Письмо в редакцию. Личное и безналичное. Почем Фунт гребли, или Золотые телята

Теперь у меня не осталось иного выхода, как приоткрыть кулисы этой фальшивой системы и пролить свет на образ великого чемпиона, играющего в театре теней одну из эпизодических ролей.

Как учат воровать

Сегодня Ренейский — начальник национальной команды Республики Беларусь по гребле на байдарках и каноэ. Я расскажу, в какие тяжкие он пускался ради наживы.
Папку с документами, о которых поведу речь, обнаружила случайно, делая ремонт в квартире. Мы с Виктором прожили вместе всю его долгую спортивную жизнь. Поэтому я знаю многих его друзей, в частности и судью международной категории Сергея Шаблыко, который когда-то сам греб, а затем довольно долго работал в Мин- спорта: гостренером, главным тренером, консультантом в управлении спорта и даже помощником министра Александра Григорова.
Ренейский заканчивал карьеру спортсмена в Молдове. Нам вместе с сыном и дочерью в Кишиневе предоставили трехкомнатную квартиру. Уезжая, ее продали, купили жилье в Минске, в “олимпийской деревне” на Радужной, где теперь прописаны трое детей Виктора (двое от нашего брака и его дочь от новой жены), а также он сам.
Вернувшись в Беларусь в 1999 году, чемпион сложил руки, запил, опустился на дно жизни. Таксовал на “Жигулях” моего отца, собирал бутылки (ими до сих пор забит гараж — не ступить, а в ведре с водой отмачиваются наклейки), продавал рыбу у соседнего магазина (сетями был завален весь наш дом). Пытался заставить стоять у весов с рыбой и меня, я отказалась, ведь преподавателя музыки из детского сада знает в районе каждый. К счастью, про Ренейского вспомнил знаменитый югославский гребец Матиа Любек, который и позвал Виктора в Хорватию — тренером в собственный клуб на озере Ярун, на так называемое Загребское море. Виктор уехал и заключил контракт на пять лет. Я с детьми осталась дома, но три года подряд мы на целое лето отправлялись к Ренейскому и путешествовали по сборам вместе с ним.
В июле 2002 года наша семья разместилась в венгерском Сегеде, в каком-то общежитии. Жили, экономя на всем, питались в основном рыбой, которую, как всегда, браконьерил Виктор. Дочь с сыном уже невесело шутили: “Папа, у нас даже компот с рыбой! Сосисок хочется”. Как обычно, в один из дней отец с детьми поехали на тренировку, я осталась на хозяйстве. Уже вечер, закат — их нет. Я тревожусь, не знаю, что и думать. Вдруг подъезжает полиция. У меня сердце екнуло: из машины выводят 8-летнюю дочурку…
Меня допросили: “Каковы ваши домашние условия?” — “Очень хорошие, — отвечаю, — есть даже компьютер”. Полицейские только пожали плечами. Оказалось, Виктор в супермаркете учил детей воровать! Велел рассовать по карманам карандаши, наклейки и прочую мелочь. Подвел телефон, который Ренейский сунул нашему мальчишке. На кассе их и взяли. Завели в комнату. Переводчиком поначалу выступал сын, который знает английский. По его словам, отец пытался с венграми договориться, но те вызвали полицию.
На счастье, Ренейскому позволили позвонить другу Гуми, бывшему гребцу, местному бизнесмену, который и подключил свои связи. Гуми предложил Виктору: “Давай напишем все на парнишку, иначе тебе плохо будет. А ему только четырнадцать, ничего не сделают”. И дело закончилось тем, что всю вину взвалили на несовершеннолетнего подростка. У меня даже протокол сохранился, подписанный нашим олимпиоником, — от 12 июля 2002 года, 20 часов вечера. Вот, пожалуйста, “украли товара на 10 тысяч 688 форинтов”.
Дочка до сих пор с недоумением и ужасом вспоминает, как папа, когда в супермаркете при разбирательстве его просили достать все из карманов, посадил девчушку на одно колено и приказал ей не двигаться. Потом выяснилось, что он тем самым “спас” коробочку с игральными картами. Эти карты и сейчас валяются у нас дома…
Когда решалась на отчаянный шаг — письмо в редакцию, — советовалась с детьми (они ведь уже совсем взрослые), стоит ли такое выносить на публику. Реакция была однозначной: сын заявил, что тот случай не остановил отца, потом, оказывается, пошли эпизоды почище, о которых ребята стеснялись рассказать даже мне. Ренейский, по их словам, мог зайти в магазин, снять тапки, в которых пришел, задвинуть их под стеллажи, оторвать бирки у новых и уже в них выйти. Дочь даже название магазина вспомнила — “Гетро”. Виктор безобразничал и в продуктовых маркетах, промышлял, правда, больше по мелочам, вроде пакетиков с приправами.
Они с отцом много путешествовали. Но во время длительных переездов Виктор все так же был прижимист, не позволял ночевать в гостинице, не часто баловал горячим обедом — все на ходу, в машине, урывками. Зато где бы они ни приостанавливались — в Польше, Чехии, Словакии, Венгрии, Хорватии, — везде Ренейский заставлял детей собирать чеки, чтобы потом отчитаться за несостоявшиеся обеды и ночлеги.
Такая бурная деятельность, мелочность и крохоборство не могли пройти незамеченными для его хорватских коллег. Тем более что Виктор продолжал дружить с алкоголем, приходил выпившим на тренировки. Да и тренером-то, по существу, он так и не стал. Мне не раз приходилось помогать ему писать планы. Впрочем, я и в институте физкультуры за него училась. В результате Ренейский вынужден был вернуться в Минск задолго до окончания пятилетнего контракта.

Министерские интриги

В Беларуси тренером его не брали. А ничего другого он не умел. Все пошло по-прежнему: бутылки, извоз и рыбные сети, которые он плел сам. Ренейский плыл по течению… Вместе с ним, как нянька, пошла в Минспорта к Сергею Шаблыко, и тот на счастье предложил мужу должность гостренера. С тех пор Шаблыко постоянно был рядом с Ренейским, стал частым гостем в нашем доме и с высоты опытного чиновника поучал зеленого коллегу секретам карьерного роста: “Будем увольнять Рудевича, потом уберем Корневца, затем и с Романовским разберемся”. Так оно на деле и произошло.
В частности, олимпийского чемпиона Владимира Романовского подвинули с должности начальника национальной команды — теперь этот пост занимает Ренейский. А сейчас Виктора прочат уже на место старшего тренера по каноэ Банько, личного наставника братьев Богдановичей, которые завоевали олимпийское золото Пекина. Не удивлюсь, если Николая Николаевича вскоре под каким-нибудь предлогом отправят на пенсию…
Я не раз говорила Шаблыко: “Ты подставляешь Ренейского, он подписывает документы, которые вы вместе фабрикуете, а в результате он сядет!” Но Сергея вряд ли заботят судьбы других, он успокаивал: “Вот стану министром спорта — тогда заживем!”
Думала, Сергей бахвалится. Но прошло несколько лет, и слышу, как сейчас Шаблыко называют в числе реальных кандидатур на пост либо министра, либо помощника президента! Впору восхищаться человеком, который способен так досконально просчитывать собственные шаги.
Ренейский, конечно, от Шаблыко нахватался. Но все же его уровень не тот. Судя по документам, которые я случайно обнаружила, самостоятельности Виктору хватает только на использование былых своих связей в Молдове и Хорватии. Да и опыта он там набрался.
Схемы до ужаса примитивны. Например, за рубежом покупается новая лодка, запаковывается в середину конструкции для транспортировки и таким макаром перевозится через границу. Таможенники чемпионов уважают, вглубь не заглядывают, а по документам количество судов не разнится, так как старую рухлядь задекларировали на вывозе да выбросили за пограничным столбом. Мы с детьми не раз были тому свидетелями. А по приезде домой за приобретенную лодку родному государству выставляется какая нужно цена! Документик же, к слову, сфабриковать не проблема. Сын прекрасно помнит, как папа в Хорватии дал ему в качестве образца какой-то чек и заставил на компьютере составить точную копию…
Кстати, Шаблыко работал в первой половине 90-х годов инженером-программистом, здесь квалификация даже не обсуждается. Не исключено, именно в его министерском кабинете и верстались найденные мной документы, фальсифицирующие финансовую отчетность национальной команды по гребле на байдарках и каноэ.

Где золото зарыто

…Рано утром 16 марта мой сын и его жена ушли на работу. В квартире на Радужной, кроме них, проживали на тот момент еще четверо: Ренейский, его новая супруга Тамара Галузо и двое ее детей (сын от первого брака и полугодовалая дочь Виктора). Ренейский сам прописал молодоженов вскоре после их свадьбы, и в октябре они поселились в собственной комнатке отцовской квартиры. В тот злосчастный день новая семья Ренейского оставалась дома. Моя невестка вернулась из больницы, где работает медсестрой, примерно в 14.30. Открыв дверь (замок болтался), она не сдержала крика: в квартире зияли пустые стены и окна. Вынесли все: мебель, встроенные шкафы, плиту, холодильник, сантехнику. Даже унитаз! Вырвали барную стойку, двери вместе с коробками, сняли светильники и карнизы. Девушка похолодела: “Воры!”
Вызвали милицию, ведь о том, что таким образом похозяйничали Ренейский с супругой, даже не думали. Прозрение пришло чуть позже, когда увидели, что в комнате молодоженов практически ничего не тронули. Сыщики предложили внимательнее осмотреть вещи: что еще пропало? Невестка обнаружила, что исчезла коробочка с обручальными кольцами и двумя цепочками, а также конверт с подаренными на свадьбу 5700 долларами. Золото потом невестка нашла в вазоне с цветами, а деньги ушли с концами. Как выяснилось, в тот день Ренейский с новой семьей переехал в только что построенную квартиру в одном из престижных домов на Минском море. Ремонт там сделали, по словам очевидцев, достойный. А вырванные на Радужной дверные коробки свезли куда-то и свалили в кучу. Милиция ездила, удостоверилась, но адрес нам не назвала.
Настроение сыщиков после беседы с Ренейским и его окружением сильно изменилось. Дескать, у Виктора Иосифовича такие титулы, что мы не можем ему не доверять. Дальше — больше: “Он сказал, что вы нищие, как две церковные крысы, один — рабочий, другая — медсестра. У вас только и могла быть тысяча евро, которые Ренейский подарил. А больше и быть не может!”, — резюмировал страж порядка. И отдал команду напарнику: “Делай у них обыск, выворачивай все наизнанку!” Перерыли все, не нашли ничего…
На следующий день Ренейский позвонил нашей дочке. Вижу: она окаменела. Я выхватила трубку, поздоровалась. Слышу в ответ: “Хотел сказать твоей дочери — скажу тебе. Вы мне яму выкопали — так я вас в нее и закопаю. Вы моими деньгами рыгать будете!”
Молодоженам милиция сказала составить список тех, кто дарил им на свадьбу деньги и поставить против каждой фамилии сумму. Унизительная задачка, тем не менее ребята опросили друзей и родственников, составили, принесли документ следователю. Офицер прочитала и пренебрежительно бросила бумагу на стол: “Бред!” Вдобавок моего сына упрекнули: “Ты сделал нам “висяк”!” И не скрывали неудовольствия. Невестка же рассказала, что, когда ее допрашивали, ничего не протоколировали, а в конце разговора предложили пройти обследование на детекторе лжи. Девушка заявила, что не против, но сделает это не раньше, чем зафиксирует в блокноте номер уголовного дела по факту кражи из их квартиры. “Нет оснований”, — услышала в ответ…
Четвертая неделя идет, из милиции ни слуху ни духу. Зато мы узнали, что Ренейский нанял адвоката, который сделал запрос, где именно проживает моя дочь, прописанная в квартире по улице Радужной. Поскольку Виктор Иосифович на связь не выходит, то спешу ему через газету сообщить: наша девочка наконец перебралась в “олимпийскую деревню” и рада, что теперь без ограничений может общаться с братом и его женой, с которыми очень дружна.
Я долго пыталась понять: зачем понадобилось бомбить благоустроенную квартиру? Люди знающие подсказали: таким образом ее можно официально признать непригодной для жилья. Впрочем, если Ренейский преследовал подобную цель, то не достиг ее. Поскольку в эти дни мы всем миром привели квартиру в порядок. Разве что двери осталось вставить да кухню облагородить, но простенький унитаз купили, занавески повесили — жить можно!

“Фабрика-кухня”

После всех этих событий я потеряла сон. В отчаянии, не зная, что делать, напросилась на прием к Александру Григорову. Сославшись на занятость, министр принял меня через несколько дней. Когда пришла, Александр Владимирович был уже во всеоружии: за это время собрал, как ему, видимо, казалось, всю необходимую информацию по проблеме. Насколько мне удалось выяснить, накануне Григоров встречался с Ренейским и даже посоветовал ему нанять адвоката, чтобы отсудить у детей квартиру (что тот впоследствии и начал осуществлять).
Меня это в общем-то даже позабавило. Я-то принесла Григорову документы, бросающие тень не только на национальную команду, начальником которой является Ренейский, но и на бывшего помощника министра Шаблыко! Попросила министра помочь уладить конфликт, обратив внимание на то, что своими действиями мой бывший супруг позорит высокое звание олимпийского чемпиона.
Я показала Григорову лишь некоторые документы — фирменные бланки Хорватской федерации каноэ, тамошнего клуба и отеля “Лагуна-Новиград” с печатями и подписями под пустотой. Текст можно ставить любой, суммы — какие заблагорассудится.
Мне стало известно, что после Олимпиады в Пекине гребцам пришлось завершить вояжи в Хорватию, где они прежде сидели на сборах месяцами. Потому как их предупредили: “Хватит, столько уже нахапали. Меняйте дислокацию!” И ребята нашли укромное место во Франции, где опять же заправляют давнишние знакомцы Ренейского — на сей раз молдаване с французской пропиской. Уверена, там предприимчивые белорусы еще несколько лет спокойно будут делать свой “бизнес”.
Увидев документы, министр изменился в лице, насторожился. Но быстро взял себя в руки, расплылся в сладкой улыбке: “А что же вы мне пустые бланки принесли? Дайте мне бланки с цифрами!” Я ответила: “Так вы же тогда сразу пойдете в бухгалтерию и подчистите, что нужно”. Собеседник спорить не стал.
И тут же узнаю от министра: накануне Ренейский уехал во Францию — на месяц. Интересно, зачем начальнику команды так долго сидеть за рубежом? Говорю: “У них там суточные больше семидесяти евро. Будет спать у кого-нибудь на коврике, зато привезет 2-3 тысячи навара. Не так ли, Александр Владимирович?” Григоров засмущался: “Не может быть, вы слишком большую сумму назвали!” Но я-то знаю всю эту кухню. Отчетливо помню, как Виктор приехал после Олимпиады в Афинах и дома на ковре любовно выложил веером пять тысяч долларов. Я ему: “Откуда это?” В ответ: “Уметь надо!”
К несчастью для себя, Ренейский не понимает, что, имея право подписи под финансовыми документами, он, словно Фунт в “Золотом теленке”, прикрывает собой главных действующих лиц.
Помимо пустых фирменных хорватских и молдавских бланков, я обнаружила в папке набранные на компьютере черновики текстов, которые потом вставлялись в эти бланки. Варьируя шрифт и количество пробелов, выбирали нужный размер текста, чтобы он умещался между шапкой и печатью с подписями генерального секретаря хорватской федерации Бранко Ловрича, секретаря клуба Алена Дедича, Дамира Крулчича из новиградской гостиницы либо кого-то другого из ответственных лиц. Иногда пустой бланк закладывали в сканер небрежно, тогда текст ложился криво — документ забраковывали.
Бракованные листы хранились как образец для следующих махинаций. Менялись даты, суммы, количество дней сбора и членов делегации — черновики аккуратно черкались карандашом. Иногда наши деятели, вероятно, сомневались, какие расходы заложить в смету. Тогда на свет рождались документы с одной и той же датой, с одинаковыми номерами счета, выставленного хорватской стороной, но с разными статьями расходов. Подписи под печатями подделывались топорно. Есть даже бланки, где кто-то прилежно тренировался, столбиком неоднократно расписываясь за хорватского чиновника.
Впрочем, не стану выкладывать и анализировать мои находки, в этом я не специалист. Не исключено, в многочисленных ведомостях и сметах придется-таки разобраться органам на то компетентным. Сама могу лишь определить: верстались все эти фальшивки с адресатом “Министерство спорта и туризма Республики Беларусь” в кабинетах самого Минспорта. Так, перевернув листы, увидим то официальное поздравление национальной команде по тяжелой атлетике (за подписью министра), то состав национальной команды по спортивной гимнастике для участия в международных соревнованиях (с автографом гостренера), то постатейный обсчет фигурного катания, то отрывок из министерского положения о научной деятельности в области спорта…
Поэтому я не удивилась, когда Григоров, выдав неуклюжий комплимент насчет моего ума, распорядился срочно вызвать к себе главного тренера Шантаровича и Шаблыко, который в 2005-2006 годах работал помощником министра, а сейчас директор Республиканского центра физического воспитания учащихся и студентов. Мне же на прощание Александр Владимирович предложил: “Ну давайте встретимся в ресторане и все обсудим мирным путем!” Я, честно говоря, опешила: “По ресторанам не хожу”.
Поскольку с министром взаимопонимания мы не нашли, сейчас обращаюсь к Ренейскому через газету: Виктор, уймись, не иди против детей! Не позорь на весь мир высокое звание олимпийского чемпиона…