ЮБИЛЯР. Неугомонный "мальчишка"

Теперь он обслуживает столичные поединки “на земле” — в составе бригады за столом у борта, выполняя функции хронометриста или секретаря игр. В честь юбилея старейшина отечественной спортивной Фемиды организовал в одном из минских кафе торжественное мероприятие, гостями которого стали многие известные в хоккейном мире люди.

— Виталий Федорович, примите поздравления от “Прессбола”. Как себя чувствуете в столь солидном возрасте?

— Все хорошо. На физическое состояние не жалуюсь. Голова тоже вроде нормально работает. Немного подвели ноги. Те, кто давно меня не видел, замечают это сразу. Докучает артроз коленных суставов. Видимо, сказываются былые перегрузки, может быть, переохлаждение. Все-таки столько лет на льду. Но трость пока принципиально не использую. Сдаваться еще рано! Стараюсь больше двигаться, люблю на даче в земле ковыряться. Причем не для того, чтобы сэкономить на продуктах. Просто приятно видеть на столе то, что выращено своими руками.

— В представительный список приглашенных на “мальчишник” вы не включили никого из родных. Они не в обиде за такое обособленное празднование знаменательной даты?

— Ни в коем случае. Ведь за день до этого мы тепло посидели в семейном кругу. А идею “мальчишника” я перенял у своего хорошего товарища журналиста Вадима Бицана, который долгое время трудился на Белорусском телевидении. Когда он справлял 60-летие, то созвал гостей на аналогичную вечеринку, где единственной женщиной была официантка. Атмосфера на этом празднике мне так понравилась, что я решил позаимствовать опыт. Перенести же торжество на 2 ноября надумал по причине того, что в мой день рождения проходил тур чемпионата страны, где было занято большинство гостей.

— По каким критериям составлялся список?

— Со многими из приглашенных я общаюсь и сотрудничаю, наверное, полжизни. Жаль, правда, что не все смогли прийти. Некоторые уезжали в командировку, у кого-то дежурство на работе. С ними, может быть, проведу индивидуальные встречи.

— А сколько лет вы уже в хоккее?

— Ну, это смотря с чего отсчет вести. Если с того, как в родном Витебске на Двине на коньки встал, так под шестьдесят будет. Но правильнее, видимо, с того времени, как поступил работать на Минский тракторный завод. Потому как старт трудовой карьеры стал прологом и спортивной биографии. В неполных 17 лет, в 1951 году, я пришел в дизельный цех учеником токаря. А на соседнем участке коленчатого вала, кстати, начинал свое восхождение простой на тот момент работяга Николай Никитович Слюньков — будущее первое лицо БССР. Спорт на предприятии был в почете, и я активно играл и в футбол, и в хоккей. Правда, не с шайбой, а с мячом. Канадский же хоккей обрел популярность в СССР несколько позже. В армию уходил, имея первые разряды по футболу и русскому хоккею. Это в службе потом здорово помогло. В учебном полку под Новгородом мой значок заметили местные футболисты, которые питались в солдатской столовой. Прямо в сапогах вывели на поле и предложили пробить по воротам. Ударная у меня была левая. Пальнул два раза. После чего пообещали, что после курса молодого бойца сразу заберут в команду, которая находилась на содержании полка и выступала на первенстве области и в соревнованиях армейских коллективов. Дружина, между прочим, была вполне приличная. Некоторые выходцы из нее после демобилизации играли на первенстве Союза. Как, например, Эдик Абрикосов, который приезжал потом в Минск в составе ленинградской команды. Я посещал его матчи здесь, а он мои — в городе на Неве, где я позже судил хоккейные поединки.

— Однако вначале вы подавали надежды как футбольный судья.

— Футбол — это моя первая любовь. Ведь еще до армии не только играл, но и заслужил 1-ю судейскую категорию. Продолжил занятия арбитражем и после службы. Тем более что серьезные занятия спортом пришлось завершить из-за травмы плеча. Его повредил еще в Новгороде, и потом оно периодически “вылетало”. Дважды съездил на учебно-тренировочные сборы лучших футбольных судей страны в Геленджик, мою кандидатуру продвигали на всесоюзный уровень, привлекался к обслуживанию турнира среди дублеров высшей лиги чемпионата СССР. Однако, когда всесоюзный спорткомитет запретил совмещать судейство футбола и хоккея, сделал выбор в пользу ледовой игры. К этому меня склонила нездоровая атмосфера в футбольном секторе. Косые взгляды, склоки, подводные течения… Хоккейный же люд показался более приветливым и искренним. Переквалифицировался. И в течение пары-тройки лет достиг неплохого уровня. Тогда ведь в поле трудилась бригада из двух человек. Это уже позже ввели рефери и двух ассистентов. Довелось поработать в паре с такими мэтрами, как Виктор Домбровский и Юрий Карандин. Конечно же, волновался. Особенно выходя на огромную арену московских “Лужников”, где принимали соперников ЦСКА и “Спартак”. От имен выступавших в этих командах игроков дух захватывало: сплошь чемпионы мира и Олимпийских игр. Помню, как-то на вбрасывании форвард армейцев Виктор Полупанов, видимо, чувствуя мою неуверенность, возмутился: “Да что ты эту шайбу как кость бросаешь?”

— Насколько широким было белорусское представительство в судейском корпусе СССР в ваше время?

— До меня уже получили признание покойные ныне Павел Шелавителев и Вениамин Елистратов. Позже появились Георгий Ратушный и Юрий Ульянов, в бригаде с которыми я обслуживал матчи высшей лиги всесоюзного первенства. Затем подтянулись Борис Хинко и теперешний главный судья чемпионата Беларуси Владимир Швабовский.

— Припомните экстремальные ситуации, в которые доводилось попадать.

— Как-то в марте получил назначение в Калинин. Местный СКА выступал тогда на открытой площадке, причем на естественном льду, чуть ли не половина которого подтаяла. Но игру проводить все равно надо было. Ибо хоккейное руководство в случае срыва обвинит не погодные условия, а судью. Будущий арбитр Валентин Козин, игравший в калининской дружине, обладал филигранной техникой: подбрасывал шайбу, ловил ее на крюк и преодолевал проталины бегом. А затем снова подкидывал шайбу в воздух и, как в лапте или бейсболе, что есть мочи лупил по ней клюшкой. Вот так и голы забивались. Только в начале семидесятых годов прошлого века вышло постановление Спорткомитета СССР, в котором предписывалось матчи высшей и первой лиг проводить на искусственном льду. А чуть позже — и на закрытой площадке. Вторая же лига еще долго на весенних огородах ковырялась. Или в трескучий мороз — когда коньки ко льду прилипали. Правда, болельщиков стужа не смущала: они прятали под тулупами по две бутылки “для сугреву” и были довольны.

— Кто оценивал качество вашего труда?

— После игры разбор полетов устраивала просмотровая комиссия из 10-15 человек. Длился он по 30-40 минут. В состав экспертов входили бывшие и действующие судьи. Люди известные и уважаемые. Окружат тебя и давай перемывать косточки. Были, конечно, и дельные замечания. А иногда откровенно придирались. Но даже если они не правы, лучше рот не разевать. Потому что запросто можно было нажить себе врагов. А это было ни к чему, потому как от их отзывов часто зависели дальнейшие назначения. Позже появились инспекторы. Иногда они приезжали инкогнито, и о том, что находился под наблюдением, узнавал постфактум.

— Насколько реально было пробиться на международную арену?

— В то время за рубежом страну представляли только лучшие из лучших. Мне же довелось побывать на двух чемпионатах мира лишь в качестве зрителя — в составе делегации советских специалистов. В 1970 году ездил в Швецию, в 1977-м — в Чехословакию. На турнире в Швеции болел за своего коллегу Юрия Карандина. А также был свидетелем конфуза другого известного советского судьи — Анатолия Сеглина, который во время обслуживания матча за воротами уснул. Наутро все газеты растиражировали компрометирующие кадры и его сразу же отправили в Москву. Это, конечно, был скандал. Ведь “папа” (он получил такое прозвище за внушительные габариты) имел известность и авторитет не только в Союзе, но и во всем хоккейном мире. Причем слыл шутником и балагуром. Гуляла веселая история о том, как он с заговорщицким видом подъехал к одному наставнику и вкрадчиво поинтересовался: “Тебе очки нужны?” А затем, протягивая удивленному собеседнику распространенный оптический прибор, произносил: “На тебе очки!” Как потом выяснилось, накануне той злополучной игры мирового первенства Сеглин провел веселую ночку в теплой компании старых добрых друзей. Вот на рабочем посту сон беднягу и сморил.

— Вы как-то пробовали привлечь к судейству своего сына. На закате карьеры провели даже несколько матчей с ним в одной бригаде…

— Было дело. Он ведь в детстве пробовал заниматься хоккеем в “Юности”. Игрока из него не вышло, хотел воспитать преемника на судейском поприще. Взял к себе обслуживать встречи КФК. Для начала вроде неплохо получалось. Но жесткости характера все же парню не хватало. Даже для лайнсмена. Как-то он получил первое назначение на матч чемпионата Беларуси. Эта игра должна была стать определяющей в его дальнейшей судьбе. По-моему, поединок “Тивали” в парке Горького должен был судить. Я пришел понаблюдать за дебютом Андрея, а он дрогнул и… не явился! Так и закончилась его карьера. Может, это и к лучшему. Два года назад он закончил специальные курсы и теперь водит троллейбус. Кстати, на тех курсах познакомился с нынешней женой. Своеобразный семейный подряд получается. Нравится им это дело, что поделаешь…

— А как родные к вашей работе относились? Ведь не всегда удавалось уделять им достаточно внимания…

— Никогда не встречал каких-либо возражений. Супруга всегда понимала, что значат для меня футбол и хоккей, коллектив, встречи с интересными людьми. Шли мне навстречу и по месту основной работы. Особенно когда трудился в “Белсовпрофе”. Хотя во время выездов свои обязанности ни на кого не перекладывал. С порученным объемом дел приходилось справляться самому. Иногда — во внеурочное время.

— Внуков на коньки еще не поставили?

— Есть такое желание. Сына дочери, Максимку, как-то на “Юность” даже приводил. Но для серьезных занятий нужно свободное время. А его ни у родителей малыша, ни у меня не хватает. Я ведь еще и помимо судейства работаю.