ПЕРСОНА. Геннадий Мороз: премии начинаются с 2,30

Нынешней зимой Гена, начав с 2,20, поступательно улучшал результаты и незадолго до Бирмингема в двух международных турнирах подряд взял по 2 м 30 см, став их призером. Не снизил набранного темпа Мороз и на чемпионате мира: выиграл квалификацию — 2,29, а затем в финале снова взлетел на 2,30.

ИЗ ДОСЬЕ “ПБ”

Геннадий МОРОЗ. Родился 28.05.1978 в Жлобине. Рост — 198 см, вес — 78 кг. Выпускник гомельского УОР. В Минске — с 1997. Студент БНТУ. Женат, имеет сына. Защищает цвета БФСО “Динамо”. Победитель юниорского чемпионата Европы-97. Серебряный призер Всемирной универсиады-2001. Бронзовый медалист чемпионата мира-2003 в залах. Личный рекорд — 2 м 33 см. Тренеры — Владимир Суряднов, Анатолий Мариненко, зтр Беларуси Владимир Фомичев.

— Ждали вашего прорыва долго. У вас тоже было ощущение ожидания?

— Да, особенно в 2001 году. Перед этим была проделана очень большая работа, заложена основательная база. Минувшая зима прошла по накату нормально, взял 2,30. А летом появились “маленькие” проблемы: ахиллы дали о себе знать. Прыгать стало вообще невозможно, три месяца ничего не делал, отдыхал, лечился. К нынешнему зимнему сезону подошел хорошо. Добавил физически. Технически работать не смог, опять начали болеть ахиллы. У меня соревнования проходили, как тренировки. Приезжал на турниры, ни разу до этого не прыгавши.

— Может, в этом был и свой плюс — не накапливались утомление, “запрыганность”, зато присутствовала свежесть ощущений и восприятия?

— Так и есть. Но все равно не хватало технической доработки. Перед соревнованиями достаточно прыгать раз в неделю. А у меня получалось — раз в две недели, только на соревнованиях. После каждого старта шесть-семь дней не мог тренироваться — так ахиллы болели. Чего только не делали — все бесполезно. Начинал тренироваться, и боль возвращалась. Лишь сейчас удалось их восстановить, во многом благодаря Руслану Чернову. Это массажист-мануальщик из Бреста, специалист от бога!

— Не было чувства подавленности, когда соперники выстреливали, а вам не удавалось себя реализовать?

— Было. Обидно, когда знаешь свои возможности, но не можешь их воплотить в жизнь.

Почувствовал, на что способен, в 2001-м, когда за две недели до чемпионата мира прыгнул в Бресте на 2,33. Но в Эдмонтон меня не взяли. Потом два раза по 2,30. Стабильность появилась. Стал серебряным призером Всемирной универсиады. И уходящей зимой четырежды 2,30 брал — два раза в Чехии и дважды на чемпионате мира — в квалификации (там было 2,29) и финале. У каждого есть свой психологический барьер — 2,15, 2,20, у меня сейчас — 2,30. С первых стартов понял, что готов на эту высоту.

— Бывает ли, что вы говорите Фомичеву: стоп, не могу?

— Если чувствую, что что-то не то, говорю тренеру: прыгать сегодня больше не буду. Лучше поработаю через пару дней, когда станет лучше.

— Сколько уже лет вы покоряете планку?

— Лет пятнадцать, с четвертого класса. Когда учился во втором, физрук отправил к моему первому тренеру Владимиру Николаевичу Суряднову. У них была договоренность: кто-то способный появляется — отсылать к нему. Сначала почти три года бегал барьеры. Побеждал на многих соревнованиях, выиграл и “республику”. Потом Суряднов перевел на прыжки в высоту, входившие в программу детского четырехборья. Наверное, увидел во мне прыгуна.

— Кстати, это многоборье здорово развивало детей и помогало выявить их спортивную специализацию.

— Сперва я правой ногой толкался, Суряднов остановил это дело — стал толкаться левой. Как-то сломал палец на руке, наложили гипс. Так с ним и поехал и выиграл “республику”. Я тогда еще в Жлобине жил.

— В спортивной семье?

— Да нет. Мать, Нила Филипповна, врач-психиатр, отец, Виктор Михайлович, когда-то Высшую партийную школу закончил, был руководителем. Просто они рады были, что я по улицам не шляюсь. Дома меня в строгости воспитывали — ремнем и кнутом, как говорится. Хотя я был младшим в семье, Валера на шесть лет старше. Из Жлобина мать меня боялась отпускать. И не зря. В Гомеле общежитие и окружающая обстановка сильно разбаловали.

— В Гомеле сколько прожили?

— Шесть лет, из которых пять можно смело выбросить. Оторвался от дома, возраст самый сложный — четырнадцать-восемнадцать лет, девчонки, гулянки. Слишком много разгильдяйничал в смысле тренировок, учебы. Потом пошли проблемы со зрением, отслоение сетчатки.

— Отчего?

— От больших нагрузок, к тому же был еще в детстве удар головой о перекладину. Тогда мой гомельский тренер Анатолий Ефимович Мариненко через федерацию легкой атлетики написал письмо, и мне без очереди сделали операцию в гомельском центре — лазером спаяли сетчатку. С тех пор все восстановилось. Врачи боялись, рекомендовали избегать больших нагрузок: нельзя бегать, прыгать — тем более. И каждые полгода проверяться. Хотел я бросить спорт. Спасибо Мариненко, который уговорил не делать этого.

— На какую высоту вы тогда взлетали?

— В шестом-седьмом классе — 155-160. После восьми классов уже в гомельском спортинтернате взял 185, в десятом на матче Украина — Россия — Беларусь в Харькове — 2,14 (норматив мастера спорта).

— Когда перебрались в Минск?

— Владимир Леонидович Фомичев стал приглашать меня на сборы с конца 1995 года. В 1997-м уже полностью под его руководством готовился к чемпионату Европы среди юниоров, который я выиграл в Словении. Прыгнул тогда на 2,20.

— Это был ваш первый выезд за границу?

— Большой — первый. Правда, за год до этого федерация вывозила нас на матчевую встречу в Германию. Но что там можно было увидеть: после двух суток в автобусе хочется поспать. Потом — стадион, отель, обед, отдых, разминка — и все. В принципе как и везде: аэропорт—гостиница—манеж—аэропорт.

— А в Бирмингеме была возможность что-то посмотреть?

— Ходили на прогулку вместе с Сашей Главацким. Красивый город. Здания — одно на одном, архитектура старая, но между старыми встраивают что-то новое. Получается довольно гармонично. Но где бы ни был, все равно тянет сюда.

— Сюда — это в Жлобин, Гомель или Минск?

— Минск. Жлобин, как говорится, историческая родина. Туда раз в год приезжаешь, смотришь на своих старых друзей — кто спился, кто скололся, кто сидит.. Нечем им там заняться. Для молодежи в Жлобине ничего нет. И в Гомеле то же самое. Ну, пускай в три раза больше Жлобина. Одна большая улица, и от нее — спальные районы. Для молодежи мало что есть. В Минске — другое дело, много всяких дел и развлечений.

— Вы учитесь в БГАФК?

— Нет, в БНТУ, уже на третий факультет перевели.

— На третий курс?

— Нет, на третий факультет. ИПФ — инженерно-педагогический. Там сейчас создают спортивное отделение.

— Почему в БНТУ?

— Пошел, куда меня направил тренер. А для чего мне физкультурная академия? У меня после окончания УОР диплом тренера есть.

— А что потом?

— Потом будет потом. Живу сегодняшним днем. Пока занимаюсь спортом. Только сейчас начал немного зарабатывать, а раньше что: семья и 30 долларов в месяц.

— Давно женаты?

— Три года. Жена — Ольга, волейболистка “Белбизнесбанка”, в девичестве Ермоловская. Сыну — два с половиной года. Фактически я на средства жены существую. Она меня кормит. Официально получаю 104 тысячи.

— Плюс круглогодичный сбор?

— Только с этого года он стал круглогодичным.

— И все равно не хватает. Сколько нужно для нормальной жизни?

— Нашему человеку сколько ни дай, все мало. Чтобы ни перед кем не унижаться, покупать необходимую фармакологию плюс нормальное питание к тем же тренировкам. Думаю, не меньше 500 долларов в месяц. Пока об этом приходится только мечтать.

— Можно ли достойно заработать на коммерческих стартах? С каких высот начинаются нормальные деньги?

— С 2,30.

— С 2,30 — заработки свыше тысячи долларов?

— В каждой стране по-разному. Вообще от 500. На каждом турнире существует своя система бонусов. Сейчас организаторы крупных соревнований договорились между собой платить уже с 2,30. Кроме того, есть оплата по занятым местам. Лучше всего платят в Германии, но они вычитают 30 процентов налога, в Чехии и Словакии — по 20 процентов, в Финляндии и Швеции — по 25. А еще нужно отдать тренеру и менеджеру.

— По общепринятой в мире таксе или по договоренности?

— Точно не знаю, но думаю, что с менеджерами расчет происходит по общепринятым процентам, а с тренерами — по договоренности. Глядишь, половины суммы нету.

— Кто ваш менеджер?

— Павел Воронков, москвич, среди его клиентов — четыре олимпийских чемпиона, шесть чемпионов мира. Из высотников — украинцы Инга Бабакова и Андрей Соколовский, россияне Марина Купцова и Вячеслав Воронин.

— На сколько выросла ваша стоимость после завоевания бронзы чемпионата мира?

— Это вопросы менеджера. Но думаю, что серьезно.

— Вы получили положенные за бронзу 10 тысяч долларов в виде чека?

— ИААФ переведет эти деньги с уже вычтенным налогом моему менеджеру.

— Который, в свою очередь, вычтет из нее свою долю?

— Нет. За официальные турниры менеджер не получает ничего. Только тренер.

— Может, иногда есть смысл жертвовать коммерческими стартами, чтобы заработать на чемпионате мира и поднять свой рейтинг?

— А мы так и сделали перед Бирмингемом, пропустили старты в Москве (3 марта) и Греции (6 марта). Если бы мы имели нормальные средства восстановления… Шведы выступали перед чемпионатом до последнего турнира. Мы же с ними общаемся — с Холмом, Страндом. У каждого из них свой тренер, врач, массажист. На видеокамеру прыжки снимают. Тренер у них американец. Шведские звезды Бирмингема — Кайса Бергквист, Холм, Олссон, Каролина Клюфт тренируются и учатся в Америке.

— Вы тренируетесь не в Америке, без персональных врача и массажиста, но в Англию ехали за медалью. Или нет?

— Врача в нашей команде действительно не было, а массажист был, и очень хороший — Миша Васильев. Рассчитывал на медаль. Пошли такие разговоры, что на мне в сборной якобы крест собираются ставить. Перед отъездом была статья в одной газете, что меня добрали в команду в последний момент и вроде бы без норматива. Это неправда: норматив для участия в чемпионате мира я выполнил давно.

— А какой норматив?

— ИААФовский — 2.30. А в нашей федерации сначала сказали 2,31, потом — 2.30.

— Кто сказал? Рудских?

— Да. В квалификации мне так хорошо прыгалось. Так как я выступал в первой подгруппе, а основная масса сильнейших — во второй, меня загнали на 2,29. В финал выходили восемь человек. Потому у меня не оставалось выбора — нужно было прыгать 2,29. Потом оказалось, что достаточно было взять с первой 2,25. Шведы и не пытались прыгать выше — все посчитали.

— Приятно поразила ваша спокойная профессиональная работа в секторе.

— Это приходит с годами. На данные соревнования я себя настроил как на коммерческие. Прыгают все те же. А забивать себе голову тем, что это чемпионат мира и здесь надо вести себя по-другому — тоже неправильно. В финале после 2,29, взятых накануне, было тяжеловато. “Мондо” — покрытие пружинистое, на нем нужно быть аккуратным. Разгоняться быстрее обычного нельзя. Подбежки мне там не хватало, перебегал чуть- чуть. Высоту 2,25 нормально прошел, а на 2,30 выложился — отдал последние силы. Холм этот рубеж взял с первой попытки, я — со второй, Топич и Рыбаков — с третьей.

— Тогда уже верили, что медаль в кармане?

— Нет, я ждал Топича. Он перенес попытку с 2.33 на 2.35. Зря переносил. По попыткам он мог реально осилить 2,33. С другой стороны, по новым правилам, если бы он прыгнул с первой 2,35, становился бы лидером. Теперь прежние высоты не считаются. А я сам на 2,33 уже не мог разбегаться, как следует — потянул пах.

— Что за люди — звездные прыгуны?

— Обыкновенные парни. Все друг друга знают, так как часто выступаем вместе. Конкуренты мы только в секторе.

— А у нас в Беларуси?

— У нас конкуренции практически нет. Высоко прыгают трое: Андрей Чубса, Леша Лесничий и я. Верютин? 2,20-2,24 — это совсем другой уровень.

— Не раз приходилось писать о том, что система отбора в национальную команду несовершенна.

— Согласен. Для меня лучше выполнять нормативы за границей, там условия и соперники другие.

— А национальный чемпионат, где все встали бы плечом к плечу и выяснили: кому ехать на “мир”, кому — на “коммерцию”, кому оставаться дома?

— Не знаю, такая система мне не нравится. Мы с Чубсой и Лесничим прыгаем на одних и тех же соревнованиях за границей. Для кого же проводить дома отбор?

— Тогда и вас при случае отцепят под тем же предлогом… До Олимпиады осталось полтора года.

— Норматив ИААФ — 2,30 — я уже выполнил. Но наша федерация почему-то установила еще более высокий — 2,32. Время еще есть.