СУДЬБА. Пан Малиновски прочно стоит на ногах

Тогда, завершив очередной отрыв, Малина и выдал нетленную импровизацию: прежде чем вернуться после гола на свою половину площадки, он принялся колотить мозолистыми клешнями монстра-перехватчика в ладоши ликовавших у бровки мужиков. Теперь понимаешь: такое поведение вполне тянуло на “двушник”. Но тогда этот порыв настолько органично выразил единение команды и трибун, что строгие западногерманские судьи Хофманн и Прузе лишь лукаво улыбнулись, чуть отсрочив свисток на возобновление игры…

ИЗ ДОСЬЕ “ПБ”

Александр МАЛИНОВСКИЙ. Родился 29.04.64. Заслуженный мастер спорта СССР по гандболу. Выступал за минский СКА (1984-90), тунисский “Эсперанс” (1991-93), польскую “Искру” из Кельце (1993-94, 1995-96), израильскую “Ассу” (1994-95), польский “Коньске” (Д2) (1996-98). Чемпион мира среди юниоров (1985). Победитель Игр доброй воли (1986). Участник чемпионата мира (1995, 9-е место). В национальной сборной СССР — 16 игр, 11 голов. В национальной сборной Беларуси — 9 игр, 7 голов. Трехкратный обладатель Кубка чемпионов (1987, 89-90), обладатель Кубка кубков (1988) и Суперкубка (1989). Четырехкратный чемпион СССР (1985-86, 88-89). Двукратный чемпион и двукратный обладатель Кубка Туниса (1992-93). Двукратный чемпион Польши (1994, 96). Тренерскую карьеру начал в польском “Радоме” (Д3) (1998-2001). В ноябре 2001г. принял клуб “Колпортер” (сейчас — “Виве”) из Кельце, который в мае 2003 г. привел к победам в чемпионате и Кубке Польши.

Через год без малого после той пиковой в игровой карьере Александра МАЛИНОВСКОГО вершины его жизнь пошла наперекосяк. На финал КЧ-90 против “Барсы” он не вышел — в майском матче чемпионата Союза против ЦСКА полетел ахилл. А проведенное в бесконечном лечении лето к старту нового сезона вынесло устами медиков приговор: гарантированному излечению травма не подлежит. А посему еще недавно незаменимый передний защитник минского СКА оказался клубу не нужен.

Возможно, впоследствии Спартак Миронович не раз устыдился того безжалостного по отношению к Сашке решения. Ведь в гандбол Малина еще вернулся, да еще как — насобирал коллекцию экзотичных для белоруса титулов, ярко поблистав на площадках Туниса, Польши и Израиля. А в мае-95 Миронович, словно негласно извиняясь перед Малиновским за ту отставку, позвал его из легионерского далека в сборную Беларуси, выезжавшую в Исландию — на единственный в ее истории финал мирового чемпионата.

Тогда великий наставник уж точно и помыслить не мог, что пройдут еще восемь долгих сезонов — и у него появится повод взглянуть на своего не во всем податливого ученика, надолго растворившегося в пространстве и времени, с гордостью и удивлением. Когда в прошлом месяце белорусская сборная приехала на спарринг в польский Радом, ее встречал там… Александр Малиновский, основательно вжившийся в образ вполне счастливого и всеми уважаемого человека. За две недели до этого он изумил гандбольную Польшу, сделав тренерский дубль. Клуб из Кельце, руководимый им всего полтора года, победил сначала в чемпионате, а затем и в Кубке страны. Титулы сенсационно достались самому молодому из тренеров польской “экстракласы” и его дружине, от которой подобных подвигов на старте сезона не чаял дождаться никто. И эти ключевые в биографии Малиновского события непостижимо-мистическим образом пришлись все на тот же на весенний месяц — май…

О начале отпускного визита в родной Минск триумфатор оповестил по телефону, как и обещал, сразу по прибытии. И едва опустели поднятые по случаю нашей встречи и его недавних побед бокалы, очаровательная хозяйка дома безапелляционно посоветовала, протянув мужу пульт от видика: “Прежде чем включать диктофон, стоит посмотреть, как мы сделали это. Ну давайте — хотя бы полтайма…” Мудрая Жанна оказалась стопроцентно права. Увидеть последний матч команды Малиновского в польском чемпионате было действительно важно.

Игра стала, по сути, финальной. Сказочно богатая, по польским меркам, плоцкая “Висла” прибыла в Кельце заведомым фаворитом, опережая хозяев на очко. Малиновского и его “Виве” устраивала только победа. И хозяева вцепились в свой шанс, едва прозвучал стартовый свисток. Они уже в дебюте ошеломили соперников цепкой защитой, ушли вперед и вплоть до победной концовки не упускали перевес, составивший в итоге шесть мячей. Гости, раздосадованные поражением и потерей космических премиальных, хамски проигнорировали церемонию награждения. Но этот демарш был уже абсолютно “по боку” загулявшему Кельце. Прилегающие к залу городские улицы в считанные минуты запрудила восторженная толпа. Ее самым ходовым скандированием было “Саш-ка Ма-ли-нов-ский!”, фамильярно гремевшее до рассвета под ритм хлопков в ладоши. Усмотреть в такой форме прославления тренера неучтивость могли только непросвещенные. Местные болельщики всего лишь вспомнили по случаю золотой радости одну из любимых “кричалок” тех времен, когда белорусский легионер был для них просто Малиной и приносил городу золото в амплуа, несколько отличном от теперешнего…

— Саша, ты часто возвращаешься в мыслях к своему расставанию со СКА в 90-м?

— Да. Те дни вспоминаются как дурной сон. В 26 лет меня торжественно проводили из большого спорта. Как сейчас помню ту церемонию. Стоим рядом с Толей Галузой, который старше меня на семь лет, и выслушиваем одинаковые дежурные слова признательности. Мне кажется, крест на мне ставили не столько по причине поврежденных ахиллов. На мое место в команде подрастал Андрей Миневский, и ему надо было играть… В качестве благодарности нас в компании с Серегой Поддуевым и Колей Масалковым направили служить в ГСВГ. Группа советских войск в Германии имела гандбольную команду, которая считалась местом безбедного завершения спортивного века. И там передо мной сразу стал выбор: либо надевать мундир, обувать сапоги и выходить на службу, либо в течение 48 часов отправиться обратно, в Союз. Я выбрал возвращение. На меня смотрели там как на ненормального. А я сказал жене (помнишь, Жанна?): “Извини, но я докажу, что еще что-то в гандболе значу”.

Помню, потом мы с Галузой (Толя в ГСВГ тоже не прижился) еще в Польшу ездили, во вроцлавский “Шленск”. Снова рядом стоим. И нам говорят: “Добже, Галузе даем 150 долларов — он классный брамкаж, а тебе — 100…” Это месячный оклад. Мы — несмело: “Может, вам кассеты с нашими играми привезти? Посмотрите…” — “Не надо. Других денег не будет.” — “Ну, до видзення…”

— А в Тунис ты как попал?

— Считай, по счастливому стечению обстоятельств. Там тогда начинался гандбольный бум. И оттуда позвонили Мироновичу и попросили прислать любого игрока с опытом выступлений за СКА, для них даже амплуа значения не имело. Вот Спартак Петрович меня так сочувственно и спрашивает: “В Африку поедешь?” У меня разве выбор был? Признаться, отправился туда в очень неважном состоянии: растренированным, после лечения и безработицы за сотню весил — это при боевом весе около девяноста. На третий этаж с трудом поднимался…

И все-таки Тунис был как прорыв. Кондиции вернул быстро. Два сезона наш “Эсперанс” все там выигрывал — и чемпионат, и Кубок. Но самым важным для моей судьбы обстоятельством, как оказалось, стало знакомство с очень хорошим человеком — польским тренером-консультантом Романом Чмелем. Он-то и начал меня агитировать — еще разок попытать счастья в его стране. Так и сказал: “С твоими данными и классом — одно мое слово, и ты играешь в Польше”. И действительно, сделал мне отличную протекцию: отрекомендовал как универсала, играющего и на углу, и в линии, и в розыгрыше. (Жанна: “А еще я ему все уши прожужжала: “Хочу в Польшу!”) Появляюсь в Кельце — команда уезжает в Германию. Тренер из автобуса вышел, бицепсы потрогал, по грудной клетке постучал и говорит: “Ну, садись, поехали…” — “Так я же без визы!” На неделю сняли мне номер в гостинице, дождался команду. И в первом же спарринге, с какими-то чехами, шесть мячей завалил. Подошел — оставили.

— На сто долларов?

— Нет, конечно. Больше выходило. Но эти деньги надо было еще собрать. Там тогда странная практика была: разных игроков содержали разные спонсоры, причем по несколько сразу. Вот и ходили от одного к другому. Один открывает портмоне, другой извиняется: у меня, мол, проблемы, загляни через пару дней. И это — в команде-чемпионе… Короче, с повестки дня денежный вопрос не снимался, и угнетало это прилично. Поэтому, как только во время летнего отпуска в Минске подвернулся израильский вариант, я им, несмотря на польский контракт, заинтересовался. По сравнению с Польшей пообещали хорошие премиальные и зарплату. И, надо сказать, все до шекеля выплатили — “Асса” оказалась в этом отношении самым надежным в Израиле клубом. Но существенным недостатком было странное условие: легионерам не позволяли привозить с собой семьи. Я выхлопотал Жанне разрешение приехать с младшим сыном на полтора месяца. Но ее о временном характере визита, чтобы не расстраивать, не предупредил. Надеялся, удастся договориться, чтобы они побыли дольше. Какое там! И когда встал вопрос об отъезде (Жанна: “Представляешь, в феврале перевезти четырехмесячного ребенка из Тель-Авива в Минск!”), мы пошли на конфликт. Но ничего не добились, да и отношение ко мне в клубе стало холодным. Сезон я доиграл. “Асса” заняла почетное для дебютанта четвертое место. Когда уезжал домой, сказали, чтобы ждал звонка. Но когда никто не позвонил, сильно не расстроился. На еще один год одиночества я все равно не согласился бы. Тем более что летом мне снова стали названивать поляки и настоятельно приглашали вернуться. Причем на куда более выгодные, чем прежде, условия.

— Что это с ними случилось?

— Не с ними, а со мной. Это же был год чемпионата мира! Перед самым отъездом в Исландию на сборе в Стайках сломался Андрей Синяк — в составе сборной появилась вакансия, которую Миронович заполнил мною. Это был настоящий подарок судьбы. Довелось снова сыграть вместе с Костей Шароваровым, Саней Тучкиным, Мишкой Якимовичем. Игра в одной команде с такими звездами стала лучшей рекомендацией при продолжении моей польской карьеры. Я еще раз выиграл там чемпионат вместе с “Искрой”…

— Но следующий сезон почему-то начал уже дивизионом ниже — в скромненьком “Коньске”.

— Не совсем так. Я начал его в Катаре.

— ???

— В таком возрасте грех было отказываться от возможности хорошо заработать. Пообещали устроить в катарский клуб и посулили большие деньги. Но, увы, сразу после моего приезда арабы выперли из сборной тренера-поляка. Того сменил венгр, и в считанные недели в тамошних командах произошла чистка рядов: польских тренеров и легионеров стали в массовом порядке менять на венгерских. А у меня в паспорте к тому же обнаружили израильскую визу. В арабских странах это как волчий билет. Короче, пришлось возвращаться. Только вот легионерских вакансий в “Искре” уже не было — уезжая, я сосватал на свое место Валеру Тиунчика. Пришлось соглашаться на второй дивизион. Там и завершилась через полтора года моя игровая карьера.

— Завершилась — печально?

— Скорее громко. Скандалом на всю Польшу. Получилось так, что в последнем матче сезона решалось, на каком месте — пятом или третьем — финиширует наш клуб. За третье полагалась премия. Правда, когда ее объявляли, никто не верил, что мы способны прыгнуть так высоко. Соответственно и денег обещанных в маленьком городе не было. И тогда руководство клуба решило весьма своеобразно умыть руки. Заплатили по паре злотых судьям, и те на глазах у полутора тысяч зрителей у нас дома принялись нас же убивать. Понятно, что к финальной сирене все мы были весьма далеки от душевного равновесия. И вот заключительный эпизод. Меня встречают руками в лицо, разбивают его в кровь. Ну и, знаешь… Получилось так, что парень этот уже лежал, а я ему еще ногой в мягкое место добавил. Когда запись драки посмотрели в федерации, то развели руками и сказали: “Ну, Александр… Таких бесчинств у нас не было лет десять. Это — год дисквалификации”. Потом я еще писал какие-то слезные письма, просил войти в положение: возраст, семья, дети учатся в польской школе, город обещал квартиру… Все напрасно. Меня решили примерно наказать. Обещанная мне квартира быстро трансформировалась в покупку трех новых игроков. А на просьбу разрешить поработать с дублерами или детьми в Коньске ответили отказом. Мне было 34, и, казалось, никаких перспектив…

И тогда второй раз судьба свела меня с ангелом-хранителем в лице доброго тунисского знакомого. Позвонил Роман Чмель, сказал, что наслышан о моих проблемах, что он уезжает работать вторым тренером в Кельце, и предложил принять у него студенческую команду из Радома. Та как раз пробилась в третий польский дивизион. Понесся в Радом. Президент клуба, изучая мои документы, дольше всего задержался на перечислении титулов, а потом спросил: “Когда приступаешь?” — “Завтра!” Вот так я и стал тренером.

— Адаптация в новом качестве проходила сложно?

— Не особенно. Ребята в Радоме смотрели мне в рот и были готовы выполнить любое указание. В первый же сезон мы выиграли студенческий чемпионат Польши. Для уверенного начала мне хватило, пожалуй, лишь одного правила, которое я вывел для себя, тренируясь еще у Мироновича. Один из секретов его успехов назову так: тренировочная непредсказуемость. Представляешь, в СКА не было, наверное, ни одной тренировки, когда бы я, например, перед занятием не гадал: а что сегодня будет?! Я всегда поражался умению Спартака Петровича сделать тренировочный процесс какой-то увлекательной загадкой, увести его от рутины, не превращать в каторгу. Правда, в условиях чемпионата СССР у нашего тренера было значительно больше возможностей что-то изобретать — туровая система с паузами, которые растягивались порой на месяц, оставляла куда большее поле для фантазии, нежели польский недельный межигровой цикл. Здесь многого не придумаешь, но вот в подготовительный сезон можно успеть немало. Это основа основ.

Вот почему, когда я перешел в теперешнюю свою команду, главным было заставить уже взрослых, опытных игроков отработать предсезонку так, как они этого не делали никогда прежде. Они ведь понятия не имели, что такое наша армейская “дискотека” в зале штанги, кроссы по горам, набивные мячи, прыжки тройным, акробатика. Поначалу бывало, что после пары-тройки кувырков на меня выпячивали глаза: “Тренер, меня сейчас стошнит”. Я отвечал: “Ну, давай, только отойди в сторонку”. Наверное, этим летом и мне, и команде будет легче. Потому что на финише сезона игроки увидели результаты той прошлогодней пахоты. Понимание спортсменами того, для чего нужен предложенный им труд, — это еще одно из тренерских правил, которое я вывел из опыта работы Мироновича.

— Вот только в области тактики быть последователем своего учителя тебе, похоже, не удается. Ведь, если я верно рассмотрел на экране, в главном матче сезона твой “Виве” защищался по доброй консервативной схеме 6-0.

— Тактику нетрудно придумать. Но как ее воплотить? Пока я могу только рассказать команде, как мы оборонялись, когда выигрывали свои еврокубки. У меня нет исполнителей для такой игры — лишь один парень ростом в два метра, да и тот не выходит в защиту. Мне пока негде взять такого игрока, как Мосейкин — для обороны в центре, такого, как Малиновский, — для действий впереди. Я могу только утверждать, что возможно за полсекунды перескочить от той стены к этой, но уже не могу показать, как это сделать. (Жанна: “Ой, он однажды попробовал — д-о-олго потом хромал”.) Могу поставить кассету с игрой немцев и показать, что вытворяет руками Цербе. Но как этому научить? Конечно, я мечтаю поставить команде защиту наподобие нашей — 5-1 со знаменитым “изъятием связей”, когда соперники теряются и сами отдают мяч тебе в руки. Но для начала надо добиваться от игроков принципиально иной работы ног…

— На каком месте финишировала команда в сезоне перед твоим приходом?

— На третьем.

— А каким был итог твоего первого года?

— Пятое место.

— Выходит, отступили…

— По ходу чемпионата была угроза не попасть даже в шестерку.

— Почему?

— В Кельце меня пригласили в разгар сезона, в ноябре. Перед одной из первых тренировок случилась сценка, которая многое тебе объяснит. Игрок протягивает мне справку: “У меня выбит палец”. — “Ладно, переодевайся и побегай по кругу”. — “Тренер плохо читает по-польски? Там же написано: освобожден от занятий с физической нагрузкой”. Другой эпизод. Зал штанги. “Берем блины и делаем приседания”. — “Тренер, а в Варшаве у пана Ковальчика мы этого никогда не делали…” Ссылка на такой авторитет должна была, по их расчетам, лишить меня дара речи. Сегодня об этом уже весело вспоминать: ведь именно Богдан Ковальчик тренировал в этом году разбитую нами “Вислу”… А тогда я только приходил к выводу о необходимости вырвать из команды пару-тройку лоботрясов, тянувших ее назад. Зашел в раздевалку — там схема площадки на полстены. Зачем? Оказывается, едва ли не половину тренировочного времени мои предшественники двигали фишки и вели с игроками теоретические диспуты. Я предложил решать все вопросы, работая на площадке.

Еще стоило немалого труда убедить руководителей клуба в необходимости кардинального пересмотра контрактов. В игроках была погашена мотивация — большую часть зарплаты они получали в форме гарантированных окладов. Я предложил такие выплаты существенно сократить и пропорционально увеличить удельный вес премий за результат — чтобы деньги надо было, образно говоря, поднять с паркета. К слову, после смены генерального спонсора у меня в этом вопросе полное единодушие с президентом клуба Бертом Серваасом. Он голландец, хозяин крупной фирмы “Виве”, занимающейся поставками из Европы в страны третьего мира товаров для сети магазинов “сэконд хэнд”. В клубной иерархии я подчинен только президенту. И распределение премиальных происходит в соответствии с составленной нами градацией игр по значимости и выставленными мною оценками. Прежней уравниловки нет и в помине.

— Молодой тренер-иностранец, без имени и громких успехов, с первых шагов проявляет себя отъявленным диктатором, начинает закручивать гайки. Ты не опасался наломать дров, нарваться на отторжение, саботаж?

— Поверь, меньше всего я боялся конфликтов. За плечами были годы, проведенные рядом с такими учителями, как Миронович, Максимов, Косинский. В моей тренерской практике еще не было критических ситуаций, аналог которым я не отыскал бы, покопавшись в памяти. Она всегда подсказывала и верные решения.

— Среди твоих подопечных были те, с кем в былые годы довелось не только поиграть, но и, скажем, посидеть у барной стойки с бокалом пива.

— В отношении с ними важно было сразу установить новую планку. Помню, пришел ко мне Новаковски — сборник, наш самый опытный игрок: “Александр, почему за вчерашнюю игру ты поставил мне пять, а не шесть?” Я просто выставил вперед руку, обозначив дистанцию: “Роберт, теперь ты делаешь свою работу, я — свою”. Больше подобных вопросов мне не задавали. В контакте тренера с игроками недопустимо всякое панибратство. Например, у нас в команде издавна принято по понедельникам в сауне отмечать дни рождения. В таких случаях ко мне подходит капитан и спрашивает: “Тренер, вы разрешаете нам выпить по бутылке пива?” Я никогда не отказывал. Но чтобы оказаться с игроками за одним столом и чокаться — такое исключено. Помню, в 85-м СКА выиграл чемпионат Союза. Это было мое первое золото. Тогда прямо во Дворце спорта нам поднесли большущие подносы, а на них — бокалы с шампанским. Все пьют, а мы с Тучей тихонько стоим в стороне. Миронович заметил и спрашивает: “А вы что скромничаете? Берите!” Но я, кажется, так и остался стоять. Было такое чувство, что если я возьму бокал в присутствии тренера, то сразу отсохнет рука. Думаю, если наши игроки в таких ситуациях будут испытывать нечто подобное в моем присутствии, это будет правильно.

— Расскажи о вашей недавней встрече со Спартаком Петровичем на матче сборной в Радоме.

— Рассказывать особенно и нечего. Наверное, он был удивлен, услышав о моих успехах. А для меня он остается царем, богом и непререкаемым авторитетом. (Жанна: “Саша в его присутствии по-прежнему теряется и робеет”.)

— Накануне чемпионского сезона команда сильно обновила ряды?

— Взяли лишь нескольких новых игроков. Но среди них не было ни одной звезды. Ведь финансовые возможности клуба скромны. И пополняться пришлось в основном теми, кто по разным причинам не подошел другим командам. Бесспорным фаворитом чемпионата была “Висла”. Девять человек из ее состава начинали сезон кандидатами в сборную.

— Сколько их теперь?

— Кажется, трое. Знаю точно, что моих — семеро.

— На старте вам намечались цели?

— Взять любые медали.

— Такая задача не висела над тобой дамокловым мечом?

— Знаешь, никогда прежде не испытывал такого психологического напряжения. Доминирующим чувством на протяжении всего сезона был, пожалуй, страх. Он как двигатель продвигал меня от матча к матчу, от соперника к сопернику.

— Ха! Не поверишь, но похожее признание довелось услышать от Мироновича, когда он вспоминал золотую пору вашего СКА.

— Да, помню перед игрой со “Стяуа” у него вырвалось: “Думитру, Стинга — как с ними играть? Убьют ведь нас…” Но если он и боялся кого-то, то только до предматчевых установок. Мне нравилось, как Миронович их проводил: три-четыре минуты предельно конкретных указаний. А потом вставал: “Ну, вы еще без меня поговорите”. И уходил. И тогда брал слово кто-то из стариков, чаще — Юра Шевцов: “Мужики, да мы их сейчас та-а-ак порвем!” И закипал настрой, просыпалась сила. Мне кажется, моя команда чем-то похожа на ту. Я не говорю в раздевалке долго — каждый давно знает, что делать. Напоминаю о главном, даю несколько советов. А потом ухожу…

— Помнишь конкретно момент, когда вы почувствовали, что способны стать первыми?

— Перекройка психологии началась уже со стартового матча. Мы поехали в гости к “Варшавянке” — второй команде предыдущего сезона. По ходу матча горели со счетом 3:10. Но догнали соперника, а буквально на последней секунде вырвали победу в один мяч. Уверенность вселяет в команду в первую очередь тренер. Я очень горжусь первой домашней игрой с “Вислой”. Мы проигрывали шесть мячей. В концовке в большинстве забросили дважды подряд и сделали ничью. А потом у нас появилась еще и последняя атака при перевесе в одного игрока. Когда я снял вратаря и выпустил второго линейного, многие на трибунах схватились за головы: “Что он творит?” Ничью с фаворитом все почитали за счастье. А мы за пять секунд до конца забросили победный гол! И это был главный камень в фундамент будущего чемпионства. В финальную шестерку мы вышли потом с первого места, опередив “Вислу” всего на очко, а значит, получили право принимать ее в последней, решающей встрече.

— Ты теперь популярен в городе?

— Пожалуй, да. И потому, постоянно находясь в центре внимания, многого не могу себе позволить.

— Судя по бойкости твоих телеинтервью, комплексы в общении с журналистами отсутствуют?

— Есть отработанная система контактов и несколько молодых ребят, которые начинали журналистские карьеры, когда я был игроком. Еще тогда у нас установились хорошие рабочие отношения.

— Проблем с языком не испытываешь?

— Мне кажется, нет. Хотя сыновья, когда слышат мои интервью, комментируют их критически: “Ну, папа, у тебя и акцент!”

— Ваши дети чувствуют себя белорусами или поляками?

— И Александр, и Виктор учились только в польских школах. Даже дома они разговаривают по-польски. Кстати, оба занимаются гандболом.

— У родителей есть повод подумать о смене гражданства?

— Согласен. Городские власти берутся решить вопрос в течение полугода. Единственный ограничитель — свойства профессии. Жизнь тренера непредсказуема. Впрочем, теперь мне уже не надо ничего никому доказывать. Кажется, прочно стою на ногах.

— А “Виве”?

— В Польше два клуба, в которых зарплату выдают практически без задержек: наш и “Висла”. Разве что в Плоцке все раза в два выше. У нас, в Кельце, успешно реализована идея так называемого “клуба ста”. Помимо генерального спонсора, который формирует примерно треть бюджета, команду поддерживают местные фирмы, которых ровно сотня. Каждая приносит в гнездо по зернышку. Получается, что можно жить.

— Хозяева клуба уже заводили разговор о задачах на новый сезон?

— Нет. Но после того, что мы сделали в этом году, любой иной результат будет расцениваться как поражение.

— Не боишься оказаться в этом случае крайним?

— Кажется, ответственность уже будет с кем разделить.

— Что ты имеешь в виду?

— Перед отъездом в отпуск меня поставили в известность о пополнении тренерского штаба. На работу в “Виве” приглашен из гданьского “Выбжеже” Даниэль Вашкевич.

— О! Это знаковая для польского гандбола фигура и, без преувеличения, великий в недавнем прошлом разыгрывающий. Мне трудно представить, что он согласится на вторую роль. Значит…

— Переговоры о разделении функций нам еще предстоят. И покривлю душой, если скажу, что жду их без волнения. По окончании сезона я получил приглашения сразу из трех клубов, в том числе из “Вислы”. Но в Кельце меня настоятельно уговаривают никуда не уезжать. (Жанна: “Еще бы! Ведь болельщики никому не простят его ухода”.) При этом, правда, уверяют, что в новом сезоне мне будет тяжело в одиночку тянуть два воза — чемпионат и Лигу чемпионов.

— Погоди! Ведь вы с Вашкевичем встречались на площадке — в первом победном для СКА финале Кубка чемпионов, в 87-м.

— Конечно! И он должен был меня запомнить. Кстати, не подскажешь, где бы найти записи тех игр? Чувствую, пригодятся.