Беларусь — Украина. Вокруг матча. Надкушенное яблоко. ...И другим не дали

Представляете эти семейные беседы за строганием салатов? “А как батька? Не болеет?” — “Что с ним случится? Какой был десять лет назад, такой и сейчас. Да даже лучше. А Юля ваша в порядке? Или опять капризничает?” — “В последнее время образумилась”. Экзотика…
Интересно, о чем бы на моем месте писал Лев Толстой? Или Фолкнер. Или Фитцджеральд. Как бы они выкручивались? Наверное, сразу бросили бы эту затею. Вряд ли великие согласились бы стать рабами безжалостной в своей безупречности концепции подачи поединка сборной, ежематчево требующей жертв. Позавчера в полшестого вечера жертва встал из-за стола и взял курс на “Динамо”. Толстой покачал бородатой головой. Фолкнер сочувственно скривился. Фитцджеральд заказал еще бурбона.

“Нужны учителя!”

Куда ты девалась, сочная, спелая Украина, малеванная Гоголем на белых стенах мазанок. Была ли ты вообще на свете? Где чубастые кумовья да пацюки, стриженные под Хому Брута парубки, продавшие черту душу шинкари да черноглазые солохи? Болельщицкий десант, высадившийся в Минске, на иностранцев не тянул ни внешне, ни внутренне. Единственное, что вызывало их явный дискомфорт на заграничной земле, — необходимость постоянных калькуляций курса белорусского рубля по отношению к гривне. Чем ближе становился матч, тем туже считалось гостям. “Короче, шарфик — пять долларов, а дальше сами считайте”, — разводили руками продавцы…
Людей, учившихся во второй борисовской гимназии, можно встретить где угодно. На Максима Мергеса я наткнулся, завернув с Первомайской на лестницу, ведущую к Кирова. Лучезарная улыбка и оттопыренный карман рубашки выдавали в нем счастливого обладателя билета.
“Можно было и не покупать. Здесь и бесплатно пройти возможностей сколько угодно. Одному знакомому с завода колесных тягачей пригласительные презентовал профсоюз. По его словам, первая дельная акция тред-юнионистов! А другой предлагал вообще очень элегантный способ. На шестой сектор сгоняют школьников. С ними должны присутствовать учителя. Нужно семь человек. Педагоги, ясное дело, идти не хотят. Так что мы легко бы за них сошли. Но зачем мне такие махинации? Уж лучше билет купить”, — объяснил Мергес.
Лучше — это спорное утверждение. На секторе он еще обнаружит, что его место занято какими-то девицами-активистками с дармовыми пригласительными, которые поднимут его на смех за излишние расходы. Доказывать легитимность прав на конкретное сиденье придется до самого стартового свистка…
По Кирова по-жирафьи вышагивал коллега Довнар. “Юра, расскажи что-нибудь антуражное. Ты познакомился с украинцем?” — попросил я его. “Познакомился. Уже лет пять назад, когда ездил в Киев на встречу менеджеров “ПБ-Лиги”. А теперь этот украинец приехал в Минск. Самое удивительное, что мы друг друга узнали”. — “И что он тебе сказал?” — “Что купил здесь сумку “Nike”. Я спрашиваю: “Разве в Киеве сумок нет?”. А он говорит: “А я по политическим мотивам купил”. Пойми их…”
На входе на стадион нас предельно нежно обыскал милиционер. “Удачи!” — ни с того ни с сего пожелал он мне. “А вы, наверное, судить будете?” — спросил у Довнара. Юра многозначительно пожал плечами и направился в ложу прессы. Я пошел на еще один круг.
У входа в четырнадцатый сектор милиционер ставил отчаянный заслон правому крайнему гандбольного “Динамо” Евгению Комарову. Успешно: Женя никак не мог забросить на сектор пакетик фисташек. Проще всего было отрезать блокпост передачей на уже прошедших контроль Сергеев — Фурса и Онуфриенко (украинца, между прочим!). Но Комар хотел по-честному съесть все у входа. “А что, фисташки правда нельзя?” — спросил я у бдительного товарища в погонах. “Ничего нельзя”, — объяснил тот. “Пускай про ваши порядки теперь “Прессбол” напишет”, — стращал милиционера Женя. “Пишите, где хотите, что хотите и про кого хотите”, — по-казенному напомнил о наличии свободы слова в стране охранник. “У вас поход на футбол в качестве общественной нагрузки от БФСО “Динамо”, что ли?” — поинтересовался я у Фурса. “Обижаешь. Никакой принудиловки. Сами в кассе купили. 45 тыщ”, — дал полный расклад голкипер. Все-таки гандбольные динамики — дружные ребята. Когда, интересно, футболисты вот так же на них ходить будут? Фолкнер покачал головой. Толстой сочувственно скривился. Фитцджеральд заказал еще бурбона.

Немилый Миля

Ложа прессы была забита как никогда. Стадион заполнен так себе. Лишь фанатские сектора отличались высокой плотностью “населения”. Украинский был сплошь завешан баннерами с географическим уклоном: “Киiв”, “Черкаси”, “Чернiгiв”, “Полтава”, “Вiнниця”. Выполнены без особого креатива. Разве что в полотнище Бердичева виделась попытка сыграть нестандартно: буква “д” там была выписана по-динамовски.
Наши сразу поразили широтой размаха, подняв над головами листы цветной бумаги, чтобы над сектором появилась красно-белая цифра “12”. На беговую дорожку полетел белый серпантин. Да и вообще, болели с огоньком в хорошем смысле этого слова — особенно по звуковому оформлению. В этом немало помогли “кока-кольские” трещотки, раздаваемые направо и налево массовиками-затейниками у входа на стадион. У них же можно было получить листовку с изображением нашей команды и национальным гимном на обороте.
Но самая масштабная акция была посвящена не своим, а одному игроку в стане соперника. Как отнесся к трибунной обструкции сам Милевский, так и осталось тайной. На соответствующий вопрос в микст-зоне Артем толком не ответил. Хотя он вряд ли не заметил огромный баннер размером едва ли не на весь сектор. На котором был нарисован черноволосый футболист в майке с 15-м номером, туфлях на высоком каблуке и похабных чулках у столба с надписью “Киев”. “А Милевский — проститутка”, — пояснили свою мысль болельщики кричалкой. Пожалуй, настолько ядовитой акции наши фанаты еще не проводили. Визави ответили более топорно, зато не обидно — пиротехникой, брошенной на поле. Готовилась она наверняка для победного гола, но уже за семь минут до финального свистка болельщики в силах своих любимцев, похоже, разуверились.
“А еще говорят, хохлы по жизни ни себе, ни людям. Все яблоки не съедят, так хоть покусают. Ну и где здесь правда? Это вон белорусы такие. На чемпионат мира не едут и другим не дают”, — грустно шутили гости. Что ж, когда-то ведь нужно было кусать и нам. Не все же время обижать малышей в лице всяких андорр…
…После матча болельщики расходились с разной скоростью — в зависимости от степени трезвости. Известно, что чем больше человек выпил, тем больше на его пути препятствий к родному дому. Заплетающийся язык до Киева может и не довести. Одинокий болельщик украинцев с критическим показателем промилле в организме весело петлял, тщась выйти на проспект Независимости. “Мы приехали… чтобы победить… — в плане культурного обмена втолковывал он прохожим, — но… не победили”. Фитцджеральд бы им гордился.