Тот самый Салей. Размер не имеет значения

— Читал обзор планетарного чемпионата в исполнении Бережкова и Федоренкова?
— Нет пока, но обязательно посмотрю в интернете. Стараюсь быть в курсе всего, что пишут о хоккее.

— Кто у тебя любимый автор?
— Да трудно сказать, наверное, Щурко… Тьфу ты, небось вставишь это потом в интервью за чистую монету. Олехнович, конечно. Серега, что называется, в теме и всегда точно и в полном объеме доносит мои мысли до читателя.

— Тебе важно, что пишут о Салее?
— Важно, чтобы не было неправды. Можно писать как угодно, давать свои оценки и комментарии, но все же хочется, чтобы они подтверждались фактами, а не выдумками и фантазиями. Например, на одном из российских хоккейных сайтов появился удивительный материал. Эдакая компиляция из нескольких интервью, которые я давал в разные годы. Причем все выстроили в форме монолога, будто бы я сам наговаривал это неведомому мне корреспонденту. В результате получилась дурно приправленная солянка, оставившая неприятное впечатление.

— Ты, само собой, разобрался с ними потом?
— Ну а как тут разберешься? Да и, честно говоря, не было никакого желания этим заниматься. Решил просто не заметить.

— Самые приятные для тебя газетные материалы?
— Если брать из личной жизни, безусловно, о рождении детей. В плане спорта… Лето 2003-го, когда твои коллеги расспрашивали меня о сезоне в форме “Анахайма”. Мы тогда вышли в финал Кубка Стэнли.

— А что более всего интересно журналистам в Салее?
— Все зависит от того, в какой стране находишься. У нас, например, люди неравнодушны к размеру твоего заработка.
Хотя, по сути, всех интересует именно то, о чем обычно не говорят и скрывают от лишних глаз. Это личная жизнь, какие-то радикальные мнения по тем или иным вопросам.

— Лет 10 назад мы с тобой стали пионерами в этой области, взбудоражив общество откровенным и веселым интервью.
— Да уж, подставил, такое трудно забыть…

— Лично мне “Артем с завода” очень понравился. Редактору и большинству читателей, знаю, тоже. Такого героя стоит уважать хотя бы за прямоту, непосредственность, не говоря уже об изобретательности, яркости таланта, жизнелюбии. Респект…
— Если честно, обсуждать это сейчас не хочется. Может, для кого-то и получилось весело, но только не для меня. Второй раз такой ошибки я бы не совершил. Просто был молод, глуп и рассуждал о вещах, о которых в прессе говорить нельзя. В то время я не понимал, насколько это неэтично и некрасиво, особенно по отношению к близким. Так что давай эту тему закроем.

— О’кей. Какую бы еще ошибку с удовольствием исправил, доведись тебе вернуться назад в машине времени?
— Если говорить о хоккее, то в детстве я больше занимался бы катанием. На сегодня это верный способ продлить карьеру в спорте. Но с другой стороны время само диктует моду, и когда я только начинал свой путь в хоккее, приоритеты были иными.
Возьмем НХЛ. Еще шесть-семь лет назад там приветствовались молодые игроки с фактурой от 190 сантиметров ростом и весом от 100 килограммов. Теперь команды стараются задрафтовать мобильных хоккеистов, размер уже не имеет определяющего значения. В этом чувствуется несомненное влияние европейского хоккея и изменений в правилах, ориентированных на увеличение динамичности игры. Сейчас невыгодно быть большим, надо уметь быстро двигаться. Такие вещи необходимо закладывать в детстве. Если ребенок научится кататься, то навыки владения клюшкой, тактическое мышление, физическая подготовка и все остальное приложатся сами.

— Когда были лучше тренеры — в советское время или сейчас?
— Не хотелось бы давать оценки, это не совсем этично. Скажу только, если тренер, который начал карьеру в прошлом веке, не двигается в ногу с хоккеем и не пересматривает свои взгляды на подготовку спортсменов, он не сможет конкурировать с новым поколением. Поэтому с наставников команд такой же спрос, как и с их подопечных — им тоже надо совершенствоваться каждый день.

— Хэнлон в этом плане яркий пример для наших специалистов?
— Он по натуре другой. У канадца иные менталитет, подходы в отношениях с игроками, журналистами. Лучше он или хуже, не мне решать, но методика Глена дает результат, и потому ответ на вопрос очевиден.

— Влияние его тренерского “я” на себе ощущаешь?
— Мне сложно об этом судить — слишком мало мы поработали вместе. Он такой же тренер, как и большинство в Северной Америке. А они отличаются от своих коллег из бывшего СССР. Не могу сказать, что в НХЛ нет тренеров-диктаторов, но как раз Хэнлон не из их числа. Глен акцентирует внимание на позитиве, хотя это не говорит о том, что он не указывает на ошибки. Это ведь тоже можно делать по-разному, но даже в таком случае канадец использует положительные эмоции.

— Для тебя это важно?
— Я понимаю, что от меня требуется. Должен быть готов на 100, на 120 процентов, причем готовиться без кнута. Другое дело, что многим молодым ребятам его не хватает.

— Ты сейчас говоришь о белорусах?
— Это касается всех. Молодым иногда сложно что-то объяснить и тогда их просто нужно заставлять, как это было в моей молодости. Но потом, по мере приобретения опыта, ты понимаешь смысл всего и тебе этот кнут уже не нужен. Хотя есть индивидуумы, над которыми надо стоять до конца их спортивной карьеры.
Многое зависит от коллектива и от того, как ты собираешься им управлять. Опять-таки демократические методы годятся не для всех команд.

— Что о нашей сборной скажешь в этом плане?
— Не могу ответить на этот вопрос, потому что бываю с командой слишком мало, дабы успеть понять, чем она дышит. Мы собираемся на турнир, который проходит две недели, поэтому там никого не надо заставлять играть с полной отдачей. Самое сложное — подтверждать уровень своего мастерства на протяжении сезона. Только тогда становится понятно, кто настоящий профессионал, а кто таковым себя только считает.

— Хэнлон озадачивает тебя исполнением каких-то наставнических функций в отношении молодых ребят?
— Он видит, что от меня этого требовать излишне. Если надо, сам скажу все, что нужно в определенный момент. Такое качество у людей либо есть, либо нет, и вызвать его извне невозможно. У меня оно присутствует, и когда я знаю, что какие-то мои слова могут принести пользу команде, то молчать не буду.

— Люди всегда воспринимают тебя адекватно?
— По-разному, в зависимости от того, какой спич произносишь. Чужие реплики не всегда ласкают, не так ли?

— Да я думаю, что они, как правило, должны быть довольно эмоциональными, чтобы воздействовать на людей должным образом…
— Обычно все происходит между периодами. Вообще я не сторонник длинных речей. Надо найти самые точные слова, чтобы хоккеисты поняли тебя как можно лучше.

— Получается?
— Не знаю. Я хочу, чтобы получалось, а выходит или нет, это надо у слушающих спросить. Но мы список перед игрой не составляем, кто и по какому поводу будет выступать. Если лидеры команды считают необходимым что-то сказать, они это сделают. Молодым, конечно, труднее высказывать свое мнение по вполне понятным причинам, но если ты думаешь правильно и говоришь дельные вещи, то почему бы не попробовать? Хотя это сложно…

— Перед поединком с Россией, наверное, ребята собирались вместе?
— Отнюдь. Просто на такие матчи настраиваться не надо, все и так понимают их важность. Никто не нуждался в какой-то дополнительной заводке.

— Калюжный сказал, что для него это будет рядовой матч, Демагин — что лучший в жизни. На каком полюсе находились твои ощущения?
— Я настраивался как на важную игру. Это как седьмой матч в плей-офф: либо ты проиграешь, либо пойдешь дальше.

— Похоже, ты стал боевой машиной, которой все равно, с кем бороться. Или все же играли некие геополитические факторы, что рождаются в душе белоруса, которому предстоит выходить на спортивную арену против россиянина?
— Нет, в моем случае никакие факторы не играли. Перед такими матчами я фокусируюсь на том, чтобы выполнить свою работу как можно лучше. Сделать все возможное и невозможное, дабы принести пользу команде. В поединке с россиянами мы играли как могли, и я видел, что соперника очень колотило. В этой стычке мы имели равные шансы.

— Тем не менее россияне выиграли. Им больше повезло?
— Мне нравится бытующее почему-то именно в нашей стране мнение, что определение “повезло” можно считать едва ли не главным критерием результата. Причем это слово используется применительно к любому виду спорта, будь то футбол, хоккей или что-то еще. На самом деле всегда везет сильнейшим. Только в одном случае из ста аутсайдер обыгрывает фаворита — когда на небе сходятся все звезды.

— Тебя не покоробило высказывание Ильи Ковальчука о том, что проблемы у российской сборной были только до тех пор, пока они не успокоились, а потом, дескать, все стало на свои места.
— Нет. Вполне адекватное и логическое высказывание, если сравнивать наши составы. Как можно ставить в один ряд Россию и Беларусь, все-таки это совсем разный уровень.

— Кто из юных белорусских игроков, на твой взгляд, может стать звездой международного уровня?
— Думаю, будущее есть у всех. А что ты подразумеваешь под своим определением?

— Ну, кто из них потом в состоянии войти в пятерку лучших бомбардиров сезона в НХЛ?
— В пятерку? Думаю, такое под силу лишь единицам. Ближе всего к вершине, конечно, стоят Грабовский и братья Костицины. А просто стать хорошими хоккеистами могут многие. Мне, например, понравился Стась. Андрей неплохо себя проявил, и, думаю, у парня большое будущее, если он продолжит работать в том же духе. Главное, никогда не успокаиваться и не думать, что ты добился всего, чего хотел.

— К тебе часто подходят молодые хоккеисты, чтобы проконсультироваться по тому или иному вопросу, касающемуся их профессионального мастерства или, скажем, нюансов твоих предсезонных тренировок?
— Да нет, никто ничего не спрашивает.

— А тебя это не удивляет?
— Не-а. Стесняются просто…

— Что-то не сильно они смахивают на застенчивых парней…
— Возможно, ты будешь удивлен, но это именно так. Очень скромные и стеснительные ребята.

— Они похожи на тебя лет 15 назад?
— Это уже другие люди, выросшие в других условиях, ничего похожего.

— Что тебя в них удивляет?
— Есть отдельные моменты, о которых не хотелось бы говорить в прессе…

— О том, что они могут всю ночь напролет играть в “Play Station”?
— Это как раз совершенно нормально и неудивительно. Хотя в мое время таких вещей не было. Я их даже сравнивать с нами не могу. Мы жили не только в разных странах, но и в разных мирах. Воспитание совершенно другое.

— С приходом Хэнлона и под его влиянием наши игроки слушают гимн Беларуси обнявшись. Вначале это умиляло, а теперь кажется вполне естественным.
— Мне кажется, это показатель какого-то командного братства и теплоты, с которой ребята друг к другу относятся. Подобные вещи, безусловно, идут нам на пользу.
Человек не может стать твоим лучшим другом за несколько дней — это понятно, но коллектив складывается из совокупности мелких и тончайших связей, которые хороший тренер может помочь ребятам установить.

— Чем еще тебя удивил канадец?
— Да ничем он меня особо и не удивил, потому что, повторю, у него такой же подход к делу, как и у большинства североамериканских тренеров. Они действуют примерно по одной методике…

— …которая, прямо скажем, с трудом принимается нашими тренерами…
— Ну, это естественная реакция людей. Если в огород приходит новый человек, то тем, кто раньше его окучивал, это вряд ли понравится. Тем более когда всем сообщают, что новичок теперь здесь самый главный. Любому адекватному человеку захочется доказать, что он ничем не хуже.
Профессионал только засучит рукава, он не будет сидеть на лавочке и плакаться на жизнь, вот, мол, несмотря на все мои заслуги, привели кого-то чужого, и теперь я ничего не буду делать в знак протеста. Если ты останавливаешься — это твоя проблема. Остальные-то пойдут дальше. Прошлые заслуги никого не интересуют, мир живет сегодняшним днем.

— Может, следует завести к нам несколько канадских тренеров поучить наших?
— Не думаю, что стоит бросаться в крайности, во всем нужна мера. Если наши тренеры хотят чему-то научиться у того же Хэнлона, то двери всегда открыты, можно пойти и посмотреть его тренировки, познакомиться с методикой. Я даже советовал бы им это сделать, потому что заокеанский опыт будет очень интересен любому профессионалу, там принципиально иной подход ко многим вещам, которые мы привыкли принимать за аксиому в Европе.
Сюда не надо вести десять канадцев, достаточно одного-двух. Умный поймет, а дурака все равно не научишь.

— Каким образом мы можем конкурировать с теми же россиянами в развитии, скажем, детского хоккея?
— У нас достаточно населения, чтобы найти много перспективных и интересных мальчишек. Есть ведь страны и поменьше нашей, которые успешно соревнуются с россиянами на уровне сборных всех возрастов. Нам надо выстроить такую систему, чтобы она работала как часы. Самое главное — платить детским тренерам нормальную зарплату, чтобы они не искали приработок на стороне. Сегодня эта фигура — ключевая. Мы не достигнем желаемого результата, если с детьми будут работать низкоквалифицированные специалисты. Никакая пирамида не выстоит долго, если мы заложим слабый фундамент…

— Ты сам-то готов принять участие в строительстве этих пирамид?
— Я готов помочь, чем могу. Своим опытом, какими-то знаниями, почерпнутыми за карьеру действующего игрока. Впрочем, пока не собираюсь ее заканчивать, и потому мне рано задумываться о том, кем стану в будущем.

— Кем ты себя видишь на минском чемпионате мира 2014 года: игроком, тренером, почетным гостем?
— Даже не хочу об этом думать. Главное, что мы победили и получили грандиозный турнир. Это будет огромным плюсом для развития хоккея в стране. Кроме того, уверен, что мы организуем чемпионат очень хорошо, так, что он запомнится не только белорусам, но и многочисленным зарубежным гостям.
Я не знаю, чем буду заниматься через пять лет. Может, буду играющим тренером с менеджерскими функциями. Может, буду строить катки и отели. Хочется и после окончания карьеры быть связанным с хоккеем — это основное. Сколько ни разговаривал с бывшими хоккеистами, все они в один голос утверждали, что им не хватает тех эмоций, которые они испытывали, общаясь в коллективе. Скучают они, вопреки стереотипам, не столько о матчах, сколько о хоккейном братстве.

— Так на это у нас есть своя НХЛ. Ночная хоккейная лига. Там много VIP-персон…
— Как вариант — почему бы и нет?

— А правда, что тебе предлагали поднять из пепла белорусский колхоз?
— Было такое неофициальное предложение, но я не могу поднимать колхозы, играя в хоккей. У меня нет на это времени, возможностей и знаний. А потому нет и желания.

— Ты именно так и объяснил причину своего отказа?
— Так что объяснять, если я сейчас сконцентрирован только на одном деле?

— Говоришь, как все спортсмены. Вот закончу карьеру, повешу коньки на гвоздь, тогда и начну размышлять, чем бы заняться…
— Скажем так: пока я ничего для себя не придумал. Хотя об этом спрашивают в каждом интервью. Я не знаю, что вообще умею, кроме хоккея.

— Кто для тебя является авторитетным человеком, который мог бы дать совет, к коему стоило бы прислушаться?
— А кто вообще может дать такой совет? Вот, скажем, тебе…

— Ну какой-нибудь крендель, нормально поднявший денег, но только не задницей, оказавшейся в нужное время в нужном месте, а исключительно своей головой…
— Завернул… У меня хватает серьезных знакомых из мира бизнеса, но для того, чтобы давать советы, надо знать направление твоих талантов и возможностей.

— Думаю, в этом случае хватит твоих возможностей — финансовых…
— Поступает-то много всяких коммерческих предложений, но я не считаю их какими-то особенно удачными, поэтому отклоняю практически все. Тут есть, не скрою, и недоверие к авторам, и незнание всех нюансов дела. Да я просто не представляю, как можно в чем-то участвовать, если не контролируешь процесс траты своих денег. Я же занят хоккеем.

— На супругу в этом плане можешь положиться?
— Нет, моя жена не интересуется бизнесом. У нее нет предпринимательской жилки. Она никогда не хотела и вряд ли захочет этим заниматься. Ее основная задача — семья и наши дети. И меня такое положение вещей полностью устраивает.
— Как много времени тебе удается уделять воспитанию дочки Алексис и сына Сандро?
— Все свое свободное время отдаю им, а когда их нет рядом, я скучаю. Но это моя жизнь, она немыслима без бесконечных разъездов. Всегда надо чем-то жертвовать…

— Балуешь детей? Говорят, американцы на это падки…
— Дети делают то, что я им позволяю.

— То есть ты сторонник советской школы воспитания…
— А я другой просто не знаю. Хотя, как мне кажется, в каждой семье ребенка воспитывают по-своему.

— За время проживания в Америке ты приобрел какие-то типично тамошние качества?
— Например?

— А это я у тебя хотел спросить. В нашем понятии янки весьма прагматичные люди, которые хоть и будут тебе улыбаться во все 32, но душу не раскроют. Да и вообще…
— Начнем с того, что это взгляд поверхностный. В сознании американского обывателя мы тоже наверняка выглядим односложными людьми, которые любят водку, автомат Калашникова и пляски под баян в обнимку с сибирскими медведями. На самом деле американцы намного глубже, чем мы их себе представляем. Я живу в этой среде и, наверное, тоже становлюсь уже немного другим. Подозреваю, что это здесь не всем нравится. Но с этим ничего поделать нельзя — я обитаю в Америке почти весь год и выбираюсь на родину только на несколько недель.
Я поменял свое отношение к людям, стал воспринимать их проще. Стараюсь в Минске спокойнее подходить к проблемам, которые здесь почему-то возникают на каждом шагу. Хотя трудно иметь хорошее настроение, когда это практически невозможно. Я не имею в виду белорусов — говорю о среде, в которой мы живем.

— Что в последний раз тебя вывело из себя?
— Вчера пошел забирать паспорт и потратил на это 40 минут. Вначале завелся, а потом начал улыбаться, поняв, что эту действительность надо воспринимать такой, какая она есть. Но приятных ощущений это не приносит.

— Разве у тебя нет американского паспорта?
— Законодательство Беларуси не предусматривает двойного гражданства, а если я получу американский паспорт, то не смогу играть за Беларусь. Считаешь, мне это стоит сделать?

— Куда ж наша сборная без тебя? Кстати, пример с посольством мне кажется не совсем уместным. 40 минут — это не так уж и много.
— Так я ведь пришел просто забрать паспорт. Я уже не говорю о том, сколько времени я его сдавал. После чемпионата мира провел в Минске десять дней, и мне этого оказалось достаточно, чтобы утолить ностальгию по родине. Шучу. Люблю здесь бывать, даже несмотря на какие-то бытовые неудобства.

— Ты болел за наших на “Евровидении”?
— Да, переживал. Я Елфимова знать не знаю, но он же белорус. Видел только одно его выступление, жаль, что в финал не прошел. А за Рыбака рад. Молодчина!

— Как относишься к тому, что жена Петра Елфимова старше его почти вдвое? Нормальная тема?
— А как я могу к этому относиться? Это же не моя девушка. Каждый сам вправе делать выбор, с кем ему жить. Я думаю, Петя вполне доволен и счастлив.

— Твое восприятие женщин за десять лет, прошедших со времени нашего знаменитого интервью, как-то изменилось?
— Естественно. На самом деле женщину проще полюбить, чем понять…

Тут бы нам и продолжить, вырвавшись наконец из прокрустова ложа чисто спортивных вопросов и корректно-правильных ответов. Но нельзя — изменившийся за десяток лет Руслан зорко следит за всяким нарушением демаркационной линии, ограждающей серьезное интервью от веселого, где можно говорить обо всем. Кому, как не ему, знать, что это такое. И мы, конечно, больше не будем вспоминать далекий летний день, тапочки на босу ногу и залитый соком пластиковый стол в какой-то кафешке на проспекте тогда еще Петра Машерова.
Теперь все по-другому. Гламурное кафе, дорогой костюм, респектабельное авто. Да и Руслан тоже — серьезный семейный человек, бесконечный респект от родной столицы до заокеанских высот.
Но все же мне почему-то так хочется вернуться в ту пору, когда можно давать интервью, совсем не заботясь о чужих разговорах за спиной, не стесняясь окидывать взором каждые проходящие мимо тебя стройные ножки в коротких юбках (необходимое по нынешним временам уточнение) и с замиранием сердца ждать выхода газеты, которая на следующий день сделает имя его героя почти нарицательным.
Странные мы все же люди… И, отсылая это интервью на вычитку в США, я зачем-то вношу в заголовок фразу о размерах, не имеющих значения. Наверное, как привет из далеких и бесшабашных 90-х, в которых прошла наша молодость. Скорее всего, из Штатов заметка вернется уже с другим названием, и я даже представляю, как, укоризненно покачав головой, мой герой будет искать в материале подходящую для настоящего профи фразу, например, “Всегда выкладываюсь по полной” или “Честь Родины — не пустой звук”. Их вообще много можно насобирать на этой благодатной патриотической почве. А может, я его просто не знаю, и, дочитав до сей строки, Руслан лишь улыбнется и отправит мне интервью без единой правки. Изменившийся, но оставшийся прежним ваш Салей…