Баскетболист года-2008. Егор Мещеряков: мне всего лишь двадцать пять

Удивительно, но лучший баскетболист страны этого года не в курсе о перестановках в родной федерации. “Новый председатель? А кто он? Хороший человек?” Да не знаю я, это пока для всех сюрприз. Для меня тоже — как вставить новоизбранного в интервью о текущем моменте двухнедельной давности?
Тогда я провел с Егором день, в который его “Спартак” встречался с красноярским “Енисеем”. Утренняя тренировка в малом зале “Юбилейного”, где вечером состоится игра. Броски и растяжка — на все ровно час. Броски по периметру: из 20 трехочковых Егор забрасывает 16. Плохой знак: я из тех, кто считает, что если на последней тренировке получается все, значит, в матче будут проблемы. Но молчу, чтобы не накаркать… Возвращаемся из зала на машине с личным водителем — в клубе справедливо считают, что ведущие спортсмены должны тратить эмоции исключительно на игры. По дороге узнаю, что на тренировки Мещеряков утром ездит сам и потому с питерскими пробками знаком не понаслышке: на 15-минутную дорогу уходит полтора часа. Хорошо, что сегодня суббота…
Потом обед дома: мясной бульон и макароны с креветками — все как обычно перед матчем. Сон — полтора часа, затем пару тостов с английским хлебом и снова служебный автомобиль. Матч, по собственному признанию, не самый выдающийся для Егора: он отметился привычной для себя средней результативностью (16 очков — по этому показателю питерский белорус четвертый в суперлиге). Главное мое впечатление — яркая игра разыгрывающего спартаковцев Эндрю Вишневского. Белокожий американец не только отменно поражает кольцо сам, но и нетипично для янки не жалеет мяча для партнеров, снабжая их выверенными пасами при каждом удобном случае. Нам бы такого молодца в сборную…
После игры ужинаем в компании Сергея Шабанова — у нашего земляка из “Крылышек” сегодня была выездная игра, а Таня подлым образом рассказывает супругу все, о чем мы сплетничали в перерыве матча с красноярцами. Да еще делает мне укоризненное замечание: “Ну что ты морщишься, Егор — мой лучший друг, и у нас нет никаких секретов”. Мы обмениваемся красноречивыми взглядами с Серегой и утыкаемся в тарелки. Ну-ну…
Потом мы возвращаемся домой по вечернему Питеру. Проезжая мимо одного здания явно не модернистской постройки, Мещеряков замечает: “Это зал академии имени Можайского, здесь раньше играл ”Спартак" Кондрашина". “Можайка” давно скрылась из виду, а я все рассуждаю, сказать ли Егору о том, что его супруга узнала о знаменитом тандеме Кондрашин — Белов только сегодня, да и то от меня. Ладно, не буду, в конце концов у меня тоже есть лучший друг…

— Егор, сдается, что такой романтичный и своеобразный город, как Питер, должен прийтись тебе по душе…
— Да, пожалуй, в этом плане среди российских городов у Санкт-Петербурга действительно нет конкурентов. В Казани немного другая ситуация, в Москве вообще хаос, а сюда бы еще чуток солнышка добавить — и будет вообще здорово.

— Солнце есть у вас в команде: Евгения Пашутина считают самым многообещающим тренером России…
— Он действительно очень позитивный человек, которого еще никогда не видел грустным или озабоченным. Тренер умеет улыбаться даже после поражений. Работает главным только первый год, но надеюсь, что у Пашутина-старшего эта привычка сохранится на протяжении всей карьеры. Евгений Юрьевич собрал команду, основанную на сплаве молодости и опыта, и пока она справляется с задачей, поставленной руководством. Мы должны попасть в первую восьмерку, чтобы играть в плей-офф. Сейчас идем пятыми.

— По утверждению братьев Лавриновичей — твоих бывших партнеров по УНИКСу, ты самый правильный баскетболист, который когда-либо встречался им в жизни. В “Спартаке” Егор Мещеряков себе не изменяет?
— У меня уже здоровья не хватает отправиться куда-то после игры. Если поеду в ночной клуб, то там, наверное, и усну. Но это, конечно, не основная причина. Я всегда старался режимить.
Никос Галлис ложился спать каждый день в 11 вечера, хотя это довольно странно для представителей нации, которая в это время обычно начинает ужинать. Я, конечно, не столь радикальный, засыпаю попозже, но всегда помню о том, что силы в первую очередь надо беречь для тренировки и игры.
Время заставляет вычислять свою формулу жизни в спорте. Сам решаешь, когда надо отдохнуть и сколько. Хотя больше всего расслабляешься, конечно, после победы. Травмы, конфликты, смены тренеров забываются, если сезон закончен успешно. Смотришь на ребят, с которыми вместе сражался, и понимаешь, что поиграть всем вместе уже никогда не удастся. Но так устроен профессиональный спорт. Девять месяцев — и все: другой город, другая страна, другая команда.

— Понимаю, что нотки твоей ностальгии касаются “Азовмаша” из Мариуполя. Но вообще-то ты заключил там контракт на два сезона…
— Поначалу не был в курсе того, что такое Мариуполь. А это город специфический, с экологической точки зрения для жизни подходящий далеко не всем. “Азовмаш”, “Азовсталь”, “Ильичевец” — чтобы отдохнуть от труб этих гигантов, в свободное время мы старались выезжать по побережью километров за 20-30 от города.

— Все решили деньги, да?
— Лучший контракт мне предлагали во Владивостоке. На Украину же я поехал в команду, которая в предыдущем сезоне играла в “финале четырех” Кубка ФИБА. Она попала в Кубок УЛЕБ, кроме того, я был немало наслышан о тренере: Имарс Гирскис — очень хороший специалист. Эдни Таурис, выигравший в свое время Евролигу, Роберт Арчибальд — серьезных людей в Мариуполе тоже хватало.
А еще там отменные болельщики. Они поддерживали нас едва ли не на всех выездах, а расстояния бывали очень приличные, за 1000 километров. Именно по этой причине “Азовмаш” занимает особое место в моей карьере.
Не жалею о том, что поехал в Мариуполь. Мы стали чемпионами, выиграли Кубок, и, в конце концов, я приобрел там немало друзей. А это не менее важно, чем завоеванные медали.

— Сколько предложений у тебя было после сезона на Украине?
— 2-3 варианта в России и один в Италии. Но я решил не менять чемпионат и пойти туда, где раньше мне было хорошо. Питер выбрал потому, что сюда пришла новая генерация управленцев и тренеров, которые твердо знают, чего хотят.

— Думается, баскетбольному “Спартаку” в плане популярности еще далеко до своего знаменитого питерского футбольного собрата…
— Если наделаем шуму во второй половине сезона, то и в болельщицком восприятии “Спартака” тоже произойдет сдвиг. В Питере исторически богатые традиции, и местные болельщики, думаю, устали ждать, когда их любимый “Спартак” вновь станет законодателем баскетбольной моды, как было во времена Кондрашина.

— Что в тебе как в игроке изменилось за последнее время?
— Я стал лучше выбирать позицию для бросков и время, когда это надо делать. Коэффициент попадания повысился, но это вещь, накапливающаяся с опытом. А так, конечно, у меня не было еще такого года, когда бы не приходилось что-то совершенствовать. Уровень конкуренции сейчас такой, что вокруг хватает людей, умеющих делать какие-то вещи лучше тебя. А это работа не только для тела, но и для мозгов, потому что многие моменты приходится прежде всего анализировать.

— Кто из тренеров, с кем приходилось работать, оставил у тебя наилучшее впечатление?
— Скажу честно: я приспособлюсь к любому тренеру. У меня было их около 30 за карьеру. И никогда не было такого, чтобы кто-то полностью устраивал или, наоборот, вызывал сплошь негативные эмоции.
По большому счету, когда выходишь играть, уже не важно, кто стоит за боковой линией. Тренеры так и говорят: “Ребята, мы можем рассказать вам все что угодно, но на площадке никто, кроме вас, на результат не повлиет”.
С почтением отношусь ко всем тренерам, с которыми приходилось работать, потому что неуважение к коучу довольно быстро сказывается на игре. Приезжая в клуб и подписывая контракт, игрок садится в одну лодку с наставником, и нам требуется как можно быстрее начать двигаться в одном направлении.
Поэтому тренер должен быть психологом, ему надо создать здоровый коллектив, выделить лидеров, за которыми тянулась бы молодежь. В этом плане в моем сегодняшнем клубе все нормально, на тренировках не скучно, они очень интенсивны, и там всегда присутствует здоровая агрессия.

— Думаю, в белорусской сборной молодежь должна слушать тебя, раскрыв рот…
— Мне нравится, что в национальной команде вижу много голодных глаз, и это очень хорошо, потому что на меланхоличности и опустошенности далеко не уедешь. Когда в этом отборочном цикле мы выходили играть, команда была заряжена совершенно по-иному.

— Тебе не хотелось уйти из сборной после поражения от англичан в 2007-м, когда изнуряющий путь в группу “А” оказался смазан именно этим фиаско?
— Решил тогда не делать никаких выводов и просто пережить год, осмыслить все произошедшее и понять, хочу я вернуться в национальную команду в августе или нет. Потом понял, что в данный момент без нее не могу.

— Но Саша Куль все же из сборной ушел…
— Не думаю, что это его окончательное решение. Если займем первое место в группе и выйдем на Черногорию, то… Если сборная позовет, и Саша будет чувствовать себя нормально физически, то вряд ли откажется нам помочь.
Уважаю выбор Куля и Пынтикова, нет и мысли, что их надо за это осуждать. Каждый волен делать то, что считает нужным. Как и Валера Дайнеко в свое время. У меня часто спрашивали о нем в 96-97 годах. А что я мог ответить: он старше меня на шесть лет, взрослый мужик и сам все понимает.

— И где сейчас Дайнеко?
— Живет в Перми. Выглядит неплохо, улыбается, я его видел после матча, когда мы там играли.

— А здесь мог стать национальным героем, но не стал…
— Вероятно. А может, сломал бы ногу и героя из него не получилось бы. Другое дело, если бы нашей сборной вообще и ему в частности создали немного другие условия, то…

— Но для тебя, положим, условий никогда не создавали.
— Я и говорю: каждый выбирает для себя…

— В чем причина локального успеха белорусов в этом году?
— Наверное, в каком-то точечном обновлении, хотя, по большому счету, все герои нашей сборной — это хорошо забытые старые бойцы. Какой-то новой звезды открыть не удалось. Тот же Пустогвар в прошлом году был с нами на турнире в Киеве…
Это нормальная эволюция, одни ушли, другие пришли. Спасибо Александру Леонидовичу Попкову, что сумел сплотить и настроить ребят. Когда мы “горели” в тренировочных играх по 15 очков, он не паниковал, реагировал спокойно. Его настроение передалось и нам, так что в коллективе здоровая и рабочая атмосфера.

— Как насчет менеджмента?
— Ну какой у нас может быть менеджмент, сам подумай! Форму как получали 15 лет подряд в самый последний день, так и получаем. Я не думаю, что в федерации может что-то и когда-то принципиально измениться. А годы идут… Не знаю, что надо сделать. Может, построить новое здание?

— Кстати, ты следил за выборами тренера для новой сборной? Вначале это место готовили под иностранца…
— Мне кажется, у нас боятся специалистов из-за рубежа. Опасаются, что они наделают слишком много шороха и потребуют другого отношения к себе… Так что в этом плане легче назначить своего.

— А ты бы хотел иностранного коуча?
— Вопрос некорректен по отношению к нынешнему тренеру. Но если рассматривать ситуацию в какой-то многообещающей и идеальной перспективе, то да.

— В идеале нам еще и пару человек с измененным гражданством пригодились бы на дефицитные амплуа… Собственно, в каждом твоем клубе беспроблемно находится кандидат на роль разыгрывающего для национальной сборной. Чего далеко ходить: Вишневски — отличный претендент, может не только солировать, но и пасы раздавать со щедростью, индивидуалисту-американцу не присущей…
— Его рассматривают уже кандидатом в сборную Польши, которая, между прочим, принимает чемпионат Европы и, разумеется, хочет усилиться. Наша локальная задача — это выход из дивизиона “В”, откуда мы можем выбраться и сами…

— А сколько денег надо для звездного легионера?
— Речь идет даже не о деньгах. Если американец получает белорусский паспорт, то практически во всех странах Старого Света, за каким-то редким исключением, он может играть как европеец. В той же России, где лимит — два американца, он может быть третьим, но уже с паспортом другой страны.
За “Енисей” против “Спартака” играл янки с македонским паспортом. Эта страна в последние годы выдала пять или шесть документов темнокожим ребятам. Перед каждым отборочным циклом они обзаводятся новым легионером и при этом неплохо себя чувствуют, хотя страна вроде баскетбольная и имеет много своих талантов. И они добились того, что вышли на новый виток развития, попав в финал чемпионата Европы.

— Так нам достаточно парню квартиру в центре Минска пообещать? Или хватит на окраине?
— Думаю, какие-то бонусы нужно будет человеку давать, скажем, оплатить дорогу на сборы, премиальные нормальные заложить…

— В принципе, учитывая бездеятельность белорусской баскетбольной федерации, эти вопросы ты можешь решить и сам…
— Может, ему еще и паспорт напечатать? Ну найду я такого человека — и что: привести черненького мальчика на тренировку к Попкову? (Улыбается.) На самом деле наша сборная пока катит, но если хотим говорить о каких-то перспективах, то рано или поздно мы придем к натурализации игроков.
Александр Леонидович Попков, отвечая на этот вопрос, сказал, что надо растить своих звезд. Я с ним согласен. Хотя это другой вопрос, кто именно должен будет их вырастить…

— Когда закончишь играть, почему-то кажется, что тебя обязательно надо будет куда-то устроить при баскетболе. То ли главным тренером, то ли менеджером, то ли президентом федерации. Ты себя на какую-то из этих ролей не примеряешь?
— В той системе, которая существует сейчас в белорусском спорте, я себя не вижу. Методы управления им напоминают советские времена. Впрочем, я должен все равно сказать спасибо федерации, что мы стали наконец-то летать, а не ездить на автобусе, как это было раньше.
В то же время есть такие вещи, как премиальные, которые у нас почему-то не предусмотрены. О чем вообще можно вести речь? Я даже не знаю, на что здесь сослаться — что в високосном году все уходит на Олимпиаду? Дело даже не в деньгах, просто надо поощрять людей, летящих в сборную за тысячи километров, не только одним рукопожатием.

— Не задумываешься о том, что тебе уже 32?..
— Я себя на этот возраст не ощущаю. Пока не посмотришь назад и не вспомнишь, что мы с Таней уже десятый год скитаемся по чужбинам, меняя страны и города. По внутренним ощущениям мне максимум 25 лет. В эмоциональном плане я все так же заряжен на игру. Нет того, что присутствует у многих опытных игроков под закат карьеры, когда баскетбол становится обыденной привычкой, от которой никуда не деться. Я не наелся игрой, и это дает мне уверенность, что смогу выступать на хорошем уровне еще не один год.

— Показалось, что идею с летним лагерем для юных баскетболистов ты подсмотрел у экс- “казанца” Матина Кливза, регулярно делающего подобные вещи в своем родном городе.
— Согласен, родоначальники темы — американцы, но я заинтересовался этим вопросом еще в 2005 году на Сицилии, когда посетил аналогичный лагерь, проводимый знакомым тренером. Думаю, что тот, который мы устроили в Минске в прошлом году, оказался не хуже. Он стал определенным событием, хотя правильно спланировать его все равно не удалось.
Я одновременно находился и на сборах, и в лагере, а мотаться туда-сюда было тяжеловато. Хорошо, что нашлись помощники. Впрочем, в другой раз постараюсь проводить с детьми больше времени. Когда будет следующий лагерь? Надеюсь, ближайшим летом.

— Мысли о собственной школе еще посещают твою голову?
— Я был в баскетбольных школах Сабониса и Марчюлениса и не скажу, что они располагаются в каких-то ультрасовременных комплексах с сотнями парковочных мест вокруг. У Сабониса в Каунасе вообще бывший ангар, в котором раньше были три теннисных корта. Он их выкупил, теперь там три баскетбольные площадки — две боковые без зрителей, а центральная вмещает порядка 500-600 человек. И там с утра до вечера идут тренировки, которые ведут 5-6 тренеров. Как видишь, не все так сложно.

— Это там не все сложно…
— Прекрасно отдаю себе отчет в том, что в Литве баскетбол — вид спорта номер один. У нас он числится под куда более скромным порядковым номером, но надежда все же умирает последней. Я от идеи не отказываюсь и постараюсь воплотить ее в жизнь.

— Но для этого у тебя должны быть авторитетные друзья в высоких кабинетах, иначе можно очень долго биться лбом в закрытые двери…
— Таких друзей у меня нет, и даже знакомых… Почему? Да как-то не получилось. Я всегда был очень независимым человеком, и мне не приходило в голову искать чью-нибудь дружбу для какой-то дальней перспективы. Но по идее полезные знакомства нужны. Хотя, с другой стороны, очень не хочется быть от кого-то зависимым. Что ж, постараюсь найти свой путь.
Впрочем, я уверен, что все получится. В стране есть реальная проблема с детьми, которым просто нечем заняться, а спорт может дать многим смысл в жизни. У нас есть проблема с залами и хорошими детскими тренерами, которые не идут работать из-за низкой зарплаты.
Я искренне болею за Константина Шереверю и его школу “Минск- 2006”. Это хорошее начинание, и дай бог, чтобы у них все получилось.

— Ну и давай, направляй туда свои средства — и головной боли у тебя сразу станет меньше…
— У Константина Николаевича есть городской бюджет, и думаю, что он его сумеет освоить сам. Хотя я никогда особенно не задумывался о том, в каком именно виде должна существовать моя школа. Возможно, мы будем делать с Шереверей что-то вместе, тем более что цель у нас общая — развивать и популяризировать баскетбол. Думаю, если в Минске будет 2-3 сильные школы, то это пойдет нашему спорту только в плюс.

— С этой, уже практической точки зрения, не жалеешь, что в начале года стал одним из первых подписантов знаменитого “письма 100” против лишения аккредитации нашей газеты на Олимпийские игры?
— Не уверен, что и сейчас кто-нибудь членораздельно сможет объяснить, почему вас не пустили в Пекин. Мне кажется, кое-кто занялся обычными личностными разборками, и когда он же попытался за уши притянуть тему некой защиты чистоты олимпийских идеалов, то это выглядело просто смешно.
Думаю, многие спортсмены поддержали “Прессбол” потому, что выросли вместе с этой газетой. И суверенный спорт у них ассоциируется именно с вашим изданием, изначально старавшимся сохранять свою независимость. Никто не станет доверять газете, которая при разных колебаниях курса будет ложиться под очередного начальника. Народ на самом деле хочет знать правду. И еще: у многих спортсменов накопился абсолютно понятный негатив по отношению к чиновникам от спорта, которых, прямо скажем, профессионалами высокого уровня язык как-то не поворачивается назвать.

— Но именно они, а не знаменитые атлеты почему-то сегодня определяют стратегию развития спорта высоких достижений в стране. Хотя у наших соседей министрами спорта были два баскетболиста и один хоккеист. Наш потолок — Игорь Железовский в роли помощника министра Рыженкова…
— Видишь, ни Куртинайтис, ни Волков, ни Фетисов долго на своих постах не задержались. Чиновники — это люди определенного склада ума, они часто говорят не то, что думают. А спортсмены, как правило, люди прямолинейные, привыкшие идти к цели кратчайшим путем. Не тот у них характер, что нужен для кабинетной работы, да и команды, полагающейся для вхождения во власть, как показывает практика, у них вовремя не оказывается — опять-таки из-за недостатка опыта.
Впрочем, думаю, стоило бы попробовать. Хотя бы для того, чтобы в спорте кто-то инициировал глобальные перемены и пересмотр устоявшихся взглядов. Я даже уверен, что без этого мы не сможем обойтись…

— Ну и последний вопрос: для тебя важен титул лучшего баскетболиста страны 2008 года?
— Если меня в 32 года выбирают лучшим, то, значит, я на что-то гожусь, тем более что первый подобный титул получил 10 лет назад, в 98-м. По идее за это время могло вырасти много талантов, но почему-то в последние годы пальму первенства оспариваем только мы с Вовой Веремеенко. И это совсем не здорово…