Куда гребет Катя Карстен?. Екатерина Великая гарантировала медаль в Лондоне-2012, а в ответ ей перекрыли кислород

А почему бы и нет? Российский президент Медведев неравнодушен к гребле, в школьные годы на воде закалял характер под дождем и снегом. На 35-летие одноклассники даже подарили ему одноместную байдарку. Карстен же исправно привозит награды с Олимпийских игр — их уже пять (!). Да и вообще за последние тринадцать лет на главных стартах сезона она еще ни разу не выходила из одиночки несолоно хлебавши — всегда с наградами. Уникальная спортсменка, единственная в истории гребли.
После Пекина она перестала мелькать на телеэкране. Впору было заволноваться: где же наша Екатерина Великая? Тем более что Вилфрид, яростно защищающий ее интересы уже тринадцать лет, прямо заявлял белорусским коллегам во время недавнего сбора в Бресте: против Кати организовали заговор!
Как только мы прослышали об этом, сразу же взялись за телефоны. И вовремя: в прошлую пятницу супруги Карстен всего лишь на денек вырвались в Минск — каждый по своим делам. Однако назначить встречу на какое-то определенное время оказалось нереально. Катя отвечала на звонки, но постоянно была в пути: направлялась то в Минспорта, то в институт травматологии, то к родной тете. Это был день природных катаклизмов, столицу накрыла дождевая волна, затопившая многие магистрали. Однажды такси, на котором ехала Катя, заглохло, и я услышала в трубке растерянный голос: “Даже не знаю, куда меня завезли”. Тем не менее мы договорились-таки о встрече — на квартире Катиной тети часов в семь вечера.

Как Катя “отдыхает”

В ожидании назначенного часа я решила не терять времени зря и позвонила Катиному тренеру Норберту ЛАДЕРМАННУ. Он хотя бы успокоил: “Катя не хочет выступать за Россию. Но ситуация действительно сложная”, — сказал немец и продолжил:
— И если она не изменится, то после чемпионата мира я ухожу. Не вижу смысла работать дальше.

— А в чем, собственно, дело? Нам известно, что в первом этапе Кубка мира Карстен не участвовала из-за травмы. Назовите причину дальнейших пропусков.
— Разногласия с Минском, который не выполняет своих обязательств, в том числе и финансовых. Так, деньги из Беларуси либо не поступают вообще, либо перечисляются с большим опозданием. Наша группа снимает дом в пригороде Кельна, во время тренировочных сборов его аренду оплачивала ваша страна. Но в марте нам позвонили хозяева помещения — швейцарцы: “Пошел уже третий месяц, как из Минска не поступают деньги за дом!”
Мы связываемся с федерацией, спрашиваем, в чем дело. Нам рассказывают про новый закон о коррупции, говорят, что надо поискать место для проживания подешевле. Но это невозможно — найти помещение с мебелью и тренажерным залом, дом, расположенный рядом с каналом и оборудованный всем необходимым для тренировок, за еще более маленькую цену! Мы выслали кельнский каталог с прейскурантом услуг, предложили белорусам выбрать самим. Они говорят: “Это не документ! Надо официальное письмо”. А какая гостиница даст им такое письмо, если никто точно не знает, сколько людей и в какие числа будет в ней проживать. Нам сказали, что гостренер Храмков сам приедет в Кельн и примет решение на месте. Но он так и не появился! И на сегодня ничего не изменилось.

— Какова величина белорусского долга перед швейцарцами?
— Шестьдесят тысяч евро. За 2009 год не заплачено ни копейки. Хотя замминистра Шичко говорит: “Деньги есть!” Однако никто не хочет ставить подпись на договоре. Потому что гостренер Храмков против, главный тренер Синельщиков против, а без них начальство само решение не принимает. Поэтому командировка в Кельн, подписанная Шичко, есть, приказ министра на командирование есть, но без договора банк не желает перечислять деньги…
Швейцарцы звонят Вилфриду: “Помнишь наш уговор? Ты гарантировал нам оплату. Мы больше не можем финансировать этот проект. И 1 июня заканчиваем наш контракт. Вам придется съехать”.
Мы собрали денег, сколько смогли. У Вилфрида еще раньше 55 тысяч евро ушло на покупку транспорта для перевозки лодок и людей: там можно поспать, поставить массажный стол, сделать процедуры и так далее. Карстен сложили остатки своих средств, Вилфрид взял кредит в банке, я добавил из своего кармана. Таким образом и расплатились со швейцарцами.

— Так что же с участием во втором этапе Кубка мира?
— Надо было выезжать в Мюнхен. Катя пошла в банк, но счет, на который из Беларуси перечислялись деньги на суточные, был пуст. Шли дни. Мы волновались, постоянно звонили в Минск. Говорили, что свободных средств нет, они потрачены на оплату долга швейцарцам. Нам не верили. Гонка была в четверг. И только в среду после обеда поступили деньги. Теперь мы могли купить солярку, ночью выехать, прибыть в шесть утра и начать строить лодку. А в девять часов Кате предстояло выйти на старт! В этой ситуации соревнование теряло свой смысл. Мы остались дома.

— Катя хотела выступать?
— Конечно. Она пропустила первый этап Кубка мира, и старт был очень для нее важен. Я должен был посмотреть, как Катя готова, и внести коррективы в подготовку.
Деньги, которые нам прислали за Мюнхен, мы проели, тренируясь в Кельне. Но так как Катя не стартовала, а господин Храмков не написал соответствующую служебную, то эти деньги надо вернуть в бухгалтерию Минспорта.
Катя тогда позвонила в Минск и предупредила, что через две недели состоится третий этап Кубка мира в Люцерне, самое главное соревнование перед чемпионатом мира. Гостренер ей ответил, что в министерстве нет валюты! Так мы не поехали в Люцерн.

— Но в третьем этапе Кубка мира белорусы участвовали — пять экипажей!
— Выходит, для них валюту нашли… Замминистра Шичко очень просил Вилфрида придумать что- нибудь и прибыть в Люцерн, а там с нами расплатились бы. Вилфрид придумал. Позвонил господину Храмкову и предложил, чтобы водитель, который доставил команду на соревнования, приехал к нам в Кельн и привез деньги. Гостренер не согласился. Заявил, что денег на солярку у него нет.
Вот так Катя “отдыхает” весь сезон. Сейчас готовится к чемпионату мира, который состоится в конце августа.
Есть и другие разногласия с Минском, но, извините, в данный момент я не могу продолжать разговор. Свяжитесь с Вилфридом, он меня дополнит.

Катина смена

Когда к назначенному часу мы с фотокором Сашей Шичко прибыли к месту встречи, Екатерины Карстен еще не было. Зато пообщались с ее тезкой тетей, сестрой Татьяной и дочкой Александрой — в маленькой квартирке все с нетерпением ждали Катю, по которой очень соскучились.
Одиннадцатилетняя Саша сильно вытянулась за последнее время. Много ездит на велосипеде, плавает в бассейне, играет в волейбол. В лодке еще не гребла, мама посадила ее в одиночку лишь раз — покатала немного. Но гребля Александре очень нравится, она уверенно заявила, что обязательно через несколько лет основательно займется ею — сейчас рано. И будут у нее два тренера — Норберт и мама. Саша рассказала, что поначалу Ладерманн казался ей “чуть-чуть страшным”, так как не хотел, чтобы дочка мешала матери тренироваться. Теперь Александра уже более самостоятельная, и наставник больше не предъявляет ей претензий. И более того — обещает ей помогать, когда она перейдет в греблю: “Норберт как тренер очень хороший, лучшего не найдешь!” При этом Саша со смехом вспоминает папины слова: “Только когда Александра будет грести лучше, чем мама, маме можно будет уходить из спорта!”
Младшая Карстен говорит по-русски с ощутимым акцентом. В принципе оно и объяснимо: думает Саша, как она призналась, на немецком языке. С родителями по соревнованиям не ездит, раньше оставалась в частном детском саду, теперь — у подружек. Из школы сложно отпроситься даже на один день, каникулы короче наших, поэтому в Беларусь Александра заглядывает редко. Вот и сейчас, пока мама тренировалась в Бресте, дочку родственники лишь на недельку свозили в Минск.
Коротая время в ожидании Кати, мы занялись воспоминаниями. Я рассказывала, как любят нашу чемпионку болельщики, а мои собеседницы повествовали о прошлой жизни в деревне, где Катя тоже слыла всеобщей любимицей. Татьяна поведала, что сестра сильно переживает свои поражения: “После Олимпиады в Пекине она была очень расстроена. В минский аэропорт зашла последней: было стыдно, что не выиграла. Кате хотелось выйти на улицу так, чтобы никто не заметил. Но когда чуть ли не весь аэропорт закричал: “Екатерине Великой виват!”, сестра призналась, что ей стало намного легче”.

Белорусская миссия в Кельне

Екатерина и ее муж появились в квартире очень поздно, часу в десятом. И сразу начали задавать журналистам “Прессбола” вопросы: “Вам вернули аккредитацию на Олимпиаду? Как сейчас ваши отношения с Министерством спорта?” Мы даже не ожидали такого напора. Но успокоили: “Не волнуйтесь, все в порядке”.
Катю родственницы сразу увели на кухню: она за этот сумасшедший для нее день почти ничего не ела. А Вилфрида КАРСТЕНА я немедля призвала к ответу:

— Катя собирается выступать за Россию?
— Нет. Не хочет. Говорит, что белоруска.

— Но в ее биографии был период, когда она уже почти уехала…
— Да, в те годы шла война между Синельщиковым и Катиным тренером Квятковским. В 1995-м Синельщиков заявил: “Ходотович только тогда поедет на чемпионат мира, когда я буду мертв!” В этой ситуации Катя и пошла в Россию. Три месяца тренировалась с русской командой. Потом министр Рыженков ей сказал: “Катя, ты белоруска. Синельщиков больше не будет тебя трогать. Я дам тебе лодку, и ты поедешь на чемпионат мира. Возвращайся в Беларусь”. И Катя вернулась. А на следующий год она взяла олимпийское золото в Атланте. Сейчас история практически повторяется. Синельщиков снова стал главным тренером и устроил Кате бойкот.
Мне кажется, что это не министерские интриги, а внутрикомандные. Минспорта всегда шло нам навстречу. Так, в 1998 году, когда родилась Александра, мы пошли к замминистра Григорову и спросили: “Можно нам уйти в немецкую команду?” Мы хотели жить вместе, нормальной семьей, не скитаться по гостиницам, чтобы Саша пошла в школу в Германии. Получить Кате немецкое гражданство проблем не составило бы, ей надо было только сдать небольшой экзамен на знание языка, такой же простой, как подписание почтовой открытки. Карстен уже работала под руководством тренера, который позднее сделал Катрин Рутшов-Стомпоровски олимпийской чемпионкой Афин. Однако выступать за другую страну мы не хотели, хотя немцы и звали. Поэтому нам нужны были гарантии, что Беларусь финансирует подготовку Кати в Германии.

— Вы получили эти гарантии?
— Да. Григоров выдвинул единственное условие: чтобы пребывание в Германии стоило не дороже, чем 45 евро в сутки на человека. Мы согласились, хотя в гостиницах иногда берут в два раза больше. Аренда дома тоже не выглядела отличным выходом, так как только на покупку мебели, страховку и коммунальные услуги ушли бы тысячи евро. К тому же нам оплачивали лишь время пребывания на сборах, а те, естественно, не были круглогодичными.
Но у меня в Германии много друзей. Они посоветовали обратиться к одной швейцарской фирме, которая помогает спортсменам путем рекламной деятельности. Швейцарцы сразу стали задавать вопросы: какое количество людей приедет из Беларуси, за сколько дней они будут платить. А я ничего конкретного ответить не мог, ведь все зависело от вашего Министерства спорта! Знал только одно: больше чем 45 евро в сутки Беларусь давать не может. И понимал, что прошу от швейцарцев нереального. Поэтому гарантировал, что вне сборов буду сам платить за дом, который они нам предоставят. Швейцарцы мне поверили и согласились. Тогдашний председатель белорусской федерации Тарабрин через КГБ “пробил” эту фирму и тоже дал добро.
Прежде мы с Катей во время сборов размещались в Потсдаме, на тренировочной базе немецких гребцов. И вот в 1999 году для нашей группы сняли дом в пригороде Кельна — Дормагене, на моей родине. Сейчас Катя, Александра и я живем в квартире. А в арендованном доме (он буквально в десяти метрах от нас) располагаются доктор Дима Гук и две молодые спортсменки — Шлюпская и Фадеенко. Девушки нужны потому, что тренироваться одной невозможно, Кате необходимы партнеры. Темп гребли в двойке выше, чем в одиночке. Поэтому для скорости лучше сидеть в экипаже.
До гребного канала нам всего несколько минут езды на машине. В доме есть тренажерный зал, специальное помещение для гребли на “концепте”, медицинская комната, оборудованная необходимыми приборами для анализа крови и столом для массажа. Тренажеры и мебель купили швейцарцы. Во время сборов Беларусь платила за наше с Катей проживание по 45 евро, а за проживание доктора и остальных спортсменок — по 32 евро. Думаю, дешевле быть не может! И десять лет мы не знали проблем.
При этом Синельщиков всегда кричал: “Они делают деньги на команде!” Но давайте вспомним. На Играх 2004 года в Афинах мы отказались жить в Олимпийской деревне — автобус до места соревнований шел больше часа, и Катя, делая на сборе по две тренировки в день, не могла себе позволить тратить на дорогу по четыре часа. Я взял в аренду дом, который находился от канала в десяти минутах езды. Добавьте сюда расходы на питание. За месяц набежала кругленькая сумма! В министерстве меня заверяли, что все затраты компенсируют. Но вышло иначе. После того как Карстен завоевала в Греции серебряную награду, нам сказали: “У тебя было место на корабле, а у Кати — в Олимпийской деревне. Мы все деньги пустили туда!” Так что премия за медаль пришлась весьма кстати — надо было расплатиться за дом и питание в Афинах…
Непростая история и с оплатой труда Ладерманна. Почти три года он работал с Катей бесплатно. На контракт с Минспорта его взяли только в 2006-м. Поначалу на бумаге тренером числился я: Норберт писал план, а моей задачей было передавать Кате, что делать. В этом качестве, кстати, я приехал и на Олимпиаду в Афины. Но аккредитацию на Игры мне по белорусской заявке сделали такую, что подойти к Кате было невозможно. И она отказалась без меня выходить на канал! Из-за этого пропустила целый тренировочный день. Пришлось мне обратиться к первому секретарю международной федерации, свести его с руководителем белорусской делегации Забурьяновой. Только после этого проблему уладили.
После Афин Норберта наконец признали как тренера, но сказали, что контракт он должен заключить не с Минспорта, а с федерацией. А там нам заявили, что платить не могут! И только в 2006 году Ладерманн получил зарплату — примерно две тысячи евро. Это очень маленькие деньги для специалиста, у которого уже 62 медали на международных соревнованиях: Олимпиадах, чемпионатах мира и этапах Кубка мира. Считаю, он входит в десятку лучших тренеров мира по гребле. Его коллеги получают по 15-20 тысяч евро! Работая в Беларуси, Норберт сам оплачивает страховку по здоровью и пенсионные отчисления, на это уходит почти вся его зарплата. Но он не идет на попятную, говорит, что заниматься Катей ему интересно. И когда Карстен завоевала в Пекине бронзовую медаль, мы из премии заплатили Ладерманну за все предшествующие годы его работы с нашей группой…

Лондонские перспективы

— Вилфрид, какие у вас с Катей планы на предстоящее четырехлетие?
— В Пекине Григоров к нам подошел и сказал, что после Олимпиады надо встретиться и поговорить о Катином будущем. Мы приехали осенью в Беларусь, зашли к министру. Договорились, что в 2009 году, а может быть, и в следующем Катя еще будет грести в одиночке. Но на Играх в Лондоне ей стукнет уже сорок. В этом возрасте выдерживать конкуренцию в одиночке тяжело. Поэтому надо строить командную лодку. Григоров согласился. Он был хорошего мнения о Норберте, ему понравилось, что у Ладерманна уже расписан план на весь олимпийский цикл, в то время как у белорусов все только на словах. Решили: нужно сохранить одиночку и сформировать двойку и четверку, то есть целую парную группу. Мы гарантировали, что эти экипажи завоюют на Олимпиаде 2012 года как минимум две медали, а может, и три. Григорову идея понравилась. Он сказал, что если семь человек будут тренироваться с Ладерманном в Кельне и они возьмут в Лондоне две награды, то это вовсе не дорого. Еще министр говорил, что как тренеру верит только Норберту, что он не знает, кто в Беларуси может нормально работать, и у него нет выбора.
Затем Григоров ушел в отпуск. И вдруг мы узнаем, что главным тренером назначен Синельщиков. Шичко заявил, что за спортивные вопросы отвечает именно он, а не министр, и что спортсмены не будут решать, кому их тренировать и где. Ну, а Синельщиков после назначения сразу объявил, что в Кельн никто не едет, что в Беларуси вообще нет спортсменов для гребли в парных лодках. Катя за две недели раз двадцать звонила в приемную Шичко, а секретарша неизменно отвечала, что замминистра нет…
Потом мы договорились о встрече с министром, специально приехали в Минск. Григоров заговорил о компромиссе, финансовом кризисе, необходимости экономить. Тогда Норберт написал план, согласно которому наша четверка тренировалась бы большей частью в Беларуси. Специально съездили в Гомель, где можно было бы строить парную группу. Затем отправились в федерацию. С нами пошла Бичик. Юля сказала, что либо будет работать только с нами, либо вообще бросит спорт!

— Не может быть. А как же ее многолетний тренер Владимир Синельщиков?
— Работать с ним она отказалась. У них был конфликт. То же самое Бичик говорила и Григорову, когда ходила к нему на прием.
В федерации мы предложили компромисс, как нас и просил министр: четверка работает в Бресте, двойка — в Кельне. В Германию выразили желание ехать Бичик и Маша Смолякова из Полоцка.

— Это сильная девочка?
— Мы считаем, что Маша — такой же талант, как Катя. Она после Карстен будет грести в одиночке. Ее тренер Михаил Каминский согласился отпустить Смолякову в Кельн.
Потом мы уехали с Катей домой. Хотели вернуться в декабре, чтобы присутствовать на аттестации в Минспорта. Но нас не пустили!

— Как же так?
— Ты думаешь, с нами много разговаривают? Нас не пригласили ни на аттестацию в Минспорта, ни на тренерское собрание. Ведь мы можем открыть рот, и тогда журналисты услышат о белорусской гребле то, о чем даже не догадывались!..
В сроки аттестации Кате, словно специально, сделали сбор в Кельне. Нам сказали, что если мы приедем в Минск, то сами будем оплачивать дорогу и гостиницу. Пришлось остаться.
Тем временем Синельщиков и гостренер Храмков пришли к Бичик и заявили, что в Кельн никто не едет, что Катя будет грести только в одиночке. Юлю спросили: “Что ты будешь делать одна в Германии? Только работать. Ради чего?” Ей пообещали сделать индивидуальный план подготовки, дать зарплату. А взамен на согласие Бичик не ехать в Кельн сказали, что она может пропустить сезон и отдохнуть, полечить спину. Юля на эти условия согласилась и на аттестацию не пошла.
После аттестации проводили чемпионат Беларуси по гребле на тренажерах “Концепт”. Мы решили, что Норберт просмотрит там спортсменок и сделает выбор.

— Постойте, но с вами в Кельне в том олимпийском цикле готовились две девушки. Куда они подевались?
— Олю Устиненко и Таню Нарелик в декабре не аттестовали в Минспорта, с ними не продлили контракты, хотя они выиграли в 2008 году чемпионат Беларуси в двойке парной. А их даже не допустили на чемпионат страны “по концептам”. В результате Устиненко и Нарелик бросили греблю. Хорошие были спортсменки, мы два года с ними работали…
После чемпионата мы снова пошли к Григорову. Составили договор. Присутствовали Храмков и Синельщиков. Договорились, что Машу Смолякову и Кати Шлюпскую направят на подготовку в Кельн.

— А Шлюпская чья воспитанница?
— Кати тоже из Полоцка, там очень хорошие спортсменки у Каминского. И Норберт ему доверяет. Говорит, что раз четверку будем строить в Беларуси, то пусть с ней работает Каминский.
Кроме того, нам в министерстве сообщили, что на 2009 год на белорусскую группу в Кельне (это Карстен, две спортсменки, тренер и доктор) выделят 173 тысяч евро. И мы уехали. А недели через три получили из Минспорта контракт. Сумма была проставлена в рублях. В пересчете на евро выходило 100 тысяч евро, то есть на 73 тысяч меньше, чем договаривались…
Тем временем я занимался документами Смоляковой и Шлюпской. Им необходимо было оформить вид на жительство, так как они собирались тренироваться в Германии больше, чем девяносто дней. Спустя два месяца бумаги были практически уже готовы, девушкам оставалось получить визы и приехать в Кельн. Я сообщил об этом в федерацию. На следующий день на связь вышел Храмков и сказал, что родители Маши против отъезда дочери. Катя позвонила маме девушки. Та удивилась: “Маша уже взрослая. И вольна сама принимать решения”. Я набрал номер Смоляковой: “Ты еще хочешь тренироваться в Кельне?” Та ответила: “Да”. Но вскоре Кате позвонил замминистра Шичко и сказал, что Маша сама не хочет ехать! Опять связываюсь со Смоляковой, спрашиваю: “Как же так, вчера говорила одно, а сегодня другое?” И здесь выяснилось, что Маша изменила свое мнение после общения с руководством национальной команды. Ей сказали: “Посмотри, что стало с Олей и Таней. Вернешься из Кельна, будешь никому не нужна и бросишь греблю”. А девочке всего восемнадцать лет, она испугалась. И осталась дома… Стали оформлять документы на Настю Фадеенко. Это тоже потребовало немало времени. В результате только на исходе зимы мы получили этих двух девочек, хотя планировали начать работать еще в октябре. Но они тренировались, готовились к чемпионату мира среди молодежи. А Синельщиков сделал все, чтобы эта двойка парная туда не попала…
Катя из-за всех этих дел очень нервничала, звонила в Минспорта, переживала, но ничего не добилась. Ее психологическое состояние усугубляли переживания из-за травмы: на соревнованиях в Эссене Катя почувствовала боль в правом межреберье.
В таком состоянии она приехала на первый этап Кубка мира в Испанию. Конкуренции там не было. Но мы все равно решили не рисковать, так как плечо у Кати болело, боялись, что станет хуже. Она вышла на воду, потренировалась, но от старта отказалась.
Кстати, в этой регате хорошо выступила наша двойка в составе Шлюпской (ей всего 19 лет) и Фадеенко (22 года). Дебютантки заняли в финале “А” шестое место. Это очень почетно для таких молодых спортсменок.

— Как сейчас психологическое состояние Кати?
— Она после всех этих многомесячных переживаний стала жаловаться на боль в груди. Когда ты три раза на дню звонишь в федерацию, а дело не движется, напряжение растет. Катя уже несколько раз мне говорила, что бросит греблю.
Сказываются и травмы. Напомню, в 2001 году у Кати была большая проблема со спиной. В Беларуси нам вообще говорили, что иного выхода, как ложится в больницу под нож, нет. Я в ответ на это взял немецкого специалиста, и через шесть недель она на чемпионате мира сделала две гонки и получила две медали (в одиночке и двойке). После этого мы пересмотрели методику, и Катя стала делать не только специальную силовую работу, но и ту, которая развивала бы также и мышцы, незадействованные в гребле. Это позволило избежать дисбаланса, который ведет к болям в спине или колене и возникает, когда одни мышцы сильные, а другие очень слабые. Эти дополнительные тренировки мы называем “работой для здоровья”. Они экономят нам деньги, потому что тренироваться так дешевле, чем работать по старинке, с большой вероятностью получения травмы, которая свела бы на “нет” всю подготовку.
А сейчас у Кати болит плечо. Я не провожу прямую зависимость между травмой и финансовыми проблемами, которые у нас возникли по вине федерации. Тем не менее я должен ставить вопрос так: а нет ли связи между тем, что Катя уже не имеет возможности “работать для здоровья”, и ее неожиданной травмой, первой за многие годы?
К счастью, сегодня новый министр меня заверил, что решит все наши проблемы. Надеюсь, и травм у Кати больше не будет.

Цель — только победа
Во время эмоциональной речи Вилфрида Катя то сидела, понурив голову, то, не имея сил слушать, выбегала на кухню. За окном давно стемнело, а супругам с дочкой предстояло стартовать сначала в Брест, а оттуда еще дальше — в Германию. Наконец, глава семейства ослабил напор, и измученная Екатерина КАРСТЕН покорно заняла место перед диктофоном. Поистине всем было уже не до философии.

— Катя, как здоровье?
Катя. Нормально, тренируюсь.

— А почему с тейпом на руке? Травма еще беспокоит?
Катя. Даже не знаю, назвать ли это травмой. На одном из соревнований заболели межреберные мышцы. А потом я “добавила” — упала на этот бок с велосипеда. Плечо до сих пор побаливает немного. Но тренируюсь. Показала нормальное время на чемпионате Беларуси. Готовлюсь к чемпионату мира.

— Можно ли сказать, что ваши скорости на уровне прежних?
Вилфрид. Норберт и я считаем, что они высокие.
Катя. У нас модель 7 минут 7 секунд. Я показала на канале 7.21.
Вилфрид: Это 98 процентов от лучшего времени мира! На сегодня очень хорошо.

— Мы рассуждаем о подводке к чемпионату мира. Но вы не участвовали в трех этапах Кубка мира. Недостаток стартов не скажется отрицательно?
Катя. Может быть. Их у меня в этом году действительно было мало. Обычно я набирала перед главным соревнованием сезона, чтобы подвести себя к пику, семь-восемь стартов. Сейчас — всего три. Республиканские не считаю — там нет конкуренции. Раньше я могла их пропускать, но после Пекина требования изменились: тренеры национальной команды говорят, что спортсменам необходимо смотреть на меня и учиться гоняться. Поэтому в мае я приезжала на Кубок Беларуси, а в июле – на чемпионат.

— Теперь волей-неволей чаще бываете на родине.
Катя: Да, если не принимать во внимание то, что доезжаю обычно только до Бреста.

— В 2003 году вы перешли работать к немецкому тренеру. Можно ли сказать, что белорусская гребля для вас себя исчерпала? Неужели немецкая школа обеспечивает такую прибавку, что позволяет держаться на высоком уровне много лет?
Катя: Считаю, что Норберт дает мне сейчас больше, чем могут дать белорусы. У него подход более современный. Конечно, Ладерманн многое перенял из системы Советского Союза. У него есть книги по методике тренировок того времени. Но вместе с тем Норберт постоянно следит за новинками, понимает, что ничего не стоит на месте, и все лучшее внедряет в тренировочный процесс. И Минспорта купило мне к Олимпиаде все, что Норберт порекомендовал.
Вилфрид. Катина лодка оборудована устройством “Полар” (фиксирует пульс), прибором “Нильсен Келлерман” (информирует о скорости передвижения), а также GPS-приемником. Второй GPS Норберт приобрел за свои деньги, он нужен, чтобы принимать данные с лодки на берегу. Ладерманн даже на сбор в Брест привозит два-три компьютера и каждый день по четыре-пять часов обрабатывает информацию. Потом еще анализирует кровь, следит по диаграммам, как организм реагирует на нагрузку. Он всегда знает, сколько спортсмен израсходовал калорий, сколько нужно времени, чтобы их восполнить, за счет чего строить мышцы. Когда Катя говорит “Ой, я больше не могу!”, он смотрит на анализы и, если кровь в порядке, отправляет ее тренироваться. Однако когда даже при хорошем самочувствии показатели плохие, Норберт дает Кате не два часа работы, а вдвое меньше.
Раньше Ладерманн был доцентом в университете спорта на отделении академической гребли. У него очень широкий круг знакомств. Есть такой немец Юрген Гроблер, самый известный тренер мира. Он много лет возглавляет английскую команду, получает на каждых соревнованиях полный мешок медалей. С Норбертом они друзья, регулярно садятся вместе и выясняют, что нового появилось в подготовке спортсменов, как лучше новые лодки строить. Приглашают к разговору представителя известной фирмы “Эмпахер”. Каждый делится своими идеями, обсуждаются перспективы их внедрения.
Ладерманн не замыкается на гребле, он интересуется методикой подготовки в других видах спорта. Постоянно читает прессу и литературу по триатлону, например. Все знает о тренировках в биатлоне.
Катя. Коллеги Норберта по университету раньше работали с академической греблей, но после каких-то разборок ушли в биатлон. Однако контакт поддерживают до сих пор.
Вилфрид. В гребле нет мировых рекордов, поэтому по времени в финалах, где Катя не участвует, трудно понять, насколько хорошо готовы соперницы. Но Норберт, проанализировав результаты победителей (мужчин и женщин) во всех классах судов, может предсказать, какова будет конкуренция на следующем старте. И говорит Кате: надо обратить внимание на тот или иной компонент подготовки.
А кто в Беларуси способен на это? Насколько знаю, компьютерами пользуются у вас только два тренера — Гайдук и Каминский. Все.
А другие, видимо, все делают на глазок. Я помню, как нынешний главный тренер Синельщиков заявил: “Я план не пишу! Смотрю утром в глаза спортсменам и говорю, что им надо делать”.

— Не слишком ли вы резко о наших?
Вилфрид. Не думаю. Я как-то видел по телевизору интервью Синельщикова. Так он на вопросы журналиста “Почему нет медалей, и в чем причина плохих результатов?” ответил: “Спортсмены не хотят работать!” Но неужели дело только в спортсменах?

— Кстати, Катя, не может быть, чтобы у вас не появлялись мысли вроде “Не хочу на тренировку!”
Катя. Когда очень устаю — и морально, и физически, — часто говорю Александре: “Не хочу!” Она удивляется: “Почему?” И я заставляю себя идти и работать. Потому что надо. А просто “не хочу”, без причин, не бывает. Это когда только начинаешь грести, еще можно посачковать. Сейчас нельзя. Потому что знаешь: пропустишь тренировку сегодня — завтра не покажешь результат. Осознание этого приходит со временем.

— А как к поражениям теперь относитесь?
Катя. Скажем так: когда три года подряд у меня были только золотые медали, а на самом главном соревновании, Олимпиаде, я стала лишь третьей, то приняла это очень тяжело. Долго отходила. Потом решила: если уж собралась выступать до Лондона, то надо работать дальше. Но на душе кошки скребут до сих пор.

— Сейчас вы вновь будете каждый год ставить перед собой максимальные цели или все-таки побережете себя для Олимпиады?
Катя. Мне-то хочется каждый раз быть первой. Но как получится, не знаю. Я все равно работаю для того, чтобы быть лучше.