ЗОЛОТУ ЕВРОПЫ — 10 ЛЕТ. Михаил Тайц: победила дружба, проиграли испанцы

А в том, что все ребята, ставшие авторами самой громкой победы суверенного белорусского баскетбола, искренне любят Михаила ТАЙЦА, сомневаться не приходится, пусть даже в той сборной он значился помощником Александра Борисова. Достаточно было увидеть, сколь трепетно они отнеслись к приезду наставника… Мы побеседовали с Михаилом Алексеевичем накануне его возвращения в Израиль, после чего автору этих строк пришлось выдержать настоящую атаку со стороны игроков: когда же, наконец, выйдет интервью?

Было ощущение, будто встретил своих детей

— Какие впечатления остались от приезда в Беларусь?

— Отсутствовал пять лет, вот уже шестой год пошел. Время бежит жутко быстро. Минск очень изменился в лучшую сторону: все чисто, красиво, по высшему классу… А программа пребывания получилась очень жесткой, пришлось принимать множество приглашений. На три дня съездил даже к родителям Саши Куля в Верхнедвинск, что в Витебской области. Причем попал туда впервые, и тоже очень понравилось.

В основном, конечно, все было завязано на воспоминаниях. Скажем, сидели у Егора Мещерякова, смотрели кассету, запись нашего финала против Италии. Безусловно, когда уже знаешь результат, воспринимаешь происходившее на площадке легко…

— Какие минские встречи самые запоминающиеся, может, были сюрпризы?

— В принципе примерно так все и представлял. Потрясает, что наша команда, ребята сами все сделали. Собрались, организовали праздник, пригласили меня, помогли приехать, не буду скрывать… Потому что поняли: сейчас время такое — пока сам не возьмешься, никто ничем заниматься не будет, на федерацию особых надежд нет.

Каждая встреча — всплеск эмоций. Честно говоря, боялся, что сердце не выдержит. Было ощущение, будто встретил своих детей, не видел которых пять лет. Команда собралась практически в полном составе, не хватало только Свиридова, который находится в Америке и выехать не может просто потому, что не имеет гражданства. А там ему четко объяснили: мол, покинешь Штаты, назад можешь и не вернуться. Он позвонил, извинился…

Вообще, наша связь не прерывалась. Ребята меня снабжают информацией, присылают вырезки из газет. Но когда видишь людей воочию, это совершенно другое дело.

Меня очень радует, как ребята устроены в жизни. У всех квартиры, дома, хорошие семьи. Ведь главное — не учить, как бросать мяч левой или правой, а сделать из пацанов настоящих людей. Думаю, это получилось. Они приводили своих супруг, Саша — даже дочку маленькую. Кстати, думаю, крупная девочка вырастет, ведь папа — 212 сантиметров, мама — 190…

— По азарту в вашем голосе можно понять: вот он, тренер…

— Мне поисками талантов заниматься уже поздно. Хотя, уверен, если родители правильно себя поведут, у девочки может быть большое будущее. Уже сейчас она подвижная, разговаривает… А ведь ей нет еще и трех лет.

Ученики узнают даже через 50 лет

— В Израиле по соотечественникам не скучаете?

— Белорусская община у нас ведет себя очень прилично. Ежегодно выделяется день, когда в лес стекаются все тамошние белорусы. На каждом дереве — дощечка: “Витебск”, “Гомель”, “Минск”… Столы накрыты, люди собираются и проводят вместе целый рабочий день — с девяти утра до трех дня. И там бывают такие встречи… Например, как-то подходят ко мне двое, совершенно седые люди. “Здравствуйте, Михаил Алексеевич!” — “Здравствуйте!” — “Вы нас, конечно, не узнаете…” — “Честно, нет”. — “А мы у вас учились в Гродно”. Я ведь в 1955-м после окончания института был направлен в Гродненский техникум физкультуры преподавать. Кстати, работал с Анатолием Ивановичем Марцинкевичем, тренером Ивана Едешко. Порадовался, что вот так, почти через 50 лет люди узнают.

— Расскажите, чем занимаетесь на земле обетованной?

— Живу в городе Акка, что примерно в 25 километрах от Хайфы. Чем могу заниматься на пенсии? Хожу на море, выгуливаю собаку, которую мы отсюда привезли.

— А не тянет заняться любимой работой?

— Никто не даст!

— Мафия?

— (Смеется.) Что-то вроде. Кстати, встретились как-то с тамошним тренером, тот и заявляет: мол, какой в Беларуси баскетбол! А мой приятель — я-то не могу на их языке общаться — говорит: “Видишь, вот стоит тренер, его команда стала чемпионом Европы”. Тот: “Что вы мне сказки рассказываете!”

Баскетбол там действительно силен, по популярности сравним с футболом. Израильтянам, между прочим, в 94-м мы на предварительной стадии в Словении проиграли. Как и испанцам. Прошли тогда в плей-офф по разнице в очных встречах. Так вот, тренеры сборной Израиля уже знали, что у меня там младшая сестра живет, подходили: дескать, давай к нам… А я отвечаю: “Знаете, кому эти сказки рассказывайте…” — “Найдем тебе место…” — “Ага, найдете, как же…” Они к своей “кормушке” никого не подпускают. К ним ведь приехали такие специалисты, спортсмены… Читаешь нашу прессу, русскоязычную, и удивляешься. Знаю многих, которые пошли работать на заводы, в другие места. А что делать?

Честно говоря, считаю, что достаточно времени в своей жизни отдал любимому делу. Пусть каждый проработает 43 года, и мы будем жить великолепно.

— Как вы решились туда уехать?

— Жизнь заставила. В 1996 году сам написал заявление об увольнении из училища олимпийского резерва на имя директора Бабко (кстати, до сих пор не понимаю, за что его с должности сняли — он ведь столько сделал и для нашей команды, и для РУОРа вообще). Он говорит: мол, ни в коем случае, не отпущу, отработай хотя бы до августа. Так и поступил.

Очень тяжело было. Каждый день работал, а тут все, как оборвалось. Почему уехал? Первая причина — пенсия, которой попросту не хватало на жизнь. Но это не главное. У жены больна щитовидка… Там врачи сказали четко: вовремя ее увезли. В Израиле она живет, проходит курсы лечения и пока все нормально, тьфу-тьфу-тьфу.

И все же никогда не ожидал, что уедем. Но однажды пришел домой (дело было в январе 99-го) и говорю жене: “Люся, понимаешь, воровать я не умею, не учился и не хочу. Дальше делать нечего. Кроме тренерского дела, другой специальности нет”. А у меня, как я уже говорил, сестра в Израиле, она туда уехала еще в 80-м, олимпийском году и все время настаивала на нашем приезде. Рассказывала, что пенсионеры там живут хорошо. И это, я вам скажу, правда. Не ой-ей-ей, конечно, но той пенсии хватает на все.

Вот 22 января 1999 года мы и улетели. Все, других причин не было. Переживаю до сих пор. Так, как мы здесь жили, никогда не будет. Дружба, праздники, встречи… А там каждый сам за себя. Хоть сейчас бы вернулся в Минск, если бы условия были нормальными. А прийти на Комаровский рынок, постоять возле помидоров и уйти, потому что денег не хватает… Даже вспоминать не хочется.

Работая арбитром, учился и налаживал связи

— Знаю, что в начале карьеры вам довелось даже заниматься судейством.

— Интересное было время. Это сейчас у арбитров все условия: перелеты, зарплаты немаленькие. Тогда — нет, суточные были 2 рубля 60 копеек. Занимался этим по одной причине: судейство давало возможность вращаться в высшем баскетбольном обществе. К слову, я обслуживал две Спартакиады народов СССР, высшую лигу… Мне, кстати, тут сказали, что я первым в Беларуси получил всесоюзную категорию. Это было в 1959 году. И все-таки судейство не было работой, скорее, хобби. К примеру, часто попадал на матчи в Каунас, жил-то близко, а тогда тоже деньги считали. И матчи вроде “Жальгирис” — ЦСКА при полном зале очень многому позволяли учиться. Я ведь наблюдал за ними и с профессиональной точки зрения, смотрел за реакцией, действиями знаменитых тренеров. Мне еще везло и в другом смысле. Скажем, на Спартакиадах всегда старались выбирать нейтральных арбитров, а поскольку белорусские команды в те годы в шестерку еще не попадали, часто доверяли мне. Хвалиться не буду, вряд ли входил в верхушку рейтинга советских рефери, но и не портил обедни. Руководствовался принципом “не навреди”.

— Почему вы, человек небольшого роста, решили связать свою жизнь с баскетболом?

— Ответить на этот вопрос очень просто. За примерами далеко ходить не надо. Возьмите Александра Яковлевича Гомельского, его брата Евгения… Начнем всех вспоминать — много времени потеряем. Задние игроки всегда держат нити в своих руках, потому и тренеры из них чаще получаются. Один мой знакомый при росте 184 писал, что у него 175. Спрашиваю, почему? “Всегда старался доказать, что маленькие нужны, и дальше буду доказывать”. Потом уже мы увидели “малышей” у американцев, которые и 30 очков за матч забить могут, и передач еще под столько же отдать.

Первенство ДЮСШ было сильнее республиканского

— В РУОРе вы фактически отвечали за всю молодежь в республике…

— Ну, это будет нескромно, за всех отвечать я не мог. Но на 14 спартакиадах школьников (а они проводились не реже, чем раз в два года) именно я был тренером сборной БССР. С 1958 по 1991 годы. Моменты многих матчей, которые были очень давно, до сих пор прокручиваются в голове. Решающие секунды, броски… Мне доверяли, потому что честно относился к своему делу. И сейчас коллегам говорю: “Ребята, не надо жаловаться. Работайте, отдавайте всего себя делу, и тогда будет результат”. А то ведь многие умеют только чужим успехам завидовать да тявкать из подворотни.

— Были у вас в карьере команды, которые могли сравниться с “золотой” молодежной сборной?

— Вы меня вызываете на такой разговор… Я ведь до сих пор ребятам называю имена воспитанников нашего училища, до которых они не доросли. У меня занимались Дайнеко, оба брата Кравченко, Шереверя… Ой, даже не спрашивайте, боюсь, кого-нибудь не упомяну.

— Я имел в виду не имена, а команду, сравнимую по общему уровню, победам…

— Кстати, если говорить о достижениях, то та самая “молодежка” до этого трижды выигрывала Союз. До сих пор вспоминаю, как в 90-м в Алма-Ате победили казахов. Болельщики, судьи, “прихват”… За подобное Героев соцтруда можно было давать. А мы у них в финале 20 очков выиграли, после чего Ким, тренировавший тогда сборную Казахстана, на своих буквально кидался: “Как вы могли проиграть дома?!”

Понятно, чемпионов Европы не было, а если судить по результату… Молодежь у нас всегда была неплохой. В нашей зоне в шестерке обычно были прибалты, Россия и, скажем, Грузия, которую часто недооценивали, но ее уровень был всегда очень неплохой, игроки нередко были старше положенного (нам объясняли, что они созревают быстрее, а те на игры со своими детьми приезжали), да еще и судей грузины “прикупать” могли. Так вот прибалты с нами играть не любили, особенно год в год. Другое дело на соревнованиях школьников: у нас было 10 классов, а у них 12, и два года разницы многое решали.

— Потому и спрашиваю вас о сравнениях, что уровень первенства СССР был ого-го.

— Так у нас и в Беларуси был уровень ого-го. Мне, скажем, чтобы ехать на чемпионат республики, приходилось выигрывать первенство ДЮСШ в Минске, а это было куда сложнее, чем чемпионат БССР.

Мне всегда было обидно за ребят. Вроде бы хватало талантливых парней, но стоило им попасть к взрослым тренерам, как за пару лет они попросту исчезали. Не скрываю, многие стремились выгодно отдать их в другие команды, преследовали свои интересы. А по юношам у нас и сейчас успехов хватает.

На первых тренировках выбирал из 120 человек

— Как проходило становление команды, как ребят набирали?

— Главное в работе детского тренера не набор, а отбор. У каждого свои методы, чтобы, скажем, определить, вырастет парень за два метра или нет. Вы, к примеру, видели Никиту Мещерякова? Его перспективы кажутся хорошими. Я ему сказал: у тебя перед глазами пример старшего брата. Егор всегда был трудолюбивым, честно выполнял задания, занимался самостоятельно, многое знал.

А что касается набора ребят… Это, знаете, можно назвать болезнью тренера. На улице, в магазине, кинотеатре смотришь — мальчик высокий. Ты — к нему: кто такой, как зовут, где учишься. Очень много посещал уроков физкультуры… Затем начинался отбор, потому как изначально приглашенных на тренировку приходило порой больше 120 человек. Никогда в жизни никого не прогонял. Иногда советовал просто заняться другим видом спорта. И, естественно, соревнования.

Везло, когда родители были заинтересованы, что особенно важно. Когда проходило награждение во Дворце шахмат и шашек, я сказал, что благодарить надо не тренеров, а прежде всего родителей. Без них сборной не было бы.

В становлении команды мне помогали и связи, нажитые за годы судейства. Меня знали по Союзу, тренеры не забывали, приглашали на турниры. Оставалось договориться с начальством, что не всегда было легко. Скажем, был такой замминистра образования Чернов. Собираемся мы на турнир в Сочи, который проходит в течение трех дней. Я ему доказываю, что мы можем там обыграть всех, включая Москву. Только желательно выехать раньше, что не влечет дополнительных расходов. Просто в училище деньги на питание снимаем и выдаем ребятам там. Зато получаем неделю на море, с кроссами по берегу, пробежками в гору и обратно. А он — нет, только на три дня. Приходилось, извините, обманывать. Связывался с организаторами, просил выслать регламент с исправленной на неделю раньше датой старта… А москвичи брали путевки на три недели, так еще и товарищеские матчи там проводили. В общем, очень много организационной работы, в которой, кстати, Бабко помогал, понимал наши нужды.

— Уговаривать приходилось кого-нибудь?

— Вариантов было множество. Многих коробило: как это я своего сына в интернат отдам! Слово-то какое плохое! Потом уже, когда ребята вырастали в чемпионов, напоминал родителям о тех сомнениях. Как они благодарили, что уговорил их тогда.

Бывало, и тренеры упирались. Скажем, тренер Владимир Горелышев никак не хотел отпускать Руслана Бойдакова. Он у него был один, и никакой конкуренции на тренировках не испытывал. Да и тренировок-то как таковых не было. Когда мы собрались, у Руслана проскользнуло: дескать, не все в училище попали. К лучшему это или нет? И я ему говорю: хуже точно не было бы. (Смеется.) Я же даже сейчас вижу, сколько недостатков, недоработок в его игре. Особенно в защите. Это скажет любой специалист.

А было такое. Приезжаю в Гомель с командой. Подходит Воронин: “Михаил Алексеевич, есть парень высокий. В шестом классе. Но не из нашей области”. Говорю: “Иди к областному руководству, проси место в гомельском интернате. Одно место должны дать. Вот только отвожу тебе на это три дня, потому что высоких ищут все — и гандболисты, и гребцы…”. Через три дня Воронин пришел, сказал, что места ему не дали, хоть он и включил все возможные рычаги. Тогда я взял у него координаты этого парня и позвонил в Витебск Рыбакову. Сам забрать в Минск не мог, потому что в РУОР зачисляли только с восьмого класса. Дмитрий Дмитриевич нашел место без проблем, тем более что парень был из его области. Звали мальчика Александр Куль.

Правда, через год, на первом сборе в Осиповичах Саша еще ничего не умел. Даже два шага делать с мячом. Зато когда ко мне переехал, сразу стал добавлять.

Повезло еще вот почему. Раньше у нас была только школа, а затем к ней добавили еще два года училища. А за пять лет сделать команду и обучить игрока гораздо легче.

Гуманитарную помощь принимали кроссовками

— Как получилось, что фактически созданной вами командой на чемпионате Европы руководил Александр Борисов?

— Все-таки он был тренером национальной сборной. “Молодежка” — лицо страны, очень важно, чтобы к ней проявлялось самое серьезное отношение. А кто главный… Я вам скажу, что никогда не придавал этому большого значения. Как я уже говорил, отработал 14 спартакиад, и уже даже не перечислю, кто со мной в паре работал. И никогда при этом не делил должности на первых и вторых. Делаем ведь общее дело. Важно, чтобы люди хорошо работали в паре.

— Как вам работалось с Сан Санычем?

— Я его знал хорошо. Мне было легче, потому что был старше. Он всегда уважительно относился, и я тоже. Даже если нам необходимо было поспорить, делали это, глядя в глаза. Мы ведь и друг против друга играли на республике. Нашу команду называли РТИ-2, хотя к радиотехническому институту она отношения не имела.

Кстати, сборная Беларуси выступала в форме РУОРа — своей не было. Наш директор дал добро, оплатил ее изготовление. Тоже самое — с мячами “Molten”, которыми играли на Европе. В училище их специально закупили десяток, потому что заслужили. Проблем хватало. Мне звонили знакомые западные тренеры: “Знаем, как у вас дела обстоят, денег мало”. — “Пусть вас это не волнует, мне хватает”. — “Что тебе надо?” — “Мне — ничего. Ребятам обувь нужна”. У нас ведь в Беларуси единственный завод кеды выпускал — кричевский. И самый большой размер был 47-й. А нам нужны были 49-й, 52-й… Приходилось ноги буквально впихивать. В Голландии на турнире играли, тренер подходит: “Мне неудобно вам предлагать, но у меня есть 8 пар, в них несколько раз играли…” Представляете, даже не тренировались! Я сразу: “Кузя!” Диму Кузьмина долго упрашивать не надо, он сумку берет, кроссовки в нее нагружает… Вот и всегда, когда помощь предлагали, я просил кроссовки, давал заказ по размерам…

— А кто помогал?

— Разные люди. Из Америки присылали многое. Кстати, на меня тут в свое время навалились после того, как ребята учиться уехали. Как будто я этот вопрос решал — главное слово ведь было за родителями.

Еще одним видом помощи было приглашение на турниры за счет организаторов. Скажем, перед Европой мы провели семь матчей в Америке. Помню, когда соперники выходили на площадку, считал, сколько в команде белых. Если хотя бы трое, говорил: все, этих мы сделаем. Тогда у оппонентов в составах было по 16 человек против 10 наших, так они нас прессингом душили всю игру, рвали на части. Все равно два матча выиграли, а еще в двух у нас победы буквально нагло отобрали, что хотелось на площадку выйти, сказать: “Что ж вы делаете?” В общем, школу выживания прошли отличную, и на чемпионате Европы это здорово помогло. Наши ребята никого не боялись.

Понятно, что американцы тоже не благотворительностью занимались. Они получали серьезного соперника и возможность заманить наших игроков в свои университеты. И об этом беседовали не только со мной. Скажем, в Словении подходили ко всем нам — мне, Бондарю, Борисову. Учеба в американском университете — это ведь бесплатное образование плюс спортивная стипендия, размер которой зависит от колледжа.

Честно говоря, мне приятно, что ребята прошли через это. У меня множество фотографий, где они стоят в конфедератках, получают дипломы. Посмотрите, сколько наших ребят в Америке учились! Только в “Джордже Вашингтоне” — пять.

От словенской тишины даже уши болели

— Наверное, и сам чемпионат Европы получился школой выживания для молодой белорусской команды?

— Конечно. Егор Мещеряков в свое время обижался, что в той сборной его не сразу подпускали к основе. Но ведь на чемпионате играли ребята 1972 года рождения и моложе. А у нас старших было только двое, или, как я говорил, два с половиной — Родионов и Ольшевский плюс Лобажевич 1973-го. Почти все остальные были 19-летними мальчиками в сражениях с 22-летними.

— Какие воспоминания во встречах с бывшими подопечными чаще всего всплывали именно в связи с чемпионатом Европы?

— Каждая игра останется с нами навсегда. Было ведь у нас и два поражения в групповом турнире. Повезло, что те, кому мы уступили, превзошли тех, у кого мы много выиграли. Удача нам, безусловно, улыбалась. Скажем, во встрече с хозяевами проигрывали, и секунды за две-три до конца кричим Родионову: “Бросай!” Ну тот и запустил почти с центра площадки — точно! А ведь это был стартовый матч чемпионата, словенцы почти все время вели в счете, зал ревел, и тут — такая тишина, что аж уши заболели. В итоге фактически из-за этого мы дальше пошли, а Словения в четверку не попала. Но я всегда говорил: везет сильному. Со слабым Фортуна не дружит.

Ребята выложились до конца и свое дело сделали. Мы часто вспоминаем как кошмарный сон первый тайм полуфинального матча с Испанией, после которого “летели” 20 очков. В перерыве в соседней раздевалке — радостные крики, песни на испанском. А у нас — молчание. Соперники слишком рано посчитали, что добились победы, а нам терять было нечего. Когда мы отыграли 10 очков, они еще улыбались, а как стало уже 8 — задергались. И как во многих командах пара придурков (извините за грубое слово) найдется, которые берут на себя функцию “спасателей”, так и у испанцев… За 4 или 6 секунд до сирены при равном счете Руслан выиграл подбор и его буквально схватили за ноги. Пара штрафных — как в бочку, они выносят из-за лицевой, швыряют — и все, привет, ребята! А потом был финал…

— Что для вас значила победа?

— Перед нами тоже стояла задача не очень высокая — занять место не ниже шестого. Это потом уже аппетит пришел. Выиграли — это здорово. Победа может забыться, а может и нет, но я горжусь другим. Главное — ребята нашли себя в жизни. Семьи, обеспеченность, любимое дело. Их работа — профессиональный баскетбол. Даже те, что послабее в игровом плане, хорошо устроены. Значит, я не обманул родителей, когда забирал детей в интернат. Я ведь обещал, что сделаю все, чтобы из них что-то получилось и в баскетболе, и в человеческом плане. Уверен, даже если бы мы не стали чемпионами, эти парни не потерялись бы.

А еще, уверен, нашей команде помогла именно дружба. Почему-то мне кажется, что по степени сплоченности коллектив был уникальным. И, надеюсь, останется таковым надолго.