал ли кому-нибудь? Не люблю криводушничать — было два случая, но мне за них не стыдно. Первый произошел за год до московской Олимпиады. На туре чемпионата СССР в Минске меня неожиданно назначили на матч подмосковного “Спартака” и новосибирского “Динамо”, в котором решалось, кто сможет претендовать на медали. Динамовки были сильнее, зато “Спартак” возглавлял Алексеев — муж главного тренера сборной Союза Лидии Алексеевой. Ко мне пришли Халипский с Белевичем и предложили аккуратно помочь “Спартаку”, имея в виду, что тогда легче будет решить вопрос с привлечением в олимпийскую сборную Татьяны Белошапко. Согласился, ибо речь шла о престиже белорусского баскетбола. Второй случай — обратного порядка. В 1983 году перед товарищеским матчем женских сборных СССР — США в Москве мое непосредственное начальство из союзного Спорткомитета дало указание: в интересах советского спорта надо сделать так, чтобы команда Алексеевой… проиграла.

— Как это? Ведь подобные матчи имели тогда статус повыше иной официальной встречи.

— Вот и я своим ушам не поверил. Оказывается, тогда появился бы формальный повод для отставки Алексеевой: мол, сборная в застое, нужно вводить свежую кровь. Выходим судить с Авлишвили. Он сразу “прихватил” наших — Алексеева в крик: “Гоги, ты что вытворяешь!?” Вижу, коллега сник, стал судить нейтрально. На площадке — “качели”. Остается семнадцать секунд — СССР уступает три очка. И тут я не выдержал: поймал на фоле американку. Их тренер аж взвилась. В сердцах так дернула на руке браслет, что он улетел на середину площадки. Я — ноль внимания. А потом успел найти еще одну зацепку, благодаря которой сборная СССР выиграла очко.

— Выходит, не выполнили задание начальства.

— Дело было не в спасении Алексеевой — ее все равно вскоре сняли. Не мог я, гостренер, отвечающий за развитие советского баскетбола, позволить, чтобы на нашей земле американки добились победы с помощью наших же судей.

— А в чемпионате Беларуси нейтрально судить было сложно?

— В заслугу себе могу поставить, что ни с кем не был “замазан”, поэтому легко сохранял нейтралитет.

— Судейские решения не все воспринимают как должное. С кем приходилось сложнее всего?

— С Гузиком. Но я ему единственному прощал, когда тот мог ругнуться матом. Виктор все делал от души, горел на площадке.

— А из тренеров?

— С Тайцем. Он знал психологию судьи — сам немало лет был в этой шкуре, умело этим пользовался. Поддушивал профессионально. Макаревич всегда держал арбитров в напряжении, Селюнина…

— В Союзе были города, в которые ехали через “не хочу”?

— Тяжело приходилось в Каунасе и Тбилиси. В первом — здорово понимают баскетбол, во втором — безжалостно “прессуют” судей.

— Вы также становились жертвой кавказской горячности?

— Естественно. И голову в кровь разбивали брошенным с трибуны металлическим рублем, и мороженым доставалось. Кошмар! Помню, идет тбилисский тур, в котором решается судьба медалей. Играют хозяева с московским “Динамо”. После первого тайма гости ведут десять очков. Что творится в зале — не передать словами. Судили матч Антонов и Айвиц. В раздевалку им пройти невозможно — зрителей еле сдерживает милиция. Мы с Кяби уже отработали на предыдущей встрече, но решили морально поддержать коллег, вышли к ним на площадку. Вокруг крик, гвалт, в нас летит все, что было в руках у зрителей. Вдруг видим: с центральной трибуны к нам спускается представительный мужчина в окружении двух “шкафов”. Ткнул пальцем в живот Паше Антонову и процедил: “Если сегодня, за две недели до двадцать шестого съезда партии, в Тбилиси будут людские волнения, вся ответственность ляжет на вас”. А один из телохранителей пятерней измерил рост Паши. Не знаю, каких усилий стоило ему довести матч до финала, только, на его счастье, тбилисцам удалось вырвать победу. Игра закончилась, а народ почему- то не уходит из зала, жаждет расправы. Даже не понял, как милиции удалось через подвал провести нас к раздевалке. Сидим, Паша ни живой, ни мертвый. Потом вдруг спрашивает меня: “Михалыч, а что этот амбал вымерял?” — “Твой рост”. — “Зачем?” — “Говорит, у них нет такого большого деревянного макинтоша”. — “А ты ему что ответил?” — “Ничего, ноги в коленках подогнем”. Все как грохнули дружным смехом, и накаленная до предела обстановка сразу разрядилась.

— Подобное “гостеприимство” не подталкивало к завершению судейской карьеры?

— Я не из боязливых. Больше угнетали политические моменты.

— Например?

— Еду судить на чемпионат Европы в Финляндию. Соответствующие органы меня проинструктировали: никаких контактов с представителями Америки и Израиля. И намекнули, мол, все под контролем. На первый матч получаю назначение: в паре со мной израильтянин Борух Зелингер, кстати, нынешний президент федерации баскетбола Израиля. Вот, думаю, подарочек. Выхожу с ним судить, он протягивает руку — я только головой киваю. Отработали нормально. В душевой он на ломаном русском говорит: “Владимир, ты здорово помог, вечером от меня презент”. У меня все опустилось. Вот влип! Толком не помылся — бегом из раздевалки, чтобы вместе не выходить. А на ужине он подсел ко мне и дает целлофановый мешок. Оказалось, две огромные бутылки виски. Я не беру. Комиссар-поляк говорит: “Не обижай человека”. Неудобно, пришлось взять. А еще через три дня — новое потрясение: Борух дарит мне шикарный свитер из ангорки. И показывает паспорт, в котором написано, что родом он из… Могилева. Я так труханул, что ночь не спал. Засунул свитер под матрас и думать боюсь о том, как буду проходить таможню. А вещь неописуемой красоты, у нас такой не достать. Перед отлетом домой сижу в аэровокзале, и вдруг до меня доходит — на свитере наверняка есть надпись страны-изготовителя. Точно! “Made in Israel”. Приловчился и лезвием от бритвы незаметно срезал ярлычок, выбросил в урну. Сейчас смешно вспоминать, но тогда страху натерпелся. Вот были времена!

— Да, крепко вас КГБ допекал.

— Эта история, кстати, имела продолжение. В 95-м в Израиле судил отборочные матчи чемпионата Европы. И снова встретился с Зелингером. Времена уже были другие, и я с удовольствием отправился к нему в гости. Рассказал эту историю. Борух хватался за голову, а его 96-летняя мама изрекла: “Вот видишь, а ты не верил, когда я тебе говорила, что КГБ нас изжил бы со света…”

— Владимир Михайлович, шестьдесят лет — своеобразный рубикон, на котором невольно задумаешься: а что дальше?

— Уходить на покой не собираюсь. И физически, и психологически чувствую себя хорошо, поэтому надеюсь, что смогу еще принести немало пользы университету, студентам, белорусскому спорту. Ведь работая с молодежью, получаешь заряд энергии, молодеешь душой. Так что еще повоюем.