ТМ. Вокруг матча. Налево от лифта

Арабы в лифте очень сконцентрированны. Им нельзя терять чувство собственного достоинства. Поэтому они вряд ли войдут в один лифт с женщиной, если только это не их жена. Будут стоять и ждать следующего. Но поскольку у порядочного мусульманина четыре жены, он своей четой обычно занимает сразу весь лифт и ведет себя как угодно — все равно никто из чужих не видит. А супруги не выдадут. Восточная женщина — кремень. Ее так воспитывает жизнь. С самого момента бракосочетания (а порой и раньше) она подчинена мужу. Она лишь милое к нему дополнение.
Все, что ей можно, — рожать и воспитывать детей да поддерживать семейный очаг. Что, если разобраться, немало. Работать не положено. Отдыхать в европейском понимании — тоже. Если пройтись по ресторанно-кафешным улицам Даммама, заглядывая в окна закусочных, становится не по себе. Кругом одни мужики! Невольно рисуется картина позаброшенных жен, вышивающих где-то в далеком гареме в своем углу. На самом деле они вместе с детьми, скорее всего, в молле — здоровенном магазине, где есть все. Даже вязаные теплые свитера и шапки кто-то покупает. Хотя в ноябре здесь плюс тридцать два днем, и все эти вещи понадобятся вам либо для поездки за рубеж, либо в случае резкого помешательства.
Настоящие аравийцы — народ, как правило, небедный, способный содержать всех жен, как положено. Положено здесь немало. В магазинах полным-полно одежды, косметики и аксессуаров. И каждый вечер машины отъезжают от моллов с забитыми дамскими штучками багажниками. Носить все это здешние леди смогут только у себя в будуаре. В общественных местах могут быть видны лишь глаза и руки до запястья. Даже на некоторых приличных в понимании аравийцев рекламах лицо женщины аккуратно ретушируют — чтобы не испортить репутацию модели. Продавцы в магазинах — исключительно мужчины. Почти все покупательницы ходят туда с мужьями.
Ходить по магазинам — занятие, требующее подготовки. Обменников в них нет, так что если вы не запаслись риалами — пеняйте на себя. Я вот по первости не запасся. На кассе не захотели брать ни карточку, ни доллары. Идти было некуда. “Давайте я куплю у вас доллары”, — сказала женщина, стоявшая следом в очереди на нормальном английском. Сопровождавший ее мужик — так себе, нужно сказать, мужичонка, довольно завалящий по нашим меркам — неодобрительно посмотрел на нас. Видимо, он ничего не понимал. Но взял деньги — сначала у меня, затем у нее — и провел валютную операцию. Я мысленно решил “ура!”
Рано. Свободных риалов у нее оказалось немного. А нагрузили они с мужем полную тележку. К счастью, в параллельной кассе послышалась английская речь. Какой-то аккуратный товарищ, осведомившись, как у меня дела, продал мне сто риалов и был таков. Теперь у меня оставались лишние аравийские. “Давайте я выкуплю часть своих долларов”, — сказал я женщине. Она согласилась. Мужик вновь не дал нам передать банкноты из рук в руки, оперативно выхватил купюры и произвел чейндж. Я не удержался и посмотрел ей в глаза. Они почему-то были совсем не грустные и почти улыбались. Странно: при таком-то муже. А человек даже английский знает. Откуда?..
Женщинам на футбол ходить нельзя. Интересно, разрешено ли смотреть на какого-нибудь аморально одетого Криштиану Роналду хотя бы по телевизору?
А может, даже хорошо, что нельзя. Поход на футбол здесь дело тонкое. Особенно для журналистов. Похоже, белорусские — первые, произнесшие в Даммаме слово “аккредитация”. Сотрудники футбольной федерации очень заинтересовались и решили справиться, что это такое, в словаре. Потом пообещали выдать бэджи. И не выдали.
Программок не было. Стартовые составы, размноженные товарищами из пресс-службы, были полны неожиданностей. Один — на арабском. О его содержимом можно только догадываться. Вариант на латинице пестрел забавностями. В графе “тренер” у белорусов неожиданно оказался Харальд Ирмшер. У аравийцев — некто “Pissarro”. Хотя чего проще — взять и списать у Пезейру фамилию с паспорта. Про фамилии игроков вообще страшно думать. Даже с написанием своих у арабов серьезные проблемы: в их языке только три долгих гласных звука. Краткие на письме не передаются — отсюда, видимо, и трудности транслитерации. В общем, ситуация примерно такая же, как с нашими русско-белорусскими шараханьями. Но наши-то нам понятны, а вот их — вызывают болезненную реакцию. Хотя разброд по сути одинаковый — точь-в-точь.
Футбол арабы любят. Но на матч национальных сборных пришло лишь на полторы сотни больше народу, чем на команды “В”. Потому что четверг и пятница здесь выходные, а суббота и воскресенье — будни. Болели по-всякому. В середине своего гимна вдруг захлопали, а потом засвистели, грызли тыквенные семечки, пытались попасть в удаленного Жевнова смятым стаканчиком. Промахнулись…
…В день матча я вызвал лифт. Когда двери открылись, там оказались три аравийки с занавешенными лицами и какие-то дети, вьющиеся вокруг них. Почему-то совершенно без мужа. Я показал: “Поезжайте!” Не положено ведь. Не рекомендуется. Мало ли что? Одна из них — видимо, старшая — махнула рукой: “Заходи!” Я зашел. Они стали разговаривать и смеяться. Не покидало ощущение, что барышни обсуждали меня. Им нужно было наверх, но лифт почему-то поехал вниз. Я вышел. “Удачно тебе сыграть сегодня, мальчик”, — сказала старшая. “Вообще-то я не футболист”, — сказал я. “Какая разница?” — спросила она в закрывающиеся двери.
Действительно, какая?..