СЕМЕЙНЫЙ ПОДРЯД. Рожденные в СССР

В стране, овеянной ужасом репрессий и духом всеобщей подозрительности, содеянное относилось к поступкам до сумасшествия отчаянным, сулившим их авторам страшное завтра. Расхожая практика анонимных наветов не затягивала процесс поиска виновных. Волею безликого доносчика в казематы НКВД угодил 50-летний машинист Владимир Шитковский, выделявшийся из массы коллег косой саженью в плечах, двухметровым ростом, носивший 47-й размер ботинок. Эта броская внешность, видно, и навела на ее обладателя черный воронок. Наверняка свою роль сыграло и “неблагонадежное” происхождение Шитковского — уроженца Вильно, поляка по национальности. Методы дознания сталинской эпохи действовали без сбоев, и вскоре был суд. Расстрельной статьи подсудимый избежал чудом, ухватившись за иллюзорную возможность уцелеть — он “пошел в отказ”. Но помогло Шитковскому отнюдь не отречение от данных под нажимом показаний. Его спасло то, что держава жила предчувствием войны. В ее условиях квалифицированные машинисты ценились высоко — ввиду стратегического значения железнодорожной отрасли.

Военным летом 1941-го оправданный машинист вез в эвакуацию на Урал своих троих детей и беременную жену. Пополнение в семье Шитковские справили прямо в пути — на одном из полустанков в Удмуртии, не догадываясь, что родившемуся Сергею уготована судьба хоккеиста.

Он и сам о спортивной карьере не помышлял вплоть до совершеннолетия, когда случайным образом был поставлен в ворота юношеской команды из Перми — именно этот уральский город стал пристанищем для бежавших от блокады Шитковских. Прийти в хоккей раньше Сергей Владимирович не мог. Виной тому — стесненность в средствах, вошедшая в жизнь одновременно со смертью отца и не позволявшая надеяться на скорую покупку коньков, без которых хоккей не хоккей. Отсутствие школы станет всегдашним попутчиком карьеры форварда пермского “Молота”, а затем и минского “Торпедо”. Легкий и маневренный на льду, одинаково мощно бросавший с обеих рук, обладатель уникального финта с перекладыванием клюшки слева направо и наоборот, он так и останется тихоходным, неважно катающимся игроком. Этот недостаток, впрочем, не помешает ему выбиться в лидеры “Молота”, на него закроют глаза даже пристрастные тренеры ЦСКА, активно зазывавшие Шитковского под свои знамена в сезоне 1962-го. “Предложение было лестным, что и говорить, — вспоминает Сергей Владимирович. — Но уж очень остро стоял пресловутый квартирный вопрос. Уехать означало оставить мать, брата и двух сестер в коммуналке на жилплощади в 17 квадратных метров. В разговоре с тренером я обмолвился было об интересе москвичей, а полгода спустя мы праздновали новоселье в отдельной квартире. О ЦСКА, понятно, пришлось забыть…”

Лишь три года спустя Шитковский решится на переезд, откликнувшись на приглашение из Минска. Так начнется его белорусская жизнь, продолжающаяся и поныне.

В “Торпедо” талант бомбардира проявился сполна. Несмотря на преждевременный уход из хоккея и на то, что с той поры миновало без малого 30 лет, рекорд результативности белоруса Шитковского до настоящего момента остается непокоренным.

Замахнуться на достижение отца мог бы, наверное, его тезка-сын — один из тех вундеркиндов, которых воспитала минская “Юность” в перестроечную эпоху. Но волна массового оттока хоккейных сил занесла его из Беларуси на российские просторы. Наследственный голевой инстинкт был характерен Шитковскому-младшему во всех его командах: омском “Авангарде”, череповецкой “Северстали”, тюменском “Рубине”, челябинском “Мечеле”… Он не был редким гостем в снайперских реестрах чемпионата, в России чувствовал себя как рыба в воде, и лишь лимитирование количества легионеров в клубах Суперлиги напомнило Сергею, что он — белорус. С обстоятельств переезда ШИТКОВСКИХ в Беларусь и началась наша беседа.

Сергей Владимирович. Мне здесь сразу понравилось. Очень быстро понял, что осяду в Беларуси надолго. Оказалось — навсегда. К тому времени в Минске уже год играли пермяки Митюгин и Медведев. Они и уговорили перебраться. Да и сам понял, что пора менять обстановку. Несмотря на 14 лет, прожитых в Перми, привыкнуть к этому городу так и не смог. Кругом пьянство, грязь… Это теперь сравнительно культурный город: ледовый дворец построили, баскетбол подняли, а раньше…

Сергей. Ты расскажи, как тебе хоккей в Перми жизнь спас.

С.В. Ай, да было там…

С. Какие-то отморозки вечером нож к горлу приставили — прирезать хотели. Спасло лишь то, что нападавшие болельщиками оказались — признали в жертве хоккеиста Шитковского и отпустили с миром.

С.В. Там у нас бандитов было видимо-невидимо, чему удивляться?

С. Поведай еще, как ты четыре жизни спас, вытянув тонущих из Камы…

С.В. Да ладно тебе, зачем об этом?

С. Из-под воды уже вытягивал, еще бы пару минут и все. Отец почему-то не очень любит об этом распространяться. Скромничает…

— А где так плавать научились?

С.В. Так на Каме и научился. Река большая, суровая. Метров 800 в ширину, но переплыть невозможно — течение сумасшедшее. Мы хитрее делали. Садились на речной трамвай, плыли до ГЭС — до нее километров 15 — там ныряли и домой своим ходом.

С. Вот загнул! Сейчас выяснится, что ты быстрее Сальникова плавал… Это ведь пятнадцать километров! Столько и на лыжах не каждый осилит, а ты вплавь…

С.В. Сережа, там как плыть-то? По течению. Пару раз гребанул и метров 400 отдыхай. Тем более что пловец я был действительно неплохой. Вот только с вышки жутко боялся прыгать. При Виталии Костареве мы в Перми летом в пруд ныряли. С трехметровой вышки полагалось вниз головой сигать, а с шестиметровой — столбиком. А у нас все либо трусы, либо плавать не умеют.

С. Я так и с десятиметровой прыгал. Хоть здесь тебя обставил.

С.В. Кто не прыгнет — тут же отчисляли. Лешка Кондаков, хохмач известный, взмолился: “Ребята, я плавать не умею…” Но делать нечего, зажмурился и в воду. Всей командой потом спасали. Вот такие времена были, ни с кем не церемонились…

— Зато характер закалялся…

С.В. Что было, то было. Это сейчас хоккей — целая индустрия: витамины, пищевые добавки… А раньше воды из-под крана хлебнул, в столовку с талоном на два шестьдесят сходил — и будь здоров. А играли в чем? Поверх майки — нагрудник, на нем еще одна майка — и без шлема на мороз. Тогда все в две пятерки действовали, чтобы запасные на скамейке не задубели. Помню, в Усть-Каменогорск приехали, на термометре — минус 47, сопли замерзают. Благо невдалеке от площадки сарайчик стоял, а в нем — печка-буржуйка. Одна пятерка на площадке, другая греется, ждет, когда администратор прибежит — скомандует смену. Лед от мороза трещал, щели — толщиной с палец. Да что лед? Шайбы не выдерживали! Наш форвард Ярославцев от души по воротам хозяев щелкнул — шайба в штангу бац и надвое раскололась. Одна половинка у бортика, другая — в воротах. Судья в панике — засчитывать гол или нет? Вот ведь задачка-то! Ярославцев — юморной мужик был — быстро сориентировался. К арбитру подкатился и остатки шайбы протягивает: “Ты, — говорит, — иди их взвесь. Который кусок тяжелее, тот и есть настоящая шайба…” Смех смехом, а после таких матчей даже водка не согревала, только баня.

— А лучше и то, и другое: сразу и много! Ведь были такие соблазны?

С.В. К хоккею народ слабость имел — это правда. Трибуны на всех матчах забивались под завязку. И болели, надо сказать, пермяки своеобразно. Зимой морозы на Урале лютые, идти на хоккей без “подогрева” небезопасно. Делали просто: чекушку за пазуху, в нее соломку и всю игру потягивают. Были “клиенты”, для которых каждый из таких вечеров заканчивался одинаково. На следующий день их интересовал только один вопрос: “Как вчера сыграли?” Подобному не удивлялись. В дни матчей в местные магазины водка завозилась в огромных количествах. Знали в пищеторге, что не пропадет продукт… После моего отъезда в Минск, рассказывали, это дело милиция взяла под контроль — поставки прекратились.

— В Минске подобного не было?

С.В. “Торпедо” в фаворитах союзного хоккея не ходило, но, несмотря на это, у меня были предложения из Воскресенска, Москвы… Но не любитель я бегать по командам. Тем более к тому времени женился, дети пошли, квартиру получил. Поздно мне было куда-либо срываться, да и зачем?..

С. Как это зачем? Поиграл бы на приличном уровне, прославился! У тебя такой талант был, ты такие финты выдавал…

С.В. Я для себя все решил много раньше — когда ЦСКА отказал…

— Кстати, знаменитый финт с перекладыванием клюшки из одной руки в другую как удалось освоить?

С.В. В детстве мы с друзьями любили в лапту сразиться. А там по мячу приходилось и с левой бить, и с правой. Так и приноровился. В 60-е годы я один в СССР “двуруким” считался. Матч отыграю правой, на другой беру перо с левым загибом. Мне все равно, были бы клюшки…

С. Тебе-то все равно, а сына и одной рукой толком играть не научил…

— Что же вы, Сергей Владимирович, такую промашку дали?

С.В. Даже не пытался учить. Он в шестилетнем возрасте как схватил клюшку левой, так и по сей день гоняет.

— А вообще Сергея в хоккейную секцию отдали без раздумий?

С. Я боюсь себе даже представить, кем бы стал, не приведи меня отец в Парк Горького, где базировалась хоккейная школа “Юность”. Район столичной улицы Куйбышева, где мы жили, считался, как принято говорить, проблемным. Пацаны чем только не занимались: одни спились, другие отдали богу душу, пристрастившись к наркотикам, остальные сидят… А я уже с малых лет был при деле. Стремиться в хоккее было к чему: пример отца перед глазами.

— Говорят, уход из хоккея Шитковского-старшего состоялся…

С.В. …из-за конфликта с Муравьевым, был такой тренер в “Торпедо”. Он меня еще в 26 лет хотел на пенсию отправить, какими только способами не душил. Правда, не знаю, за что. Может, боялся, что слушатель школы тренеров по фамилии Шитковский спит и видит себя на его месте? Ну, в один прекрасный день надоело мне все — написал заявление. После ухода месяца два искал работу в Минске. Не нашел. Поехал в Новополоцк, принял местную команду. Но вдалеке от семьи, детей работать за 120 рублей долго не смог. Вернулся домой, стал думать, как быть дальше. Тут-то мне трудовая книжка и пригодилась. Еще играя в Перми, числился на производстве слесарем восьмого разряда. С такой квалификацией устроиться на тракторный завод проблем не составило…

С. …а у меня в трудовой знаете что записано? Колхозник! Правда. Показать? Это в Гродно меня так обозвали… Тогда всех хоккеистов “Прогресса” оформляли в одноименный колхоз. Когда в России документ свой показал, народ за животы схватился. “Кого на работу берем? Заслуженного колхозника Беларуси!” Вот так. Извини, что перебил.

С.В. Работа ремонтником в кузнечном цеху приносила в месяц 200 рэ и давала возможность играть за заводскую команду в первенстве БССР. Меня это устраивало.

С. Простой ты, отец. И простота эта тебе всегда мешала найти место получше.

С.В. Не в этом дело. Никто не помог тогда, не пригласил на работу. Когда хоккейную школу “Юность” открыли, пришел туда проситься — не взяли… Вот и мыкался. На заводе холодильников десять лет грузчиком трудился, на горбу тяжести таскал, работал на электрокаре — там попроще, лифтером — вообще не бей лежачего. Было время, и на стройках шабашил. О хоккее напрочь забыл, даже матчи не посещал — желания такого за собой не замечал. Вернулся на трибуны, только когда сын стал поигрывать.

С. Зато сейчас отца не забывают. Зовут на матчи ветеранов, к 60-летию преподнесли подарок. А в канун Нового года доставили громадный торт — лично от президента. Да и работает он теперь в хоккее — судьей.

— Сергей, а ты в свои 32 заканчивать еще не собираешься?

С. Да вы что? Чувствую себя нормально. Три операции на коленях перенес, но в спорте и не такое бывает. Думаю, что и сегодня играл бы в России, если бы там не ввели лимит на легионеров. Закон этот многих наших ребят лишил работы. Беларуси вообще не повредила бы общая с россиянами лига. Но, боюсь, не бывать этому. “Тивали” в свое время к лидерам МХЛ никаким боком не относилось, однако пользу нашему хоккею лига принесла немалую. Ведь практически все ребята белорусской сборной вышли из формы “Динамо” или “Тивали”. Потом только разъехались по легионерским адресам. Я, кстати, в Россию отправился одним из последних — в 1996 году.

— О финансовых неурядицах в “Тивали” много разговоров ходило…

С. Крутились как могли. Пришлось даже челночный бизнес освоить. Когда ездили в Польшу на игры, перли туда всякую всячину: постельное белье, посуду — чтобы толкнуть с выгодой. До сих пор вспоминаю, как в базарные дни на рынке собирались. Придешь в шесть утра и начинаешь высматривать партнеров по бизнесу. Ага, вон Эдик Дьяконов сервиз на саночках тащит, следом Вовка Цыплаков пальто шерстяное под мышкой тянет. На торговле той мы руки не нагрели. Больше смеху было, чем выручки.

— Неужто в контракте не предусматривались подъемные, квартиры, машины?

С.В. Почему? Автомобили давали…

С. Романову по контракту машина полагалась. Пригнали для Олега иномарку — такой добитый “Мерс”, что смотреть на него было страшно. И ведь не придерешься: “У вас претензии? Позвольте… Колеса есть? Двигатель работает? Кто скажет, что это не машина, пусть бросит в меня камень…” Стало быть, условия контракта выполнены. Правда, Олег пошел на принцип и наотрез отказался принимать такую колымагу. В клубе не растерялись и в конце сезона под овации вручили Романову новую машину — только что сошедший с конвейера… “Запорожец”.

— Приходилось слышать, что характер у Сергея отнюдь не сахарный. Так это или нет? И что отец думает по этому поводу?

С. Давай, папа, выгораживай сына, защищай…

С.В. А чего защищать? Нормальный характер, бойцовский. У Сергея какое-то обостренное чувство правды, не терпит он несправедливости. От этого зачастую и страдает.

С. Ой, да ладно тебе… Сейчас прямо Робин Гуда из меня сделаешь.

С.В. Ну я-то знаю, раз говорю. А почему, думаете, его Анатолий Варивончик в сборную не брал? Сергей тогда в прекрасной форме был, едва ли не лучший из наших нападающих. Предполагаю, что сын Анатолию Николаевичу однажды всю правду в глаза высказал. Я звонил, заступался, дескать, или бери в команду, или вовсе на сборы не вызывай.

— Когда сборная паковала чемоданы, отправляясь на Олимпиаду в Нагано, о чем думал оставшийся за бортом один из лучших снайперов суперлиги Шитковский-младший?

С. Переживал. Хотя отлучение от сборной незадолго до Олимпийских игр для меня не стало сюрпризом. Во времена Варивончика, получая приглашения на сбор национальной команды, я уже знал его итог — в состав меня опять не возьмут. Ребята даже шутили по этому поводу… А мимо Солт- Лейк-Сити из-за гриппа пролетел… Не везет.

— Может, на Олимпиаду в Турине замахнешься?

С. А что? Попробую дотянуть. Игорь Матушкин, Олег Микульчик гораздо старше меня и до сих пор в большом порядке.

— Сергей, а сам о своем характере что можешь сказать?

С. Я норов свой на площадке в основном показываю: всегда был не дурак подраться.

— И сейчас?

С.В. Это он с удовольствием!

С. Старый уже стал, ленивый. Это раньше по поводу и без кулаками махал, а теперь если только сильно разозлят: в спину ударят или штыка воткнут.

— В чемпионате Беларуси достается?

С. Не сказал бы, что здесь бьют. Санаторный режим.

— А в “Динамо” кто исполнял роль тафгая?

С.В. Захаров отличался неуступчивостью.

С. Да, Михал Михалыч в этом деле хорош был. На пятаке спуску никому не давал. Сейчас у нас таких характеров уже нет, молодежь не та, флегматичная какая-то… Но Захаров только на площадке крутым норовом славился, а в жизни Михалыч мирный.

— Как тебе, кстати, играется под его руководством в минской СДЮШОР “Юность”?

С. Устал проигрывать. Нас, стариков, уже достали эти поражения. Но это не вина тренера. Мне нравится работать под началом Захарова: и пошутим, и посмеемся. Хороший мужик.

— А какова твоя роль в команде?

С. Молодых трошки подучить, подтянуть… Но что-то они никак не подтягиваются и не подучиваются. Не видно в глазах искры, практически никто не хочет работать. В зал зайдут, три минуты штангу потягают и стоят, зевают.

С.В. Каким бы самородком ни родился, а если не любишь работать, то не вырастешь в мастера.

— А Сергей насколько одарен от природы?

С.В. Он в основном брал пахотой. Не забывайте, что Серега прошел динамовскую школу Крикунова, а это — страшное дело. Владимир Васильевич физуху ставил, как мало кто в Союзе. Это все равно, что армейская учебка в Печах — после нее хоть на фронт.

С. Всем известно упражнение Владимира Васильевича: камазовская покрышка крепилась на ремни к поясу, на нее садились четверо и вперед. Не один круг с таким прицепом по площадке наматывали. Ребята сознание теряли, многих в раздевалке тошнило.

С.В. И все же для хоккеиста главное скорость, кисточки чтобы хорошо работали и, конечно, голова.

— Сергей, в “Юности” тебя вряд ли устраивает уровень хоккея…

С. Вернулся в Беларусь волею обстоятельств. В позапрошлом сезоне, выступая за “Северсталь”, получил травму, с которой и начались все неприятности. Командный эскулап посмотрел на мое поврежденное колено, изучил его со всех сторон, затылок почесал: “Растяжение”, — говорит. У него что ни травма, то растяжение — других диагнозов не ставил. Месяц проходит — никаких улучшений. Взял литр водки и поехал к местному череповецкому “светиле”. Тот “высветил” неполный разрыв связок. Еще две недели — только хуже стало. Плюнул, отправился в Москву. И только в ЦИТО определили, что на самом деле “полетел” мениск. Потом операция, восстановление — весь сезон коту под хвост.

С.В. После этого все кувырком пошло.

С. Как оклемался, стал сам по клубам звонить. Договорился с челябинским “Мечелом”. Вариант казался неплохим: ребята знакомые, зарплата достойная… А как прибыл — полная засада.

— В смысле?

С.В. Экология там жуткая.

С. Не в этом дело. На собрании команды руководство таких задач понаставило, что я за голову схватился. Директор завода заявил: “Надо быть как минимум пятыми!” Представляете? Чем люди думают? Когда в “Северстали” играл, там похожие цели ставились. Так в Череповце налево посмотришь — заслуженный мастер спорта, направо — чемпион мира… Некого на три буквы послать! А в Челябинске-то на кого рассчитывали?

— Собрались бы, настроились и на морально-волевых…

С. Какие там морально-волевые при таких бытовых условиях… Долгое время сам платил за гостиницу, потом выделили двухкомнатную квартиру. Так в ней воняло, будто умер кто. Стены обшарпанные, обстановки минимум. Притон для бомжей, короче. Как жену ни отговаривал приезжать, не утерпела, прибыла вместе с дочкой. Аккурат к началу морозов. Ну, тут вообще началось невообразимое. Маленькая комнатушка: кровать, телевизор и два обогревателя. Если включаешь одновременно чайник и свет — вылетают пробки. По телевизору в каждом выпуске новостей: в подворотне кого-то зарезали, за углом — пристрелили, в подъезде — придушили. Ужас! Когда уезжали, жена была просто счастлива.

— Не огорчает, что вылетел из обоймы сборной? Вот и в недавнем турнире “Евровызова” не засветился…

С. Захаров хотел меня рекомендовать на минский этап, но я не вовремя мышцу надорвал. Батя на ноги ставил.

— Народными средствами?

С.В. Горячим парафинчиком. Я и себе раньше такие компрессы делал. Помогает.

С. Вроде набрал приличную форму, а повреждение спутало все карты. Однако я себя со счетов не списываю — хочу поиграть на более высоком уровне. Но пока не везет с поисками нового клуба.

С.В. Подзабыли уже о тебе в России. Надо на просмотр ехать, вновь завоевывать репутацию.

— Засветился бы в исторической победе над шведами и только успевал бы от предложений отбиваться…

С.В. Мы тот поединок порознь смотрели. Кто ж знал, что все так обернется? Я и сегодня считаю, что это не мы победили, а шведы проиграли.

С. Есть такое выражение: порядок бьет класс. То, что шведы должным образом не настроились, это не наши проблемы. Победа она и есть победа. Мы матч вместе с женой смотрели. Когда Володька Копать ту сумасшедшую шайбу забросил, чуть голос не сорвали — так орали на радостях. Супруга у меня спортсменка — гандболистка Ольга Сидоренко, которая не так давно еще и за сборную играла, так что подобные страсти ей близки.

— Еще бы! А теперь расскажи, как ты с ней познакомился?

С. Как я мог пропустить такую симпатичную девушку? В Минске в отпуске был и случайно повстречал ее на улице. Слово за слово — познакомились. А через 20 дней я в Тюмень уехал, за “Рубин” выступать. “Приезжай на день рожденья”, — говорю. Оля долго не думала — как жена декабриста вслед отправилась. Вот с тех пор и вместе, дочку растим. Уже думаю, в какой спорт ее определить. А чуть позже и на пацана надо настроиться, а то можно без продолжения хоккейной династии Шитковских остаться. Путь будущего наследника предрешен: будет хоккеистом. Если мастером не станет, то крепким мужиком вырастет.

— Хоккейная закалка однажды здорово тебя выручила. События 1995 года в Болгарии часто вспоминаются?

С. Не часто, но с юмором.

— Так ведь смешного вроде мало было… Расскажи из первых уст, как все было.

С. Ну как? Выиграли чемпионат мира в группе “С” и после заключительного матча перед вылетом домой отправились с Романовым и Занковцом пройтись по Софии. По пути наткнулись на машину с разбитым люком, а рядом — омоновцы. Не знаю, наверное, мы им под горячую руку попались. Двух слов сказать не успели, как Эдик и Олег получили дубинками по голове. Я заступился. Только рот открыл — удар сапогом в челюсть. Кровища, боль… Сразу понял — перелом. Сейчас думаю, что все-таки надо было им вломить, надо было… Могли ведь этих омоновцев постелить, но сдержались. В принципе правильно сделали — было бы только хуже. Там такой беспредел творился, которого даже в России видеть не приходилось. Когда я пошел в туалет помыться, один из омоновцев за мной проследовал. Запах крови, видно, почувствовал. Раз дал бы ему — переломался, так ведь власть свою ощущал, гад, вседозволенность… Очередной удар — и я полетел головой в зеркало. Хорошо, успел вовремя выкинуть вперед руку — 22 шва потом наложили. Вот, собственно, касательно меня и все. Итог — “скорая помощь” и голова, гудящая, как шаманский бубен. Хотели в местной больнице оставить на излечение, но я ни в какую.

С.В. Его с тяжелым сотрясением мозга вообще транспортировать нельзя было, а уж тем более в самолете. Мы с матерью переволновались. Ждем, а сына нет и нет. Потом позвонил. Голос глухой, как из преисподней, нездоровый: “Батя, приедь, я в девятой больнице…”

С. На восстановительном сборе! Потом посол болгарский хотел приехать извиниться. “Спасибо, — говорю, — утешили”. Что мне от этого легче станет? Всю концовку сезона в “тивалях” пропустил, даже на отпуск денег не заработал. Правда, страховку получил шикарную — 20 баксов! Зато есть один плюс — похудел. Я очень люблю хорошо покушать, а тут даже на диете сидеть не пришлось.

— Кроме покушать, ты, по словам Михаила Захарова, испытываешь страсть к охоте и рыбалке: “Сейчас у нас в команде один игрок хорошего уровня — Шитковский. Да и то у него то охота, то рыбалка, а потом температура 40…”

С. Да, Михалыч сказал, так сказал. Вообще-то прав он, пострелять — это кайф!

— Метко бьешь?

С. Всякое бывает. Недавно вот кабана завалили. Разделали его — все чин чином. Так и на рыбалке: наварим ухи, отсидим вечернюю зорьку…

— Все это похоже на фильмы об особенностях национальной охоты и рыбалки?

С. Конечно! Это же рашн традишн! Выезжаем приблизительно на три дня. С банькой, все как положено.

— А вы, Сергей Владимирович, как расслабляетесь?

С. У него режим.

С.В. Некогда отдыхать. С утра дежурю на катке, потом — судейство, а вечером — телевизор. Иногда выбираюсь на игры. А вообще-то есть у меня одна страсть — тоже, понятное дело, хоккейная. Шайбы собираю. Уже 170 штук. Из разных стран, с различных турниров и игр. Благо друзей-товарищей много, так что коллекция исправно пополняется. Да и Сережка помогает, привозит сувениры. Я поставил себе цель собрать 417 шайб — ровно столько забросил за свою карьеру. Вот только складывать их негде, габариты квартиры, сами видите… Отнюдь не царские палаты. Ничего, вот Серега скоро новой жилплощадью обзаведется — ему отдам.

С. Я твою коллекцию мигом на “Мерседес” сменяю — она того стоит… Нет, ты не подумай чего. Я с благодарностью приму этот дар — ты ведь у меня отец героический…