Футбол при мундире. Звенья разных цепей

А ведь, казалось бы, многолетне заведенный порядок весенних разгонов в сезон уже приучил всех нас к весьма условной торжественности этих мартовских кубковых стадий. Играют, как правило, там, где подешевле аренда синтетики. Или где по случайности рано растает и высохнет.
Нынешняя затяжная зима варианты естественных полей почти исключила. Вот и получается, что БАТЭ, “Нафтану” и гомельскому ДСК играть первые домашние четвертьфиналы вдалеке от мест официальной прописки — в Минске и Могилеве. И только “Неман” готов предстать перед родными зрителями, причем на основной арене. Касательно же ответных встреч, которые принимать “Партизану”, “Торпедо”, минскому “Динамо” и “Шахтеру”, перспектива и вовсе в тумане. Но что и она не отрадна — гарантирую.
В основе народного негодования по этому поводу лежит простой и ясный посыл: зачем нужен такой футбол? Парадокс в том, что и логика футбольных функционеров, с легкостью соглашающихся на подобные “перелетные” варианты матчей, формулируется схоже: а кому такой футбол нужен? Мол, даже играй команды на героически откопанных из-под снега и льда, отогретых уймой киловатт родных полях, посмотреть на них пришла бы от силы “тыща-другая” зрительских единиц…
Ясно одно: все описанное — однозначно плохо. Путаница возникает при попытке разложить ситуацию на составляющие, разобраться, что первопричина, а что — следствия. Где — симптомы болезни, а где — ее очаг.
Мне кажется, ранневесенний погодный экстрим делает предельно выпуклыми, доводит до абсурда тенденции, которые уже давно увлекают наш клубный футбол в пучину какого-то унылого бездушия. Его изначально неотъемлемые составляющие — публика, клубы, федерация — живут все в большей степени отстраненно одна от другой. Изначальный смысл игры — развлекать, быть зрелищем — зачастую оказывается подменен другими, прямо враждебными ему, целями. Для кого-то главное — выбить бюджет и успешно его освоить, проев на сладких турецких сборах, растолкав по карманам и кредиткам. Для кого-то — проставить галочки в календарном плане, скрупулезно расчерченном на манер оперативной военной карты…
Месяц с небольшим назад, на заседании исполкома федерации, довелось впервые увидеть и послушать нового начальника управления по организации и проведению соревнований БФФ Александра Евгеньевича Баранова. Импозантный мужчина средних лет с приглушенным голосом неярких интонаций озвучил доклад о новом регламенте национальных соревнований. Это был сухой, тщательно причесанный текст, словно намеренно слепленный так, чтобы скрыть суть, не оставить ни у кого охоты до обостряющих вопросов. Об этом человеке мне неизвестно ровным счетом ничего. Кроме того, что за плечами у него офицерское прошлое. И что за три десятка лет плотной репортерской работы в футболе мне никогда прежде не случалось замечать его не то чтобы рядом с игровым газоном, но хотя бы на трибуне…
С каждым новым приходом на официальные мероприятия в Дом футбола вижу вокруг все больше таких незнакомцев — схоже подтянутых, общающихся вполголоса. Почти наверняка в местах прежней службы они были замечательными специалистами других профессий. Сегодня их массовым порядком призвали заправлять делами футбольными. Но это, по моему глубокому убеждению, совершенно специфическая, по сути, творческая среда. И к тотальным кадровым инъекциям она может быть чувствительна — до боли…
Конечно, сегодня можно разве что гадать, что из этого получится. Только вот презентация господина Баранова уже на носу. Это оказавшийся никому не нужным, но проводимый строго в оговоренные сроки кубковый четвертьфинал…
Впрочем, обижу, если не вспомню о давешнем Суперкубке, сыгранном в столичном манеже. Признаюсь, посмотрел игру БАТЭ и “Нафтана” с немалым интересом, приметил много любопытного и важного для дебютного события сезона. Но при этом как-то подсознательно оставил для себя на периферии внимания вокругматчевый антураж. Оказалось, зря. Ибо он-то и вызвал шлейф экспрессивно-издевательских откликов в интернете. Вот задумался: почему? Что плохого в предварявшей действо чеканной речи главы БФФ? Отчего так смешили публику старательно работавший в углу зала чирлидинг или усердные перестроения флагоносцев? Куда так заспешил народ, едва отшумел последний пенальти, вопреки призывам конферансье дождаться награждения? Не оттого ли, что наносной внешний лоск все два часа нам старались представить куда более важным, чем собственно игра? Может, это и была та самая чувствительность к чужому — острая до отторжения?